– Что вы мне мозги пудрите! – повысил голос инспектор Барбосов. – Ваши документы.
"Ого-го, – мелькнуло у меня в голове. – Вот тут-то и начинается самое интересное".
Даша набрала в легкие побольше воздуха и, заискивающе улыбаясь, затараторила:
– Понимаете, товарищ инспектор, машина мне не принадлежит. Просто нас с подругой попросили отвезти нашего... коллегу домой. Он праздновал в ресторане свой день рождения и немного того... переусердствовал. Не садиться же ему за руль в таком состоянии. Посудите сами. А лучше сами посмотрите – он за заднем сиденье валяется. Совсем ничего не соображает.
Инспектор достал из кармана фонарик и выстрелил лучом света в салон автомобиля – на заднее сиденье, где спокойно похрапывал Васик.
Потом скептически покачал головой и открыл дверцу. Лучше бы он этого не делал. Устоявшийся в салоне ужасающий аромат смешанный спиртных напитков разной степени крепости ударил ему в ноздри с такой силой, что инспектор отшатнулся на несколько шагов.
– Как же вы-то терпите такую вонь? – сдавленным голосом проговорил инспектор. – Дышать совсем нельзя...
– Пообвыкли, – пожала плечами Даша, – надо ехать все-таки. Этому пьянице завтра на работу. Нас шеф попросил отвезти – мы же не могли отказаться...
– Кошмар... – прохрипел инспектор.
Он несколько раз вдохнул и выдохнул чистый и холодный ночной воздух, который, вероятно, прочистил его мозги настолько, что инспектору пришел на ум следующий вопрос:
– А может быть, вы и сами немного того?.. – поинтересовался он.
– Чего того? – не поняла Даша.
– Немного выпимши, – пояснил инспектор Барбосов, – вот и ничего не замечаете. Ну правильно! – голос его окреп и он усмехнулся. – Все-таки в ресторане гуляли. Как там не выпить. Если еще, наверное, и на халяву!
– Я вообще не пью! – оскорбленно заявила Даша. – И подруга моя – тоже! Как вы могли такое подумать, товарищ инспектор! Мы же все-таки взрослые интеллигентные женщины! И не все в ресторане гуляют. Некоторые просто приходят туда поужинать с друзьями.
Инспектор, судя по всему, несколько смутился.
– Ну, ладно, – неохотно проговорил он, оглянувшись на свою машины, из оконца которой делал ему непонятные знаки его коллега, высунувшийся наружу по пояс. – Пускай ваш друг предъявит документы на машину и можете быть свободны.
– Это можно! – мгновенно повеселевшим голосом отозвалась Даша. – Сейчас!
Она нырнула в салон автомобиля – на заднее сиденье к Васику – предварительно набрав в легкие воздуха, словно перед прыжком в воду и принялась ловко обшаривать карманы Васикова пиджака.
В процессе обыска Васик ненадолго проснулся, поднял голову и что-то невнятно пролаял, после чего снова сомкнул веки и оглушительно захрапел.
– Н-ничего нет, – растеряно сообщила Даша, выбираясь наружу, – в его карманах ничего нет.
– Как так? – нахмурился инспектор. – Так это его машина или нет?
– Конечно, его, – подтвердила я, выходя из машины со своей стороны, – вы же не думаете, товарищ инспектор, что мы угнали эту машину.
Инспектор Барбосов озадаченно поскреб в затылке. Видимо, об этом он как раз и подумал.
– В бардачке посмотрите, – посоветовал он, – или там еще... У него с собой сумка есть какая-нибудь? Барсетка там или... папка?
– Нет, – снова заглянув на заднее сиденье, ответила Даша, – нет сумки.
Я проверила бардачок. Там, кроме наполовину истлевшей шоколадки, довольно свежей на первый взгляд сосиски и пустой бутылки из-под пива, не было ничего.
– Та-ак... – зловеще протянул инспектор, – а вот это уже хуже. Придется вам, гражданочки проехать вместе с нами...
Барбосов повернулся к своему коллеге и призывно махнул рукой. Тот немедленно выскочил из патрульной машины и стремительным шагов направился в нашу сторону.
Даша беспомощно оглянулась на меня. Я развела руками. А что я могла сделать в самом деле?
Хотя...
"Постойте, постойте, – закружилось у меня в голове, – я ведь могу заставить этих двух архаровцев в форме развернуться, залезть в свою тачку и укатить отсюда подальше. И никогда больше обо мне, Даше или Васике даже и не вспоминать. Это мне по силам – только одним взглядом и все... Однако... Эти люди все-таки представляют закон, а мои принципы не позволяют мне идти вопреки закону. Ну, если только в исключительных случаях. А то что же получается – сначала я буду использовать свои исключительные экстрасенсорные способности, чтобы отваживать гаишников, а завтра буду из магазинов продукты воровать? Нет, так не пойдет. А сейчас, вполне возможно, милиционеры успокоятся, когда Даша сунет им сотню-другую. Посмотрю. Пока не время лезть в бутылку".
– Вот, – сказал инспектор Барбосов своему коллеге, – нарушают правила дорожного движения, игнорируют дорожные знаки, да еще у них и документов нет на машину.
– Угонщики, – констатировал коллега Барбосова, смерив нас с Дашей взглядом.
– Да как вы смеете! – снова взвизгнула Даша, но милиционеров было уже не смутить.
– Можете, гражданочка, не кричать, – проговорил Барбосов, – мы представляем закон, а вы этот закон нарушаете. Правда всегда на нашей стороне будет.
– Но ваш... товарищ утверждает, что мы с подругой преступники! – негодующе заявила Даша. – такая клевета просто недопустима! Мы взрослые интеллигентные женщины и не позволим...
– А что же нам еще думать? – усмехнулся коллега Барбосова, меланхолически постукивая полосатой палочкой по голенищу высокого шнурованного ботинка. – Документов нет, этот тип... – он кивнул на вовсю храпящего Васика, – совсем невменяемый и, конечно, подтвердить, что именно он – владелец машины – не может. А если вы его специально напоили и теперь везете, чтобы... с целью похищения, а?
– Какого похищения? – пролепетала совсем сбитая с толку Даша.
– Его и машины, – коллега Барбосова снова кивнул на Васика.
– Постойте, – проговорила я, – если мы его похитили, то зачем нам его документы на машину скрывать? Так бы все прекрасно получилось, покажи мы документы...
– Он документы в ресторане потерял, наверное, – робко вставила слово Даша, – когда праздновал свой день рождения...
Минуту милиционеры озадаченно молчали, потом инспектор Барбосов выдвинул следующую гипотезу:
– Тогда он ваш подельник. Специально подделывается под владельца машины, чтобы сбить нас с толку.
– И для этого специально напился до положения риз? – поинтересовалась я.
– Не исключено...
Даша снова вопросительно посмотрела на меня. Я кивнула.
– Товарищ инспектор, – прокашлявшись, начала Даша, – я думаю, это недоразумение легко разрешится, если мы поедем с вами. Но ведь это лишние хлопоты и все такое... А вот если бы мы вам предложили...
Он полезла в свою сумочку и вытащила оттуда несколько денежных купюр.
– Та-ак... – зловеще протянул коллега Барбосова, – дача взятки должностному лицу! Нет, гражданочки, теперь вы точно с нами поедете!
– Поедете! – подтвердил Барбосов.
"Как бы не так, – подумала я, чувствуя, как энергия, сконцентрировавшаяся в кончиках моих пальцах, покалывает кожу, – как бы не так. Их всего двое. Если действовать правильно и быстро, то я легко смогу ввести их в транс почти одновременно... Ну, одного за другим с небольшим интервалом времени. Нужно только, чтобы один не успел запаниковать, видя, что его товарищ действует и движется не так, как должен действовать и двигаться. Черт, был бы только один милиционер, было бы гораздо легче"...
Инспектор Барбосов тем временем обернулся к патрульной машине и громко выкрикнул:
– Петька!
Тотчас из патрульной машины показался громадный размеров мужик в камуфляже. На груди у здоровяка болтался автомат, казавшийся совсем игрушечным по сравнению с таким чудовищным корпусом.
"Так-так, – стукнуло у меня в висках, – теперь намного хуже. Но попытаться все-таки стоит... Нужно только выбрать подходящий момент".
Милиционеры уже вытаскивали из салона нашего автомобиля Васика. Тот явно проснулся от такого неучтивого обращения и что-то орал благим матом. Здоровяк Петька отодвинув свой автомат в сторону, взял Дашу под руку, приглашая пройти вместе с ним к патрульной машине.
"Совсем плохо, – успела подумать я, – куда же Дашу уводят?"
Даша оглянулась на меня. Полная растерянность была написана на ее лице.
– Ольга... – начала она, но не договорила.
Я хотела крикнуть ей что-нибудь, чтобы подбодрить, но все мои мысли вдруг полетели кувырком от страшного душераздирающего вопля:
– Мусора!!! Вонючие козлы!!!
Конечно, это орал Васик. Инспектор Барбосов со своим коллегой заламывали ему руки, а Васик подгибал ноги, всей своей тяжестью выскальзывая из назойливых объятий милиционеров – при этом он извивался ужом и, не переставая, вопил что-то не совсем разборчивое, но совершенно оглушительное.
Здоровяк Петька, уже успевший посадить Дашу в машину, теперь бежал к своим коллегам, придерживая на груди автомат.
– Вот незадача, – пробормотала я, – как их теперь ввести в транс?
Я обогнула машину, поближе подойдя к пыхтящим от натуги милиционерам и орущему Васику. Тем временем ситуация несколько изменилась – инспектор Барбосов, вероятно тысячу раз пожалевший о том, что не согласился на предложенные деньги и выведенный из себя недостойным поведением задерживаемого, отпустил руку Васика и широко размахнулся.
Рука Васика на секунду оказалась свободной, чем Васик немедленно и воспользовался – очевидно, вообразив, что его жизнь в страшной опасности и поэтому ему нужно сопротивляться до конца, он рухнул на колени и сильно пихнул локтем инспектора Барбосова.
Удар пришелся в область детородных органов инспектора. Барбосов тоненько пискнул и замер, воздев приготовленный для удара кулак к лунному небу.
От неожиданности на несколько секунд окаменели – и второй милиционер, и здоровяк Петька, уже подбежавший к дерущимся почти вплотную.
Васик, видя, что его удары достигают цели и вовсе озверел. Очевидно, в его задурманенных алкоголем мозгах соскочил какой-то рычажок и теперь Васик вопил во весь голос:
– Убивают, бандиты проклятые убивают!! – и дубасил растерявшихся милиционеров почем зря.
Честно говоря, я тоже не ожидала от Васика такого буйства и даже онемела, когда увидела, что мой приятель мощным ударом в челюсть свалил коллегу Барбосова на асфальт и, оскалив зубы, бросился на здоровяка Петьку, явно намереваясь отобрать у того автомат.
Однако, надо отдать должное нашей милиции – подготовка кадров там идет нормально. Инспектор Барбосов, не вполне еще оправившийся от предательского удара Васика, вытащил рацию и вызывал наряд на место происшествия – говорил инспектор почему-то очень тонким голосом – словно маленькая девочка.
"Вот и все, – подумала я, – теперь воздействовать на милиционеров своим даром внушения – не только бессмысленно, но и опасно. Теперь нужно думать о том, как бы свести все это безобразие на нет... Ведь за такие дела Васику грозит минимум – пятнадцать суток. Или пятнадцать суток теперь уже не дают?"
Пока я стояла у машины, не зная, что мне предпринять, здоровяк Петька уже справился с окончательно озверевшим Васиком – придавив его к земле громадных размеров коленом, он ловко защелкнул на запястьях нарушителя наручники, и поднявшись с земли, отряхнул руки и поправил на груди автомат:
– Готово, – прогудел здоровяк Петька, обращаясь, судя по всему, к инспектору Барбосову, – и не надо было наряд вызывать. Я этого ханурика за пять секунд скрутил бы. Чего вы канителились, непонятно...
– Я его, гада... – сдавленным голосом пробормотал один из милиционеров, потирая ушибленную челюсть, – он у меня еще в отделении натерпится, падла... Оказание сопротивления при задержании.
– И нанесение тяжких телесных повреждений исполняющим свои обязанности, – пропищал инспектор Барбосов.
– Да ладно вам, – басом сказал здоровяк Петька и неожиданно подмигнул мне, – у него же беляк просто. Белая горячка... А ты, красавица, чего ждешь?
– Это вы мне? – осведомилась я.
– А кому же еще? – удивился Петька. – Тебе, конечно. Пожалуйте в машину.
– А-а...
– А ваш транспорт мы отгоним сами...
Ничего другого мне не оставалось, как подчиниться. Конечно, я могла бы сконцентрировать всю свою экстрасенсорную энергию и несколькими энергетическими разрядами уложить всю компанию на месте, но...
Но я все-таки не преступник. Мы ведь ни в чем не виноваты... Ну, кроме Васика, конечно. Так значит, разберутся и отпустят. Особенно, если Даша позвонит своим родителям, или Васик – своим.
– Красавица! – снова гуднул мне здоровяк Петька. – Не заставляй нас ждать!
– Да-да, – вздохнула я, – сейчас иду.
Васик, совершенно потерявший человеческий облик, извивался на асфальте, словно огромный червяк; рычал, лаял и пытался укусить инспектора Барбосова за форменный ботинок.
* * *
Телефон она отключила, и тотчас – родившаяся в динамиках пустота рванулась наружу – и погасила шум автодвигателей, гудки, крики, текущий под садовыми лавочками шепот; но прежде всего звуки ее собственного голоса.
Да, да, так и все было, да, так и все и начиналось – тогда, когда она – Нина – в первый раз была вынуждена расстаться с Борисом, в очередной раз выезжая за границу.
Тогда она уже была замужем. Первый муж Нины был намного ее старше и разница лет, словно длинный коридор, наполненный гулкой пустотой, с первых же дней ее замужества начала отдалять молодоженов друг от друга – и неизбежно привела к тому, что в одну из случайных поездок в родной город (Нина уехала вместе с мужем в Европу, где тот трудился на производстве, как квалифицированный специалист, необходимость в задействованности которого была такова, что его даже выписали из-за границы); да, в одну из случайных поездок в Москву Нина встретила бывшего товарища по музыкальному училищу и после бурной вечеринки с вином и танцами, осталась с ним на ночь, а потом и на всю жизнь.
Развестись с бывшим мужем оказалось на удивление легко. Нина из Москвы больше не выезжала, просто выслала заверенные адвокатом бумаги в Европу, а приехавший спустя несколько месяцев муж подписал их. Несколько часов ожидания заседания суда (Нина с молодым и будущим супругом ждала в машине на улице, а бывший муж, неловко выпрямив горбатую спину на деревянной скамье, уныло стирал с пальцев вечные чернильные пятна, которые только и запомнила Нина из той, прошлой жизни); полчаса казенного разговора, когда никто из участников процесса старался друг на друга не смотреть – и вот Москва захлопнулась вокруг Нины последним обручальным кольцом.
Прошло только несколько недель, и Нина уже получила возможность упиваться целыми днями счастья, совместными походами в кино и в гости, которых была лишена за неполный год жизни с всегда занятым первым мужем.
Все трудности жилищного, финансового либо какого-другого житейского плана Нина, да и Борис тоже – воспринимали как очередное приключение, поэтому, наверное так легко они эти трудности преодолевали.
Нина часто вспоминала это время – потом... Когда вдруг солнечное утро, всегда пылавшее за окном, независимо от того, какого положение принимали стрелки на часовом циферблате, внезапно и мгновенно сменилось угрюмой и безмолвной темнотой; и остановились старинные часы, доставшиеся Борису от его прабабушки-графини... Стрелки второй год уже показывали половину третьего не то ночи, не то пополудни, а Нина иногда подходила к неподвижным гирькам и мертвому маятнику и тихонько бормотала:
– Тик... тик...
Так вот неожиданно оборвалась лента времени, и все, что было до этого, полетело в бездонную дыру разрыва, скользя по обугленным краям.
– А ведь могло все быть совершенно иначе, – вдруг вслух проговорила Нина, – ведь Борис... Он был такой талантливый музыкант. И только-только его будущее начиналось. Он уже давал раз в месяц по одному или два сольных концерта в самых престижных залах Москвы. Еще немного и он бы получил всемирное призвание, но...
– Все очень просто, – помолчав, добавила она, – просто в поисках счастья он зашел не в ту дверь.
* * *
Нине пришлось сделать над собой усилие, чтобы подняться с кровати и подойти к окну.
Борис в соседней комнате уже затих, но Нина прекрасно знала, что это ненадолго. Ей нужно было идти к тем, кто ее этой ночью ждет, с тем, чтобы утром вернуться и принести деньги, которые все, без остатка, пойдут дяде Моне – и повторится то, что было сегодня, а ведь самое страшное – что сегодняшний день это просто слепой отпечаток вчерашнего.
Нина представила себе свернувшуюся змеиной петлей оборванную ленту времени, кем-то неведомым и страшным закольцованную в круг без начала и конца.
Под ее окнами засигналила машина.
Нина знала, что это приехали за ней, но не двинулась с места. Круг, превратившись в стальной обруч, безжалостно сдавил ей виски.
Она поморщилась и, замотав головой, шагнула к стоящему на столе телефону – оставшейся в квартире единственной вещью, которая что-то еще стоила.
Упреждая очередной гул автомобильного сигнала, Нина сняла трубку и, мучительно морщась, стала набирать номер, который припомнила только что.
Она и сама не знала, зачем делала это. Просто ей нужно было, чтобы что-то еще ее поддержало, кроме засохшим и сморщившихся белых цветов беспорядочно рассыпанных по пыльному столу.
– Алло... – проговорила Нина после нескольких ужасно длинных гудков в трубке, – алло...
– Чавой-то? – прервав гудки, вдруг спросил ее женский старческий голос.
– Мне бы... – сказала Нина, – Василия... – дальнейшую фразу она проговорила совсем без усилий, и как ей даже показалось, не размыкая губ, словно говорила она не при помощи рта, а прямо бешено стучащим и рвущимся наружу сердцем. – Я хочу услышать Василия.
– Чавой-то? – снова прозвучал в трубке старушечий голос, но Нина ничего больше не сказала.
– Ошиблись номером, – сообщил ей тот же голос, и сразу после этого застучали короткие гудки.
Нина медленно опустила трубку на рычаг.
– Вот и все, – проговорила она и вдруг почувствовала, что дрожит от смертельного страха перед жутким закольцованным отрезком времени, куда попала так давно.
За окнами снова настойчиво прогудел автомобильный клаксон.