- Карл Эдвард Рейк родился семьдесят два года назад в Гейтерсбурге, штат Мэриленд. Сорок восемь лет назад он женился на Лайле, в то время носившей фамилию Сандерс. Сорок четыре года назад школьный совет Мессины принял его на работу в качестве главного тренера футбольной команды. Тогда Эдди Рейку исполнилось двадцать восемь лет, у него не было никакого опыта работы тренером, и он говорил, что получил эту работу лишь потому, что на нее никто не претендовал. Эдди Рейк проработал тренером тридцать четыре года, выиграв более четырехсот матчей, тринадцать чемпионатов штата - и мы хорошо знаем остальные цифры. Что более важно, он затронул жизнь каждого из нас. Тренер Рейк скончался в среду вечером. Его похоронили сегодня утром, во время частной церемонии, на которой присутствовали только члены семьи, и по личному желанию самого Рейка, а также с согласия семейства Риорданов его положили рядом со Скотти. На прошлой неделе тренер Рейк признался, что всегда думал о Скотти. Он мне сказал, что ждет не дождется увидеть мальчика - там, в раю, чтобы взять его за руку, обнять и попросить прощения.
Точно рассчитанной паузой отец Маккейб подчеркнул значение сказанного. Затем он открыл Библию.
Прежде чем священник заговорил снова, у ворот произошло какое-то движение. Раздался громкий звук из динамика, потом чьи-то голоса. Хлопнула дверь автомобиля. Ничего не понимая, зрители начали переглядываться. Отец Маккейб повернул голову в сторону ворот. Все посмотрели туда же.
Через ворота на беговую дорожку порывисто вышел огромный человек. Джесс Трапп шел в сопровождении двух тюремных охранников, без наручников и в хорошо отутюженной тюремной робе. Охранники ничуть не меньшего роста были тоже в форме. Узнав Траппа, толпа замерла. Держась прямо, он шел по боковой линии с высоко поднятой головой - но в то же время испытывая явное смущение. Где ему сесть? Удобно ли это? Что, если кто-нибудь возразит? Когда Джесс дошел до конца трибуны, он вдруг услышал, что кто-то в толпе произнес его имя. Узнав голос, Джесс остановился как вкопанный.
За ограждением бочком стояла худенькая женщина, его мать. Когда Джесс наклонился над оградой и крепко обнял мать, охранники переглянулись, словно решив подтвердить - да, это нормально, когда их заключенный обнимает мать. Миссис Трапп вытащила из потертой хозяйственной сумки зеленую форму Номер 56-й, отправленный в почетную отставку в 1985-м. Взяв футболку в руки, Джесс посмотрел на бывших игроков, молча взиравших на него с беговой дорожки. Затем быстро расстегнул пуговицы, сняв куртку перед десятитысячной толпой, когда-то кричавшей ему с трибун и требовавшей расправы над противником. Ровный загар неожиданно великолепной мускулатуры произвел впечатление, и Джесс замер, позволив себе и зрителям насладиться этим моментом. Отец Маккейб, как и все, терпеливо ждал.
Встряхнув футболку, Джесс не торопясь натянул ее через голову, затем расправил образовавшиеся там и тут складки. Чересчур натянувшись вокруг бицепсов, ткань туго охватила грудь и шею - но любой из "Спартанцев" отдал бы жизнь за такую мышечную массу. В талии одежда сидела свободно, но когда Джесс заправлял футболку в штаны, казалось, что ткань вот-вот разъедется.
Джесс снова полуобнял мать В публике зааплодировали. Некоторые из захлопавших в ладоши начали вставать. Раздались крики:
- Добро пожаловать домой, Джесс! Мы еще любим тебя!
На трибунах возникло движение. Все встали, и поле захлестнула волна аплодисментов, которыми город награждал своего когда-то падшего кумира. Джесс кивнул, затем неловко махнул в ответ и медленно двинулся к месту для оратора. Как только он пожал руку отцу Маккейбу и обнял мисс Лайлу, овация грянула с новой силой. Боком пробравшись через неровный строй бывших игроков, Джесс опустился на складной стул, тут же потерявший форму. Когда он сел, из его глаз капали слезы.
Отец Маккейб подождал, пока снова станет тихо В этот день торопиться было некуда, и никто не смотрел на часы. Он опять подрегулировал микрофон и сказал:
- Одним из самых любимых мест в Библии тренер Рейк считал двадцать третий псалом. Вот столь любимые им строки. В понедельник мы прочитали их вместе: "Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня". Эдди Рейк прожил жизнь без страха. Он приучил игроков к той мысли, что робкий и боязливый несовершенен, ибо не удостоится места среди победителей. Кто не рискует - тот не получает награды. Несколько месяцев назад тренер Рейк принял неизбежность собственной смерти Его не испугала болезнь. Он не страшился предстоящих мучений. Рейк не боялся сказать слова прощания тем, кого любил. Он не боялся смерти. Его вера в Бога оказалась сильной и непоколебимой. "Смерть - это только начало" - так он говорил.
Ссутулившись, отец Маккейб отступил от микрофона. Затем махнул рукой, и по этому знаку начал петь хор, составленный исключительно из темнокожих хористок местной церкви. Быстро распевшись, одетые в белые с золотом одеяния хористки завели более энергичную версию "Изумительного благоволения". Как всегда в подобных обстоятельствах, музыка пробудила в зрителях чувства. И воспоминания. В душе каждого из бывших "Спартанцев" возникли образы, связанные с Эдци Рейком.
Для Нили воспоминания о Рейке всегда начинались с удара в лицо, сломанного носа, упавшего в нокаут тренера и драматического возмездия в виде кубка штата. После этого Нили обычно подавлял в себе плохие чувства и начинал думать о чем-нибудь хорошем.
Тренеру редко удается заинтересовать игроков до такой степени, чтобы они посвятили жизнь реализации его установок. С шестого класса, когда Нили в первый раз надел спортивную форму, он всегда искал внимания Рейка. И в следующие шесть лет каждая сделанная им передача, каждая утомительная тренировка, каждая выученная игровая комбинация, каждый поднятый вес, каждый час, когда он обливался потом, каждый инструктаж перед игрой, каждый заработанный им тачдаун, каждый выигрыш, каждое искушение, перед которым он устоял, и каждый совершенный им поступок - все делалось только ради одобрения Эдди Рейка. Нили хотел видеть лицо Рейка, когда выиграл матч с "Хейсманом". Он мечтал, что Рейк позвонит ему после того, как "Тек" завоюет национальный кубок.
Но редкий тренер продолжал считать неудачи, если спортивная карьера игрока была закончена. Когда врачи сообщили Нили, что он больше никогда не сможет играть, возникло такое чувство, будто он обманул ожидания Рейка. Когда расстроился его брак, Нили, казалось, ощущал на себе недовольный взгляд Рейка. Нили вяло плыл по течению лишенной каких бы то ни было амбиций карьеры риэлтера, зная, что Рейк, окажись он поблизости, непременно прочитал бы ему лекцию. Возможно, смерть избавит от витающего над ним демона. Впрочем, у Нили имелись сомнения.
Когда хор закончил пение, на место оратора вышла старшая дочь тренера Элен Рейк Янг, с листом бумаги в руках. Ей, как и сестрам, по окончании школы хватило ума убраться из Мессины, чтобы вернуться, лишь когда этого настоятельно требовали семейные обстоятельства. Тень отца оказалась слишком велика, чтобы дети могли жить в родительском доме Старшей дочери Рейка было за сорок, она работала в Бостоне психиатром и сейчас производила впечатление инородного тела.
- От лица семьи благодарю за молитвы и за вашу поддержку, оказанную в эти последние недели. Отец встретил смерть с мужеством и достоинством. Хотя в последние годы его жизнь складывалась не лучшим образом, он любил этот город и всех его жителей, в особенности - игроков.
В том, что игроки привыкли слышать от своего тренера, не было ни одного слова про любовь. Если он их побил, то выражал это странным способом.
- Отец просил меня зачитать короткие заметки, которые он написал.
Поправив очки, она кашлянула и сосредоточилась на бумажном листке.
- К вам обращается Эдди Рейк, из могилы. Если вы плачете - перестаньте. Покойник никогда этого не любил.
Кое-где по толпе прошел никак не соответствовавший моменту смешок.
- Моя жизнь закончена, и потому не плачьте обо мне. Не плачьте о прошлом. Не оглядывайтесь назад вам предстоит еще многое сделать. Я счастлив, что прожил замечательную жизнь. Мне повезло, я встретил Лайлу, и она вышла за меня, как только я открыл ей чувства. Господь наградил нас тремя прекрасными дочерьми и, по моим недавним подсчетам, восемью отличными внуками. Одного этого достаточно. Но Господь укрепил меня для еще многих дел, направил заняться футболом, дал мне Мессину и дом. Здесь я встретил вас, мои друзья и мои игроки. Я никогда не умел открыть душу, но хочу сказать этим парням, что глубоко искренне относился к каждому из них. Может ли человек в здравом уме тренировать школьную команду тридцать четыре года подряд? Для меня в этом не было ничего особенного. Я любил моих игроков Хотел бы иметь силы сказать это каждому, но, видимо, такое не по мне. Мы многое совершили, но я не хочу особенно задерживаться на победах и чемпионских титулах. Пользуясь случаем, я скажу про два поступка, о которых сожалею.
Прекратив читать, Элен еще раз кашлянула. Огромная толпа затаила дыхание.
- За тридцать четыре года - два повода для сожаления. Я говорил, что я счастливый человек. Первый - Скотти Риордан. Никогда не думал, что окажусь виноватым в смерти одного из игроков, и принимаю все обвинения. С того самого дня меня не оставляет чувство, что я продолжаю держать Скотти на руках. Я говорил с его родителями и надеюсь, что они простят меня со временем. Я жду прощения и уношу это с собой в могилу. Теперь я вместе со Скотти, навсегда, и в этот момент, примирившись с прошлым мы смотрим на церемонию с небес.
Ненадолго прервавшись, Элен выпила воды.
- Вторым был тот случай во время финала 87-го года за кубок штата, когда в перерыве я в припадке ярости ударил квотербека, совершив ужасный проступок, из-за которого мог навсегда лишиться места тренера. Прошу за это прощения. Потом я смотрел на их игру с чувством как никогда огромной гордости и боли. Та победа стала лучшим, счастливейшим часом моей жизни. Пожалуйста, простите, ребята.
Нили украдкой посмотрел по сторонам. Многие опустили головы, закрыли глаза. Силос вытер лицо.
- Довольно говорить о плохом. Мои дорогие Лайла, девочки и внучата, пройдет совсем немного времени, и мы встретимся на другой стороне реки. Да пребудет с вами Господь.
Хор запел другой гимн, и слезы потекли рекой.
Нили против своего желания задумался - справится ли Кэмерон с нахлынувшими чувствами? Скорее всего да.
Рейк просил, чтобы трое из бывших игроков выступили и сказали что-нибудь хорошее. "Коротенько" - так было сказано в записке, составленной на смертном одре. Первым встал достопочтенный Майк Хиллиард, нынешний окружной судья из маленького городка в ста милях от Мессины. В отличие от других бывших "Спартанцев" судья был в строгом, хотя и слегка помятом костюме и перекошенном галстуке-бабочке. Взявшись двумя руками за подставку, он заговорил без бумажки, скрипучим голосом, слегка растягивая слова:
- Я играл в первой команде тренера Рейка в 1958 году. Сезоном раньше мы выиграли три игры, проиграв семь. Это расценивалось как неплохой результат, потому что в финальной игре мы разделали "Портер-вилль" на их поле. Наш тренер переехал в другой город, взяв с собой помощников, и какое-то время оставалось неизвестным, найдут нам нового тренера или нет. Взяли молодого парня, ненамного старше нас, по имени Эдди Рейк. Первым делом он назвал нас кучкой неудачников, сказав, что это заразная болезнь, и если кто думает проигрывать и дальше, тот может сразу убираться. Из нас сорок один человек записался в команду очередного сезона. Тренер Рейк вывез всех на августовские тренировки в старый приходский лагерь около Пэйдж-Каунти, и спустя четыре дня в команде осталось тридцать игроков. Еще через неделю нас было двадцать пять, и многие сомневались, доживут ли они до начала сезона. Тренировки казались более чем жесткими. Но мы были вправе уехать в любой момент, и автобус в Мессину уходил из лагеря каждый день после обеда. Через две недели бегство прекратилось, и с этого момента автобус отъезжал без пассажиров. Ребята, уехавшие домой, охотно делились ужасами о происходящем в Кэмп-Рэйке, как вскоре окрестили лагерь. Наши родители не на шутку встревожились. Потом мама сказала, что волновалась так, будто я ушел на войну. К несчастью, я видел, что такое война, и предпочел бы ограничиться Кэмп-Рейком.
Когда мы покинули лагерь, команда состояла из двадцати одного игрока - и еще никогда мы не обладали такой отличной формой. Мы были еще малы, у нас не было квотербека, но мы верили в себя. Первый матч мы играли на своем поле, против "Фултона" - команды, годом раньше поставившей нас в трудное положение. По-моему, некоторые должны помнить эту игру. Первую половину встречи мы выиграли 20:0, и Рейк обругал нас из-за того, что мы несколько раз ошиблись. Его рецепт был очень прост: занимайся делом и работай, работай - пока не достигнешь совершенства. Его уроки я помню до сих пор. Матч мы выиграли, и, когда в раздевалке уже праздновали победу, пришел Рейк, приказавший всем заткнуться. Очевидно, наша игра в чем-то его не устроила. Рейк заставил нас надеть защиту, и после того, как толпа покинула стадион, мы вернулись на поле и до полуночи тренировались. Мы отрабатывали две комбинации до тех пор, пока все одиннадцать ребят не добились безукоризненной техники игры. Нас ждали девчонки. Нас ждали родители. Выиграть матч - это замечательно, но со стороны иногда казалось, что тренер Рейк немного перегибает. Впрочем, игроки всегда это знали.
В тот год мы одержали восемь побед и проиграли всего две встречи. Так родилась легенда Эдди Рейка. В год моего выпуска мы отдали только одну игру, а в 1960-м тренер Рейк провел первый сезон без единого проигрыша. Тогда я учился в колледже. Я не мог приехать в пятницу, хотя и рвался домой. Играя у Рейка, попадаешь в небольшой элитарный клуб и всегда следишь за командами, которые идут за тобой. Следующие тридцать два года я, как мог, следил за "Спартанцами". Я сидел здесь на трибунах, когда в 64-м году началась "Полоса удачи", и был в Южном Уэйне, когда в 1970-м она закончилась. Вместе со всеми я следил за прекрасными игроками - Уэлли Уэббом, Романом Армстедом, Джессом Траппом и Нили Крэншоу.
По стенам моего заваленного бумагами офиса висят фотографии всех тридцати четырех команд Рейка. Каждый год он высылал мне новую фотографию. Часто даже в рабочее время я стою перед этими снимками, курю трубку и смотрю на лица молодых ребят, которых он тренировал. Худенькие белые ребята 50-х годов, стриженные под бокс, с невинными улыбками. Косматые парни из 60-х, меньше улыбающиеся, с более уверенным взглядом - и на их лицах отчетливо видна тень облаков войны и борьбы за гражданские права. С фотографий семидесятых и восьмидесятых годов вместе улыбаются белые и чернокожие игроки. Они выше ростом и лучше одеты - а я играл с родителями некоторых из них. Я знал, что в каждом, кто смотрит на меня со стены, есть частица Эдди Рейка. Они играли одни и те же комбинации, слушали одни и те же задания, тренерские нотации, проходили одинаково тяжелые августовские сборы. И каждый из нас когда-то приходил к мысли, что мы все ненавидели Эдди Рейка. Потом мы уходили из спорта. Наши фотографии вешали на стену, и до конца дней мы слышали его голос в раздевалке, с тоской вспоминая дни, когда звали его Тренером.
Сегодня здесь почти все знакомые лица. Некоторые постарели, поседели и немного располнели. Печально, но мы вернулись, чтобы попрощаться с тренером Рейком. Почему нам это нужно? Почему мы здесь? Почему эти трибуны опять переполнены? Думаю, я могу сказать почему.
Немногим из нас удается сделать то, о чем узнают и что воспримут больше пяти самых близких нам людей. Никто из нас не отмечен великим талантом. Мы оказываемся добрыми, честными, приятными, работящими, преданными, покладистыми, щедрыми и очень, очень порядочными - или противоположностью всего этого. Но нельзя считать нас великими. Величие так редко оказывается рядом с нами, что, если это случается, нам хочется прикоснуться к великому. Эдди Рейк дал нам, игрокам и болельщикам, возможность прикоснуться и быть сопричастными великому. Рейк был отличным тренером, выстроившим спортивную программу, создавшим большую традицию, и он оставил что-то по-настоящему великое - то, что мы будем хранить и приумножать. Надеюсь, большинству из нас предстоит долгая и счастливая жизнь, но мы уже никогда не окажемся так близко к великому. Поэтому мы собрались здесь.
Независимо от вашего отношения к Эдди Рейку, любви или ненависти нельзя отрицать его величие. Он был прекраснейшим человеком. Мои самые счастливые воспоминания относятся к временам, когда я носил зеленую форму, играя в его команде на этом поле. Я скучаю по тем временам. Я слышал его голос, чувствовал его гнев, видел, как упорно он работает и как нами гордится. Мне недостает Эдди Рейка.
Замолчав, Хиллиард опустил голову и неожиданно для зрителей отступил от микрофона. В толпе прошли нестройные, почти робкие аплодисменты. Как только судья сел, с другого места поднялся чернокожий широкоплечий джентльмен в сером костюме, с достоинством направившийся на ораторское место. Под его пиджаком была надета зеленая футболка. Встав к микрофону, джентльмен поднял голову и обвел глазами тесно сидевшую толпу.
- Добрый день, - объявил он голосом, не нуждающимся в микрофоне. - Я - преподобный Коллис Сагз из церкви Бетел, расположенной здесь, в Мессине.
Коллис Сагз не нуждался в представлении для тех, кто жил в радиусе пятидесяти миль от Мессины. В 1970-м Эдди Рейк назначил его первым чернокожим капитаном. Он играл во Флориде в "Эй-энд-Эм" - недолго, пока не сломал ногу, после чего заделался священником. Впоследствии, собрав большой приход, Сагз занялся политикой. Много лет в Мессине говорили, что вас изберут, только если Эдди Рейк и Коллис Сагз захотят, чтобы вы заняли выборный пост. В противном случае вам советовали убрать из бюллетеня свое имя.
За тридцать проведенных за кафедрой лет он до совершенства отточил искусство проповедника. Сагз облапал идеальной дикцией, превосходно чувствовал нужный ритм и тональность. Все знали, что по воскресеньям тренер Рейк незаметно приходил в церковь Бетел и скромно садился на заднюю скамью, чтобы послушать вечернюю проповедь своего бывшего центрального защитника.
- Я играл у тренера Рейка с шестьдесят девятого по семидесятый.
Большинство слушателей хорошо помнили эти игры.