Он выскочил с рюкзаком в руке, запнулся перед порогом бабушкиной комнаты, вошел.
Бабушка сидела у стола со спицами на коленях и тревожно смотрела на дверь. Бесцветные глаза в глубоких морщинах…
- Бабуля, ты прости меня, - сдавленно проговорил Сергей, чувствуя, что вот-вот расплачется.
- Что ты, внучек! Да глупости все это! Все перемелется. Ты сядь, успокойся.
Но слезы уже подступили к глазам. И ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы они пролились здесь, в этой квартире. Он сдавленно всхлипнул, выскочил из комнаты, молясь всем богам, чтобы отец не встал на его пути… Потому что тогда… Тогда он, Сергей, за себя не ручался. Но коридор был пуст. Сергей вылетел на лестницу. Бегом вниз, прочь, прочь от этого дома, который он отныне ненавидел.
Глава 18
ПОМИНКИ
Александр Фонарев, оперативник из группы Турецкого, сверившись с адресом, записанным в ежедневнике, вошел в подъезд дома сталинской постройки. Искомая квартира на четвертом этаже. Лифт, конечно, не работает. Все как положено. Меряя шагами высокие ступени добротной лестницы, Шура (так звали его коллеги) думал о предстоящем разговоре. Разговор веселым быть не обещал. Совсем напротив.
Ему предстояло побеседовать с родственниками водителя Арнольда Трахтенберга. Того самого водителя-охранника, который сидел за рулем "вольвешника" в тот злополучный день. "И как прикажете разговаривать с несчастной женщиной - матерью парня, которому при взрыве напрочь оторвало башку? - думал Шура. - Начальству легко приказывать… Ладно, не брюзжи, Шурка, придет и твой черед. Будешь когда-нибудь и ты начальником!"
Утешив себя таким образом, Фонарев позвонил. За дверью играла музыка. Звучала одна из песен Синатры. Жизнь, однако, продолжается, успел подумать Фонарев. Дверь отворил молодой мужчина.
- Здравствуйте, оперуполномоченный Фонарев. Шура предъявил удостоверение. - Я по поводу гибели…
- Здрасте. Проходите. Мы как раз брата поминаем.
"Ежкин кот! Сегодня же похороны были! Вот черт, как не вовремя приперся!"
- Что же вы меня не предупредили, что вам в этот день неудобно? Мы бы перенесли встречу…
- Почему неудобно? Проходите. Помяните брата. Потом поговорим. Люди уже ушли, мешать никто не будет. Мать-то легла, тяжело ей. А мы с женой еще сидим.
- Так я не помешаю? Лидия Михайловна себя плохо чувствует…
- Не, не помешаете. А мать спит. Я ей снотворного дал. Проходи, лейтенант! Меня Николаем зовут. А тебя? Я в ксиве твоей не разглядел…
- Александр Фонарев.
- Ну, будем знакомы! - Николай стиснул ладонь опера. - Проходи, Шура!
"Что ж, может, и удачно пришел", - изменил свое мнение Фонарев.
В комнате стоял длинный поминальный стол. Закуски были сдвинуты на один угол, там же стояла едва початая бутылка водки, два столовых прибора. Пышнотелая молодая женщина убирала в сервант гору намытых тарелок.
- Аленка, ставь тарелку! К нам гость, - негромко окликнул жену Николай.
- Какой я гость, - промямлил было Фонарев.
- Молчи! В такой день каждый, кто вошел, - гость. И обязан помянуть умершего. Аленка, знакомься, это опер из прокуратуры. Из генеральной! - уважительно добавил Николай.
Алена обернулась и оказалась миловидной чернобровой хохлушкой.
- Здрасте, - нараспев произнесла она. - Седайте, будьте ласковы.
- Аленка, ты эти свои хохляцкие словечки бросай! Три года в Москве живешь!
- Я ж стараюсь, коханый! - жалобно пропела женщина.
- Вот ведь наказание мое! - Николай улыбнулся, явно довольный, обращением. - Садись, лейтенант! Давай вот сюда, на диван. Аленка, клади ему селедки, салату давай. Огурцы малосольные. Очень вкусные. Аленка сама делала. А холодец остался? А сало где?
- Так остался. И сало осталось. Они ж и не ели ничего. Выпили по рюмке и все… Шо за люди? Мы ж с мамой так старались… Счас достану. Я в холодильник убрала…
На столе возник нарядный холодец с дольками лимона и кружками моркови и тарелка с аппетитным копченым розовым салом в тонких прожилках мяса.
- Ну, давай помянем брательника. - Николай указал глазами на портрет красивого, широко улыбающегося парня в костюме горнолыжника, снятого на фоне белоснежных гор.
- Что, лыжами увлекался? - спросил Фонарев, пока Николай разливал водку.
- Ага. Он всем увлекался. И лыжами, и альпинизмом, и на плотах по речкам сплавлялся. Пел под гитару. Девки его любили. Все у него было, пока к этому уроду не попал. Ладно, давай помянем!
Николай опрокинул стопку. Алена чуть пригубила, захлопала ладошкой у рта, подхватила кусок сала. Шура выпил было полстопки. Но Николай запротестовал:
- Кто ж так пьет? Лейтенант, ты чего? Разве в "органах" так пьют? Алена, а ты чего барышню строишь? Думаешь, лейтенант поверит, что ты отродясь водку не пила? А ну-ка выпили до дна!
"Однако! Какой напор! В армии, наверное, сержантом был", - отметил про себя Фонарев, допивая содержимое стограммовой стопки. За ним подтянулась и Алена, ахнув свою порцию и хрустнув огурцом.
- Вы закусывайте, товарищ. Еды много, - улыбнулась Алена.
- Ага, - согласился Шура, боясь опьянеть. Все же, хоть организм тренированный, но с утра маковой росинки во рту не было. Пока Шура налегал на сало и холодец, Николай посмотрел на портрет брата и заговорил:
- Вот Семен! Вот как мы тебя поминаем! Я, да Аленка, да товарищ из прокуратуры. А где же твои друзья, Семен?
Семен, ясное дело, не отвечал. Вместо него голос подал Шура.
- А где его друзья?
- Нету! - с горечью в голосе тут же откликнулся Николай.
- Почему? - стараясь побыстрее прожевать сало, спросил Фонарев.
- Все из-за работы этой долбаной. Раньше-то у него корешей было много. Еще со школы, потом армейские, потом из института. Столько народу звонило, в гости приходили…
- Ага. Мы и на дачу любили ездить, когда туда Сенька приезжал, - под держала Алена. - Когда Сеня там, значит, и друзей его полон дом, и шашлыки, и гитара… Эх! - вздохнула она.
- Так что же случилось-то? Куда же они все подевались?
- Когда Сенька на эту работу устроился, к вурдалаку этому, там же строго все было. Будто в охрану к президенту попал, е-мое! Подписку давал о неразглашении… Этот, как его… Имидж сменил. Костюмов накупил. Рубашки обязательно белые, галстуки всякие от кутюр. Это для водилы-то! Не слабо, да? Как же у них там офисные служащие одеваются? И вообще, изменился брательник. Молчаливый такой стал…
- Ага. Пока не выпьет, - вставила Алена.
- Так нужно же было хоть иногда разрядку какую-то… Он только с нами и расслаблялся. А с друзьями общаться перестал. Боялся, видно, болтануть по пьяни лишнего. Давайте еще по соточке, а то ведь и выпить-поговорить за весь день не с кем было. Ну, брат, пусть земля тебе будет пухом!
Все выпили. Николай молча катал шарик хлеба, по скулам ходили желваки.
- Вот, паскуда, до чего довел: голову брату отхватило! Это что же такое? Он Чечню прошел - ни одной царапины. А здесь… Мирное время, центр Москвы, а хоронили в закрытом гробу. Хорошо, хоть мать не видела - не пережила бы. Я сам, когда на опознание вызывали, едва с катушек не съехал… А все деньги! Из-за денег попер в это логово. Я ему говорил: такие деньжищи просто так не платят! Все свою цену имеет, и деньги тоже. Нет, куда там. Мол, меня пули не берут, я заговоренный! Это он на квартиру накопить хотел. Вот и накопил…
- А кто его устроил к Трахтенбергу?
- К Траху-то? Не помню. Кажется, армейский какой-то корешок.
- Так, а что ж там такого страшного было? Почему секретность такая? - осторожно спросил опер.
- А черт их знает. Видно, Трах сильно за свою шкуру боялся. Весь распорядок дня; маршруты - все в секретности держали. Семка с утра не знал, куда через пятнадцать минут выезжать: то ли домой за ним, то ли в офис, то ли в этот дом публичный…
Фонарев внутренне подобрался, но как можно небрежнее продолжил разговор:
- Скажи, Николай, а брат не рассказывал вам об угрозах в адрес Трахтенберга? Все-таки личный водитель, это почти как личный доктор…
- Не, мужик, ты не въезжаешь… У Траха четыре водителя было. Что же он, со всеми откровенничать будет? Не-е. Там перегородка в "вольвешнике" была, чтобы переднюю часть салона отгородить от задней. Даже если рядом с Трахом кто-то и сидел и базар о чем-то шел, водила ничего не слышал: перегородку опускали и все!
- Но между собой охранники обсуждали всякие дела?
- Ничего не обсуждали. Там каждый следил за каждым и каждый доносил на каждого. Система Третьего рейха.
- А вот первое покушение… О нем что-то говорилось?
- Но нем ничего. Начальник службы безопасности собрал всех и сказал, что ведется внутреннее расследование. И чтобы все держали язык за зубами. И никому нигде ни на один вопрос не отвечали. И по поводу версий… И вообще. После того случая Трах потребовал, чтобы ему бронированную машину достали. Броня крепка и танки наши быстры… Ничего, и через броню нашли. Пуля, она, может, и дура, но рано или поздно кого нужно достанет!
- Там взрывчатка была, - поправил Фонарев.
- Не важно. Я фигурально. В общем, служба, ты меня не пытай. Ничего я не знаю. Ничего мне брательник не рассказывал.
- Не доверял, что ли?
- Я так думаю, что берег. И меня, и мать, и Аленку. Ладно, давай помянем. Аленка, тащи бутылку, эта пустая уже.
Женщина достала из морозилки запотевшую поллитровку. Николай снова разлил.
- Эх, Семен, Семен! - все глядел на фотографию Николай. - Жить бы тебе да жить… - По его щеке покатилась нетрезвая слеза. - Ладно, светлая память!
Выпили. Шура старательно налегал на холодец - отличное средство сохранить ясность мысли. Ясно было одно: черта с два из этого мужика что-нибудь вытянешь. Видимо, "система Третьего рейха" распространялась и на семьи.
- А что, друзья и на кладбище не пришли? Как-то не по-христиански… - Шура возобновил разговор.
- Почему не пришли? Там народу много было. Все его ребята были. И девчонки. И к нам сюда собирались приехать. Алена на целый полк наготовила. Только едва мы у могилы собрались, свечки зажгли, постояли молча, каждый своего Сеньку вспоминая… А тут эти "коммандос" на джипах. Целая кавалькада. Вышли все в черных костюмах, в черных очках - как роботы. Венки положили, потом мать подхватили под руки - и в машину. Мол, мы вас, Лидия Михайловна, до самого дома домчим. Ну и мы за ними. Что же нам мать одну с ними…
- Это они не хотели, чтобы люди к нам в дом пришли, это точно! - воскликнула хмельная Алена.
- Точняк! - лаконично подтвердил муж. - А здесь, едва вошли, по рюмке хлопнули, мол, спи спокойно, дорогой товарищ! И все! Вышли строем, как не было.
- А чего ж так?
- Правда, маме конверт оставили, что да, то да! Пухлый такой конверт… Мы еще и не смотрели… - По выражению полного удовлетворения, промелькнувшему на лице женщины, было ясно, что, конечно, смотрели. И сумма вполне устроила.
- Ты закрой пасть-то! - прошипел муж.
- А что же они не остались посидеть? - как бы не заметил Алениной оплошности Шура. - Товарища добрым словом помянуть?
- Так чтобы разговоров лишних не было. Вопросов-ответов, - Алене явно хотелось привлечь к себе внимание товарища из прокуратуры.
- Это про публичный дом, что ли? - небрежно спросил Фонарев, уминая соленый гриб.
- Да! И про это! Нам-то Сенька рассказывал…
- Что он тебе рассказывал? - грозно вскричал вдруг Николай.
- Так… Как што, коханый? Про девчонок с телика… Он же их прямо с экрана и туда…
- Ты че? Бредишь, что ли? Выпила лишку, так иди спать! Пошла, пошла, - Николай поднялся, пытаясь вытолкнуть жену из-за стола.
- Ты че? Я тебе кто? Че я такого сказала? Товарищ и так знает. Он же сам сказал. И ты первый начал!
- Мало ли что… Давай-ка посудой займись. Иди, кому сказал! - взревел глава семьи.
Алена нехотя покинула комнату, обиженно взглянув на мужа.
- Чего это ты вызверился? - миролюбиво спросил Фонарев. - Знаем мы про их дома публичные. Ты про какой говорил? Про тот, что на Юго-Западе?
- Если все знаешь, так не расспрашивай. Только сдается мне, ты меня паришь. Ничего ты не знаешь. Потому что нет ничего на Юго-Западе.
- А где есть?
- А это ты сам выясняй! Нашел дурака! И вообще… Я к тебе по-хорошему, стопку налил, помянуть предложил, а ты меня выпытываешь. А потом в контору свою вызовешь и под протокол?
- И вызову! Ты сам-то в уме? Твоего родного брата убили, башку ему оторвали! Мы ищем тех, кто это сделал, чтобы наказать! А ты что? Помочь не хочешь? Не хочешь помочь найти убийцу брата? - наступал Фонарев.
Николай молча наполнил стопку, молча выпил, понюхал корку хлеба и изрек следующее:
- Я тебе вот что скажу. Брата не вернешь. А я у матери единственный сын остался, надежда ее старости. Ты хочешь, чтобы и мне башку оторвали? А я не хочу. Я еще пожить хочу, понял? И ребятишек заделать парочку, и дом достроить в деревне… Так что ты меня не прессингуй. У тебя работа такая - расследовать, вот ты и расследуй. Только не за мой счет! Понял?
- Понял, - вздохнул Шура. - Вот из-за таких несознательных граждан…
- Да пошел ты! Из-за такой прокуратуры у нас бандиты, воры и убийцы живут припеваючи. Никто их не наказывает. А если простой мужик, вроде меня, против них пойдет, они меня из-под земли достанут.
И никакая милиция с прокуратурой в обнимку меня не спасут. Все! Поминки закончены.
- Если понадобится, вы будете вызваны для дачи свидетельских показаний официально, - произнес, поднимаясь, Фонарев. Лучше бы он этого не говорил.
- Какие свидетельские? Ты опупел, что ли? - взревел Николай. - Мы же пострадавшая сторона. Пострадавшие мы, а не свидетели, понял? Вот и чеши отсюда, опер мамин! А то я тебе сейчас чайник быстро начищу!
- Колечка, Коленька, не надо, миленький!
Из кухни влетела Алена, повисла на муже; махая рукой Фонареву: дескать, уходи, пока цел.
Фонарев солидно кашлянул, давая понять, что он уходит, поскольку считает задание выполненным, а не потому, что Николай злобно таращит на него выпученные пьяные глаза.
Глава 19
ЭКС-ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
В то время как оперуполномоченный Фонарев поминал погибшего водителя Семена Шатрова, Александр Борисович Турецкий находился с визитом в загородной резиденции Ивана Васильевича Артеменко.
Бывший председатель совета Российской ассоциации рекламных агентств, бывший генеральный директор одной из ведущих рекламных групп SGS communication, а ныне - прикованный к инвалидному креслу седой мужчина лет пятидесяти восседал напротив Александра у стола карельской березы, выполненного в стиле александровский ампир. Саша сидел в кресле того же гарнитура, что и стол, и диван, и несколько стульев. Гарнитурчик тянет тысяч на двадцать пять баксов, прикинул про себя Турецкий.
Они вели беседу под удивительно вкусный английский чай, который разливала супруга Артеменко, длинноногая белокурая красавица, явно из бывших моделей.
Беседа шла ни шатко ни валко. Артеменко, разумеется, знал о гибели Трахтенберга, но разговорить его никак не удавалось.
- Что вы хотите, Александр Борисович? - пожимал он плечами. - Заниматься в нашей стране бизнесом, тем более крупным бизнесом - это занятие, опасное для жизни. Так что с кем не бывает, как говорится…
- Да, кому, как не вам, это знать, - сочувственно произнес Турецкий.
- Что было, то прошло. Зацикливаться на своей беде - занятие малоперспективное. Алиночка мне очень помогает, вливает в меня душевные силы, - поцеловал он руку жены.
- Простите, что ворошу прошлое, но, насколько я знаю, виновников вашего несчастья не нашли? Ни киллера, ни заказчика?
- Не нашли, разумеемся, - усмехнулся Артеменко. - Разве может милиция переиграть спецслужбы?
"Ага! Вот оно! Пошло!" - навострился Александр.
- Вы считаете, что к покушению причастны…
- А кто составляет службы безопасности всех воротил отечественного бизнеса? Кто их возглавляет? Это же всем известный факт, что бывшие сотрудники раскуроченного, разоренного КГБ влились стройными чекистскими рядами в разнообразные частные охранные предприятия - ЧОПы. Или в команды вполне конкретных господ.
- Так уж и все…
- Хорошо, кое-кто остался в ФСБ, - усмехнулся Артеменко.
- Но кому было выгодно убрать вас?
- А вы не догадываетесь?
- То есть, вы считаете, что заказчиком мог быть покойный Трахтенберг?
- Я этого не говорил. Заказчиком мог быть не он. И скорее всего - не он. Но мое место освобождалось под него. Что и показали последующие события.
- А кто же, по вашему мнению, мог заказать Арнольда Теодоровича?
- Ну, батенька, вы и вопросы задаете… Это ваша задача, не моя. Вам за ее решение зарплату платят… Или мало платят? Переходите ко мне.
Иван явно поддразнивал Турецкого. Но тот на провокацию не поддался.
- Зарплата меня совершенно устраивает. Кроме того, я как государственный служащий имею много льгот.
- Рисковать жизнью, не спать ночами, жертвовать праздниками ради трудовых буден… - все подначивал Артеменко.
Признаться, Александр именно это и имел в виду. И то, что его раскусили, как мальчишку, разозлило. Турецкий хотел было отбить удар достаточно жестко, но остановился, вспомнив, что напротив него - наполовину парализованный человек, изо всех сил старающийся казаться этаким отчаянным мачо. Ладно, подыграем.
- Да, в том числе и это. Но главное - бесплатный проезд в городском транспорте.
Артеменко расхохотался.
- А вы мне нравитесь.
- Благодарю, - склонил голову Александр. - Если не возражаете, вернемся к Трахтенбергу. Иван Васильевич, я ведь пришел к вам не затем, чтобы вы выполняли мою работу. Я пришел поговорить с умным, сведущим человеком, который ориентируется в мире рекламного бизнеса куда лучше, чем я.
- Благодарю, - в свою очередь склонил голову Артеменко, явно копируя Александра. - А что к нему возвращаться? Мертвые сраму не имут…
- Скажите, Иван Васильевич, вот Российская ассоциация рекламных агентств, которую вы когда-то возглавляли, в чем ее задачи? Каковы функции?