Вдруг захотелось разреветься, просто, по-женски пожаловаться кому-то. Но напротив сидела ее ученица, которая верила ей безоговорочно. И Дежкиной пришлось до боли закусить губу, чтобы слезы не покатились из глаз.
- Мне надо поехать, - сказала она сухо.
- Не надо, Клавдия Васильевна. Малютов сказал, чтобы вы ждали, он вас вызовет.
- И что, я так и буду сидеть, ждать у моря погоды?!
Дежкина встала. Это действительно было невыносимо. Она должна была сейчас, сразу же пойти и во всем разобраться, оправдаться, доказать…
Она вылетела в коридор и наткнулась на Патищеву.
- Дежкина, я по поводу взносов. Ты собираешься?.. - и осеклась. Клавдия только мимоходом посмотрела на профорга, но, видать, так посмотрела, что грозная Патищева словно растворилась в прокуренном воздухе коридора Московской прокуратуры.
- К нему нельзя, он занят, - вскочила наперерез Клавдии секретарша, но никто сейчас не мог остановить Дежкину. Какое-то мощное энергетическое поле отшвырнуло секретаршу на место, а Дежкина беспрепятственно вошла в кабинет.
- А, Клавдия! Привет, проходи, я сейчас, - неуместно весело приветствовал ее прокурор.
Клавдия подошла вплотную к его столу, тяжело оперлась о столешницу и дослушала конец неинтересного телефонного разговора.
- Я тебя как раз хотел вызывать, - сказал Малютов, положив трубку.
- А я сама пришла…
- Так что по поводу Калашниковой? - заглянул в календарь, чтобы вспомнить тему беседы, прокурор.
Клавдия даже не сразу сообразила, о чем речь.
- А? Что? Какой Калашниковой?
- Здрасьте! Стажерки твоей. Мы вчера говорили.
- О чем?
- Ты что, забыла? Дело ей передать Сафонова.
- Владимир Иванович, вы что, издеваетесь?
- Так ты считаешь, не готова пока?
- Какой-то дурдом! - выпалила Дежкина слово, которое все время вертелось у нее на языке.
- A-а… Ты про Семашко? - лениво "догадался" Малютов.
- А про кого же еще?!
- Знаю, доложили. Ужас, правда? Что там охранники смотрели? Это же безобразие. Человек кончает с собой, а они даже не…
- Вы про записку слышали?! - не выдержала Дежкина и чуть не стукнула кулаком по столу.
- Слышал, - равнодушно кивнул Малютов.
- И что?
- Да ничего. Дело уже в суде. Ну, проведем процесс без одного из фигурантов. Слушай, а что, Калашникова вправду еще не тянет?
Тут уж Дежкина не сдержалась. Она таки треснула кулаком по столу.
- Виктор Иванович, вы что, не понимаете? Мой подследственный кончает с собой и пишет в предсмертной записке, что это я довела его! Вы этого не понимаете?
- Я читал. Понимаю, - немного испуганно ответил Малютов. - А что, имеет под собой основания?
- Нет.
- Так все. Иди работай. Дело, повторяю, в суде.
Клавдия отшатнулась от стола, потерла ушибленную руку и сказала тихо, но четко:
- Дело надо вернуть.
- Как это? - искренне не понял Малютов. - Почему?
- Потому что Семашко не убивал.
12.42–16.01
Даже когда подъезжали с Ириной к военному архиву, когда показывали на входе документы, когда дежурный куда-то звонил, справлялся, когда раздевались и шли по тихим коридорам, даже когда уже сидели у компьютеров и перебирали именные файлы, у Дежкиной в ушах все еще стоял крик Малютова.
Ох, как он орал! Как топал ногами и стучал кулаком - крепкое стекло на его столе раскололось, слава богу, Малютов не поранился.
Дежкина никогда его таким не видела. Даже секретарша прибежала с охраной, решили, что Клавдия напала на прокурора.
А Клавдия этот крик приняла как освежающий душ. Только улыбалась уголками губ, а когда прокурор выдохся, повторила, что дело надо вернуть на доследование.
На вторую порцию истерики прокурора уже не хватило, он только устало махнул рукой, дескать, катись отсюда, Дежкина, чтоб глаза мои тебя не видели.
Только теперь, когда крик в ушах потихоньку стихал, Дежкина попыталась сама разобраться в причине своего нахальства. Что за черт дернул ее за язык сказать, что Семашко не виноват? Ведь она сама накануне десятки раз прокручивала дело и ни на секунду не усомнилась. И вдруг ляпнула…
- Клавдия Васильевна, кажется, нашла, - позвала из-за соседнего стола Ирина. - Посмотрите, это он?
Клавдия подошла.
И увидела на мониторе молоденького бравого капитана с орденами и медалями на груди.
- Он, - сказала Клавдия. - Давай-ка почитаем.
Ирина стала листать файл, и они узнали о славном боевом пути капитана Сафонова. На гражданке работал зубным техником, в сорок первом пошел на фронт, попал в артиллерийскую учебку, потом воевал. Бился под Сталинградом, брал Кенигсберг, войну закончил в Праге. В сорок третьем был ранен в грудь, но вылечился. Получил еще несколько ранений и контузий, но менее опасных. После войны демобилизовался и вернулся в Москву. Работал в городской санэпидстанции.
- М-да… - сказала Дежкина. - Все это мимо.
- А чего вы ждали? - спросила Ирина.
- Ох, Ириша, страшная у нас работа. Вот ведь - замечательный человек, ветеран войны, как говорится, скромный герой. На таких скромнягах Россия и стоит. А я вот, видишь ли, недовольна. Самой от себя же противно.
- Ничего себе, - вытаращила глаза Ирина. - Почему?
- Ну правильно, вы книжек про войну не читаете. Скоро вообще будут думать, что во второй мировой победили американцы, спасая рядового Райана. А мы в свое время…
- Господи, Клавдия Васильевна, во-первых, при чем тут это, а во-вторых, вы так говорите, словно вам пятьдесят лет.
Клавдия усмехнулась. Для Ирины пятидесятилетняя женщина - это уже древняя старуха.
- Ну, ладно-ладно, - смутилась Дежкина, хотя ей было очень приятно. - Я почему-то думала, что это месть. Военная память, понимаешь?
- А что, такие случаи бывали?
- Раньше - никогда. Но сейчас - все возможно.
Она минуту подумала, а потом сказала:
- Ну, отрицательный результат - тоже результат. Можно этот документ распечатать?
- Запросто.
Так почему же она решила, что Семашко невиновен?
А вот потому и решила, что он покончил с собой. Нет, на Клавдию не подействовали предсмертные обвинения подозреваемого. Вины за собой она не чувствовала. Но была тут запятая, закавыка, которая всю ее долгую работу сводила на нет.
Настоящие убийцы, во-первых, почему-то с собой не торопятся кончать. И даже в таких протестных целях. Так подстраивают, что попытки самоубийства вовремя останавливаются. Правда, могло статься, что и Семашко на это надеялся, да что-то не рассчитал. Но существовала еще и записка. Если бы Клавдия не знала покойника, другое дело. Но она провела с подозреваемым месяца два в длительных беседах. И с адвокатом, и один на один, и на перекрестном допросе, и на очных ставках. Лексикон покойника был скуден до безобразия. Почему-то он решил, что паразитическое "как бы" придает речи интеллигентность. Собственно, этим "как бы" и ограничивался словарный запас Семашко. Клавдия, правда, подозревала, что он в совершенстве владеет ненормативной лексикой, но при ней он этот набор использовать не решался Вот и оставалось ей угадывать, что может значить такая, например, фраза:
- Я, ну, как бы, понимаете, это.
Дежкиной приходилось по нескольку раз переспрашивать подозреваемого, что, собственно, он пытался сказать.
Поэтому написать, например, "ухожу из жизни добровольно", "следовательский произвол", "отвергаю как ложные", да еще верно расставить все знаки препинания и не допустить ни одной грамматической ошибки Семашко никак не исхитрился бы.
Кто-то ему это продиктовал. Надо было, конечно, дождаться результатов графологической экспертизы, но Дежкина не сомневалась - почерк был Семашко.
И скорее всего, бедняге как раз и пообещали - ты только сделаешь вид, что кончаешь с собой, а тебя спасут. Ох, надо будет хорошенько расспросить его сокамерников и дежурного. Что-то там сильно нечисто.
Но стройная эта картина, собственно, распадалась в пух и прах, когда Клавдия вспоминала, что на следственном эксперименте Семашко показал все точно.
- Ну что, Ириша, поехали?
Калашникова сложила в папку бумаги.
- Может, все-таки ограбление?
- Знаешь, мне вчера Макс один жуткий сайт показал. "То, что вы всегда хотели увидеть, но никогда не видели", - перевела разговор Клавдия. - Я до сих пор в себя прийти не могу.
- И вы его видели? - удивилась Калашникова.
- И ты? - удивилась в свою очередь Клавдия.
- Бр-р-р… - красноречиво передернула плечами Ирина.
- Найти бы этих сволочей. Но я сначала должна все увидеть. Только выпишет ли наша бухгалтерия под это дело двадцать долларов?
- А зачем?
- Так там пароль.
- Пароль там "Death penalty". В переводе на русский - смертная казнь.
20.43–Четверг. 2.55
Дежкина все знала и все понимала. Она сто раз спрашивала себя: тебе это по делу или все-таки интересно, волнует кровь, пускает адреналин?
И сто раз отвечала себе: по делу.
Чем цивилизованное общество отличается от дикарей? В цивилизованных странах не казнят публично. Это "развлечение", слава Богу, отошло в прошлое. Но в людях еще осталось какое-то животное любопытство - а как там все происходит? Как человек дергается в агонии, как он истекает кровью, как у него вываливается язык от удушения, как пули разрывают его тело, а электричество заставляет глаза лопаться и вытекать?
Клавдия не была ретроградом, она не считала, что преступниками становятся, насмотревшись боевиков. Такая причина лежала на поверхности, а стало быть, не имела отношения к действительности. Во всяком случае, ей ни разу не попадались убийцы, которым удалось бы все свалить на плохое кино. Нет, конечно, они называли разных там "Прирожденных убийц" или "Пятницу, тринадцатое", но Клавдия в это не верила. Она понимала - это просто желание себя оправдать, обвинить, так сказать, среду, которая, дескать, заела. И еще эстетизировать свои гадкие делишки. Но до того, как эти подонки видели Фредди Крюгера или человека-бензопилу, они уже вешали кошек, избивали слабых, воровали и резали ножами. Кстати, в советское время эти киноманы ссылались на партизан, разведчиков и пионеров-героев.
Поэтому, вдохнув поглубже воздух, Клавдия набрала пароль и стала ждать.
Компьютер был, конечно, слабоват, видеофайлы загружались долго. Клавдия успела даже сходить на кухню и проследить, чтобы не сгорели пирожки.
Семья осуждающе посмотрела на нее. Разумеется, она настрого приказала никому не заходить в комнату, сославшись на служебную тайну. Особенно тоскливыми были глаза у Федора.
На сегодня хватит времени посмотреть только десять - пятнадцать роликов, подумала Клавдия. И понимала, что все это страшная, невыносимая работа, что и одного бы с нее было достаточно.
Но снова задала себе вопрос - это по делу? И с внутренним тяжким вздохом ответила - да. Только по делу.
Первым был ролик, который прокрутили почти все каналы телевидения - расстрел в Чечне. Только здесь все было подробнее и крупным планом.
Противное зрелище. И это в России конца двадцатого века.
Генеральная прокуратура тогда завела по этому поводу уголовное расследование, но все так и повисло в воздухе. Кто пошлет в Чечню следственную бригаду, если там воруют и куда менее заметных людей?!
Потом прошло несколько роликов про разные казни в каких-то то ли латиноамериканских, то ли юго-восточных странах. Качество изображения было ужасным, но Клавдию это как раз не волновало. Она, сцепив зубы, смотрела, как погибают люди. Возможно, преступники, злодеи, а возможно, невинные, но и это не имело значения - равнодушный монитор показывал смерть людей.
На седьмом или восьмом ролике Дежкина решила, что вообще зря затеяла весь этот тайный просмотр. На сайте были кинокадры, которые так или иначе мелькали в документальных фильмах на экранах телевизора. Она бы и прекратила это само издевательств о, если бы не помнила о демо-ролике, том самом, который снился ей почему-то уже почти полгода.
- Ма, я спать собираюсь, - осторожно постучал в дверь Макс.
- Хорошо, еще полчасика, - ответила Клавдия через дверь.
Она была уверена, что на большее ее не хватит.
Но как только шаги Макса стихли, на экране возник какой-то кривой кадр. Сначала было темно и непонятно, что и где происходит. Потом Клавдия рассмотрела, что это как будто чердак. Ряды толстых деревянных балок, слуховые окна и пол, на котором множество следов.
Посреди чердака стоял стол, который долгое время был центром внимания телеоператора. Он обходил его то слева, то справа, водя дрожащей камерой по металлической столешнице. Клавдия рассмотрела, что стол - медицинский, может быть, хирургический. От его стерильной пустоты и мерцания в слабом свете становилось особенно жутко. Камеру явно держал кто-то неумелый, так снимают домашнее видео.
Но потом оператор отодвинулся вглубь, оставив в центре кадра все тот же стол, Клавдия вдруг услышала:
- Можно?
Это прозвучало за кадром по-русски. И очень отчетливо. Мужской голос.
Другой голос ответил что-то неразборчиво.
Клавдия только тут опомнилась и остановила изображение - надо было это записать на компьютер.
Она запустила запись и снова включила изображение.
На экране возникли две фигуры - скорее всего, мужские. Лиц видно не было - трикотажные шапочки оставляли открытыми только рот и глаза. Эти двое неловко приблизились к столу и поставили на него чемоданчик. Потом почему-то поклонились камере и снова ушли за кадр.
Камера приблизилась к столу, но ничего особенного не рассмотрела - чемоданчик как чемоданчик.
И тут снова появились двое в черном, но теперь они вели кого-то под руки. Это была девушка, и совершенно голая.
Ей помогли лечь на стол. И стали привязывать ее руки и ноги. Девушка спокойно приподнимала голову, чтобы наблюдать, как скручивают веревками ее конечности.
Камера снова приблизилась. И снова мужской голос произнес:
- Скажи что-нибудь.
- Привет, - сказала девушка. - Меня зовут Света.
Тут камера опять отъехала. Двое в черном склонились к девушке, что-то говоря ей. Один из них раскрыл чемоданчик и достал оттуда шприц.
- Ну ты чего? - спросила девушка.
Тогда один прижал ее голову, а другой впрыснул что-то в руку.
Девушка еще немного пошевелилась и затихла.
Клавдия даже не заметила, что вцепилась в подлокотники кресла, словно ее могло выбросить.
- Сейчас мы ей удалим аппендицит, - сказал в камеру один черный.
И сразу после этих слов, достав из сумки скальпель, полоснул девушку по животу.
- Э, э, э! - пробормотала Клавдия.
Кровь хлынула на железный стол.
Клавдия отвернулась.
Все тело дрожало противным киселем. Зуб на зуб не попадал.
Клавдия поняла, что сейчас ее вырвет. Она сцепила зубы, замотала головой, крепко зажмурив глаза.
Надо было все сразу же выключить. Надо было выбежать на улицу и дышать, дышать, дышать…
Она услышала, как кто-то засмеялся из компьютера. Решила, что все это шутка и открыла глаза.
И увидела, как от тела девушки отделилась голова. На полу уже валялись отчлененные руки и ноги.
Она схватила монитор руками и встряхнула его.
Экран погас. Но не потому, что монитор выключился. Просто кончился этот жуткий ролик.
- Вы у меня попрыгаете. Вы у меня посмеетесь, сволочи, - шептала Клавдия. - Я вас поймаю, негодяи.
Экран снова вспыхнул.
Начался новый ролик.
Что-то остановилось в Клавдии. Она смотрела теперь на экран сухими, трезвыми, почти равнодушными глазами. В этих глазах была только ненависть.
Снимали откуда-то с высокого места.
Улица, двор, видно, раннее утро. Возле подъезда стоит, прислонившись к дереву, человек. Мимо проходят люди, не обращая на него внимания. Потом человек посмотрел на часы. Пнул ногой консервную банку. Снова прислонился к дереву.
Эта запись шла без звука.
Без звука проезжали машины, безмолвно разговаривали люди, беззвучно открылась дверь подъезда и из нее вышел мужчина.
Человек оторвался от дерева, что-то спросил у мужчины, потому что тот обернулся.
И потом мужчина упал.
А человек, который стоял у дерева, подошел к нему и… (тут камера резко наехала) выстрелил лежащему в голову.
Клавдия вскочила.
Дальше нечего было смотреть. Экран снова погас.
А дальше и не надо было смотреть.
Клавдия увидела заказное убийство. И стрелял, конечно, не Семашко.
9.11–15.33
- Ничего, скоро суббота, - повторяла Клавдия. - Скоро поедем на Горбушку.
- Я ни разу там не была, - сказала Ирина.
- Ты многое потеряла.
- Но там пираты, - как барышня гусара, испугалась Ирина.
- Надеюсь, - загадочно улыбнулась Клавдия. - Надеюсь, там настоящие пираты. И мы с тобой их найдем.
Видеоролик с утра был показан Малютову, тот почесал затылок и признал:
- Ты права, Дежкина, ты, как всегда, права. Выходит, твой прокол? - тут же попытался он снизить уровень похвалы.
- Я не отказываюсь. Жаль вот Семашко…
- Нечего его жалеть. На нем других дел - мало не покажется.
- Это, во-первых, еще надо доказать, а во-вторых, смерти он все равно не заслуживал.
- Может, еще как заслуживал, - махнул рукой прокурор. - Все, иди, дело возвращаю тебе.
Клавдия и сама понимала, что ей придется начинать все сначала.
- Виктор Иванович, а как по поводу Интернета?
- Подумать надо. Тут и не знаешь, как за это взяться. Я еще с таким не сталкивался.
- Ну так надо начинать!
- Подумаем, подумаем. Иди.
Пока видеоролик будет крутиться в лаборатории, а та попытается вытащить из него портрет убийцы, Клавдии приходилось сидеть в кабинете, попивать чаек и заниматься своими будничными делами. Их у Дежкиной было, как всегда, невпроворот. Но мысли будничными не становились. Они вертелись в голове самым лихим музыкальным клипом: ничего не понятно, но ужасно занимательно.
- Клавдия Васильевна, я тут думала про Сафонова, - подала голос Калашникова.
Клавдия выключила видеоклип. Ну как она сама могла забыть?! Хотя столько всего навалилось.
- И что ты придумала?
- Да ничего особенного. Я просто заметила одну странность.
- Какую странность?
- Да вот, в его деле. - Она вынула из папки отпечатанные с компьютера листки. - Помните, он до войны был зубным техником?