* * *
Из театра Макара накануне едва не выставили.
Решили, что все они - попрошайки, и уж было выталкивать начали. Вместе с занесенным через порог сундуком.
Перепуганная приемом мать шептала:
- Во что ты нас всех втянул?
- Я от Лексея, - крикнул Макар.
Театральные прислужники вроде как призадумались.
- Ну, смотри. Если врешь - пожалеешь так, что мало не покажется, - наконец сообщил румяный и толстый, тот, что схватил Макара, когда он впервые сюда пришел.
- Я правду говорю, - он старался не смотреть на мать с сестрой. - Велел в пустой комнате нам остаться. То есть… Ну…
- Это что же за комната у нас пустая? Да никак гримерная госпожи Елены? Н-да… - румяный почесал бороду. - Ну, что ж. Проводите этих… людей. И запомните - я тут совершенно ни при чем. Уж Алексей Иваныч как вернется, так пусть ему сами все объясняют…
- Идите, - хмыкнул прислужник.
Не чуя под собой ног, Макар прошел первым, с трудом волоча по полу сундук. Тот оказался тяжеленным.
Комната, и впрямь, совершенно пуста. Голая. Даже стекла в окне нет - заткнули бумагой.
- Ох, батюшки, - всхлипнула мать.
Осмелевший от переживаний Макар, взглянув на нее, потребовал:
- Лексей велел постелю поставить.
Ей-богу, как будто сказал не сам, а кто-то со стороны. Он-то бы точно не посмел.
Румяный громко фыркнул.
- А еще что изволишь?
Макар подумал с миг, гладя себя по бритой макушке.
- Поесть бы.
Толстяк деланно поднес руки к вискам.
- Ах! Что же тут происходит, и в самом деле, - проохавшись, обратился к подручным. - Ладно, так и быть, принесите. Потом-то поглядим мы, что Алексей Иваныч решит.
Макар сел на сундук. Румяный, разглядывая его, прищурился:
- Ты же тот, кто недавно вести о госпоже Елене принес?
Алексей наказал ни слова не говорить - и это прочно засело в памяти. Промолчал.
- Ну-с?
- Лексей велел с тобой не разговаривать, - пробасил Макар.
- Господи, да за что? - возмутился толстяк, выходя вон. - Куда же ты меня завел?
Вскоре принесли продавленную кушетку. Затем еще одну.
- Это все. Больше нет.
Подтолкнув мебель к стенам, театральные вышли и притворили за собой дверь. Макар все так же сидел, опустив голову, в ожидании материнского гнева.
- Мы ведь поверили тебе, сын…
Не отвечая, он лег на кушетку, отвернулся к стене.
Мать с сестрой завозились, достали что-то из сундука - видимо, кто-то из них собирался лечь на полу. Пошептались.
Щелк. Стало темно.
- Ой, мама! Свет-то - электрический!
- Где это он только включается?
Петька гулил - его единственного, похоже, перемещения нисколько не растревожили. Мать стала шепотом молиться.
Не прошло и нескольких минут, как Макар провалился в сон. Спалось, несмотря на минувшие волнения, чудно. Клопы не кусали. Никто не будил, а то уж Алексей извел за неделю. Спал он чутко, каждый раз вскакивал от Макарова храпа. И - даром, что гость - тут же скидывал хозяйскую голову с сундука, на котором она лежала вместо подушки. Кровати-то Макару не хватило.
Проснулся он утром - от плача ребенка, однако выспался хорошо.
Мать бродила из угла в угол, укачивая Петьку. Дашка сидела на кушетке, обхватив колени.
- Эк ты нас обманул, Макарка.
- Никого я не обманул!
Не говорить же им все в подробностях - будто он едва выпросил комнату в театре, а иначе вообще неведомо, что случилось бы?
В комнату просунулась девка - наряженная и размалеванная, точно кукла. Макар еще прежде отметил, что все они тут так ходят. Что бабы, что мужики в расписных одеждах, пахнувшие сладко и тревожно - не сами по себе, а за счет притирок - мало чем отличались здесь друг от друга.
- Вечером - представление. Мы не сможем играть!
Макар не понял ни слова.
- Если дите будет орать, мы не выйдем на сцену, - пригрозила она.
- Он голодный, - извиняясь, заметила мать.
Дверь закрылась.
- Передайте Щукину, чтобы этим людям дали еды, да побольше! Пусть только молчат! - крикнула кому-то девка.
Замерли в тягостной тишине. Даже Петька примолк.
- Как жить-то тут станем? - плаксиво протянула сестра.
- Ничего. Вернется Лексей и все устроит, - уверенно обещал Макар, сильно сомневаясь в своей правоте.
Еду и впрямь принесли. Поели.
Весь день просидели в комнате, но, услышав вечером громкие звуки, Макар с Дашкой не утерпели - вышли наружу и подкрались к тяжелой шторе, из-за которой они доносились. Слегка отодвинув ее, увидели сцену, на которой кривлялись здешние бабы и мужики.
- Ой. Что это они творят? - хихикнула сестра, встав на цыпочки, чтобы рассмотреть получше. Вот любопытная.
- Культура, - со знанием дела объяснил Макар.
На следующее утро он понял, что больше не в силах сидеть взаперти. Вспомнил последний разговор с Алексеем - да и отправился на берег, к сестре Ваньки-мануфактурщика.
Вот только полезного ничего не узнал, а все деньги, что Алексей дал, там и оставил.
Однако при свете жаркого дня угрозы не настолько пугали. Возвращаясь в театр, Макар даже подумал - а вдруг уже можно назад, в барак? Там, конечно, аренда, но все ж таки жить поприятнее. К тому же - а вдруг Червинский решит наведаться сюда снова и застанет Макара? Что он подумает?
Хотелось посоветоваться с Алексеем, но тот отчего-то назад не спешил.
Они уже легли спать, стараясь не вслушиваться в крики: за шторой снова шла "спектакля" - кажется, тут это так называли - для пьяной публики. Но под потолком вдруг зажегся электрический свет, и через минуту дверь отворилась.
Ввалились трое. Детина такой высоты и ширины, что едва не выбил дверной проем. Полусогнутый, корявый - немного ниже. И Алексей - не понять, хмельной или трезвый, но, похоже, в добром расположении. Он с удивлением обвел взглядом комнату и шлепнул себя по лбу:
- Ну да - тут же Тощий. Надо было в мои комнаты податься.
- Да чего мы в них не видали? Уж лучше здесь у тебя осмотримся, - согнутый подмигнул сразу всей гурьбе девок, прибежавших с хохотом следом.
- Точно. Гуляйте.
Компания вышла. Макар выскочил следом, ухватился за Алексея:
- Стой, поговорить надо!
Тот сморщился:
- Сейчас?
- Да! Сходил я тут в Ванькин дом, - Макар сбивчиво поведал об утренней прогулке на берег.
- Да ты совсем съехал. Сказал же - не высовывайся. На что тогда здесь сидеть, если где-то лазишь? - возмутился Алексей. - И к сестре-то зачем поперся? Она бы и не сказала. Узнавать надо там, где ее брат прежде обретался.
Макар поколебался с миг, набираясь храбрости.
- А айда со мной?… А?
Алексей неприятно рассмеялся, показывая зубы.
- Ну нет. Это сам.
Он пошел по коридору, но вдруг оглянулся.
- Хотя схожу. Но и ты со мной кое-куда заглянешь…
Прозвучало как-то тревожно, но Макару было не до раздумий.
- Да все, что скажешь!
Ухмыльнувшись, Алексей кивнул. Из темноты вынырнула одна из девиц, повисла у него на шее, что-то шепнула на ухо. Он обхватил ее за пояс. Вышли.
Резко обернувшись, Макар заметил, что дверь приотворена и в щель смотрит Дашка. Не в первый раз она провожала их радушного хозяина странным взглядом, и он совсем Макару не нравился.
11
Червинский наверняка уже видел газету, и вряд ли то, что он там нашел, пришлось сыщику по душе.
Приближаясь к участку, Бирюлев предвкушал очередную порцию упреков. Как будто его вина, что полиции непременно хочется скрыть результаты своей работы.
Подбадривая себя, репортер вспоминал возвращение в редакцию, которого прежде так опасался. Все тревоги оказались напрасны: вести с берега сослужили добрую службу сверх всяческих ожиданий.
Титоренко, напрочь забыв о прежней размолвке, дружески похлопал по спине:
- Сразу видно грамотную руку! Вот это я понимаю - новость. А то Вавилов взялся - так нас потом обсмеяли. За что ни берется - все обзор спектакля выходит.
За две недели Бирюлев порядком примелькался в участке - сегодня на него совсем не обратили внимания.
Напротив входа баба в пестром платке слезно упрашивала равнодушного городового:
- Выпусти его, побойся бога! Не виноват ни в чем - совсем ведь дите.
Репортер шагнул в коридор и направился к знакомому кабинету. Нынче его интересовало там лишь одно - предмет, что сообщница невидимых украла у Старого Леха. Тот самый "бог". Очевидно же: подобные ему и следует искать в описях - вместо того, чтобы тыкаться наугад, просматривая все списки подряд.
Странно, что Червинский так до сих пор и не рассказал про эту вещь. Впрочем, он умел превращать в загадку все вокруг.
С виду задача, несмотря на ожидаемые обиды сыщика, не выглядела чересчур сложной. После же, узнав нужное, Бирюлев планировал навестить Батурина и сообщить, что поиски упрощаются. Однако стоит ли брать с собой отцовскую опись, которая по-прежнему лежала где-то в запертом доме, он пока не решил.
Червинский в одиночестве просматривал толстую кипу бумаг. Бирюлев давно отметил, что его напарник появляется в участке нечасто: репортер лишь пару раз мельком видел седого сыщика.
- Здравствуйте, Николай Петрович. Я по делу отца зашел.
- Я так и подумал, - не ответил на приветствие Червинский. - Но не желаете ли сперва послушать, о чем пишут в газетах?
Бирюлев примерно так и представлял разговор.
- И о чем же? - войдя, он устроился на неудобном стуле.
- Полиция-то в сговоре с невидимыми. Представляете? - сыщик вынул из ящика стола свернутую газету. Похоже, заранее подготовился к визиту репортера. - Вот: "Невидимые купили Митрофановой свободу в полиции". Но есть одна странность: лет пять назад, когда ее задерживали, ни о каких невидимых никто и не слышал.
- Там сказано иначе. Вы не подряд читаете, - заметил Бирюлев. - Все не более, чем допущение.
- Хм… "Не исключено"? Однако дальше догадка куда лучше: "Очевидно, и нынче преступники имеют связи в полиции. Приглядчику стало известно, что украденные из дома жертвы предметы, которые имела при себе Митрофанова, исчезли из полицейского участка". А ведь я просил вас, Бирюлев, не писать об этом.
Червинский явно дожидался ответа. И, похоже, он был зол куда больше, чем показалось Бирюлеву сначала.
- Отчего же вы молчите?
- Боюсь, вы поняли статью превратно.
- Куда уж правильнее: из ваших слов чертовски ясно, что мы работаем на невидимых. Послушайте, Бирюлев, а вы не думали, что, может, это мы и есть - невидимые? Ночью - по чужим домам шарим. Днем - преступников ловим, чтобы соперников в ночном ремесле меньше осталось.
- Вы преувеличиваете…
У порога откашлялись. Как вовремя!
- Что тебе?
- Доложиться.
- Подожди. Да не в дверях же? Уж или пройди сюда, или выйди, - раздраженно велел Червинский, возвращаясь к газете. - Вот тут в одном месте, ближе к концу, написано: "Митрофанова с сыном Иваном выкрали из дома убитых". Да что вам о нем вообще известно? Вы хоть знаете, по какой он причине здесь?
Городовой - тот самый, что прежде утешал репортера - прошел через кабинет, привалился к подоконнику.
- На этот раз лавку взял, но по всему выходит, что семейная банда. А раз так, то, может, и впрямь прежде помогал, - заметил он.
Выразительно взглянув на полицейского, Червинский неожиданно спросил:
- Бирюлев, у вас есть календарь?
- Конечно.
- Сожгите его - он неправильный. Митрофанова с сыном у нас уже который день, и потому к убийству Батурина они точно не причастны. Вы же утверждаете обратное, так что тут либо лжет ваш календарь, путая вас в датах, либо они тайно выходили из участка и шли на дело… А вот и еще камень в наш огород: "Приглядчик выяснил, что между Митрофановой и ее нанимателем произошел конфликт. Очевидно, они не смогли мирно поделить украденное, и оттого невидимые забрали в уплату одну из дочерей своей приспешницы. Лишившись покровительства преступников, Митрофанова оказалась за решеткой".
- Про дочь-то верно сказано: Матреха каждый день с утра до ночи по ней голосит, - вновь вмешался городовой. Не иначе как его облик принял ангел-хранитель Бирюлева. - Все жалуется, что ее увезли.
- Мне сказали об этом на берегу, и я сам сопоставил факты и пришел к такому выводу, - не без гордости уточнил репортер.
Червинский продолжил чтение:
- Вот еще, вы заявляете: "В шести убийствах…" Хм… Отчего же вам так упорно нравится полагать, что вашего родителя убила наша полицейская банда?
- Я получил тому веское доказательство. Более того - я уже почти выяснил, кто стоит над Митрофановой. Сам! Без вашего участия! - как ни готовился Бирюлев к встрече, самообладание сохранить не удалось.
- Громко у нас нынче, - в кабинет, отдуваясь, вошел седой сыщик. Бросил портфель на стол, ласково взглянул на Бирюлева и подмигнул: - Что, сударь, вы, поди, ни в чем не повинны, а эти люди вас оболгали?
- Тот самый газетчик, Тимофей Семенович. Я вам рассказывал, - раздраженно отозвался Червинский.
- Вот, стало быть, как…
У порога топтались еще двое городовых. День в участке набирал силу.
- О каком доказательстве вы упоминали, Бирюлев? - спросил Червинский.
Седой вмешался, не дав времени на ответ:
- Слыхал о вас, читал и ваши статьи. То, что про полицию пишите, нам неприятно. Но ведь и вас - и общество, от лица которого говорите - понять можно. О чем только не подумаешь, когда как за два месяца подвижек никаких нет. Так что наша задача - исправить впечатление, чтобы всем стало ясно: мы работаем, и вовсе не на бандитов.
Удивленный Бирюлев ожидал подвоха. Седой подошел, протянул руку:
- Бочинский. Будем официально знакомы. Эк вы Митрофановских-то знатно разговорили! Так уметь надо. Мы сами с родней наших гостей, бывает, неделями бьемся - слова выжать не можем. А вы - сходу. Талант!
Польщенный репортер улыбнулся.
- Вот что, господин Бирюлев… Э… как вас по имени-отчеству? Георгий Сергеевич? - продолжал, обмахиваясь потной и липкой, как выяснилось при рукопожатии, ладонью, Бочинский. - Давайте-ка мы вам расскажем, как дело идет. И вы нам, если чего узнаете. Цель-то у нас одна, а чем больше голов - тем лучше. Так мы быстрее до них доберемся - и общество наше сможет, наконец, спать спокойно.
Сыщик, верно, шутил. Столько раз Бирюлева гнали из участка - а тут вдруг вот как заговорили. С чего? Неужели он и впрямь наконец-то взял верный тон, вынудив полицейских всерьез опасаться за свою репутацию?
- Только того и желаю, Тимофей Семенович.
- Однако и вы должны понимать: преступники тоже бывают грамотные, и, случается, читают газеты. И если узнают, что мы подобрались близко - скроются. Куда как лучше написать о их поимке, чем подозрении. Согласны?
Бирюлев кивнул. Прежде он не особо задумывался об этом. Но сыщик прав: для убийц отца хотелось бы не славы, а наказания.
- Я сразу понял - вы человек дельный. Да и как по-другому: на одной стороне находимся, - вновь подчеркнул свою мысль Бочинский. - Однако нынче новостей мало. Главное вы уже знаете: Митрофанова у нас, ее вина несомненна. О том писать не следует, но, думаю, в скором времени и другую "прислугу невидимых" поизловим. Что же до тех, кто ими движет, то мы рассчитываем разговорить новых задержанных. Митрофанова пока молчит: видать, мести слишком боится.
- Мы и другие следы расследуем, Тимофей Семенович. Едва ли не каждый день, - угрюмо заметил Червинский, не глядя на Бирюлева, но явно адресуясь к нему.
- Верно. Без дела не сидим. Следим, не всплывет ли похищенное в Старом городе. Сообщения жителей изучаем. Вот, несколько дней назад рассказали, что невидимые укрываются в новом театре - тут, прямо в нескольких кварталах от нас. Проверили - тупик. Так ведь, Червинский?
- Да. Ложный след. Там сказали, что актриса у них пропала, но официально не заявляли. В остальном - тишина.
- Ну, что у них еще может произойти-то… Сбежала с хахалем какая-то шилохвостка, - отмахнулся Бочинский.
- А что за актриса? - Бирюлев вспомнил растревожившую, но потом вытесненную более значимым сцену у театра.
В тот вечер репортер набрался дерзости - и хмеля - и после спектакля вышел вслед за прекрасной Еленой на улицу. Уже совсем стемнело. Актриса, тихо смеясь, говорила с поклонником. Лица его Бирюлев не видел.
- Встретимся. Уж несомненно, - донеслось до слуха данное ему обещание.
Коснувшись ее руки, господин отошел. Его ждали - да не извозчик, автомобиль. Елена, оставшись одна, смотрела, как он отъезжает. Удача! Собравшись с духом, Бирюлев позвал:
- Сударыня!
Елена обернулась - и тут к ней метнулась широкая тень. Она, похоже, пряталась у стены, скрытая от глаз не только темнотой, но и стволом дерева. Елена пискнула - ей, очевидно, зажали рот. Схватив актрису в охапку, тень легко, как тряпичную куклу, повлекла ее к мостовой, где проглядывали очертания повозки.
Все заняло лишь миг. Бирюлев даже не сразу сообразил, что случилось, но позже не раз вспоминал об этом.
- Елена Парижская, - ответил Червинский.
Выходит, она так и не вернулась. Но стоит ли говорить о том, что ее похитили?
- Не слыхал о такой. Впрочем, неважно, - Бочинский закурил, угостил и Бирюлева. - Такие-то дела, Георгий Сергеевич. Мастера, что тут поделать! И такие случаются, на нашу голову. Но ничего, все выясним. Удача навечно с ними не останется.
- Тимофей Семеныч! Ждать уж не можем. Дайте ключи, - взмолились от двери.
- Возьми сам, в ящике…
Вытерев пот со лба, Бочинский сел на стол своего коллеги.
- Бирюлев, о чем вам стало известно? - вновь напомнил Червинский о некстати вырвавшихся словах. На диво хорошая память! Только стоит ли посвящать его в догадки Батурина?
- К чему вы спрашиваете? Вы не придали значения тому, что я сообщал раньше. А ведь я многое выяснил!
- О чем речь, Георгий Сергеевич? - поинтересовался Бочинский.
- О том, отчего убитые не сопротивлялись.
- И что вы думаете?
- Полагаю, им подлили что-то в питье, - Бирюлев искал взглядом городового, который и зародил в голове эту идею. Но тот, отвернувшись, безучастно ковырял картон в окне. - Я сказал вам, Николай Петрович, еще на прошлой неделе, но вы, как водится, не послушали.
- Наоборот, я с самого начала был с вами согласен: там точно не обошлось без малинки. Но выяснить наверняка, как я вам и говорил, мы уже не сможем. А сразу не проверили.
- Вина наших медиков. Условия им не позволили, - подтвердил Бочинский. - С медицинскими проверками у нас сейчас большие сложности. Едва ли не на глаз об убийствах судим. Хорошо - он у нас наметан.
- Вот как? Но при всем том вы с уверенностью отрицаете, что невидимые убили моего отца.
- Поймите, Бирюлев: там ничего общего! - не утерпев, взвился Червинский. - Дверь открыта, сам не задушен, в постели лежал…
- Но это они! Они! Я легко могу доказать! Все жертвы знакомы между собой. Они выбраны не случайно.
- Мы пытались установить связи, но пришли к совсем другим выводам.
- Значит, плохо искали!
- Будьте любезны, Георгий Сергеевич, расскажите нам. Если вы правы, то это крайне важно.