- Ассоциация-то? Это мое детище, не скрою. Попытка вести бизнес цивилизованным путем. Это своего рода третейский суд, куда можно было обратиться за помощью, за защитой, за кредитом даже. Мы пытались препятствовать образованию монополистов от рекламы. Это была попытка создать более-менее равные стартовые условия игрокам. Чтобы на поле не царил только Артеменко, или Трахтенберг, или Пупкин. Чтобы реклама была разнообразна. Только так она могла бы развиваться, быть более качественной. Совет ассоциации принимал новых членов. При этом была обязательна рекомендация трех действующих акционеров ассоциации. Зачастую заказчики рекламы обращались к нам, к совету, и мы рекомендовали, какую из рекламных компаний выбрать заказчику. Проводились своего рода тендеры. Мы давали своим клиентам определенные гарантии: если рекомендованная нами рекламная группа не удовлетворяла заказчика, мы подключали других членов ассоциации и выполняли заказ уже за свой счет. Конечно, наши постоянные клиенты вносили определенные взносы за право работать с ассоциацией. Это своего рода Ротари-клуб. Так было при мне. Когда совет ассоциации возглавил Трахтенберг, все стало меняться. Все наиболее выгодные заказы он переключил на свое агентство… Так что сейчас ассоциация - не более чем формальность.
Александр слушал, изображая на лице полнейшее внимание. Более того, всей мимикой Турецкий как бы говорил, что совершенно одобряет оратора по всем пунктам пламенной речи. Думал он при этом следующее:
"Ага. Справедливость, равные стартовые условия… Пока ты был у руля, заказ на рекламу президентских выборов почему-то получила именно твоя группа".
Вслух он произнес следующее:
- Тогда, может быть, среди "рекламщиков" нарастало недовольство, созрел так сказать дворцовый переворот? Возникла некая новая сильная фигура, пожелавшая сместить заевшегося олигарха? Король умер - да здравствует король! Кстати, кто будет преемником Трахтенберга на посту председателя совета?
- Это не важно, - поморщился Артеменко. - Я сказал уже, что ассоциация утратила свою патронирующую роль. Каждый участник этого бизнеса нашел свою нишу. Рынок поделен.
- Но, возможно, есть обиженные?
- Обиженные есть всегда. На обиженных воду возят, - усмехнулся Артеменко. - Однако если каждый обиженный примется взрывать автомобили… Останутся только пешеходы. Не так-то это просто устроить, вы не находите?
- Нахожу. Поэтому и пытаюсь понять, кто мог организовать эту акцию. Судя по обстоятельствам взрыва, организатор многое знал о Трахтенберге: каким путем тот возвращается с работы домой, в какое время Арнольд Теодорович выехал из офиса…
- Ну… Все правильно, - улыбнулся Артеменко.
Турецкому порядком надоели эти его улыбочки всезнающего гуру. Мол, знаю, но не скажу.
- Между прочим, и у вас, милейший Иван Васильевич, есть мотив убийства.
- Да? Какой же?
- Ну как же: из-за Трахтенберга вы лишились возможности жить активной, полноценной жизнью.
Лицо Артеменко на мгновение окаменело. Затем он снова улыбнулся. Но это, пожалуй, и не улыбка была. Скорее, оскал.
- А я продолжаю жить активной и полноценной во всех отношениях жизнью, - медленно проговорил он. - Вы полагаете, что для этого обязательно нужны ноги? А я думаю - голова. Козлы, вон, бегают на четырех копытах, а толку что? Даже молока не дают.
"Это он обо мне, что ли? - изумился про себя Турецкий. - Это уже на грани фола, если не за гранью. Спокойно, Саня, не поддавайся!"
Сцепив под столом руки, Александр продолжил беседу:
- Но, согласитесь, у нормального человека в ваших обстоятельствах должно возникнуть элементарное желание отомстить, желание возмездия.
- Бросьте вы! Я немедленно выставил бы вас вон, но понимаю, что профессия накладывает отпечаток. Преступники мерещатся повсюду. В моем случае это абсурд! Я прикован к этому креслу восемь лет. Неужели вы думаете, что за этот срок я не нашел бы возможности расправиться с Арнольдом, если бы захотел? Уверяю вас, он умер бы гораздо раньше. И разве я сказал, что меня "заказал" Арнольд? Он вообще мог быть не в курсе, каким образом для него расчистили место.
- Что же получается? Коллеги по бизнесу живут между собой мирно, и у них нет мотивов для убийства. Вы тоже не причастны, вы меня убедили. Кто же остается?
Иван Васильевич загадочно молчал.
- Кстати, вы, конечно, знаете, что два месяца тому назад на Трахтенберга уже было совершено покушение?
- На Трахтенберга? - как-то по-особому спросил Артеменко.
- Ну да… Взрывчатка также была в его автомобиле. Взрыв произошел, когда в нем находился Трахтенберг. Все так же.
- Так же? - переспросил Артеменко, опять по-особому произнеся слово.
- Ну… Не совсем так. В первом случае взрывпакет был прикреплен к днищу. И пострадал охранник Арнольда. Но во втором-то погиб он сам!
- Думаю, что и в том, и в другом случае пострадал тот, кто должен был пострадать.
- То есть… Вы считаете, что первый взрыв был предназначен охраннику? Мы знаем, что пострадавший - не просто охранник. Мы знаем, что пострадавший был рядом с Трахтенбергом на протяжении лет десяти. То есть должен был пользоваться его неограниченным доверием. Это что же, Арнольд его наказал?
- Заметьте, не я это сказал, - воспользовался Артеменко известной экранной шуткой.
- Но за что?
- Батенька, вы слишком много задаете вопросов. На которые…
- Ну да! Сама, сама, сама… Я понимаю, что отвлекаю вас от важных дел, - вложив в интонацию немного иронии (главное - не перебрать!) и в то же время жалобно произнес Турецкий, - но без вашего опыта, знаний…
- Алиночка, завари нам еще чайку, - вздохнул Иван Васильевич.
Женщина молча исчезла с чайником в руке.
"Немая она у него, что ли? Может, они сошлись на почве физических недостатков?" - с некоторым душевным волнением подумал Александр, глядя вслед безупречной красавице, пусть даже и немой. И почувствовал, что завидует сидящему напротив него калеке.
- Александр Борисович, вы в процессе расследования изучали, конечно, творчество Трахтенберга? Его рекламные ролики?
- Да, разумеется, просматривал. Реклама пива, косметики, один из операторов мобильной связи, автомобили… - добросовестно перечислял Александр, словно школьник перед учителем.
"Учитель" кивнул:
- Верно, верно. И как вам его продукция?
- Ну что… Довольно интересные ролики. Отличаются от других. - Турецкий попытался сформулировать впечатление: - Веселые такие. Жизнеутверждающие. Или, напротив, загадочные, романтичные. И везде у него молодежь. Компании молодежи, девушки симпатичные. Одна очень красиво что-то ест. Не помню, что именно. Очень милая девушка, - невольно улыбнулся Александр.
- Да. И заметьте, никаких всем известных, затасканных лиц. В этом было его кредо. Он считал, что известные актеры, снимающиеся в рекламе, только раздражают зрителя. Отвлекают внимание от рекламируемого товара. Актер вызывает огонь на себя. Зритель думает: "Ну что ты туда поперся, в рекламу эту? Денег все мало? А мы тебя так любили за роль такую-то и сякую-то!" И это раздражение накладывается и на рекламируемую продукцию.
- Верно, - рассмеялся Турецкий. - А где он брал лица "незатасканные"? Таких милых барышень, например?
- Работала целая команда. Сотрудники ходили по институтам, дискотекам, просто на улицах высматривали. Арнольд и сам активно работал в этом направлении… Особенно что касается милых девушек.
- Поня-я-тно.
- Боюсь, что вам еще очень многое непонятно. Но направление… Верной дорогой идете, товарищ.
Турецкий снова почувствовал раздражение от этого покровительственного тона. "Что это он мне свои версии навязывает?"
- Ладно, на время оставим девушек в стороне. Скажите, пожалуйста, а клиенты Трахтенберга не могли иметь к нему претензий? Или он к ним? В бизнесе всякое бывает…
- Это верно, бывает всякое, - Артеменко снова улыбнулся своей насмешливой улыбкой. - В целом, насколько мне известно, клиенты Арнольда были им довольны. Но… Есть один господин, который изрядно трепал нервы Трахтенбергу и сотрудникам его агентства.
- Кто же это?
- Господин Горбань. Помните марку?
- Конечно, - оживился Александр. - Отличный алкоголь!
- Вот-вот. Там целая история. Но это уж вы сами. Мне пора отдохнуть. У меня режим.
- Благодарю вас за беседу, - поднялся Александр. - Вы рассказали мне много интересного и даже подбросили версию.
- Ничего я вам не подбрасывал. Версии, пожалуйста, сочиняйте сами.
- Напрасно вы в таком тоне! - разозлившись, не сдержался Александр. - Мы не сочинительством занимаемся, мы расследуем преступления. Жестокие, кровавые. Такие, как взрыв машины Трахтенберга. Ведь не он один погиб! Погиб его водитель, молодой, здоровый парень, которому еще жить бы и жить. И мальчик-мотоциклист. Вы верите, что он профессиональный убийца? Лично я думаю, его кто-то подставил! А ведь у него наверняка остались мать, отец. Может быть, любимая девушка. В чем виноваты они?
Артеменко молча слушал. В его лице что-то менялось. Наконец он произнес:
- Знаете, всегда кто-то кого-то подставляет. Нынешняя жизнь, к сожалению, замешана на подлости и предательствах.
- Это у кого как, - жестко ответил Турецкий. - Как говорится, каждому по делам его!
- Алиночка, проводи гостя, - окликнул жену Артеменко. И, развернув коляску, поехал прочь из комнаты.
Тотчас возникшая безмолвная Алиночка протянула руку в роскошных перстнях, указывая Турецкому дорогу.
- Если будет необходимость, нам придется встретиться еще раз! - резко произнес взбешенный Турецкий. Не хватало еще, чтобы его, помощника Генерального прокурора, выставляли из дома!
- Разумеется, - хозяин остановился у дверей в спальню, оглянувшись на уходящего визитера.
- А знаете, в чем основная радость моей нынешней жизни? - Артеменко буквально выстрелил вопросом в спину Турецкого.
Александр обернулся, выжидающе глядя на хозяина.
- В том, чтобы демонстрировать физически полноценным мужикам свое превосходство. В том числе умственное.
Саша молча направился за Алиной.
"Ну и скотина! - подумал он уже в машине. - Еще, главное, при жене! Так меня давно никто не делал.
Он связался по мобильнику с Левиным.
- Олег, как дела? Что по киллеру? Никаких новостей? Так и остается неопознанным? Ясно. Теперь слушай мою команду: нарыть все, что можно, про торговый дом "Горбань". И как они взаимодействовали с Трахтенбергом. Собрать всю возможную информацию. Когда? Вчера! Короче, максимально быстро! Исполняй!
Затем он связался с Грязновым:
- Слава! Нужно найти бывшего охранника Трахтенберга. Помнишь, одноногий? Фамилия - Малашенко. Он был на месте происшествия. Приехал и уехал. Нужно найти! Дай своим орлам указание. А я к тебе заеду ближе к вечеру. Ну, пока!
Глава 20
МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ…
Вячеслав Иванович Грязнов рассматривал сидевшую напротив него женщину, которая тихо плакала, уткнувшись в носовой платок. И пока она плакала, приговаривая: "Простите, я сейчас… Я сейчас успокоюсь…", он рассматривал жену воротилы отечественного рекламного бизнеса, Софью Марковну Трахтенберг. И тяжелый вздох готов был вырваться из могучей груди Грязнова. Внешний облик супруги убитого никак не соответствовал ее статусу. Скорее, она была похожа на обычную домохозяйку из семьи среднего достатка. Вот и одежда, хоть и дорогая, что очевидно, но… И брюки, и широкая блуза - все было как-то не с ее плеча, что ли. Гораздо легче было представить ее на кухне, возле плиты в фартуке или халате. Вот и руки явно знакомы с работой по дому: коротко остриженные ногти, трещинки на пальцах, один из которых заклеен лейкопластырем. Порезалась, подумал Грязнов. Лицо и шея в морщинах. То есть свои пятьдесят мы не скрываем… А могла бы разориться на подтяжку или еще что-либо в том же роде.
- Простите меня, - еще раз всхлипнула женщина. - Тридцать лет вместе, и такой ужасный конец…
Трахтенберг был женат первым браком. На Софье Марковне. А мог бы и сменить старую на новую, как говорится в рекламном ролике ее мужа. Но не сменил. Что же это за семья?
И могла ли Софья Марковна быть причастна к убийству своего мужа? Это и предстояло выяснить Грязнову.
- Соберитесь, голубушка, - ласково проговорил он. - Понимаю, как вам тяжело…
- Вы женаты? - сквозь слезы спросила женщина.
- Увы, нет.
- Тогда вы не понимаете… Мы со студенческой скамьи…
- Да? Вы с мужем вместе учились? - Ее нужно было отвлечь, чтобы слезы перестали наконец течь по дряблым, отвисшим щекам рано увядшей женщины.
- Да. Мы учились на одном курсе, в одной группе.
- Скажите, каким был Арнольд Теодорович в юности?
- О, он был замечательный, лучше всех, - слегка оживилась женщина. - Самый остроумный, самый веселый. Вечно что-то придумывал. Агитбригаду создавал или команду КВН. И везде был капитаном, первым. Весь курс был в него влюблен. Все девчонки. Я даже думать не смела, что он обратит на меня внимание… Хотите, я покажу нашу фотографию тех лет?
- Конечно, - кивнул Грязнов.
Женщина полезла в сумочку, достала черно-белую любительскую карточку. На ней юная, прелестная девушка улыбалась тихой застенчивой улыбкой, прижавшись к высокому парню. Ветер развевал длинные светлые волосы девушки и черные вихры парня.
"Однако время не красит", - с грустью подумал Грязнов.
- Замечательная фотография.
- Это мы в агитпоходе. Ездили по Подмосковью. Арнольд пел под гитару, потом у нас еще был сводный хор, потом он еще читал стихи. Как он стихи читал, вы бы слышали!
Она снова собралась заплакать, Грязнов увидел и поспешил спросить:
- А что делали вы? Танцевали, наверное?
- Что вы! У меня никаких талантов нет. Просто он меня таскал с собою повсюду. Я больше на кухне. Ребята с утра уедут в совхоз - и на весь день. А я им готовила, прибиралась… Мы обычно в школах-интернатах жили. Помните, раньше были школы-интернаты? Летом они пустовали.
- Они и сейчас есть. И, увы, переполнены даже летом. Но вернемся к вашей студенческой юности.
Значит, они на концерт, а вы на хозяйстве. И не скучно было весь день одной?
- Что вы! Когда же скучать-то? На двадцать человек наготовить, да полы помыть, да постирать. Мальчишки совершенно не умели стирать! - чуть улыбнулась она. - А вечером они вернутся голодные, полные впечатлений. И за стол скорей. И все меня нахваливали… Я была вечерней царицей… Шутка, конечно. Потом рассказы: где и как выступили, какие были накладки… Смеялись до упаду. Потом песни пели. Какое было время!
Софья Марковна затихла. Заплаканные глаза смотрели за окно. В них плавало прошлое.
- Гм-м, - кашлянул Грязнов, напоминая о себе. - Потом вы поженились?
- Да. На пятом курсе. После окончания остались преподавать в том же вузе. Поступили в аспирантуру. Диссертации защитили. Собственно, еще лет десять студенческая жизнь продолжалась…
"Интересно, она знала о том, что ее муж параллельно с диссертацией занимался "ювелиркой"? - думал Грязнов. - Похоже, что не знала. Но Трахтенберг-то каков! Подпольный миллионер Корейко!"
- Скромно жили? Преподаватели ведь зарабатывали немного.
- Нет, вы знаете, на жизнь всегда хватало. Арнольд где-то подрабатывал всегда. То вагоны разгружал, то платные концерты устраивал. Несколько наших ребят сколотили ансамбль. Помните, они еще назывались ВИА. Арнольд им помогал раскрутиться, как сейчас говорят. Вы не подумайте, ничего такого недозволенного! - воскликнула она, опасаясь, видимо, что грозный генерал накажет ее усопшего супруга за невинные шалости двадцатилетней давности.
- Что вы! Я и не думаю! То есть материально вы жили хорошо?
- Да, вы знаете, в еврейских семьях не положено жить плохо… - простодушно ответила она.
"Интересная мысль. Это что же, Моисей им так наказал?" - хмыкнул про себя Грязнов.
- …Муж - добытчик. Жена - хозяйка дома, мать своим детям. Настоящая мать, которая всегда рядом. Когда родилась Диночка, а она у нас поздний ребенок, я работу оставила. Целиком посвятила себя дому. Тем более что Алик уже увлекся рекламой. Работал допоздна. Иногда и ночевать не приходил, столько работы было…
"Известно, какая у мужиков работа по ночам", - опять-таки мысленно усмехнулся Грязнов.
- А почему он увлекся рекламой?
- Ну… Алик был очень активным, талантливым человеком. В вузе ему стало скучно. Тем более что работа ректора, а он тогда уже был ректором - чисто административная. А Арнольду хотелось творчества. И когда подул ветер перемен, - она так и сказала! Безо всякой иронии! - Алик, конечно, отдался новому со всем пылом своего сердца.
"И, видимо, тела", - про себя добавил Вячеслав.
- Супруг не рассказывал вам о работе?
- Нет. Он очень уставал. Дом был для него отдушиной, местом отдыха. Я никогда не теребила его расспросами. И Диночка тоже. Мы старались сделать так, чтобы ему было уютно и покойно.
- Но ведь он был человеком публичным. Приемы, презентации. Вы там бывали?
- Нет. Я совершенно не светский человек. Мне все это не интересно. И эти его партнеры по бизнесу… Если хотите знать, я ненавижу рекламу. И мне не нравилось, что Алик этим занимается. Но я ему не указчица. Он делал, что хотел. Конечно, он всегда приглашал меня с собою на все мероприятия, но я отказывалась. По мне, лучше прочесть хорошую книгу или посмотреть хороший фильм.
- Понятно. Вы простите меня, что я касаюсь больного… Работа у меня такая. Скажите, Софья Марковна, вашему мужу не угрожали? По телефону или почтой. Он вам ничего такого не рассказывал?
- Нет. Ну как вы не поймете: наши отношения были выстроены так, что он никогда не вмешивался в мою епархию, а я в его дела. Он никогда не спрашивал меня, как я готовлю фаршированную рыбу. Он просто любил ее кушать. И я никогда не расспрашивала его о делах. А он никогда не говорил со мной о своих проблемах.
- Но вы могли слышать обрывки телефонных разговоров… Вообще, когда люди близки друг другу, настроение, состояние души чувствуются без слов. Так, наверное?
- Он меня щадил. У меня, видите ли, больное сердце. Мне очень вредно волноваться.
"Теперь уж и не придется", - едва не произнес Грязнов вслух.
- А как вы отдыхали? Ездили куда-нибудь?
- Нет. После того как мы перебрались в загородный дом, а это было пять лет назад, я вообще никуда не выезжала. Мне очень нравится наш дом. И там всегда достаточно работы. По саду и вообще… Я, знаете ли, люблю землю, люблю в ней возиться. Кроме того, мне противопоказано солнце. Но Алик, разумеется, ездил отдыхать. Я на этом настаивала. Он объездил всю Европу, бывал в Африке, в Америке. Ему это нужно было и для работы. Он ведь рекламировал и туристические агентства.
- И что же, он всегда ездил один?
Софья Марковна секунду помедлила с ответом, затем подняла голову, надменно взглянула на Грязнова заплаканными глазами.
- Если вы хотите спросить, изменял ли мне мой муж, так и спрашивайте! - отчеканила она. - Если вам неудобно задавать прямые вопросы, я сама вам скажу: разумеется, да! Где вы видели мужчину, который за тридцать лет ни разу не изменил жене? Конечно, у него были увлечения, интрижки, просто мимолетные связи. Но какое это имеет отношение к семье? - высокомерно спросила женщина.
- Действительно, - ошарашенно ответил Грязнов.