* * *
Камера представляла из себя довольно большое помещение без окон и с одной стеной в виде решетки. Вдоль трех других стен тянулись низкие и грязные нары.
На одних нарах присели рядышком мы с Дашей, а напротив нас положили скованного наручниками Васика, который после пленения ментами впал в какой-то ступор и теперь молчал, пяля на нас страшно покрасневшие глаза. На наши вопросы он не отвечал, вообще – за все полчаса, которые мы провели в этом ужасном месте – он не проронил ни слова, и совершенно нельзя было понять, пьяный ли он до сих пор до беспамятства или протрезвел и теперь медленно приходит в себя, припоминая, что же это он такого натворил.
Кроме нас троих, никого в камере не было.
– Да-а... – в который раз вздохнула Даша, – вот уж никогда не думала, что попаду в милицию. Это же надо – сидеть в камере. Ничего себе прогулялись.
– А это разве камера? – усмехнулся давно подслушивавший наш разговор дежурный, который сидел, раскачиваясь на стуле, прямо за решеткой. – Это вовсе и не камера. Это только обезьянник. Мы здесь алкашей держим и других... мелких нарушителей порядка. А камера в подвале. Там-то настоящие преступники и сидят.
– Значит, нас не считают настоящими преступниками? – обрадовалась Даша.
– А я почем знаю, – пожал плечами дежурный и откровенно зевнул, – камера под завязку забита, вот вас первых сюда и сунули. Мне же не докладывают – кого и за что задержали. Я же не майор...
– Можно все-таки позвонить? – в который уже раз спросила Даша у дежурного.
– Нет, нельзя, – покачал он головой, – я не имею права выпускать вас отсюда без специального разрешения. А где разрешение?
Разрешения не было. И мы, и дежурный – знали об этом прекрасно. Даша ничего не ответила на глупый вопрос. Я – тоже.
– Нас ведь скоро отпустят, – сказала только я, – так чего уж... Нам просто позвонить и все недоразумения сами собой разрешаться.
Дежурный молчал, раскачиваясь на стуле.
– Они и так разрешаться, – включилась в разговор Даша, – только – после моего звонка – в десять раз быстрее. А пока ваши коллеги раскачаются... Что же нам теперь – всю ночь здесь сидеть. Еще заразу какую-нибудь подхватим...
– Вот вас, например, за что задержали? – поинтересовался вдруг дежурный.
– Да ни за что! – в один голос воскликнули мы с Дашей.
– Тогда чего вы беспокоитесь? – снова зевнул дежурный. – Ни за что – значит, скоро выпустят. Посидите, отдохните...
– Посидим, – неожиданно злобно проговорила Даша, – только как бы вам вместо нас не сесть... После того, как все выяснится.
Дежурный равнодушно рассмеялся.
– Сколько раз я уже эту песенку слышал, – высказался он, – мэром города угрожать будете? Или самим Путиным.
– Ну... Путиным, не Путиным, а... – Даша загадочно усмехнулась, – знаете, кто это такой?
Она указала на Васика.
– Алкаш какой-то, – поглядев, ответил милиционер.
– Алкаш-то он алкаш, – согласилась Даша, – но если б вы знали, кто его папа...
Не договорив, она замолчала, сохранив в конце фразы интригующую загадку. Дежурный, однако, никакого интереса к родителям Васика не выказал. Он меланхолично сплюнул и потянулся за сигаретами в карман форменной куртки.
– А папа его, – не выдержала Даша, – не последний человек в Москве. Он...
Тут Даша, усмехнувшись, назвала фамилию очень известного в городе бизнесмена-олигарха. Дежурный усмехнулся.
– Хватит дурить-то, – проговорил он, – дети таких родителей не сидят по обезьянникам. Они все в Испаниях и Америках сидят... в испанских и американских обезьянниках... А вот вас, гражданочка, если много будете разговаривать, я сведу вниз – в подвал. В женскую камеру. Там как раз партия проституток-кокаинисток парится. Хочешь?
Победоносная ухмылка разом слетела с бледного Дашиного лица и она снова надолго замолчала, уставясь в пол.
Я решила не отвлекать ее разговорами. Прислонилась спиной к холодной каменной стене и задумалась, закрыв глаза.
"А ведь всего этого могло и не быть, – размышляла я, – если бы я сразу ввела в транс того гаишника... инспектора Барбосова. Он бы вернулся к своим в патрульную машину и сообщил бы, что все в порядке... И менты по своим делам поехали бы... А я... С другой стороны – нехорошо ведь так с представителями власти обращаться. Я не могу использовать свой дар во зло. И отождествляться с экстрасенсами-преступниками, гипнотизирующими милиционеров, чтобы избежать задержания. Но... Если б я знала, что так все выйдет, то, наверное, все-таки попробовала бы. Мы же ведь ничего такого не сделали с Дашей. И машину не угоняли... Кто же знал, что Васик по пьянке потерял где-то свои права? И бумажника у него Даша не нашла. И телефона мобильного. Вот ведь растяпа, этот Васик. Теперь из-за него сиди здесь... в клоповнике, как последний бомж".
От размышлений меня отвлек какой-то неясный шум. Я поглядела на дежурного. Он тоже прислушался и внезапно вскочил со стула, торопливо притушив сигарету.
– Еще одного пациента притаранили, – пробурчал он, – но мою-то голову.
Он нахлобучил фуражку поглубже и шагнул в коридор, оставив дверь открытой. Я встала с нар и подошла к решетке. И прислушалась.
– Кого привезли-то? – услышала я голос нашего дежурного.
– Психа одного, – ответили ему, – отмороженный придурок. Вроде ширнутый чем-то. У подъезда напал на тетку с сумками. Чуть не убил ее железным прутом. Пытались выяснить – за что – он молчит. Все твердит про какой-то последний и решающий бой. Абсолютно невменямый.
– Так зачем его в обезьянник-то? – воскликнул дежурный. – Не хватало мне еще отморозка! У меня там трое... вроде приличные люди. Причем двое – женщины. А вы мне психа какого-то... Вниз его – в камеру.
– Да нельзя в камеру! – закричали сразу несколько голосов. – Там и так битком набито. Ни одного человека не втиснешь. Сегодня же рейд был по анашным точкам. Нарков – полная коробочка. А они все гнилые, как на подбор. Еще от недостатка воздуха подохнет кто – а нам отвечать! Скажут – специально уморили.
– А если ваш псих моих пациентов ухайдакает?! – не сдавался дежурный. – Тогда мне придется отвечать. Ты-то, Смирнов, как обычно выкрутишься, а я...
– Ладно, – перебил тот, кого называли Смирновым, – хватит базарить. Никого он не убьет. Он в наручниках. Тем более, давно уже успокоился – только бормочет что-то. А если хочешь, я постою рядом с тобой у обезьянника – подежурю. Если что – то успеем его скрутить – вместе-то...
– А вот и хочу! – заявил дежурный. – Тогда и на тебе тоже ответственность будет.
– Договорились, – ответил ему Смирнов.
– Ну и все, – усталым голосом резюмировал наш дежурный, – заносите, ребята.
Как только топот нескольких ног стал ближе, я отошла от решетки и села на свое место рядом с Дашей.
Даша так же безучастно, смотрела в пол. Васик ничего не выражающими глазами пялился в стену. Даже на расстоянии в два с половиной метра от него нестерпимо несло ужаснейшим перегаром.
Ну, хоть они ничего не слышали – не прислушивались. Вот еще – не было печали. Так теперь еще и психа в наш обезьянник приволокут...
Додумать мысль я не успела. К решетке вместе с нашим дежурным подошли два милиционера. Под руки они вели какого невысокого коренастого человека с короткой стрижкой в потрепанной одежде с бледным, разбитым в кровь лицом. Ноги задержанного подгибались, будто на плечах его лежала невыносимая тяжесть, а руки были скованы наручниками. Приглядевшись, я заметила, что наручники на запястьях застегнуты очень плотно – железо врезалось в кожу чуть ли не до крови.
Должно быть, это было очень больно, но задержанный явно не чувствовал этой боли. Он, кажется, вообще ничего не чувствовал. Бормотал только что-то неразборчивое себе под нос.
Лязгнула решетчатая дверь, и задержанного прямо в наручниках швырнули на бетонный пол камеры. Дверь тут же захлопнулась.
Один из милиционеров попрощался за руку со своими коллегами и ушел. А другой – чья широкая физиономия была украшена пышными пшеничными усами – видимо, тот самый Смирнов – закурил сигарету и, заложив руки за портупею, остался стоять напротив решетки.
Дежурный снова уселся на свой стул.
– О, господи, – проговорила Даша, очнувшись от своих размышлений, – он же избит весь! Он едва живой, а вы его в наручниках на камень швыряете. Звери.
– Добрая какая, – ухмыльнулся Смирнов, не выпуская сигаретку изо рта, – тебя бы на место той тетки, которую он арматуриной отоварил...
– Какой тетки? – спросила недоуменно Даша, но никакого ответа не получила.
Задержанный долгое время не пытался подняться. Наконец он пошевелился и сел, прислонившись спиной к опущенным нарам напротив решетки.
Милиционер вдруг вздрогнул, вглядевшись в его лицо.
– Слышь, – сказал он дежурному, – посмотри-ка на этого гаврика... Никого он тебе не напоминает?
Дежурный поднялся со своего стула, подошел к Смирнову и присел на корточки, посмотрел на отделенного от него решеткой мужчину.
– Кажись... – начал было он, но прервал сам себя, – да нет, не может быть.
– Как это не может! – как-то встревоженно воскликнул Смирнов и тоже приземлился на корточки рядом с дежурным. – Посмотри! Как две капли воды.
Даша посмотрела на безучастного ко всему, что происходит вокруг мужчину и тихо охнула. Я тоже не удержалась и глянула в лицо скованного. Да, черт возьми! Где-то я видела этого человека... Постойте, постойте... По телевизору я его видела... И не один раз – много раз! Спортивная передача, канаты, гонг, трусы до колена... Перчатки. Удар, удар! Нокдаун! Ну, точно, это он, всемирно известный...
– Это он! – взволнованно проговорил дежурный, поднимаясь на ноги. – Точно он... Только как он... Нет, не может быть. Двойник?
– Нет, не двойник, – Смирнов глядевший на скованного наручниками, как зачарованный, уверенно тряхнул головой, – тот же шрам у левой брови... А нос! Посмотри на его нос!
– Эй, мужик! – позвал дежурный задержанного. – Тебя как зовут?
Задержанный приподнял голову. В глазах его, мутных и полузакрытых, на секунду качнулось нечто осмысленное.
– То-оша... – протянул задержанный.
– Антон, значит, – ошарашенно выговорил дежурный, – подумать только – кто у нас в обезьяннике сидит. Сам Буденный! Антон Семенович! Десятикратный чемпион мира по боксу в полутяжелом весе.
– Мать твою, – сглотнув, негромко произнес Смирнов, – я же его поклонником был, когда он десятый раз американских негров мочил и чемпионом мира становился. А помнишь про него говорили, что он, мол, свою родословную ведет от того самого Буденного. Который это... в гражданскую войну воевал?
– Ага, – подтвердил дежурный, – просто глазам своим не верю. Такой спортсмен... Такой великий человек, а так нехорошо кончил... За что его, говоришь, забрали? Тетку прутом чуть не забил до смерти?
Смирнов, не сводя глаз с Буденного, молча кивнул.
– Мать твою, – снова сказал Смирнов, – мать твою...
Я внимательнее вгляделась в окровавленное лицо экс-чемпиона. Что-то странное было в его глазах. Что-то странное и что-то до боли знакомое.
Мужчина на полу вдруг поднял голову и посмотрел на меня. Прямо в глаза мне.
По его лицу прошла судорога. Губы его дернулись, будто он что-то хотел сказать, но в тот момент словно острая боль прошила насквозь его крепкое тело.
Буденный вскочил с пола, сделал несколько неровных шагов к решетку и снова рухнул – на этот раз ничком, сильно ударившись лбом об бетонный пол.
Даша вскрикнула.
Милиционеры стояли безмолвными манекенами. Смирнов только разводил руками и что-то растерянно мычал.
Я успела оправиться первой. Я спрыгнула с нар и подбежала к неподвижно лежащему на полу телу. С большим трудом перевернула бывшего спортсмена на спину. Лоб его был рассечал, но глаза смотрели прямо и вполне осмысленно.
– Он сказал... – выговорил Тоша, – он сказал... – и по лице его побежали волны судорог. Казалось, говорить ему так же сложно, как идти против ураганного ветра, – он мне сказал...
Пена выступила на его губах и он закашлялся.
Глаза его начали стекленеть, и я поняла, что этот человек сейчас умрет. Но прежде чем последняя судорога замерла гримасой смерти на его лице, ему удалось выговорить:
– Он сказал, что это в последний раз... Так и получилось – в последний раз...
– Кто сказал? – спросила я. – Кто?
– Дядя Моня...
Даша ахнула от удивления и страха.
Бывший чемпион дернулся и вытянулся на бетонном полу уже мертвым. Словно что-то ударило меня, и я заглянула в его глаза, пока они совсем не остекленели...
Когда мне наконец удалось отвести взгляд от мертвых зрачков и отшатнуться в сторону, сил у меня больше не осталось. Меня била крупная дрожь, пот выступил у меня на лбу и только одно желание целиком овладело моим сознанием – чтобы я никогда больше не видела того, что увидела секунду назад.
В глазах умирающего на полу милицейского участка человека я увидела тот самый страх, который мучил меня с тех пор, когда заглянула в сознание Нине Рыжовой.
Почему? Почему?
– Дядя Моня... – вспомнила я последние слова Антона Семеновича Буденного.
Глава 6
Отпустили нас примерно через час. Спустя минуту после того, как разбился о бетонный пол несчастный экс-чемпион Тоша, милиционеры очнулись от странного оцепенения и побежали за врачом – вдвоем.
Правда, потом наш дежурный все-таки вернулся – очевидно, решил на половине дороге, что вдвоем бежать за врачом незачем, и что покидать свой пост ему, как дежурному, не полагается.
– Вы это... – сказал он тогда нам с Дашей, блуждая глазами и беспрерывно оглядываясь на совершенно пустой коридор, – вы же это... все сами видели? Видели ведь?
– Да, – проговорила Даша, поджимая ноги и все так же глядя в пол, на котором остывало мертвое тело.
– Вы же видели, что мы его не били совсем, – запинаясь, продолжал вконец растерявшийся дежурный, – так что – будете свидетелями. Он сам упал и разбился. А... Он ведь, наверное, был пьяный или обколотый... Просто так ведь на людей с арматурой не бросаются...
– Ну да, – сказала я, сама не зная зачем, должно быть, чтобы посильнее досадить вредному милиционеру, принявшему теперь такой жалкий вид, – когда руки до черной крови наручниками стянуты, тут не до красивой походки. Вот он и запнулся. А шумиху могут раздуть вполне – покойный ведь все-таки известным человеком был...
Сама не знаю, почему я это сказала... Внутри у меня была сосущая пустота, и, наверное, чтобы эту пустоту чем-то заполнить, я и выпалила эти злые слова.
– А и правда, – засуетился вдруг дежурный, – ты это... вы это... не говорите, что он был в наручниках... То есть – он был, а мы потом сняли...
Он загремел ключами, открывая решетчатую дверь, потом вошел в наш обезьянник и долго – осторожно ступая ногами – приближался к мертвецу.
Потом, видимо, решившись, дежурный стал действовать быстро и верно. Он наклонился над трупом, перевернул его на живот и скоро освободил скованные наручниками руки.
Труп едва заметно пошевелился – дежурный проворно отскочил в сторону – и мертвые руки скользнули со спины на пол, тяжело ударившись все еще стиснутыми кулаками, обвитыми венозными бечевками, о холодный бетон.
Даша вздрогнула.
Дежурный тут же спрятал наручники.
Потом прибежал милиционер Смирнов с двумя врачами, которые протиснули через узкую решетчатую дверь носилки. Они погрузили тяжело и неподвижное тело на носилки и унесли – дежурный суетился вокруг и бестолково пытался помочь.
Нас с Дашей и с Васиком продержали еще немного. Потом вызвали к следователю, вежливо попросили подписать копию протокола, потом мы подписывали какие-то бумаги относительно смерти задержанного – уже в качестве свидетелей, потом милиционер Смирнов, ставший вдруг тихим и подавленным, после того как с ним наедине поговорил следователь, отвез нас на патрульной машине домой к Даше.
Там мы и встречали рассвет.
* * *
– Д-да-а... – проскрипел Васик, обняв гудящую голову обеими руками. – Вот так дела-а... Ни хрена не помню. Надо же так нажраться было...
Мы сидели на кухне в Дашиной квартире и пили обжигающе-горячий ароматный кофе. За окнами постепенно синело.
Даша все больше молчала, да и я не была особенно разговорчивой. Я все не понимала, что могло связывать девушку Нину, умершего десятикратного чемпиона по боксу Антона Семеновича Буденного и этого загадочного типа – дядю Моню.
Не понимала и мучилась от этого.
– Помню, что катался весь день пьяный по городу, – гудел, уставясь в стол, Васик, – помню, что с утра очень плохо мне было, что пил сначала в кабаке на Тверской, а потом... с мужиками какими-то в сквере, а потом... с какими-то бабками. А потом один в машине. Больше ничего не помню... Как в тумане все.
Даша молчала. Я тоже.
– Так что же все-таки случилось? – спросил Васик и поднял голову. – Почему нас на ментовской тачане сюда подвезли? И где, кстати говоря, моя тачка?
– В ментовке, – ответила Даша, меланхолично размешивая кофе в своей чашечке, – завтра заберешь.
– Конфисковали? – ахнул Васик. – А за что так они меня, мусора поганые?
Я только усмехнулась.
– Ах да, – спохватился Васик, – я же пьяный был... Вот они и...
Я отхлебнула кофе и посмотрела за окно. Мысли начали проясняться у меня в голове – небо все светлело и светлело, приобретая теплые оттенки взамен на холодную синеву.
– Значит так, – проговорила я, обращаясь главным образом к Даше, – что мы имеем?
Даша зябко передернула плечами и посмотрела мне в глаза. Я вдруг заметила, что мыслями моя подруга далеко-далеко отсюда. Все в той же комнате без окон с одной решетчатой стеной.
– Страшно, – словно забывшись, проговорила Даша, – очень страшно мне...
– А мне как страшно! – подхватил Васик. – Это ж надо – ничего не помнить! Может быть, я три убийства совершил... Нет, пить надо бросать, однозначно. Так и до белой горячки допиться нетрудно. Кстати, кто-нибудь знает, откуда у меня фингал под глазом?
Ответа он не получил и, посмотрев на нас, вздохнул и печально констатировал:
– Не иначе, как мусора постарались. – потом подтвердил свои же слова. – Они, они, суки мусарские, кто же еще так может отделать человека...
– Итак, – снова проговорила я и посмотрела Даше прямо в глаза, – имеем мы следующее. Нина ходит зачем-то к какому-то странному дяде Моне...
– К какому дяде Моне она ходит?! – завопил Васик, подпрыгивая на стуле. – Это кто вам сказал?
– Ты же и сказал, – ответила ему Даша.
– А зачем она туда ходит? – немедленно задал следующий вопрос Васик.
– Это мы и пытаемся выяснить, – сказала я, – теперь следующее...
– Ну нет! – энергично взмахнув руками, закричал Васик. – Вы мне объясните, зачем она ходит к этому дяде Моне, и кто такой дядя Моня? Это что – ее любовник, что ли? А-а... это она от него возвращалась тогда утром?
– Васик! – строго произнесла Даша. – Ты можешь помолчать пять минут. Тут и без тебя пухнет голова, а ты еще... Сейчас мы немного поговорим с Ольгой... Более или менее все расставим на свои места, а потом расскажем и тебе. Потерпи. Тем более, что и рассказывать нечего...
Васик тут же притих.