4
- Куда прикажете доставить? - осведомился старшой. - Можем отвезти по домам.
С Енисеева и Елены сняли повязки. Микроавтобус сворачивал на улицу Руставели.
- Откуда взяли, туда и доставьте, - сказал Енисеев.
- Хорошо. И вот еще что. Вас обоих предупредили, что не надо предавать произошедшее с вами огласке, не так ли? Вы поняли, что последствия могут быть очень тяжелыми для вас обоих?
- И для вас. Ведь если ваших хозяев возьмут за жопу, то крайними окажетесь вы. У нас отвечают исполнители, а не заказчики. Разве вы не знаете об этом? Всё-таки в ФСБ работали.
- Нас не существует. Вы не найдете нас в том доме, где вы были, даже если сумеете разыскать его. А те, с кем вы разговаривали, никогда там не были и находились в это время в другом месте, что смогут подтвердить десятки человек. И минивэна этого не существует ни в одном из их гаражей. Не пытайтесь, кстати, запомнить его номер. Его тоже не существует.
Микроавтобус остановился.
- Возьмите ваши телефоны, ноутбук. До свидания.
Енисеев и Елена вышли из машины. Она тут же унеслась, даже автоматическая дверь не успела захлопнуться. Номер, о бессмысленности запоминания которого говорил старшой, был заляпан грязью.
Они стояли на перекрестке, напротив общежития Литературного института: у райотдела милиции "несуществующие" похитители всё же не решились их высадить. Елена смотрела на Енисеева, который смотрел в сторону.
- Ну, что ты молчишь? - спросила она. - Говори, что это было.
- То же самое, что с Ефремом. Уровень другой, а так - никакой разницы.
- И эти хотят играть на тотализаторе?
Енисеев невесело рассмеялся.
- В общем, да. Только не на спортивном. Они хотят поиграть с судьбой.
- А меня они тоже угрожали мучить?
Енисеев склонился к ее уху.
- Слушай, я уверен, что они насовали нам в одежду "жучков", - прошептал он. - Эти люди куда опаснее Ефрема. Тем более что, у меня есть свидетель, то есть ты. Не стоит говорить о них, пока не избавимся от микрофонов.
- Как же ты теперь будешь жить? И как я дальше буду жить?
Енисеев молчал.
- Я иду в милицию, - решительно сказала Елена.
- Иди.
- А ты?
- А я, оказывается, нахожусь сейчас дома, и всё это время находился, что подтвердит мой участковый.
- Ты больной?
- Нет, я цитирую то, что они мне сказали, и у меня нет оснований сомневаться, что они говорили серьезно.
- То есть, милиция на их стороне? - тоже перешла на шепот Елена. - Но ты же сам собирался завтра идти в милицию!
- Милиция всегда на их стороне. Нет, ты можешь идти, я не имею права тебя отговаривать. А мне теперь в милиции про кого рассказывать? Про них? Или про Ефрема с компанией? Или про тех и других? Нас отвезут к психиатрам. Потом тебя отпустят, а меня отправят в суд, где поменяют условный срок на реальный, чтобы я со своими способностями не расхаживал на воле и не соблазнял желающих получить предсказания в корыстных целях.
- Ты хочешь сказать, что не подтвердишь то, что я скажу в милиции?
- Я подтвержу только то, что ты расскажешь. Что нас возили за город в какой-то дом, а потом привезли обратно. А больше ничего говорить не буду. Я хочу быть эти два дня на свободе.
- Почему именно два дня?
- Потому что они дали мне такой же срок на размышление, как и Ефрем - два дня.
- И что ты сделаешь один за эти два дня?
- Еще не знаю.
- А я что должна делать?
- То, что я сказал тебе перед тем, как нас увезли. Запрись у себя в общежитии.
- Как это - запрись? Общежитие - это проходной двор!
- Тоже неплохо. Это же для своих проходной двор, а не для чужих. Больше свидетелей.
Они шептались, стоя на перекрестке, и редкие прохожие оглядывались на странную пару. Потом они замолчали. Елена посматривала то на райотдел милиции, то на Енисеева.
- Ладно, пусть будет по-твоему, - наконец, сказала она. - Я подожду два дня, а потом всё равно пойду в милицию. Я не кукла, чтобы меня хватали и возили куда-то без моего на то желания. Есть хочу ужасно! А в общежитии шаром покати. Ты хотя бы предложил мне поужинать, что ли?
- А мне сказали, что ты ужинала в том доме.
- Вот как? Нет, я у них не ужинала. Знаешь, как говорят: кто ужинает девушку, тот ее и танцует. Эти в масках предлагали мне, но я отказалась.
- Правильно. А что же ты там делала?
- Смотрела телевизор. Здоровенный, в полстены.
- Пошли ко мне, поедим. Тут не так далеко. Сейчас поздно, не знаю, где еще можно поесть. Не к Анатолию же идти.
- А ты уверен, что твоя жена не вернулась?
- Тсс, - приложив палец к губам, прошептал Енисеев. - Уверен. Никакая женщина не возвращается в тот день, когда уходит. Впрочем, можно позвонить домой и узнать точно. - Он вытащил мобильник и нажал свой домашний номер в "контактах". Услышав длинные гудки, он дал их послушать Елене. - Вот видишь. Пошли. Я тебе потом вызову такси.
- Ну, пошли.
Енисеев на ходу набрал номер Ступара.
- Здравствуйте, Илья Петрович! - елейным голосом сразу отозвался тот. - Нежданная радость, как говорится! Вот уж не чаял дождаться от вас звонка.
- А уж как я рад! Но мою радость омрачает вот что: с каких это пор вы сообщаете третьим лицам конфиденциальную информацию о работе с клиентом? Вы это сделали исключительно для Владлена Константиновича и Павла Исааковича, или поступаете так всегда, когда вам платят хорошие деньги или угрожают?
Ступар помолчал, потом спросил:
- Под клиентом вы имеете в виду Бориса Михайловича?
- Естественно, кого же еще? Ксения Аркадьевна их вряд ли заинтересует.
- Но ведь Борис Михайлович умер.
- Мне это, вообще-то, известно. Но живы еще его родственники, наследники. На суде вы были куда менее откровенны, чем с Владленом Константиновичем в частной беседе. Вы ему сообщили не только то, что я хорошо работаю с фотографиями, но и то, что Борис Михайлович подозревал в организации покушения на его убийство своего бывшего партнера. Почему же вы молчали об этом на суде?
- И вы молчали.
- Я и дальше молчал, в отличие от вас. Я сохранял пресловутую конфиденциальность, которая, как выяснилось, для вас гроша ломаного не стоит. И не делайте вид, будто вы не понимаете, что эта информация серьезно угрожает безопасности тех, кто ее слышал. Партнеров Бориса Михайловича нетрудно вычислить.
- Мне и не нужно делать никакого вида. Я ведь сам, некоторым образом… являюсь носителем этой информации.
- Ага… ясно… на вас нажали, и вы выложили всё, что можно, даже то, что Борис Михайлович интересовался проблемой "двенадцать-двенадцать" и тем, кто будет следующим президентом России. В общем, вы меня подставили. А хотите, я скажу Владлену Константиновичу, что вы знаете гораздо больше, чем говорите?
- С иными людьми играть не стоит, Илья Петрович. Им надо говорить не больше или меньше, а только то, что есть.
- Вы влипли в историю, Ступар. Вы не подумали, струсив перед Владленом, что благодаря своим способностям, которыми вы так восхищались, я знаю не только то, что есть, а могу узнать больше.
- Подождите: вы что, ему уже…
- Берегитесь! Прежде, чем задавать этот вопрос, подумайте, стоит ли это вам делать. Как источник информации вы для Владлена не менее опасны, чем я: без вас они не узнали бы от меня то, что узнали. Вы хотите знать еще больше?
- Да что вы такое, в самом деле, узнали? Я вообще не придал большого значения расспросам Владлена Константиновича! Ему интересно, кто преследовал Бориса Михайловича…
- Вы уверены, что ему было интересно именно это? Или ему нужна была какая-то другая информация? И вы ему ее опрометчиво дали? А если он передаст ее тому самому бывшему партнеру, "заказавшему" Бориса Михайловича? Следующий раз перед тем, как разглашать сообщенные клиентами сведения, чего вы им обязуетесь не делать, подумайте об этом. - Енисеев отключился. Он сознательно, в расчете на "жучки"-микрофоны, сделал звонок Ступару. Пусть эти два стратега-изувера на даче не думают, что они так уж мало наследили и дело ограничивается одним свидетелем - Еленой.
- Кто это был? - спросила Елена, внимательно слушавшая разговор.
- Так, сволочь одна. Сегодняшней поездочкой мы во многом обязаны ему.
Телефон Енисеева запиликал. Он взглянул на экранчик: Ступар.
- Видишь, завибрировал, гад… Ничего, понервничай. - Енисеев выключил телефон совсем.
- О каком покушении на убийство ты говорил? О каких фотографиях? - Разговор явно произвел на Елену впечатление. - Ты предсказал, кто будет следующим президентом России?
Енисеев поморщился. Предупредил же ведь ее о "жучках"!
- Речь идет о моей работе в агентстве у этого Ступара. Называется: "Агентство всеобщего и политического прогнозирования".
- Так вы что: ворочаете судьбами мира?
- Вроде того, - усмехнулся Енисеев. - Но беспомощны перед собственной судьбой.
- Так кто же будет президентом России?
- Я. Ты еще не поняла?
- Теперь поняла. Я попала в дурдом.
- Точно. Вот он как раз, мой дом. Идем сюда, в арку. Потом направо.
Миновали двор, поднялись к Енисееву. Елена с любопытством оглядывалась.
- Тут не прибрано, сама понимаешь… - пробормотал он, пнув ногой мешок с "мерзавчиками", и снова перешел на шепот. - Давай-ка мне свою куртку. Ты ведь ее снимала в том доме? И я снимал. Сейчас искать "жучки" недосуг, лучше я пока повешу куртки в ванной, включу воду и закрою дверь. Пусть слушают. Можешь умыться, сейчас я тебе принесу свежее полотенце.
Доставая полотенце из шкафа, Енисеев подумал, что незваных гостей с обыском за время его отсутствия, скорее всего, не было, потому что полотенца и белье были уложены так, как это делала Надя, чего не смог бы повторить посторонний человек.
Елена, войдя в комнату, первым делом, как всякая женщина, взглянула на себя в трюмо, машинально провела ладонью по стриженой голове, точно на ней были волосы, а потом взяла со столика фотографию Нади в рамочке и, прищурившись, стала ее рассматривать.
- Ну, что ж, твоя верность жене понятна, - промолвила она. - Красивая и невредная, судя по глазам. Видно, долго тебя терпела, прежде чем уйти.
- Точно. Красивая и невредная. И еще умная, - ответил он ей из кухни. - И ты тоже красивая, невредная и умная. Мне везет. Но я однолюб. Итак, уважаемая и красивая пассажирка, что вы предпочитаете: мясо с макаронами, курицу с рисом или рыбу с картофельным пюре?
- А ты что - всё это можешь приготовить?
- Да, могу. Благодаря Наде, конечно. - Енисеев появился из кухни с пластиковыми упаковками, вытащенными из морозильника. - Выбирай.
Елена рассмеялась.
- Это вы так питаетесь?
- Случается. Наде готовить некогда: прыгает с рейса на рейс.
- И не надоело есть это? В самолете, по-моему, кроме этих трех блюд, больше ничего не бывает.
- Скажу тебе по секрету: в принципе, вообще, кроме этих трех блюд, ничего не бывает. Всё остальное - их разновидности. И еще яичница. Что же ты выбираешь?
- Курицу с рисом.
- Ага. Ну, а я поем рыбки, чтобы ноги были прытки. Бегать от разных Ефремов и Владленов.
Енисеев засунул лотки в микроволновку и достал из холодильника другие аксессуары авиационного обеда - завернутые в целлофан ломтики сырокопченой колбасы, ветчины, сыра. Через пять минут стол был накрыт.
- Выпить не предлагаю: у тебя, как ты говоришь, "крышу" сносит, а я только что вышел из запоя.
- Мог бы вообще-то дать какого-нибудь мартини - снять напряжение. С него не очень "крышу" сносит.
- О! Это можно. - Он пошел к пакету в прихожей, порылся, звеня бутылочками, и нашел "мерзавчик" с мартини.
- А почему ты их в пакете держишь?
- Да Надя задумала выбросить, да передумала.
- Она как в воду глядела: чувствовала, что ты приведешь девушку и будешь угощать мартини.
Тут зазвонил домашний телефон. Енисеев и Елена одновременно вздрогнули.
- Ну, вот, это как раз Надя.
Енисеев сделал Елене знак - молчи, мол - и снял трубку. Но это была не Надя, а Ступар, отчаявшийся, видимо, дозвониться по мобильному.
- Илья Петрович, я не очень поздно? Вы меня напугали. На что вы намекали, когда сказали, что Владлена Константиновича интересовало нечто иное, чем желание узнать, что за бывший партнер "заказал" Бориса Михайловича?
- Во-первых, я вам ничего не сказал. Я лишь спросил, не возникало ли у вас самого такой естественной мысли. Я не понимаю, почему вы взяли и выдали Владлену информацию, которой не поделились ни с милицией, ни со следствием, ни с судом? Я ведь знаю: вы дорожите реноме своего заведения в смысле конфиденциальности. Тем более что, вам отлично было известно то, чего не знал о Владлене я. Вы - человек осведомленный.
- Что вы имеете в виду? - с некоторой заминкой спросил Ступар.
- Лев Данилович, не придуривайтесь. Или давайте прекратим разговор.
На другом конце провода повисло молчание. Наконец, Ступар тихим голосом сказал:
- Вы, наверное, говорите о том, что Владлен Константинович - тоже бывший партнер Бориса Михайловича…
- Вы знали это?! Ах, как вы неосторожны! Вы уверены, что теперь, после ваших откровений Владлену, мой телефон не прослушивается? И ваш, кстати, тоже? Я лично ничего не знал о том, что Владлен Константинович - бывший партнер Бориса Михайловича. Но, если вы знали, то как могли сообщить ему конфиденциальную информацию клиента? И почему не поставили в известность следствие о том, что один из бывших партнеров интересуется этими подробностями?
Енисеев сделал Елене знак пальцами перед губами: ешь, мол, это надолго.
- Чего вы добиваетесь? - хрипло спросил Ступар.
- Я хочу, чтобы вы ясно поняли: вы нисколько не обезопасили себя, сделав то, что вы сделали, а как раз наоборот. Подумайте над этим, а мне больше не звоните: я имею право спокойно поужинать?
Положив трубку, Енисеев повернулся к компьютеру, который стоял у него тут же, на кухне, в закутке между посудным шкафом и окном, включил его, вышел в Интернет и написал Ступару письмо на его домашнюю почту:
"Лев Данилович, думаю, можно разок довериться электронной почте. Следов пребывания у себя Владленовского спецназа я не обнаружил, а "Касперский" пока ничего не говорит о попытках пробиться в компьютер извне. "Благодаря" Вашей наводке я разгадал, что именно Владлен Константинович шантажировал угрозой убийства Бориса Михайловича. Поняв это, Владлен и этот его Исаакович взяли меня в довольно крутой оборот. Но если я выберусь из этой ситуации (а я постараюсь), то Вашей роли в этой грязной истории скрывать не буду. После этого Вы уже в свой бизнес прогнозирования не вернетесь. Кстати, если я из этой ситуации не выберусь, то информация о Вас всё равно поступит куда надо - надежный человек сообщит. Добавлю, что мой предыдущий телефонный разговор с Вами Владлен, скорее всего, слышал с помощью напиханных в мою одежду "жучков". Я специально сделал это, чтобы Вы поняли серьезность своего положения. Вы такой же нежелательный свидетель для Владлена, как и я, с той лишь разницей, что я им нужен, а Вы уже нет. Ваша жизнь висит на волоске. Бежать жаловаться на меня Владлену для Вас не имеет смысла: он всё равно Вас уберет. Предлагаю единственный путь спасения. У Вас много хороших знакомых в милиции и Следственном комитете. Завтра же расскажите им обо всем и добейтесь возбуждения уголовного дела против этой парочки. Послезавтра Вы уже сами станете их сообщником. Отвечать мне не надо. Письмо мое сразу же по прочтении уничтожьте. Я сделаю то же самое".
Отправив послание, Енисеев возвратился к своему уже остывшему ужину. Елена, наливая мартини из бутылочки в рюмку, сказала:
- Ты знаешь, у меня такое ощущение от всего этого, словно я читаю научно-фантастический роман. Когда его открываешь, то понимаешь, что это вымысел, а потом вчитываешься, привыкаешь и даже начинаешь относиться к описанному как к некой реальности. Я знала, конечно, что мир суеверий и предсказаний для многих людей - реальность, но и предположить не могла, что в нём всё так же серьезно и жестко, как в бизнесе и политике! Конфиденциальная информация, клиенты, партнеры, покушения на убийства…
- То, что это связано с политикой, я давно понял, но слишком поздно понял насчет бизнеса. Люди, обладающие большими деньгами, считают, что можно подчинить себе всё, что угодно, в том числе и сверхъестественные силы. Иначе зачем они нужны, деньги: чтобы в очередной раз приобретать ценности обычные? А те, кто не обладают огромными деньгами, но очень хотят ими обладать, не погнушаются довериться самому черту, если тот сумеет их убедить, что они обогатятся с помощью какой-то магии. В каком-то смысле это самый серьезный рынок на свете - там душу продают.
- И ты, получается, выступаешь в невольной роли искусителя?
- Да. Я не слушал, когда мне говорили знающие люди, что пророчество - это сокровенное искусство. Это всё равно, что утверждать, будто вода мокрая, думал я. Мол, какое же пророчество не сокровенное? А не сокровенно то пророчество, которое становится публичным. Формально оно может быть и тайным, как это лживо обещает клиентам в своем агентстве по продаже будущего Ступар, но по сути своей - публичным, потому что тайное превращает в услугу. А в этом случае абсолютно неважно, скольким людям ты предсказываешь будущее - одному, пяти или тысяче. Стоит пророчеству сделаться товаром, как пророк начинает жить по законам рынка.
- А писатель?
- И писатель. Но в литературе есть одна тонкость, подмеченная Пушкиным: не продается вдохновенье, но можно рукопись продать. А рукописи пророков не продаются. Или, если кем-то тайком продаются, то пророки не получают за них денег. Их убивают за эти пророчества.
- Я сегодня очень злилась на тебя, а теперь вижу, что благодаря тебе оказалась на пороге огромного неведомого мира. Он тем более огромен и неведом, что я не понимаю толком происходящего в нем. Нас с тобой похищают люди в масках, везут черт знает куда, завязывают глаза, как в приключенческом фильме, я смотрю в неизвестном роскошном доме телевизор, слышу обрывки твоих телефонных разговоров, в которых всерьез идет речь о жизни и смерти, о будущем президенте, катастрофе "двенадцать-двенадцать"… И это всё происходит со мной, которая еще вчера сидела на лекциях и с ноутбуком в кафе у Анатолия! Я вроде бы продолжаю оставаться в настоящем, но на меня со всех сторон накатывается гул будущего. А начиналось всё почти анекдотом: с предсказания подвыпившим пророком результата футбольного матча…
- Тебе как писателю и не нужно знать об этом мире большего. И даже не потому, что так безопасней, а потому, что подробности убьют для тебя его притягательность. Я не слышу сейчас гула будущего, о котором ты говоришь, а в детстве слышал. Ты стоишь сейчас на пороге пустого зала, а я - переполненного, причем переполненного всякой дрянью. - Енисеев поднялся, чтобы налить себе чаю. - Чаю выпьешь?
- Да нет, достаточно мартини.
- Найти еще бутылочку? С устатку, как говорится.
- Да нет, хватит. Впечатлений столько, что алкоголя много не надо.
- Слушай, а ты храбрая! Как ты начала стучать по этому минивэну, кричать "Милиция!" Эти супермены долбаные, небось, все в синяках после твоих пинков! Мне даже стыдно, что я лежал бревном!
- Пророки не пинаются.