* * *
- Мы не можем отменить постановку! Алексей Иваныч, одумайтесь! - по-бабьи голосил Щукин, быстро ходя из угла в угол. От него рябило в глазах.
- Сядь!
Испугался, послушался. Только скулить не прекратил.
- Вы все потеряете! За ваши ведь средства переживаю!
- А не за свои?
Сдержанность давалась непросто.
Сейчас Алекса меньше всего беспокоила кретинская щукинская постановка. Он вообще терпеть не мог все это обезьянье кривляние. Для вложения стоило выбрать куда лучшее - и серьезное - дело. Но раз уж безмозглая Маруська так выпрашивала именно театр, то пришлось согласиться.
Алекс даже думать не хотел о том, сколько стоила забава. Позволял убеждать себя соловьиными байками о грядущих барышах. Только с чего бы им взяться?
А теперь эта тварь просто взяла и сбежала.
Алекс приложился к бутылке с дешевой мадерой.
Маруська так и не появилась после спектакля. Сперва он решил, что она, как бродячая шавка, снова умчалась с очередным псом. Неисправимо. Чего еще ждать от шалавы?
Приди эта сука обратно - ее ждала бы просто хорошая трепка.
Но она не явилась. Ни утром, ни днем. Минула вторая ночь - а ею и не запахло.
Вот дешевка! Неспроста ведь так ныла. Давно что-то замыслила. Ишь ты - кается да сожалеет. Куда там. Видать, кого пожирнее ухватила.
Обвела вокруг пальца, паскуда.
Алекс до боли сжал челюсти.
Мало того, что Маруська сбежала - так еще и совсем не известно, с кем. Кому и что она теперь разболтает - разумеется, выгородив себя?
И ведь никто не признавался, с кем она спуталась. Он аж кулак разбил о потасканную рожу ее лживой служанки - бесполезно. Похоже, Маруська настолько щедро платила. Деньгами Алекса. Без его помощи она бы их ни в жизнь не раздобыла.
Щукин продолжал верещать.
- Чего тебе надо? Разрешение? Тогда валяй, играй.
Распорядитель замолк, со страхом глядя на Алекса.
- Но… как? Как мы справимся без госпожи Елены? Что тут можно поправить, когда представление - через несколько часов?!
- Ты чего ныл? Хотел играть? Все, играй! И попробуйте только провалиться.
- Но… Помилуйте! У нас и без того имелось лишь семь человек актеров на тринадцать ролей, - в глазах Щукина блеснули слезы. Алекс с трудом утерпел, чтобы не вернуть их обратно. - Из господ мы оставили лишь Вершинина, Тузенбаха и Соленого, как я вам и рассказывал. И надеялись, что должным образом представим хотя бы дам… Однако вы ведь гений, Алексей Иваныч! Верно: мы откажемся от Натальи - и тогда Драгунская станет Ириной.
Жирная да румяная ряха Щукина едва не треснула от радости.
Загоревшись, он бросился было на шею Алексу - но вовремя отпрянул. Поспешил из Маруськиной гримерной.
- Где Драгунская? Драгунская! Надежда, ты будешь Ириной. Играем! Играем, дамы и господа!
Двумя большими глотками Алекс допил бутылку и запустил ею в гримировочный стол. Тройное зеркало взвизгнуло и волной осколков схлынуло в комнату.
- Моя собственная гримерная. Моя мечта, - передразнил он Елену Парижскую.
Подойдя к столу, Алекс взял тюбик и выдавил черную, как вакса, мазь прямо в центр ковра. Туда же всыпал всю дрянь, что Маруська на себя мазала. Порошки, притирки, белила да помады. С радостью растоптал. Банки и пузырьки с духами, что оставались, просто смахнул, глядя, как они разлетаются.
Затем перебил все вазы и фарфоровые горшки. Отломил дверцу гардероба, достал из кармана нож и принялся резать платья, корсеты и панталоны, отбрасывая ошметки в черную вязкую лужу.
За дверью слышались попискивания. Тихие, уважительно-боязливые.
Вспоров кресла и кушетку - однажды Маруська сношалась с хахалем прямо на ней - Алекс переломал мебель о стены. На закуску высадил окно стулом и остановился, пытаясь отдышаться. Пот лил градом, но горячий липкий воздух не остужал.
Он найдет их обоих - его и ее. Найдет и своими руками распорет каждому брюхо, вот как этой сальной кушетке.
Но сначала - изрежет в лоскуты подлую смазливую рожу.
* * *
Маленький Петька покраснел и покрылся сыпью. Он натужно кричал, и Макар взял сына на руки, чтобы утешить. Но Петька начал брыкаться, ревя еще громче.
- Дай я, - предложила сестра.
Однако и у нее ребенок не успокоился.
- Что с ним такое? Ведь не младенец же. Голоден?
- Мы его сегодня кормили… Видно, захворал.
Макар снял со спинки кровати поношенную, но чистую рубаху.
- Пойду, поищу чего. Хоть и воскресенье, а руки могут кому сгодиться.
Дашка смотрела с недоверием.
- Совсем худо нынче с работой, - в оправдание заметил Макар.
- А что другие? Те, с кем ты прежде ходил на завод?
- Ну…
Те, кого после ареста отпустили, как и самого Макара, рассыпались, кто куда. Он теперь мало с кем встречался, но по слухам все-таки знал, что некоторые уволенные пристроились. Один даже приказчиком в лавку подался - вот перемена-то! Другие, что в большинстве, перебивались поденкой. Ну а третьи - оставались не у дел.
- Да так же, как я… У всех плохо.
- Я хочу пойти на мануфактуру, - сообщила сестра.
- Ты это… Не дури. Не позволю, - на правах главы семьи возразил Макар. Как только он освободится от Червинского - и это должно бы произойти прямо сегодня - то уж сам примется вкалывать от зари до зари.
- Отчего нет? Платят, говорят, исправно.
- Не для тебя такое дело. Сиди дома, Дашутка, матери помогай.
- Штопкой особо не заработаешь.
- Так на портниху выучись.
Сестра грустно рассмеялась.
- Все шуткуешь, Макарка! Нас не сегодня-завтра из дома погонят, а ты - выучись… Мать последние ложки на базар снесла, чтобы хлеба купить. Хотя на что нам ложки, коли есть нечего?
Макар давно заметил, что пропала не только посуда, но и мебель, которой и без того не хватало.
Сперва исчезла конторка. В другой день он, вернувшись, не досчитался обеденного стола. Затем и стульев. А как-то недавно он обнаружил, что мать и сестра устроились на ночь в одной постели. Про кровать-то уж молчать не стал - спросил, куда она подевалась. Мать заохала: дескать, из жалости отдала какой-то хворой соседке. Но, конечно, обманула. Оберегала Макара, чтобы совесть его глодала не слишком люто.
В тесных комнатах остались две постели, Петькина кроватка, сундук да одинокий стул. Если в самом деле придут выселять - а не особо похоже, что домовладелец шутил - так управятся в полчаса.
- Ничего, Дашутка… Не погонят. Вот увидишь - с деньгами вернусь!
В пятницу у Макара не вышло передать весть Червинскому - из театрального сквера он направился прямо домой. Зато в субботу едва проснулся - тут же пошел в гостиницу. Кое-как накарябал карандашом записку и отдал портье, как сыщик велел. Он оставлял сообщение впервые и очень надеялся, что Червинский последует установленному им же правилу и явится на зов, как обещал.
Макар поднял глаза, желая взглянуть на часы, но встретил лишь светлое пустое место на посеревшей стене.
- Пойду я, Дашутка. Передай матери, когда вернется - пусть не тревожится. Чую я: хороший сегодня день. Удачный.
Пожалуй, история все же стоит того, чтобы сыщик за нее заплатил. И не меньше, чем долг по аренде. А лучше больше, чтобы и на хворого Петьку осталось.
Идя в гостиницу, Макар готовился к долгому ожиданию, однако Червинский прибыл первым. Более того: судя по окуркам, он провел в номере довольно долго.
- Что ты узнал? - сыщик приступил к расспросам, лишь только за Макаром закрылась дверь.
- Все! - бодро отвечал он, располагаясь на нечистой кровати. Главное теперь - не растерять мысли и не спутаться. - Эх, жарища-то какая стоит! Невтерпеж.
- Ну? - Червинский не поддержал светскую беседу.
- Бывал я в Старом городе, как вы и велели.
- Давно пора. Не барышня.
- Зашел в трактир "Муслин", что недалеко от спуска, прямо на повороте.
- Я знаю, где это.
- Публики там много разной давеча собралось… И все говорили, говорили. Убийства, между тем, обсуждали. Невидимых-то ваших.
Макар промокнул лоб ладонью. От волнения он, как всегда, начинал забывать, о чем идет речь. Именно потому и экзаменов в реальном не выдержал. Зубрил месяц - но все пропало в минуты. И вот то же самое - прямо сейчас. Посреди беседы с Червинским Макар вдруг совершенно некстати припомнил прохладный, пахнущий мышами и сырой обувью, учебный класс.
Пауза затянулась.
- И? О чем языком-то чесали?
- А… Ну да. Сперва гадали - кто же это мог быть? Но потом заговорил один господин. Важно так. Дескать, все дело рук людей из театра, что у сквера. Они и нападают, а потом в самом своем театре ворованное хоронят.
- Прямо у себя? Так нелепо же. Что вдруг за театр?
- Кажись, "Борис".
- Хм. Любопытное название. Не слыхал о таком. Ничего не путаешь?
Макар пожал плечами.
- И что за человек обо всем рассказывал?
- Откуда мне знать, господин Червинский! Не мог же я прямо у него спрашивать.
- И то верно. Но прямо и не нужно. Беседу-то подхватить вполне мог. Что ты еще узнал, Свист?
Продолжение речи агент не подготовил, и потому развел руками.
- Как, все? Ну что ж. Сегодня же отправляйся в тот театр и все вызнай. Понял?
Макар растерялся.
- Прямо так и пойти? Да кто же мне что скажет? А нельзя ли просто взять - и всех сразу задержать?
- Да ты в своем уме? С бухты-барахты? Когда все вызнаешь, укажешь на виновных и на их схрон - тогда и придем.
Надежды продолжали рушиться.
- Мне нужны деньги, господин Червинский! - не своим голосом - жалобным и плаксивым - взмолился Макар. И внезапно нашелся: - Я не могу туда явиться вот так! Меня погонят!
Сыщик потер нос, раздумывая.
- Ну, на сей раз ты, пожалуй, прав. Выглядишь и в самом деле негодно. На вот, на новую одежу, - он достал прямо из кармана "красненькую" и положил на стол.
Макар аж сглотнул. А он-то уж подумал, что удача отвернулась окончательно. Теперь бы раздобыть еще четыре рубля - и, быть может, домовладелец, получив плату за месяц, согласится погодить еще немного.
Заметив радость Макара, Червинский усмехнулся. Поди ж ты, мелкий жулик - а туда же: будущей обнове радуется, как дитя.
Все-таки было не слишком правильно совсем не делиться с ним теми деньгами, что выделялись на агентов.
- Ну ладно, Свист. Справь костюм - и вечером в театр. К среде жду тебя с новостями.
Сжав дрожащей большой рукой купюру, Макар кивнул.
Театр - проблема. Там и впрямь придется поотираться, чтобы узнать хотя бы имена. На кого-то же надо указать. Но это будет потом.
Сейчас же он поспешит домой.
Не обманул сестру, ой, не обманул! Сердцем чуял, что день окажется удачным.
4
- "До сей поры не имеется ни одного подозреваемого. Полицейские признали, что преступники оказались слишком хитры, и, если они не оставят следов и впредь, то отыскать их не представляется возможным", - медленно, с чувством прочитал насмешливый сыщик с торчащими вверх волосами и пушистыми бакенбардами.
Двое недавно вошедших городовых активно кивали после каждого предложения. Входя, они собирались что-то сказать - но, вероятно, сообщение терпело отсрочку, раз уж ему предпочли прослушивание субботних новостей.
Окончательно взмокший за часы ожидания в участке, Бирюлев чувствовал себя жалко. И без того унизительная роль просителя усугублялась особым отношением, которое здесь торопился выказать каждый, едва слышал фамилию репортера. Псевдоним не спасал - полицейские точно знали, кто за ним кроется.
- Ну-с, господин Бирюлев, вы и сами ответили на свой вопрос, - дочитав до конца, сыщик вернул на стол засаленную газету с кричащим заголовком. "Невидимые убийцы: полиция признала бессилие". Это все вина бестактного Титоренко - не удосужился придать заметке менее воинственный вид.
Бирюлев сглотнул и промолчал. Нервы ощутимо сдавали, и он весьма сомневался, что, заговорив, сможет держаться достойно.
- Как же мы сможем помочь, если, как вы сами заметили, мы бессильны? - глумился сыщик. - У нас не хватает ума для поиска хитрых убийц… Что тут поделать? Они слишком ловко запутывают следы.
Репортер смотрел в окно кабинета. Разбитое стекло с внутренней стороны закрывала картонка. Она мешала понять, что происходит на улице: виднелось лишь небо. Светло-голубое и уже выгоревшее, хотя лето только началось.
- Господин Червинский, я прождал вас более трех часов… Для того, чтобы вы… - голос дрогнул.
- Три часа? Ха. Это совсем недолго. Бывает, и с утра до вечера ждут. Скажи, Власенко?
- Еще как, - подтвердил городовой.
- Отчего вы решили, что вы у нас - единственный? Вы обратились к нам только вчера, господин Бирюлев. Или как там вас? - сыщик снова заглянул в потрепанную газету: - Ого, "Приглядчик". Так вот, я расскажу, как обстоят дела. Людей у нас мало. При этом мы, знаете ли, живем в очень беспокойное время. Что ни день - то новые убийства. Настоящие. Жертв режут, душат, им проламывают головы. С ними происходит совсем не то, что с вашим батюшкой. Там же пока лишь ваши домыслы.
- Его убили!
- Не стоит злиться, право. Почему вы, в самом деле, так полагаете? Он мог сам умереть в своей постели. Скажем, от сердца. А потом, допустим, тело нашла прислуга - она и ограбила дом.
Звучало правдоподобно. Более того: столь простое объяснение еще накануне закрадывалось в голову и самому Бирюлеву. Но что-то с ним было не так, в картине чего-то смутно не доставало - и потому никак не удавалось успокоиться мыслью об естественной смерти.
- Отец никогда не маялся сердцем.
- В его возрасте такое могло произойти и внезапно. Впрочем, верно: утверждать что-либо рано. Вскрытие еще не готово. Если оно, конечно, поможет при нынешних обстоятельствах. Пролежал он не меньше недели.
Бирюлев поморщился.
Городовой, отчаявшись дождаться окончания разговора, подошел и шепнул что-то Червинскому на ухо. Тот возмутился:
- И чего вы стоите тут, когда уже давно должны быть там? Бегом! Неизвестно, сколько их туда явится.
- Но как же… Ведь Тимофей Семеныч ничего не сказал. Может, у него свой план, и мы все испортим?
- Он, видимо, забыл. Или же нам не передали. Это сейчас не важно, Власенко. Поспешите!
Когда полицейские вышли, Червинский, как ни в чем не бывало, продолжил:
- Однако, если спросите мое личное мнение, то я скажу и сейчас, до отчета медиков: вашего отца точно не задушили. Значит, причина не в невидимых, как вы зовете их в своих… ээ… заметках.
- Веревку могли снять. Да и убийцы не обязаны действовать одинаково! - запальчиво воскликнул репортер.
- А вы и впрямь многое знаете о преступниках, господин Бирюлев. Рискну предположить, что куда больше, чем я. Но даже если представить, что они решили забрать веревку с собой, то на шее бы обязательно остались следы. Кроме того, дверь в дом вашего батюшки была открыта, а вещи разбросаны. Еще два несоответствия характеру тех, кому вы это - не понять, почему - приписываете.
- Отец, как и все остальные жертвы, жил один и держал у себя разные старинные вещи. У него украли редкую золотую брошь! А монеты, которые он привез из Египта? Да они цены не имели.
- За такими вещами охотятся не только невидимые.
- Вы нашли его прислугу?
- Еще нет.
- Отчего?
- Я вам уже ответил. Пока мы не знаем, что расследовать - грабеж или убийство. Если вскрытие покажет, что ваш отец, как я и предполагаю, умер сам, то делом займутся городовые.
- Когда? Через месяц? Год?
- Быстрее. Но не немедленно.
- Я хочу видеть вашего начальника.
- Это невозможно: он в отъезде.
- Понятно, - Бирюлев подчеркнуто достал из кармана пиджака блокнот с вложенным карандашом и что-то в него занес.
- Пометки к моей новой статье, - объяснил он. - Люди интересуются: почему убийцы не пойманы? Вот я и расскажу им о ваших методах. О том, что полиция отказывается работать.
Червинский пожал плечами:
- Одной меньше - одной больше. Какая разница?
Репортер записал и это и широко улыбнулся:
- Не упустите завтрашнюю газету.
Однако предвкушение маленькой мести не слишком облегчало печаль.
А что, если самому найти отцовскую кухарку, не дожидаясь, когда ей займется полиция?
Для начала стоит расспросить прислугу по соседству. Такие люди всегда охочи до сплетен, чем не раз помогали в работе. Наверняка смогут подсказать, где искать.