На этот раз никаких возражений со стороны ожидающих не последовало. Мы с Витей прошли в комнату. Когда полог опустился за нами, наши глаза, не привыкшие еще к темноте, которая царила в этой комнате, поначалу не воспринимали ничего, кроме большой пентаграммы, нарисованной белой краской на противоположной от нас стене и стола с несколькими стульями. Стол и стулья, были накрыты черной тканью и поэтому сливались с темнотой почти до полной невидимости.
Однако горящая на столе свеча освещала женщину, неподвижно сидящую за столом. Колеблющееся пламя бросала на бледное лицо синие тени, отчего казалось, будто женщина постоянно гримасничает, отставаясь при этом совершенно неподвижной и безмолвной.
Витя напряженно вглядывался в бледное лицо сидящей напротив женщины.
– Степка? – полувопросительно проговорил он наконец.
Загадочная женщина как-то совсем обыкновенно вздохнула и, поднявшись, сильно дунула на свечу. Потом – в кромешной темноте отчетливо щелкнул самый банальный выключатель и на секунду нас ослепил заливший всю комнату яркий электрический свет, из-за которого вся таинственность немедленно растаяла, словно масло на сковородке.
– Здравствуй, Виктор, – голосом уставшим и скучным проговорила Степанида, – вот уж не ожидала, что ты со мной повидаться придешь.
– Я как клиент пришел, – сообщил Витя, с любопытством разглядывая пентаграмму, – вот у моей... подруги к тебе несколько вопросов, как к специалисту.
Худое и бледное лицо женщину вдруг исказила гримаса раздражения.
– Ну хватит! – резко проговорила она. – Если издеваться пришел надо мной, так и скажи. Я тебя знаю, сейчас ведь ржать начнешь так, что все мои клиенты разбегутся.
– Чего ты так? – искренне удивился Витя. – Не буду я над тобой смеяться. Просто пришел, потому что мою подругу... кстати, ее зовут Ольга... замучили постоянные кошмарные сны. Вот я и подумал, что, может быть, кто-нибудь ее сглазил, а? – Витя, прищурившись, заглянул прямо в глаза своей бывшей жене.
Степанида вздохнула и на лицо ее вновь легла печать многодневной усталости.
– Делать мне больше нечего, как на твоих подружек сглаз наводить, – сказала она, – если хотите сеанс снятия сглаза – пожалуйста.
– Хотим, – быстро сказала я.
Мне вдруг очень захотелось узнать, правда ли эта женщина обладает паранормальными способностями или она просто ловкий мистификатор. Если судить по внешнему антуражу, то скорее последнее.
Хотя...
Ну, во всяком случае, сейчас проверим. Я всегда могу распознать исходящие от нее паранормальные психоимпульсы. Если они, конечно, у нее имеются в наличии.
– Деньги вперед, – не глядя на меня, сказала женщина, и к нам шагнула девочка-гимназистка, до этого совсем неслышно сидевшая на стульчике у самого порога.
– Сколько? – спросил у Степаниды Витя.
Она ответила.
– Ничего себе! – присвистнул Витя, расплачиваясь. – Вот это да! А дороги нынче оккультные обследования. А я-то смотрю, почему у тебя в прихожей ни рабочего нет, ни крестьянина. Только наш брат – предприниматели.
– Садитесь, – Степанида обращалась, кажется, ко мне одной.
Я присела на первый попавшийся стул.
– Не здесь, – последовала немедленная реплика из мрака, – точно напротив меня.
Я повиновалась.
Женщина снова зажгла свечу и потушила свет. То ли глаза мои снова отвыкли от темноты, то ли Степанида передвинула свечу, но теперь я ничего не видела, кроме плящущего прямо перед моими глазами огонька свечи.
Витя затих позади меня, а девочки гимназистки и подавно не было слышно. Откуда-то стали доноситься странные заунывные звуки и только спустя минуту я догадалась, что это запела Степанида.
– Расслабьтесь, – негромко сказала она мне, – всего несколько минут думайте о чем-нибудь... отвлеченном. И не пугайтесь, если почувствуете вдруг легкое головокружение...
"Забавно, – подумала я вдруг, – какая-то заштатная гадалка пытается разобраться, что же все-таки творится в моих мозгах. Когда даже я – экстрасенс, обладающий исключительными паранормальными способностями, не понимаю, в чем дело. Ну что же... последую ее совету – расслаблюсь и позволю ей ввести себя в транс".
Я закрыла глаза и ровно задышала. И вскоре в самом деле почувствовала легкое головокружение.
– Та-ак... – долетел до меня вроде бы как издалека голос Степаниды, – сейчас я ввела вас в транс. Теперь вам больше ничего не нужно делать... Представьте, что вы плывете по широкой и чистой реке. Вам хорошо и спокойно. Ни о чем не думайте, только повторяйте за мной...
"Ничего интересного, – с легким даже разочарованием подумала я, – эта особа только освоила азы гипноза и... и, несмотря на то, что она обладает несомненными экстрасенсорными способностями, но уж очень эти способности незначительные. Их даже не хватило на то, чтобы ввести меня в транс, хотя я совсем не сопротивлялась. Все понятно – "колдовство" этой самой Степаниды рассчитано на людей внушаемых, с ослабленной психикой – именно такие люди приходят обычно к гадалкам и различным медиумам, чтобы поговорить за жизнь со своими умершими родственниками и спросить у покойных родителей разрешения на свадьбу или покупку новой квартиры".
– А теперь просто слушайте и повторяйте за мной, – снова услышала я плывущий голос Степаниды:
– Я спокойна, – монотонно забубнила она, – я совершенно спокойна... Мне больше не снятся кошмарные сны... Мне снится только хорошее... Даю тебе установку – только хорошие сны... Только хорошие...
Я едва не удержалась от того, чтобы рассмеяться. Она мне установку дает! Если бы так все просто было, я бы дала сама себе тридцать три установки...
– Все хорошо, – продолжала заунывно завывать колдунья Степанида, – все просто прекрасно... Все великолепно... все замечательно... Сейчас вы откроете глаза и забудете то, о чем мы с вами говорили. Но ваше подсознание ни за что не забудет мои слова и будет действовать точно по моим установкам...
Да, как же... До моего подсознания колдунья Степанида не добралась и не доберется никогда, потому что для этого ее скудных способностей явно недостаточно будет.
– Сейчас я досчитаю до трех и вы выйдете из транса. Слушайте внимательно. Раз.
Я чуть-чуть приоткрыла глаза. Прямо передо мной сиял огонек свечи. Никакого головокружения я уже не чувствовала, разве что только – легкого, потому что мне страшно хотелось спать, было, наверное, уже часа четыре утра.
– Два, – звучно проговорила Степанида.
Снова прикрыв глаза, я едва удержалась от того, чтобы зевнуть. Нет, эту Степаниду нужно определить не в гадальный салон, а в детский сад – нянечкой. У нее очень хорошо получается навевать своими заунывными завываниями сон – дети быстро засыпать будут... Да и вообще...
Да и вообще, не знаю, как дети, но я сейчас точно засну. Как только эта мысль пришла мне в голову, я тотчас открыла глаза, потому что дремота настолько овладела моим телом, что еще немного – и я бы точно заснула.
– Три.
Свеча уплыла куда-то вправо. Я хотела подняться на ноги, чтобы поблагодарить госпожу Степаниду за изумительный сеанс, но с удивлением вдруг осознала, что не владею своим телом.
– Как такое могло получиться? – хотела воскликнуть я, но поняла, что и язык меня тоже не слушается.
Встревоженный крик Степаниды метнулся к потолку, а меня будто стопудовым грузом пригвоздило к жесткому сиденью стула.
Свеча вновь появилась у меня перед глазами.
Глава 4
Стул под моими ногами зашатался и сразу после этого огонек свечи вспыхнул ярче и, треща, стал разгораться все больше и больше и в конце концов превратился в огромный сияющий круг, больно режущий мои глаза – я ничего, кроме этого круга не видела и не могла отвести от него глаза. Кажется, я даже смыкала веки, но все равно передо мной ослепительно горел огненный круг.
Вибрация подо мной стала просто невыносимой, наконец стул потащило назад, а когда я оглянулась, я увидела мерзко мерцающие в темноте белесые нити паутины.
– Откуда здесь паутина? – успела подумать я, прежде чем очередной рывок, оказавшийся сильнее, чем предыдущие, опрокинул стул и я рухнула навзничь.
– Витя! – барахтаясь на полу, закричала я. – Помоги мне! Паутина! Паутина!! Паутина!!!
Когда звуки моего голоса смолкли, я не услышала ничего, кроме шуршания тянущихся ко мне нитей-щупалец – и поняла, что осталась в полной пустоте и кромешном мраке, в котором не было ничего – только я – один на один с липким комком постоянно извивающихся паутинных нитей.
Вскочив на ноги, я подхватила с пола опрокинутый стул, решив использовать его как оружие, потому что ничего более подходящего я здесь не видела. Я вообще не видела ничего, кроме мерзко чавкающих щупалец паутины, с которых тянулись на пол длинные струйки белесой слизи.
Не выпуская из рук стул, я бросилась бежать.
Если рассуждать логически, то через пару шагов я должна была наткнуться на стол, за которым сидела госпожа Степанида, а еще через несколько шагов – на стену комнаты, где я находилась до того, как появилась эта дьявольская паутина – но, задыхаясь и спотыкаясь в кромешной пустой темноте, я пробежала уже достаточно большое расстояние и никакой преграды на своем пути не встретила.
Я бежала изо всех сил. Стул, оказавшийся вдруг неожиданно тяжелым, оттягивал мои руки, а черный воздух, словно густые чернила, заливал мне легкие, не давая никакой возможности для того, чтобы глотнуть хотя бы капельку кислорода.
Когда мои ноги подкосились сами собой, я опустилась на колени без сил.
Ничего и никого вокруг. Только пустота, до отказа наполненная кромешной чернотой.
Некоторое время я не слышала ничего, кроме стука своего бешеного бьющегося сердца и гула крови в висках.
"Так, – лихорадочно собирая мысли в более или менее стройный порядок, рассуждала я, – как я могла оказаться в этом странном месте? Куда подевалась комната, где был стол: стулья, Степанида эта проклятая и мой Витя? И откуда появилось это бесконечное пространство, залитое чернильным мраком и снова, снова – отвратительные нити-щупальца этой чудовищной паутины?.. От которой, кажется, я на время смогла убежать"...
Задержав на мгновение рвущееся из груди дыхание, я прислушалась.
Ничего.
Где я, черт возьми, где я?!
И тут – словно молния в меня ударила – пронзила меня неожиданная мысль.
– Конечно! – воскликнула я, и звуки моего голоса тотчас потухли в ватной пустоте. – Я расслабилась и дала это недоучке Степаниде усыпить меня. И пришел сон, а вместе с ним – мой обычный еженощный кошмар... паутина и черная яма. А та пустота, в которой я сейчас нахожусь, это пространство сна...
Я умолкла и снова кошмарная тишина сдавила мне барабанные перепонки.
"Где я – это я более или менее ясно выяснила, – подумала я, осторожно прислушиваясь, – но вот как отсюда выбраться"?..
Не успела последняя мысль всплыть на поверхности моего сознания, как я снова услышала уже хорошо знакоме мне шуршание... А еще спустя несколько секунд – чавканье извивающихся, истекающих слизью щупалец.
Я вскочила на ноги. Схватила стул и с силой швырнула его туда, откуда, по моему мнению, доносились все эти звуки. Мелькнувший перед моими глазами стул немедленно поглотила тьма и до меня долетел глухой стук падения.
Снова сорвавшись с места, я бросилась бежать. Но на этот раз мне очень трудно было – что-то очень мешало мне – путаясь в ногах. Я упала, потом вскочила, но сделав всего три шага, снова рухнула навзничь.
Ноги мои тут же оплели скользкие, тонкие, но невероятно сильные щупальца.
Нет!
Отчаянно забившись, я вырвалась, но на ноги встать не успела. Мерзко воняющая петля затянулась у меня на шее и потащила мое тело куда-то... в никому не известном направлении, буравя безмолвную темноту.
Впрочем, почему это – никому не известную? Я прекрасно знала, что меня ожидает в конце этого пути – черная яма, дна которой я никак не могу достигнуть и поэтому могу только с ужасом предполагать, что ждет меня там.
Теперь я не могла даже кричать. Петля накрепко сдавила мне горло. Ногами я пыталась сопротивляться неумолимой силой, куда влекущей меня – цеплялась каблуками и носками ботинок о малейшие выбоины в невидимом полу; а руками я раздирала себе на груди плащ, в отчаянной надежде освободить проход для воздуха, которого так жаждали пылающие от кислородного голодания легкие.
И вдруг я перестала ощущать твердую поверхность над собой – я оказалась в полной пустоте – ничего не было – ни справа, ни слева, ни сверху, ни снизу... И я догадалась, что снова проваливаюсь в черную яму – хотя вокруг была только тьма и никакого движения воздуха я не чувствовала.
Безоглядный ужас охватил мое сознание. Уже не отдавая себе отчета в своих действиях, я рванула петлю на моей шее изо всех сил и, немного ослабив ее, смогла закричать...
* * *
... И очнулась под яркой электрической лампой на каком-то ужасно жестком диване.
Ощутив эту перемену, я снова закричала, чтобы убедиться, что все-таки жива.
– Тихо-тихо... – я увидела перед собой лицо склонившегося надо мной Вити, – тихо-тихи-тихо... – шептал он побелевшими губами.
И откуда-то сбоку долетел до меня женский голос:
– Она открыла глаза!..
Я рывком села и огляделась. Одежда на моей груди была разорвана – словно ее терзали сразу десятком острейших ножей, а кожа на шее исцарапана.
Меня била крупная дрожь. Я посмотрела на свои трясущиеся руки и увидела, что они в крови. Кто-то крепко обнял меня за плечи.
– Оленька... – шептал Витя, не выпуская меня из своих объятий. – Господи, что с тобой?.. Это все ты сделала, стерва!
Последняя фраза относилась явно не ко мне, а к беззвучно стоящей возле стены Степаниде. Теперь ее лицо было бледно совсем смертельной бледностью, к тому же искажено гримасой сильного страха.
Теперь, когда я немного пришла в себя, я осмотрелась и увидела, что ни на каком жестком диване я не лежу, а лежу на столе в той самой комнате, где и начался так ужасно закончившийся сеанс снятия сглаза. Ярко горел электрический свет, вокруг валялись разбросанные во все стороны стулья, черная ткань с одной стены, висела криво, разодранная пополам и обнажала старенькие обои в веселенький голубой цветочек.
– Это все ты! – оборачиваясь, снова закричал в лицо дрожащей Степаниде Витя. – Это ты довела ее своим дурацким колдовством до того, что она едва не умерла...
– Я ни в чем не виновата! – в голос зарыдала несчастная Степанида, заламывая руки. – Я просто хотела ей помочь! Ты же сам слышал, как я ввела ее в транс и дала ей самые благоприятные установки! Я понятия не имею – что здесь произошло, я знаю только, что я здесь точно не причем... – на этой фразе голос у нее сломался и, уронив бледное лицо в ладони, Степанида разрыдалась уже по-настоящему.
Голова моя еще немного кружилась, но я чувствовала, что стала уже приходить в себе. При помощи Вити, я соскользнула со стола и запахнула на груди истерзанный плащ.
– Как ты? – тихо спросил меня Витя. – До машины сможешь дойти?
Я кивнула.
– А с тобой... – Витя обернулся к своей бывшей жене и его лицо потемнело, – с тобой, Степка, я в другом месте поговорю. И будь уверена, что лавочку твою прикроют в скором времени. И еще неизвестно, останешься ли ты после судебного разбирательства на свободе или загремишь... Лет так на пять за попытку убийства.
– Да не виновата я ни в чем! – снова закричала Степанида.
Я посмотрела ей в глаза. Степанида ответила мне умоляющим взглядом – будто она больше всего на свете хотела попросить у меня прощения, но не решалась произнести слова извинения вслух.
Она и в самом деле не при чем. Зря Витя так бесится, Боже мой, эта комната выглядит так, будто здесь какое-то побоище было. Только пятен крови для полноты картины не хватает...
При это мысли я вздрогнула и опять посмотрела на свои окровавленные руки.
Витя уже вел меня к выходу, бережно придерживая за талию.
– Ничего, ничего... – бормотал он, – сейчас доберемся до моей машины, я отвезу тебя домой, а там... Там ты отдохнешь, а утром мы вызовем настоящего врача. Хорошо?
Я снова кивнула.
– Осторожнее, осторожнее, – продолжал Витя, – теперь ничего не бойся... А эту тварь Степаниду я и правда посажу. Поверь, для этого у меня знакомств хватит.
– Погоди-ка, – остановившись, проговорила я, – она на самом деле ни в чем не виновата. С чего ты взял, что это она насылала на меня кошмарные сны?
Степанида притихла у своей стеночки.
– Как это? – озадаченно произнес Витя. – Я же сам видел, как она тебя того... заколдовывала, а ты... Она тебя едва в гроб не вогнала, а ты ее защищаешь...
– Защищаю, потому что она ни в чем не виновата, – объяснила я.
– А кто же тогда виноват? – глупо спросил Витя.
– Я сама, – ответила я.
Витя вытаращил глаза, явно не понимая вообще ничего.
– Я сама виновата, – повторила я, – я уснула под монотонное пения Степаниды, а этого мне делать было как раз не нужно. Просто я устало очень – всю ночь не спала, а тут – мягкий стул, заунывные причитания... Кого хочешь в сон сморит. А когда я уснула, ко мне пришел мой обычный ночной кошмар. Понимаешь?
Витя с сомнением повел плечами.
– Вся вина Степаниды заключается в том, – добавила я, – что она не смогла излечить меня от кошмарных сновидений. Только в этом ее можно упрекнуть. В непрофессионализме. Но если тот, кто насылает на меня эти сновидения, сильнее ее, то в чем ее можно упрекнуть?
– Ни в чем, наверное, – промямлил Витя.
Я снова посмотрела на Степаниду. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы увидеть благодарность в ее глазах. Нет, это не она причина моих еженощных кошмаров. Я все-таки, не обычный человек, я экстрасенс с исключительными паранормальными способностями и чувство интуиции у меня развито гораздо сильнее, чем у всех остальных людей. И сейчас интуиция подсказывает мне, что Степанида ни в чем не виновата.
А за свой непрофессионализм и шулерские фокусы, она уже наказана – стоит у стены, заломив руки, словно перед расстрелом и смотрит так... умоляюще...
Витя снова оглянулся на Степаниду, но ничего не сказал. Молча повел меня к выходу.
Откуда-то снова появилась тихая, как белая мышка, девочка-гимназистка.
– Лиза, – умирающим голосом позвала Степанида, – выйди к ожидающим господам и скажи, что в связи с моей болезнью приеме сегодня не будет...
– Господа все разбежались, – прошептала девочка Лиза, – когда... девушка начала кричать, их как ветром сдуло – одного за другим...
Мы с Витей прошли через прихожую, где одиноко стояли по углам совершенно пустые кресла, миновали подъезд и учтиво поклонившегося нам одетого в фрачную пару детину и остановились у Витиной машины.
– Погоди, – сказала я, – я немного постою на свежем воздухе.
– Конечно-конечно... – сказал Витя и, осторожно прислонив меня к машине, отпустил.
– Дай сигарету, – попросила я.
Он поспешно достал мне сигарету и поднес к ней зажигалку. Когда я несколько раз подряд глубоко затянулась и почувствовала себя почти в норме, Витя просительно заглянул ко мне в глаза и проговорил очень тихо:
– Оль... Прости меня, пожалуйста.
– За что это? – удивилась я.