* * *
Доктор Резерфорд, возникший вскоре в дверях "оранжереи", представлял собою поистине причудливое зрелище. Поскольку его наиболее сильным желанием было просто выспаться, он безо всякого смущения выпустил свою накрахмаленную рубашку из брюк, и она опускалась почти до колен наподобие греческой туники. Хотя это была хитрая небрежность. Как догадался Аллейн, полы рубашки прикрывали расстегнутые пуговицы на брюках доктора…
Вместо пиджака доктор набросил поверх рубашки плащ. Ворот рубашки был распахнут, и узел галстука располагался чуть ли не на уровне пупка Описание взъерошенной шевелюры доктора Резерфорда было достойно отдельной драмы в трех частях…
Доктор постоял в дверях, подождав, пока констебль представит его, после чего сделал рукой пренебрежительный воздушный салют в адрес Аллейна и Фокса.
- Явившись к вам сюда, джентльмены, в одной рубашечке ночной, оставил спящую красотку я в сеновале за корчмой! - продекламировал Резерфорд, тяжело сопя и оглядывая полицейских с видом крайнего неудовольствия. - Итак, на каком огне вы собираетесь меня поджаривать - на медленном или на быстром?
Если бы он был актером, ему здорово подошла бы роль Фальстафа, подумал Аллейн.
- Так говорите же! Я весь - одно огромное ухо! Изрекайте!
- Боюсь, мне нечего изрекать, - заметил Аллейн. - напротив, хотелось бы кое-что услышать от вас. Не будете ли вы столь любезны присесть?
Резерфорд грузно шмякнулся в кресло. Дерево затрещало, но выдержало… Величественным жестом он обернул широкие полы своей сорочки поплотнее вокруг бедер, ворчливо заметив:
- Прошу простить меня, джентльмены, я несколько устал и предавался неге, а потому пуговицы у меня застегнуты не все…
- Пуговицы - дело наживное, - рассмеялся Аллейн и тут же посуровел: - А скажите, как вы думаете, Беннингтон был убит?
Резерфорд высоко вздернул брови, поудобнее уложил сплетенные руки на животе, покрутил большими пальцами и сказал:
- Нет.
- Нет? А мы думаем обратное…
- Почему?
- Это я буду знать точно, когда выясню все с вами.
- Так я что же - подозреваемый?
- Нет, если вы сумеете доказать свою непричастность.
- Гм! Да если бы я только рассчитывал выйти сухим из воды, я наверняка пристрелил бы его! А еще лучше - предал его колесованию по полной программе! Он был невообразимый негодяй, этот Бен…
- В каком смысле?
- Во всех возможных смыслах, клянусь Юпитером и кольцами Сатурна! Алкаш! Обидчик прекрасных дам! Эксгибиционист! Дебошир! А самое главное, - тут Резерфорд повысил голос, - самое главное - мерзкий пачкун чужих творений! И официально заявляю вам, что если бы я, сидя в своей ложе, мог упросить Господа поразить Бена молнией, то я бы сделал это! С любовью и удовольствием!
- М-да, - протянул Аллейн, - о молнии как об орудии убийства мы как-то не подумали, это наша промашка… Попытаюсь исправиться… Но скажите мне, будьте так любезны, где вы находились с того момента, как покинули свою ложу, и до того, когда вышли на сцену?
- Пожалуйста Сначала - вышел из ложи. Потом - на лестнице. Потом - за сценой. И на сцене. Проще пареной репы.
- Можете ли вы назвать точное время выхода из ложи?
- Когда наши лицедеи только начали кланяться публике и делать веселые морды.
- Вы никого не встретили по пути, не заметили чего-нибудь необычного?
- Даже тень не пролетала!
- Значит, вы только спустились с лестницы и оказались на площадке прямо за кулисами, перед самой сценой - так?
- Именно.
- Есть свидетели, которые могут это подтвердить?
- Насколько я понимаю, нет. В такие моменты актеры к автору пьесы не более внимательны, чем невеста в первую брачную ночь к портрету своего прадедушки.
- Но, доктор, ведь в зале была публика - никак не меньше тысячи человек! Уж зрители наверняка поглядывали в сторону вашей ложи, не правда ли?
- Я все-таки надеюсь, что, несмотря на жалкие потуги парочки актеров испоганить ее, моя пьеса - вот что притягивало внимание зрителей! - величаво заявил Резерфорд, поддергивая рубашку.
- Ну хорошо, а к вам в ложу разве никто не заходил?
- После первого акта - никто. Я специально, в качестве меры предосторожности, заперся изнутри. Терпеть не могу, когда невежды заводят со мной глубокомысленные разговоры о моих пьесах.
- Вы заходили в служебные помещения во время спектакля?
- Да. Я спускался вниз в обоих антрактах. Сперва - повидать эту прелестную малышку…
- Мисс Тарн? - переспросил Аллейн.
- Ну да. Такая чудная девчушка, и актриса из нее получится прекрасная. Если она только не станет участвовать в склоках, на которых держится кровля этого ничтожного балагана…
- Хорошо, а в гримерные вы заходили во время антрактов?
- Я заходил в такой небольшой кабинетик в конце коридора, если можно, конечно, назвать его гримерной…
- Понятно. И когда же вы вернулись в свою ложу?
- Как только я сделал в этом кабинетике все свои дела и стали поднимать занавес.
- Хорошо… - протянул Аллейн задумчиво и добавил: - А вы знаете человека по имени Отто Брод?
Глаза доктора стали вдруг расширяться, брови поползли вверх, ноздри превратились в лунные кратеры, и стало ясно, что, если суперинтендент Аллейн не отойдет на пару шагов, его просто может снести мощным чихом. Платка у доктора Резерфорда не оказалось, и он использовал вместо него подол своей необъятной сорочки. Под задранной рубахой обнажился весьма пикантный беспорядок…
Полицейские попытались укрыться за мебелью, и от порыва ветра погасли две настенные лампы.
- Отто Брод? - переспросил Резерфорд, утираясь. - Никогда не слышал о таком.
- А его корреспонденция, кажется, представляет некоторый интерес, - заметил Аллейн загадочно, но доктор только пожал плечами:
- Не знаю. На что вы намекаете?
Аллейн решил оставить Отто Брода в покое.
- А знаете, доктор, я успел уже выяснить массу интересных подробностей о событиях последних двух дней в театре, - сказал инспектор. - Во всяком случае, касательно двух генеральных репетиций и съемки.
- Неужели? То есть вы узнали о том, что между мной и Беном проскакивали искры? Что ж, если вы ищете мотивы, вы их найдете у меня… - доктор Резерфорд невесело усмехнулся. - Мы друг друга ненавидели, я и Бен. Просто лютой ненавистью. Хотя, если смотреть в лицо фактам, он всегда был более склонен к насильственным действиям, нежели я…
- Вражда между вами возникла из-за участия его племянницы в спектакле?
- Ну, антипатия между нами была изначально, по определению… А к этому потом добавилось его хамское искажение моей пьесы, а также экстренная необходимость замены его умственно отсталой племянницы на более-менее сносную актрису. Хотя бы на эту девчонку, мисс Тарн… Мы сталкивались с Беном лбами на каждой репетиции…
- И в конце концов вы одержали верх?
Доктор сделал пренебрежительный взмах рукой, как будто его победа над Беном была однозначно угодна всем возможным богам и просто не подлежала сомнению.
Суперинтендент Аллейн с подозрением изучал жуткий беспорядок в одежде доктора.
- Простите, доктор Резерфорд, вы не будете возражать, если вас обыщут? - с сомнением спросил инспектор.
- Что?! - взревел Резерфорд, взвиваясь.
Фокс, шедший к нему, остановился.
- А кстати, вы, как медик, скажите - мог ли удар в скулу, который получил Беннингтон, чуть позже обусловить кратковременную потерю сознания? Учитывая его общее, так сказать, затемненное состояние? - отвел готовую разразиться бурю Аллейн.
- А почему вы решили, что его били по морде? - переспросил Резерфорд недоверчиво. - Чего вы от меня хотите?
Последняя фраза была обращена к Фоксу, который все-таки не оставлял надежды обыскать доктора.
- Выньте, пожалуйста, руки из карманов, - попросил Фокс.
- Ну что ж, не будем портить свое реноме в глазах нашего покойного товарища, - насмешливо протянул Резерфорд и вытащил руки.
Ему удалось сделать это так ловко, что карманы вывернулись наизнанку и на пол вывалилось множество разнообразных предметов - карандаши, клочки бумаги, программки, коробочка с порошками, табакерка, блокнот, недоеденная плитка шоколада со следами огромных зубищ… И надо всем этим повисло легкое облачко разлетевшегося нюхательного табака…
Фокс издал горестный стон и, кряхтя, присел на корточки. Но сразу же после этого, вдохнув табаку, Фокс зашелся в приступе кашля, перемежающегося чиханием. Доктор злорадно захохотал и, протопав по своим вещичкам, как Кинг-Конг по Нью-Йорку, прошел к креслу и рухнул туда, сломав один из подлокотников.
- Доктор Резерфорд! - Аллейн пытался говорить спокойно. - Перестаньте вести себя как ребенок, давайте-ка посерьезнее… И не пытайтесь трогать эти вещи.
Доктор откинулся в кресле, задрал ногу и с интересом стал рассматривать слипшуюся массу из шоколада и раздавленной коробочки порошков на подошве ботинка.
- М-да, черт вас всех раздери, целая унция прекрасного табаку… - вздохнул он. - Мой недельный рацион!
Фокс, отдуваясь и отплевываясь, собирал с пола разбросанные и примятые жестокими ногами доктора вещи. Сложив предметы в кучку, Фокс намел горку нюхательного табаку и завернул его в бумажку, а бумажку сунул в конверт…
- Напрасно, легавый, напрасно, этот табак мне недешево обошелся! - прогремел доктор, наблюдая за действиями Фокса. - Хотите нюхнуть, как только окажетесь дома?
Аллейн потемнел.
- Хватит, доктор! - бросил он резко. - Порезвились - и будет!
Доктор только скривился, словно у него от слов Аллейна заболел зуб.
- Вы разыгрываете какой-то спектакль, доктор, - продолжал Аллейн. - Но ваша игра, простите за отзыв, совершенно неубедительна… Я точно знаю, что Беннингтона ударили в скулу. Я точно знаю, когда это произошло. Я также знаю, что кровоподтек был тщательно закамуфлирован толстым слоем пудры. Я прошу вас пройти со мной и понаблюдать, как я буду снимать сейчас эту пудру. Где ваш пиджак?
- Подайте мантию мою, подайте мне корону! Душа предчувствием полна, безумной жаждой трона… - запел Резерфорд, почесывая под рубашкой свой огромный живот.
Фокс вышел и вскоре вернулся с пиджаком доктора.
- В карманах ничего нет, сэр, - мрачно сообщил он Аллейну.
Аллейн кивнул, принял пиджак и передал его Резерфорду. В молчании они все втроем проследовали в подвал, где находилось тело Беннингтона.
* * *
За эти несколько часов с момента смерти труп успел заметно окоченеть. На лице актера даже под грубым гримом можно было увидеть выражение причастности к некоей высшей тайне, которое часто встречается у покойников… Аллейн принялся скребком снимать грим с правой щеки и складывать на картонку. Движения его напоминали работу художника у мольберта…
- Ну вот, взгляните, - сказал Аллейн, отходя в сторонку.
Резерфорд поглядел.
- Да, удар мастерский, если это только был удар… Так кто же его так разукрасил?
Аллейн молчал.
- Но мысль о том, что от этого удара Беннингтон мог отбросить коньки или получить сотрясение мозга, просто нелепа, - продолжал доктор. - Ведь вы же сами сказали, что между маленьким сеансом бокса и смертью прошло какое-то время? Нет, невозможно, невозможно.
Фокс подал Аллейну полотенце, и тот стал оттирать со щеки покойного последние следы грима.
- Ну зачем вы меня маринуете здесь? - взвыл Резерфорд. - Хотели услышать мое мнение - получили.
Аллейн спокойно поглядел на него.
- Вы полагаете, его жена захочет взглянуть на него?
- Не думаю. Однако она, вероятно, решит, что обязана это сделать. Ну ладно, у всех свои прибамбасы. Я на ее месте не стал бы расстраиваться из-за такого музейного уродца… Почему бы вам попросту не отпустить ее домой? И меня заодно? Мне безумно надоела компания Бена, даже когда он так чертовски молчалив…
- Подождите немного - на сцене, со всеми, или в конторе. Контора, по-моему, открыта…
- А могу я получить назад свой табачок? - с неожиданно заискивающей интонацией спросил Резерфорд, словно мальчишка, выпрашивающий у отца леденцы.
- Думаю, да, - кивнул Аллейн. - Фокс, передайте доктору его табакерку - у вас ведь остается для анализа тот рассыпанный табак?
Фокс кивнул и протянул Резерфорду коробочку. Доктор сунул ее в карман и пошел к двери с несколько несвойственной ему неуверенностью. Там он обернулся.
- Послушайте, Аллейн, а если я скажу вам, что это я врезал Бену по харе, что тогда?
- Да ничего, - холодно улыбнулся Аллейн, пожимая плечами. - Я ведь не обязан всему верить.
Глава 10
Подведение итогов
Аллейн нашел Элен Гамильтон в ее гримерной. Обстановка там была весьма экзотической. Везде стояли цветы. От их густого запаха, смешанного с табачным дымом и ароматом духов, было тяжело дышать. Элен сидела в глубоком кресле спиной к двери и курила, но как только Аллейн показался в дверях, она, не поворачивая головы, сказала: "Входите, суперинтендент!" таким нежным и приветливым голосом, словно принимать у себя полицейских следователей было ее любимым занятием с раннего детства.
Но, присев напротив нее, Аллейн про себя удивился, как страшно изменилось ее потемневшее от усталости лицо…
Словно прочитав его мысли, Элен прикрыла ладонью глаза и негромко вздохнула:
- Ночь была не из легких, мистер Аллейн…
- Надеюсь, по крайней мере для вас все скоро закончится, - заверил ее Аллейн. - Я пришел к вам сообщить, что мы готовимся забрать тело.
- То есть… Что от меня требуется? Мне, наверное, надо… Надо взглянуть на него?
- Только если вы пожелаете. Лично я не вижу в этом… гм!.. настоятельной необходимости.
- Я не хочу… - покачала головой Элен. - Не люблю притворяться. Я не чувствую особого горя. И не люблю смотреть на покойников. Это зрелище меня только испугает.
Суперинтендент вышел в коридор, где ждали его распоряжений Фокс и сержант Джибсон. Аллейн отрицательно помотал головой, полицейские развернулись и потопали по направлению к подвалу.
Аллейн вернулся к мисс Гамильтон. Она подняла на инспектора усталые глаза:
- Что-нибудь еще?
- Да, буквально пара вопросов. Вы знаете или, может, слышали о человеке по имени Отто Брод?
Элен удивилась.
- Что за странный вопрос! - воскликнула она. - Отто Брод? Ну конечно! Он интеллектуал, писатель, только вот не помню, чех или австриец… Мы встречались с ним во время нашего турне по Европе. Он накатал какую-то пьеску и дал моему мужу прочесть… Хотел знать его мнение. Но знания немецкого у Бена хватало только на то, чтобы заказать двойную порцию шнапса в кафе, но не читать пьесы. И поэтому Брод, собственно, просил Бена найти в Англии кого-нибудь, хорошо знающего немецкий, и попросить оценить его опус. Бен обещал. Но поскольку он не имел вредной привычки держать свое слово, думаю, пьеса все еще не прочитана…
- А вы не в курсе, они переписывались?
- Вы знаете, странное дело, но всего несколько дней назад Бен сказал мне, что получил письмо от Брода. Наверное, бедняжка Брод время от времени спрашивал насчет своей злополучной пьесы, но я не уверена, что Бен ему отвечал… - Элен прижала ладони к вискам, чуть морщась от боли. - Если хотите увидеть это письмо, оно у него в кармане.
- То есть? - переспросил Аллейн. - В пиджаке или в плаще?
- В пиджаке. Он вечно прихватывал мой портсигар вместо своего и перед самым отъездом в театр вернул мне портсигар, и в том же кармане у него было письмо. Он его вынул вместе с портсигаром. Бен пришел в страшное возбуждение от этого письма…
- Что именно он говорил? - спросил Аллейн.
Тут было что-то неладное. Слова Элен совпадали с показаниями Мартины - та тоже заметила особое отношение Беннингтона к письму Брода…
- Бен так обращался с конвертом, словно это была драгоценность. Или козырной туз. Он радовался письму как-то очень неприятно, недобро… Не могу объяснить точно, потому что не знаю, в чем тут дело… Одним слоном, я взяла свой портсигар, а письмо он засунул обратно в карман пиджака.
- А вам не показалось, что этот козырь был припасен против кого-нибудь конкретно?
- Ну, пожалуй, могло быть и так. Вполне.
- А у вас нет соображений, против кого?
Элен снова обхватила виски и наклонилась вперед в кресле.
- Ну, это могла быть я. Или Адам. В принципе Бен мог угрожать нам обоим. Во всяком случае, его слова прозвучали зловеще… - Она пристально посмотрела на Аллейна. - Но ведь у меня и у Адама есть алиби, не так ли? Если это, конечно, было убийство…
- У вас, мисс Гамильтон, алиби есть, - со значением ответил Аллейн, и лицо у Элен дрогнуло. - А разве вы приехали в театр не вместе с мужем?
- Нет. Он оклемался раньше. И в любом случае… - Примадонна махнула рукой и замолчала.
Аллейн кашлянул:
- Прошу прощения, но я должен сообщить вам, что мне стали известны некоторые подробности происшедшего у вас дома в тот день…
Кровь отхлынула с лица мисс Гамильтон, и, еле двигая побелевшими губами, женщина прошептала:
- Откуда вы это знаете? Вы не можете знать…
Она вдруг насторожилась. Из-за тоненькой перегородки, казалось, доносилось напряженное дыхание Пула. Элен продолжила погромче:
- Это сказал вам Джейко? Нет, нет, не может быть…
- Ваш муж сам… - начал Аллейн, и Элен подхватила:
- Ах да, как я не догадалась! Бен мог - он мог рассказать кому угодно. Дорси. Или еще кому-нибудь. А может быть, своей племяннице? Кому же?
- Вы понимаете, что я не могу разглашать подобные сведения, - мягко заметил Аллейн. - А скажите, вам нравился Отто Брод?
Элен солнечно улыбнулась и выпрямилась в кресле.
- Ах, он мне запомнился как вспышка, - сказала она мечтательно. - И надо сказать, Отто был везучий человек…
- Везучий?
- О да, ему удалось завоевать мою любовь - правда, на очень, очень короткое время…
- Действительно, вот уж удача так удача! - с серьезной миной кивнул Аллейн. - А вы не усматриваете связи между полученным от Брода письмом и тем, что муж хотел вас шантажировать?
Элен покачала головой:
- О нет. Наш роман с Бродом был слишком стремительным, как удар молнии… И сразу наступило охлаждение.
- С обеих сторон?
- Пожалуй, нет, - лукаво улыбнулась она. - Отто еще так молод, так горяч и доверчив… Не смотрите на меня так, мистер Аллейн, вы меня что, осуждаете?
- Нет, я просто теряюсь… Теряюсь, когда вижу перед собой роковых женщин, - суховато бросил Аллейн не то с горечью, не то с издевкой.
- Надеюсь, это комплимент? - спросила Элен, но ответа не получила. - Ну тогда… Ну тогда нельзя ли узнать, почему вы считаете, что это - не самоубийство?
- Я вам скажу, - согласился Аллейн. - Последнее действие Беннингтона в гримерной опровергает версию самоубийства. Он пудрился явно перед выходом на сцену.
- Это очень проницательно подмечено, - скривила губы Элен. - Но я все же уверена, что он покончил с собой. Поймите, у него не было будущего, а в прошлом остались одни печальные воспоминания.
- Как, например, вчерашняя премьера? Отчего же?