Необъяснимо жестокое, немотивированное убийство старика и загадочная гибель в тюрьме человека, подозреваемого в заказном убийстве… Что может быть общего у этих двух - таких разных - преступлений?
"Госпожа следователь" не сразу понимает, что связь существует, - и даже не подозревает пока, какими невероятными, нетрадиционными методами ей предстоит вести расследование…
Содержание:
-
ВТОРНИК 1
-
СРЕДА 4
-
ПЯТНИЦА 9
-
СУББОТА 12
-
ВОСКРЕСЕНЬЕ 15
-
ПОНЕДЕЛЬНИК 16
Ирина Зарубина
Запретное кино
Этот сон уже мучил Клавдию Васильевну несколько дней. И до того он был мрачный, что она даже родным о нем рассказать не могла. А просыпалась каждый раз в ужасе и страхе, с колотящимся сердцем и жутким отвращением к самой себе. Ведь получалось, что это в ее сознании (или подсознании) жили все эти изощренные мерзости и грязь.
Это была какая-то киносъемка. Хотя Дежкина не видела киноаппаратов, не видела осветительной аппаратуры, суетливого режиссера, но какой-то дух показухи витал надо всем творившимся на ее глазах. Страшный дух. Так бывает во сне: заранее уже знаешь, где все происходит, и обстоятельства как бы являются данностью. Вот теперь это была киносъемка. Что-то из жизни Древнего Рима. Все люди были одеты в белые туники или латы. И всех их казнили. Казнили разнообразно, с выдумкой, кроваво и безжалостно.
Рубили головы, распинали на крестах, отдавали на растерзание львам. Впрочем, таких казней уже видено было в кино несметно. Много красной краски, неубедительные манекены, примитивные спецэффекты… Но, чувствовала Дежкина, что и самих киношников все это не устраивает, что задумали они еще что-то необычное, что-то "новенькое", чтобы встряхнуть заскучавшего зрителя.
Во сне Дежкина шла мимо всех этих ненастоящих смертей, как мимо досадных, но малозначительных помех и почему-то знала, что ей срочно надо вон туда, к нагромождению белых шатров, что именно там будет самое главное, чего она боится, но к чему ее тянет непонятное и гадкое любопытство. Вот это-то любопытство и мучило ее потом больше всего.
Она поспевала как раз в тот момент, когда на землю бросали еще одно человеческое тело.
И тут начиналось самое страшное. Круглое лицо патриция со слегка горбатым носом и тонкими губами, оплывшие щеки, вьющиеся черные, коротко стриженные волосы - дородность и властность неподдельные. Дежкина особенно подробно останавливалась на этом лице именно потому, что боялась каждый раз двинуться в своем сне дальше и сознаться себе в том, что и было настоящим ужасом. Тело это не муляж и не манекен. Это было настоящее человеческое тело. Труп. Она понимала это по тому, как мертвенно вздрагивали от удара о землю жировые складки на его теле.
В каком морге раздобыли это тело? Что за несчастный бомж с лицом римского вельможи оказался тут, на съемочной площадке? Дежкина даже не пыталась ответить себе на эти вопросы, она вдруг бросалась бежать от этого места. Чтобы не видеть дальнейшего. И в один момент оказывалась за белым шатром, успевала перевести дух, заклиная себя не смотреть, не смотреть, не поворачивать голову, убежать… но все равно каждый раз словно не сама по себе, словно по чужой воле вскидывала глаза и видела, как труп вздергивался над шатрами ногами кверху. На ступни были накинуты железные тросы - вранье в историческом смысле, - а тросы эти растягивались желтыми автокранами, не видными, впрочем, из-за шатров.
Труп долю секунды висел в воздухе, болтая руками, - этого Дежкина почти не видела, только самым краешком глаза, даже скорее как бы догадывалась, но вот именно тут что-то заставляло ее повернуть голову, и уже самое мерзкое она видела ясно и четко, как, должно быть, и фиксировала невидимая кинокамера: тросы резко натягивались в разные стороны, и тело беззвучно и легко разрывалось пополам: раскрывался синий желудок, вываливались кишки, обнажались белые ребра, голова оставалась слева…
ВТОРНИК
1.12–7.14
Сегодняшнее ночное бдение имело две главные причины. Во-первых (или во-вторых), Клавдия безмерно увлеклась компьютером. Во-вторых (или во-первых), она уже панически боялась спать, поскольку кинокартинка с каждым разом становилась все подробнее и страшнее. Пила, помнится, транквилизаторы - еще хуже, обращалась к врачу, но тот только обругал ее, дескать, люди с настоящими болезнями пробиться на прием не могут, а вы со своими глупостями… Кленов, знакомый психиатр, только разводил руками и снова говорил об отдыхе и о перемене обстановки.
- В каком смысле обстановки, мебель передвинуть? - спрашивала Клавдия.
- Боюсь, это паллиатив. Нужны кардинальные изменения, - философски щурился Кленов.
- Развестись, детей бросить?
- Увы, и это полумера.
- Работу?
- Вот, уже горячее. Но мало, мало…
- Мало? Поменять страну, что ли?
- А у вас есть такая возможность? - заинтересованно встрепенулся Кленов. Видно, его эта тема сильно волновала.
- Есть. Я меняю ее каждый день, - не без гордости заявила Клавдия. - Надеюсь, к лучшему.
Словом, сон замучил Клавдию. И теперь она ночи напролет просиживала в Интернете.
Сначала Макс радовался; они за завтраком перекидывались с матерью непонятными для непросвещенного словами - сайт, чат, Веб, модем, навигатор, сервер к полному неудовольствию Федора и Ленки. Муж угрюмо утыкался к газету, дочь презрительно надувала губки.
- Хватит уже, слишком умный, да? - обращала она свой сарказм к брату, как бы ненароком задевая и мать.
Но потом Макс поумерил свой энтузиазм. Мать просиживала в его комнате ночи напролет.
- Ты мешаешь мне спать, - недовольно стал говорить он.
Но, по правде говоря, дело было вовсе не в этом. Максу самому хотелось безвылазно торчать в Интернете, а осуществить это вместе с матерью было невозможно. Она выбирала какие-то скучные странички - история, география, коллекции античности, оружия, марок и политические новости. Все. Ни разу не поинтересовалась игрушками, которыми Интернет набит под завязку, ни разу просто так, ради интереса, не открыла музыкальные сайты или киношные. А что интересного в этой политике? Ну читает мать газету на день раньше, чем она попадает в почтовый ящик. И что?
А Клавдия и сама считала, что в ее возрасте и положении проводить все свободное время у монитора - несерьезно. Но вот же зараза! Интернет уже не отпускал.
И как-то в воскресенье она, сославшись на дела, тайком, как замышлявшая недозволенное школьница, отправилась на Горбушку, чтобы купить диск с новой системой поиска (об этой системе она тоже узнала из Интернета).
О Горбушке она слышала много, но бывать в этом рассаднике пиратства ей не доводилось. Она представляла себе тайное место, где много темных личностей сторожко оглядываются по сторонам и распахивают полы своих одежд, являя интересующимся краденую продукцию. Это наверняка будут волосатые, грубые люди в коже. И как она вообще найдет эту Горбушку, как подойдет к темным личностям - Клавдия и представить не могла. Но ее это не остановило, она доехала на метро до "Багратионовской" и тут поняла, что никакой тайны нет. Толпа народа двинулась к Филевскому парку, Клавдия с незаинтересованным видом отправилась следом, выискивая взглядом волосатых и мрачных типов. Но народ был обыкновенный. В основном молодежь. Хотя были и солидные люди тоже.
"Мало ли, - подумала Клавдия, - может быть, они совсем не к пиратам идут".
Но солидные люди шли как раз туда.
Никаких черных флагов с черепом и скрещенными костями Клавдия не увидела. А был бесконечный ряд матерчатых палаток, изобилие аудио, видео и компьютерной продукции, от которой глаза разбегались. Никто ни от кого не прятался, не распахивал тайно полы одежд и тем более не оглядывался испуганно по сторонам.
Клавдия быстро нашла требуемый диск, купила его за смехотворную, по сравнению с компьютерными салонами, цену, но сразу уйти, как она решительно постановила себе заранее, не было никаких сил. Дежкина бродила по рядам, скупая сборники классической музыки, фильмы новые и старые, наши и американские, приобрела еще несколько компьютерных энциклопедий, среди которых была и "Автомобили мира" (вот порадую Федора!), даже игру "Детективное расследование", которую продавец - милый аккуратный мальчик в очках - расхваливал как высокоинтеллектуальную, и тут поняла, что истратила все деньги.
Дома она спрятала диски в кухонном шкафу, куда не заглядывал никто, кроме нее, а потом ночью, тайно, когда все спали, стала их изучать.
Тут ее ждало некоторое разочарование. Половина дисков не инсталлировались (компьютер отказывался их считывать). Еще несколько были с таким жутким переводом с английского на русский, что Клавдия вообще ничего не могла понять. Правда, каждый диск был снабжен бумажкой с надписью "Гарантийный талон", что давало ей право диск этот в течение недели обменять.
Поэтому в следующие выходные Клавдия снова была на Горбушке. Пираты не обманули - диски поменяли честно. Правда, на совсем другие, которые Клавдии были вовсе не нужны. Из обменянных тоже половина была бракованной. И очередное воскресенье опять пришлось проводить на Горбушке. Только через два месяца, когда ее уже узнавали продавцы дисков, Дежкина кое-как выпуталась из бесконечного обмена. Но в Филевский парк ее теперь тянуло каждое воскресенье, словно на любимую работу.
От этих посещений оставалось двоякое чувство - с одной стороны, как следователь по особо важным делам Прокуратуры Москвы, Клавдия понимала всю порочность нарушения прав интеллектуальной собственности, но с другой, как компьютерный фанат (а Клавдия теперь честно признавалась себе, что именно фанатом она и стала), дешевизна компьютерной продукции манила ее неудержимо.
Сегодняшнюю ночь Клавдия посвятила изучению странички "Карта, адреса и телефоны Москвы и Подмосковья". Она видела диск с таким же названием и у пиратов, но уж его-то купить ей совесть не позволила, Она знала, что данные попросту украдены из МВД. Однако любопытство взяло верх.
Она, конечно, первым делом нашла свой телефон и с удовольствием узнала, что здесь трубку могут поднять Клавдия, Федор, Максим и Елена Дежкины. Был и точный адрес. По адресу же своей помощницы Ирины Калашниковой она узнала ее телефон, который, впрочем, и так помнила назубок. По фамилии своего бывшего помощника Порогина узнала и его координаты.
Тогда, внутренне напрягшись, задала компьютеру номер своего кабинета в прокуратуре. Тот сразу же выдал все тайны.
Вот так, подумала Клавдия. Ничего теперь скрыть нельзя. Она набирала фамилии, адреса и телефоны своих знакомых - компьютер ни разу не ошибся. Даже фамилии подследственных тут же снабжались подробными данными.
Вот так - нажал кнопку и все знаешь.
- Ма, ты спать будешь? - пробурчал Макс.
Клавдия вскинула голову и в который уже раз ахнула - она опять не заметила, как пролетела ночь.
- Все, все, ухожу.
- Ну что там в сегодняшних газетах?
- Обещают весну, - сказала Клавдия. - И падение рубля.
- В падение верю, в весну - нет, - сказал, позевывая, сын. - Все хорошее, что они обещают, никогда не сбывается, а плохое - как штык.
10.20–11.01
- Ну и молодец, Клавдия, - нежно погладил рукой аккуратную папку Малютов. - Ну и хвалю. Родина тебе этого не забудет.
- Звучит угрожающе, - сказала Клавдия без обиды. Настроение у нее было превосходным. Наконец она закрыла дело о заказном убийстве.
Заказные убийства раскрыть можно. Очень даже можно, только требует это долгого, скучного, начетнического труда. Никаких документов, явных улик, свидетельств ни заказчики, ни исполнители не оставляют. Поэтому поиск ведется по древнему правилу - кому это выгодно Начинаются опросы свидетелей, родных, близких, коллег, нащупываются связи. И вдруг оказывается, что смерти несчастного к его, скажем, тридцати годам желали чуть ли не все окружающие. Во всяком случае, у каждого из них могла быть довольно веская причины нанять убийцу. Темный лес! Клавдия часто удивлялась, как человек вообще дожил до своих лет. Он пил, изменял жене, бил детей, надувал сослуживцев, не отдавал долги, подличал направо и налево, был замешан в нескольких весьма подозрительных делах, более того, случалось, что покойный при жизни сам убивал людей. Получалось, что убийца чуть ли не выполнял благородную миссию - избавлял землю от подонка.
Но Клавдия знала, что эту миссию на земле имеют право исполнять только две инстанции - суд и, разумеется, Бог.
- Не проколешься на процессе? - спросил осторожный Малютов.
Клавдия и сама понимала, что найти участников заказного убийства - даже еще не половина дела, а только треть, если не меньше. В судах эти дела рассыпались, как карточный домик. Каявшиеся во всех грехах подследственные вдруг ни с того ни с сего начинали все отрицать, плакались, что следователи выбивали из них показания силой, бедных овечек силком загоняли в тюрьму. Да так слаженно, так в унисон, таким стройным хором, что только ахнешь. Оно и понятно, обвинение в этих случаях держалось чаще всего и исключительно на показаниях самих обвиняемых и свидетелей, в восьмидесяти из ста таких дел никаких вещественных доказательств не было. Кто-то запугивал свидетелей, и те тоже начинали от всего отнекиваться. Вот все и разваливалось замком на песке.
- Не проколюсь, - уверенно сказала Клавдия. У нее в деле как раз были вещественные доказательства - у главного подозреваемого нашли в гараже пистолет, из которого стреляли. Даже - о чудо! - с отпечатками пальцев.
- Ну и молодец, ну и хвалю, - повторил Малютов и нажал кнопку селектора, давая понять, что торжественная часть, собственно, как и вся аудиенция, закончена.
Клавдия развернулась на каблуках, чуть ли не прищелкнув ими по-военному, и замаршировала к двери.
- А как там Калашникова? - вдруг остановил ее Малютов.
- Отлично! - бодро отрапортовала Клавдия.
- Как думаешь, можно ее брать к нам?
- Нужно! - горячо воскликнула она.
- А раньше ты говорила, что…
- Что я говорила?
- Ну, ты была не так уверена.
- Когда это? Я всегда…
- Ну, было, было, - примирительно остановил ее Малютов.
Действительно, Клавдия один раз, когда Калашникова только начала стажировку под ее чутким руководством, высказалась в том смысле, что к Калашниковой еще надо присмотреться.
- Ладно, подумаем, - сказал осторожный Малютов. - Есть мысль дать ей самостоятельную работу.
- Чудно! - от всего сердца сказала Клавдия.
- Может, передашь ей дело Сафонова?
Энтузиазм Клавдии как-то сразу испарился. Над делом Сафонова Дежкина билась уже не первый месяц. Начала в буквальном смысле с нуля. Потому что ни свидетелей, ни улик, ни самой малой зацепочки в этом деле не имелось. Сафонов жил анахоретом. У него не было даже знакомых, родные вообще забыли о его существовании. Он нигде не работал, давно сидел на пенсии, из дому почти не выходил. И тем не менее его зверски убили - сначала избили палками, а потом вытащили в сад и повесили на яблоне. Сафонов жил в поселке художников на Соколе. Хотя сам художником не был, а проработал всю жизнь инспектором санэпидстанции. Его убийство походило на явную месть, но за что?!
Только в последние недели Клавдия начала нащупывать, даже скорее проинтуичивать что-то, но настолько призрачное и зыбкое, что, передай она сейчас дело другому, все пойдет прахом.
- А почему Сафонова?
- Да засиделась ты на нем, Дежкина. Глаз замылился, - сказал Малютов. - Нужны свежие идеи. Или ты все-таки считаешь, что Калашниковой рано давать самостоятельное дело?
- Я подумаю, ладно?
- Ну думай, думай.
- Только этим и занимаюсь, - буркнула Дежки на и вышла из кабинета.
Настроение было испорчено.
12.17–15.33
Настроение было испорчено. Но не только тем, что Малютов, вот же иезуит, сунул ей в руки неразрубаемый узелок.
Клавдия, еще когда шла по коридору в свой кабинет, вдруг поняла, что вовсе не дело Сафонова и не Калашникова ее тревожат.
Какая-то глухая неудовлетворенность вытекала из совершенно иной причины.
Это я просто не выспалась, подумала Клавдия. Надо заканчивать с этими ночными бдениями. Что я как маленькая? - ругала она себя. И понимала, что дело в чем-то другом.
Это как в предстоящем споре. Заранее бодро и остроумно придумываешь разительные, убийственные, саркастические аргументы, мысленно побеждаешь оппонента, просто растаптываешь его, уничтожаешь, а в действительности оппонент почему-то не подает тебе нужных реплик, спор перерождается в нудную ссору, в которой победителей нет.
Клавдия с ужасом поняла, что бодрая ее уверенность в благополучном завершении дела о заказном убийстве обманчива. Она вдруг нутром почувствовала - что-то важное в этом деле от нее ускользнуло.
Клавдия сидела в кабинете, тупо глядя в стену. И не слушала Калашникову, которая делилась своими открытиями в походах по глобальной компьютерной сети.
Ирина намеренно болтала без умолку. С некоторых пор разговоры об Интернете стали у двух женщин излюбленной темой, как когда-то мода и кулинария. Она видела, что ее наставница явно не в себе, и пыталась ее честно отвлечь.
- Я знаю, Клавдия Васильевна, что вы не любите сексуальные темы, но я нашла очень смешной сайтик. Называется "Что мы хотели бы знать о сексе, но всегда стеснялись спросить". Какого-то Вуди Аллена страничка. Я прохохотала всю ночь напролет. Вот это секс!
- НТВ, - сказала Клавдия вдруг.
- Что НТВ? - Калашникова решила, что Клавдия просто ответила невпопад.
- Часто его картины крутит. Это известный американский режиссер. У него и фильм такой есть. Мне нравится.
- Да? - Ирина была крайне удивлена. - А я думала, что вы меня не слушаете…
- Прости, не слушала, - согласилась Клавдия.
- А что случилось? - спросила Ирина.
- Ничего не случилось. Морок какой-то, пройдет.
За это время она успела не один раз прокрутить в голове все обстоятельства дела, но причин своей неудовлетворенности найти не могла. Все было завязано в тесный, логичный, тугой клубок. Никаких дыр и сомнений. Это немного успокоило.
- Ты дело Сафонова читала? - спросила Клавдия.
Ирина почему-то ответила не сразу.
- А давайте чаю выпьем, Клавдия Васильевна, - сказала она после паузы.
- Давай, - немного удивилась Клавдия. Неужели Малютов уже успел через голову Дежкиной предложить это дело Ирине?
Калашникова шустро организовала чайную церемонию и уже раскрыла было рот, чтобы ответить на Клавдин вопрос, как в кабинет робко заглянул Порогин.
- О, Игорек, - слишком восторженно приветствовала его Калашникова. - Чаю? Пирожков? - и бросилась к чайнику.