- Послушай, Наташа, ты рассказываешь мне совершенно чудовищные вещи про Сергея! У меня такое впечатление, что я не знаю и сотой доли того, чем он жил, что с ним вообще происходило. Ну да, знал я о каких-то его любовницах, об этой Лизе знал, он сам признавался мне, что для него встречи с ней, а она живет рядом с театром, - просто как разрядка энергии, сброс. Извини.
- А с Юдиной тоже был сброс? - фыркнула я. - С ней-то что? Уж не собирался ли он жениться на ней?
- Да зачем тебе нужно все это копанье? Его уже нет!
- Ты, наверное, забыл, что вообще-то я пытаюсь помочь следствию найти убийцу Сережи.
- Но только не среди его баб, ты меня прости.
- Хорошо. Театр. Быть может, он кому-то перешел дорогу?
- С десяток обиженных на него найдется. Но там непролазные психологические дебри, все равно ничего не докажешь и не разберешься. Он оказался сильнее всех их, понимаешь? Вот просто взял и перешел дорогу, такой красивый, неотразимый, смелый, дерзкий, ладно - наглый. Он просто хорошо делал свою работу - и все! А те, кто остался за бортом, у кого он из-под носа увел роли, они неспособны на убийство, если ты это хочешь выяснить.
Я смотрела на него и пыталась понять: он пришел со мной на встречу в ресторан, чтобы поговорить или пообедать? Пока что он не сказал мне ничего интересного. Больше того, я начала подозревать, что это не я его как бы допрашиваю, а он меня. Вполне возможно, что версия самоубийства, которую он мне подбросил, выдавая за официальную, могла быть придумана им самим. Может, действительно так поговаривают в театре, но чтобы это было единственной версией - я в это не верила.
- Вик, ты действительно считаешь, что Сережа мог вот так взять и застрелиться? Ну серьезно? Он, совсем еще молодой, очень красивый, талантливый, популярный, да просто - звезда! К тому же с хорошими, денежными проектами. Плюс - богатая жена, которая обещала ему буквально на днях купить машину, в Париже, между прочим. И вот, как ты говоришь, ему вдруг кто-то там сообщает, что я ему изменяю, и он с горя стреляется? Ну не бред?
- Бред, - внезапно согласился он. - И совсем не похоже на Сергея. Он слишком любил жизнь во всех ее проявлениях, чтобы вот так глупо расстаться. Где его застрелили? В лесу в Лобанове?
- Эксперты полагают, что он был застрелен в другом месте, а в лес его приволокли.
- Я слышал, что ваш дом ограбили. Все вынесли?
- Все не все, но кое-что ценное вынесли.
Он снова задавал мне вопросы, полагая, что я не замечаю того, что мы поменялись местами.
- Так ты не знаешь, какие планы были у Сережи в отношении этой маленькой потаскушки?
- Ленки-то? Да никаких.
- А со мной он собирался разводиться? Об этом тебе что-нибудь известно?
- Ната, что ты такое говоришь? Да чтобы Сергей развелся с тобой, с Наташей Соловей, - не смеши меня. Нет, нет и еще раз - нет!
- Скажи еще, что он любил меня… - В горле моем словно застрял грецкий орех.
- Ната, мы взрослые люди. Что такое любовь? Секс, страсть - это я еще понимаю. Еще уважение, чувство благодарности, нежность, наконец! И вот взять и назвать все это одним словом - трудновато как-то. Безусловно, он был привязан к тебе, он считал тебя родным, близким человеком. Ну и, конечно, был благодарен тебе за то, что ты окружила его таким вниманием, заботой, что ты была к нему так щедра.
Разговор переставал быть полезным.
- Советую тебе взять на десерт корзиночку с малиной, - сказала я, поднимаясь из-за стола. - Спасибо, что пришел.
- А похороны когда?
- Я тебе позвоню.
Я поехала к Мишину, рассказала о нападении на Сережу двенадцатого июня. Его люди тотчас отправились в театр, изъяли записи.
- Что нового, Саша? - спросила я, располагаясь напротив него со скучающим видом, заранее зная, что ничего нового все равно не узнаю. Следствие зашло в тупик - так, кажется, говорят в таких случаях.
- Баллистическая экспертиза вам не интересна… - Он пожал плечами. - Вы и так знаете, что он был застрелен практически в упор. Оружие, пистолет, которым было совершено убийство, нигде в нашей базе не числится. На пистолете отпечатки пальцев только Сергея Яковлевича, как, собственно говоря, и на фотографиях, знаете на каких.
В лесу мы нашли следы обуви, проверили - часть следов принадлежит вашей соседке и, как вы называете ее, садовнице Светлане Петровне. На зажигалке - тоже следы только вашего мужа. Проверили мы телефон Сергея Яковлевича - последний звонок был сделан им вечером, кажется, в двадцать часов пятнадцать минут, это было как раз тогда, когда, исходя из ваших слов, он был уже дома и вы готовились с ним поужинать.
- Юдина? Ему звонила Юдина?
- Да, Елена Юдина.
Я поджала губы в досаде. Мне-то он сказал, что ему звонили с работы.
- Вы допрашивали ее, беседовали?
- Знаете, она так напугана… К тому же у нее нет алиби. На момент убийства она находилась в так называемой "тайной" квартире, которую для нее снимал Голт. И никто это не может подтвердить.
Вот!
- Это правда, что у нее под глазом фингал? - спросила я в лоб, помня показания Лизы Воронковой.
- Да, конечно. Я спросил ее, откуда синяк, она ответила, что доставала какую-то деталь компьютера под столом, резко поднялась и стукнулась.
- Понятно.
- Но есть и кое-что очень интересное и, я бы даже сказал, удивительное, неожиданное.
Я очнулась, даже тряхнула головой. Странное дело, но моя голова с тех пор, как погиб Сережа, работала на удивление ясно, а вот мои чувства после той истерики, что случилась дома в присутствии Юры, притупились, словно на раскаленные угли плеснули холодной воды.
- Тело вашего мужа, Наталия, переломано. Ноги, руки, ребра… Как если бы труп сбросили с крыши. Кроме того, в волосах трупа мы обнаружили женский длинный волос черного цвета, микрочастицы самых разных тканей, пыли… И еще, как это ни странно, засохший лепесток розы красного цвета.
- И что это значит?
- Наш эксперт предположил, что труп вашего мужа пролежал какое-то время в шкафу. В женском шкафу.
- Вот суки! - вырвалось у меня, и под этой грубой характеристикой я имела в виду всех тех, кто любил или ненавидел моего Сережу. Это они, бабы, не поделили его между собой. Это Лизу надо поставить к стенке, а еще Лену Юдину, с которой мне просто необходимо уже встретиться!
Позвонили, Мишин ответил, долго слушал, кивал. Судя по обрывочным фразам, я поняла, что звонили из театра, где опрашивали людей, показывая им фотографию человека, который двенадцатого июня, в половине одиннадцатого дня, проник в театр, быстро поднялся в гримерку Сережи и врезал ему в глаз!
Мишин, понимая, что я сгораю от любопытства и что вообще я имею право находиться в курсе происходящего и владеть информацией, включил динамик. И теперь все, о чем докладывал ему помощник, я слышала.
Костюмерша узнала этого человека, сказала, что и раньше видела его в театре за кулисами, он заглядывал в гримерки. Что бывал часто и не был похож на поклонника. Он явно кого-то искал. Это был мужчина лет пятидесяти, плотного телосложения, брюнет, с очень напуганным и озабоченным лицом. И на маньяка не похож, и на благодарного зрителя, и на находящегося в поисках работы человека.
Я, глядя на Мишина, нарисовала двумя пальцами прямоугольник на воздухе и не произнеся ни звука, одними губами произнесла: "Фотография!"
Догадливый Мишин попросил своего человека прислать ему увеличенный кадр с видео, где можно разглядеть этого человека.
Через несколько минут я уже держала в руках распечатанную копию фотографии нападавшего. Действительно, совершенно обыкновенный мужчина. За что он напал на Сережу? Может, его отправила к нему его бывшая жена? Может, это ее отец или старший брат?
И тут меня осенило.
- Саша, а что, если это - отец Лены Юдиной?
- Почему именно ее?
- Да потому что он ударил ее! Мы же только что говорили о синяке под ее глазом! Какая еще деталь компьютера? Да глупости все это! Это Сережа распускал руки, я точно знаю! Представьте себе, возвращается Лена Юдина домой со свидания с Сережей, родители видят ее синяк… Понятное дело, родители возмущены, отец решает поговорить с любовником дочери, отомстить, наконец, за нее. Вот поэтому бьет его. Таким образом, у Сережи появляется точно такой же синяк под глазом, что и у Юдиной. Саша, я понимаю, что как бы не имею права вмешиваться в ход следствия, но я очень хочу встретиться с Юдиными, со всеми… Я все понимаю, доказательств их связи с Сережей у меня нет, одни только разговоры, свечку, что называется, никто не держал, но вот о побоях поговорить с отцом сам бог велел.
Мишин пожал плечами. А что он мог мне сказать? Или отказать?
- А я думал, что вас заинтересует этот женский шкаф, - сказал он. - Что вы первым делом захотите найти женщину, которая его прятала.
- Его или его труп? - захотела уточнить я.
- Трудно сказать. Но в доме, где он был и где его, возможно, застрелили, были красные розы. Конечно, ваше право встречаться с теми, кто, по вашему мнению, был каким-то образом связан с Голтом.
- Вот если бы я, к примеру, убила человека, мужчину, то труп выбросила бы из окна. Посудите сами, не тащить же его по лестнице - можно наткнуться на соседей. Даже ночью! А так - застрелили, скинули из окна и - готово дело!
Я сказала это так эмоционально и так уверенно, что на месте Мишина включила бы меня сразу же в список подозреваемых. Да чего там, сделала бы меня пунктом первым!
Но Мишин ничего такого не почувствовал, ему и в голову, конечно, не пришло, что перед ним сидит потенциальный убийца, женщина, которая могла бы совершить реальное убийство. Он улыбнулся мне, пожелал удачи, я спросила его, когда можно забирать тело, он сказал, что через несколько дней, и на этом мы бы с ним и расстались, если бы он вдруг не вспомнил:
- А Лиза Воронкова… Мы проверили на ДНК содержимое презерватива. Они были любовниками, это факт.
Я выругалась и выскочила из кабинета, хлопнув дверью.
Адрес Юдиных у меня, само собой, был. А как иначе? И номера телефонов тоже - я хорошо платила своему знакомому сыщику.
Его звали Михаил Семенович. Преподаватель географии в престижном лицее. Я позвонила ему, представилась следователем следственного комитета и назначила ему встречу в кафе, неподалеку от его работы.
Как было не обмануть? Не могла же я представиться ему женой любовника его дочери? Вернее, уже вдовой. Он наверняка отказался бы от встречи.
Почему-то я была уверена, что Михаил Семенович Юдин и есть тот самый человек с фотографии. И когда я увидела его, входящего в летнее кафе, то предположения мои подтвердились. Подумалось еще тогда, что во мне умирает талант следователя. Хотя чего уж там, любой человек мог бы догадаться, что артиста могут бить за дело и что люди, которые проникают в гримерку, не только маньяки или поклонники.
Он тоже меня узнал. И неудивительно. Все-таки у меня довольно яркая внешность, во-первых, во-вторых, мою фотографию помещали не единожды на обложках журналов не только в качестве супруги известного актера Сергея Голта, но и как перспективного московского ресторатора.
Моя Катя, когда поднимается вопрос о моей популярности, лепит мне прямо в лоб: они все запоминают тебя вот по этой чудесной родинке над верхней губой.
И впрямь, родинка у меня что надо. Маленькая, аккуратная, придающая моему лицу неповторимость и пикантность. Вот будь она чуть крупнее, я давно бы удалила ее оперативным путем. А так она - настоящее украшение. Сколько раз мужчины целовали ее! "А что было бы, будь ты настоящая красавица, - режет правду-матку Катя, - своими поцелуями твои любовники бы попросту стерли ее!"
Всегда спрашиваю себя, а что мешает мне говорить Кате правду? Должно быть, она всегда опережает меня, называя детали своей уникальной внешности своими именами и подшучивая над собой. Так что мне уже ничего как бы и не остается.
"Еще не родился мой Босх", - говорила она, разглядывая себя в зеркало.
На Юдине была белая рубашка с галстуком темно-синего цвета в белую крапинку, черные брюки. В теле, довольно симпатичный брюнет без лысины, с аккуратной прической. Лицо холеное, бледное, с хорошей кожей. Темные глаза умные, внимательные.
Он сел напротив меня, сразу же, повторюсь, узнав меня, достал из кармана большой носовой платок и промокнул им свое влажное от пота лицо.
- Я как чувствовал, что вы никакой не следователь, - сказал он с грустью в голосе. Не было в нем ни внешней агрессии, одна только тоска во взгляде. - Я только вчера вечером был в следственном комитете, и следователь, который ведет дело вашего мужа, госпожа Соловей, мужчина. Но глупо было бы предполагать, что после всего, что произошло, не последует какой-то реакции. Да, я виноват, я вел себя как идиот. Но меня словно переклинило, когда я ворвался к вашему мужу в гримерку… Госпожа Соловей, у вас есть дети?
Я сняла темные очки, за которыми хотела укрыться от всего того, что называлось на тот момент реальной жизнью, и сразу же почувствовала себя раздетой.
- Нет, у нас не было детей, - ответила я едва слышно. - А что?
- Когда Леночка вернулась домой с синяком, мы с женой были просто в шоке. Конечно, Лена сразу же поспешила объяснить синяк, придумала, что ударилась обо что-то, но мы с Зоей (так зовут мою жену) сразу поняли, что ее ударил ваш муж.
- Почему вы так решили? Он что, и раньше ее бил?
- Понятия не имею. Надеюсь, что нет. Но Лена сама себя выдала, она разрыдалась, и нам сразу стало все ясно. Понимаете, она своей беременностью путала все его карты, если можно так выразиться. Думаю, был скандал, и он ее ударил.
- Что? О какой еще беременности идет речь? - Я была потрясена. Этого еще мне только не хватало!
- Лена, конечно, отрицала и этот факт, но я же сам, сам лично разговаривал с медсестрой из поликлиники, и она мне сообщила, что Лена беременна. Сказала она мне по доброте душевной. Не хочу, говорит, чтобы сломалась еще одна судьба. Думаю, она, медицинский работник, предполагала тем не менее, что мы настоим на аборте…
- Постойте, давайте все по порядку. Вот вы жили себе спокойно, зная, между прочим, что ваша дочь встречается с женатым мужчиной. Так?
- Да, к сожалению, это так. Но она же никого не слушала, говорила, что любит его, что он обещал жениться. Но мы-то с Зоей понимали, что он ни за что не разведется, он же не идиот, вы простите меня! Все знают, как много вы значите для него.
Я понимала, что стоит за этими словами: он, милочка, женился на ваших деньгах и ни за что бы от них не отказался.
- Предположим. Но как вы вышли на медсестру из поликлиники? Откуда она взялась? Вы можете назвать ее фамилию?
- Конечно! Кравцова Ольга Евгеньевна, я сам лично проверял, она действительно работает с участковым гинекологом, с Валентиной Ивановной Соляных, на пару. Она сама мне позвонила, сказала, что Лена была у них на приеме, что с ней случилась истерика, когда она узнала о своей беременности. Кравцова узнала наш домашний телефон, позвонила и поставила меня - я взял трубку - в известность.
- А что говорит Лена? Это правда?
- Да нет! Клянется и божится, что не беременна! Что не была ни у какого гинеколога!
- А что, если это была подстава и никакая медсестра вам не звонила?
- Как это? Она же назвалась Кравцовой, я проверял, действительно такая работает в нашей поликлинике. Но вы правы, я с ней не встречался, не разговаривал. Да я так расстроился, подумал, или дочка бесплодной после аборта будет, или будем с матерью воспитывать ребенка Голта. А тут вдруг такое… Вы не знаете, кто его убил? Да, извините… примите мои соболезнования. Как бы то ни было, трагедия, конечно, ужасная.
Я видела перед собой прежде всего отца, который переживал за свою дочь и, узнав о том, что ее ударил любовник, отправился в театр и попытался отомстить, набросился на него. Любовь девочки-подростка… Сама по себе знаю, уж что втемяшится в голову влюбленной девчонке - бесполезно отговаривать, все равно все сделает по-своему. К тому же Лена Юдина была влюблена в моего мужа, в моего Сережу, а он был настоящим красавцем, таким, что даже находиться рядом с ним дорогого стоило. Конечно, я понимала ее. Сама запуталась в этих же сетях.
- Надеюсь, вы не хотели ему смерти?
- Что вы такое говорите?!
- Михаил Семенович, я бы хотела поговорить с вашей дочерью.
- Пожалуйста, не надо, - простонал Юдин. - Она сейчас в таком плохом состоянии, заперлась у себя в комнате и не выходит, рыдает. Я боюсь, как бы с ней чего не случилось. Зоя взяла отгулы, чтобы побыть с ней. Вы же знаете, что ее допрашивали, а это для нее такой стресс!
- Как же не допрашивать, если они встречались? К тому же, насколько мне известно, у нее нет алиби.
- Да, это правда.
- Вы знаете, что ваша дочь в списке подозреваемых в убийстве?
- Понимаю. Но это же полный бред! Голта застрелили! Откуда у моей дочери пистолет? Нет, это полный бред. Лена ни за что бы не застрелила Голта, она его очень любила и, похоже, любит до сих пор. Я верю, что следствие во всем разберется. Сейчас же меня интересует одно - ее здоровье.
- Хотите, я поговорю с ней?
- О чем? Да она как только увидит вас… Для нее это будет стрессом!
- Хорошо, я все понимаю. Поэтому предлагаю устроить мне встречу с ней у вас дома. Вы же понимаете, что этого разговора ей все равно не избежать. Допустим, что это не она убила Сергея Яковлевича, но она знала о нем многое, она же общалась с ним, разговаривала, она могла что-то знать… Она может реально помочь найти убийцу. Повторяю, если вы так переживаете за дочь, помогите мне встретиться с ней. Иначе я буду разговаривать с ней уже на моей территории, понимаете? Или вы думаете, что я откажусь от своего намерения поговорить с ней? Михаил Семенович, вы только представьте себе на минуту, что ваша дочь была замужем, что любила своего мужа и вдруг его убивают… Как вы думаете, ваша дочь не стала бы помогать следствию найти убийцу? Не стала бы искать встречи с женщиной, которая на протяжении нескольких последних месяцев была любовницей вашего зятя?
- Да все я понимаю. Но она даже дверь вам не откроет.
- Вы так ничего и не поняли. Мне достаточно одного звонка Мишину, чтобы он организовал нам встречу, но уже в следственном комитете…
- Хорошо. Поедемте. Все равно вы не отстанете.