Макар, стоя лицом к дому, принялся кусать заскорузлые ногти. Сбоку зашелестели кусты, миг - и чья-то рука схватила его за спину.
- Попался!
Он не успел даже толком понять, что происходит, как та же рука с силой втолкнула его в прямо в дверь. Степан говорил - нужно свистеть. Но когда бы успел?
- Стоять!
- Кто здесь? - громко и отчетливо спросили откуда-то сбоку. - Что случилось?
Послышался топот. Трое из четырех, шедших следом, бросились вдогонку, оставив одного из своих держать Макара.
- Кто-то нас сдал! - голос Степана и следом звон разбитого стекла.
Вскоре городовые вернулись, ведя с собой Ваньку-мануфактурщика. Подошел, держа лампу, и лавочник - лысый, худой старик.
- Спасибо! Спасибо вам, господа! - он по очереди осветил лица задержанных, пристально вглядываясь в каждое. - И как же вы только подоспели так вовремя?
- Сообщение нам было, - буркнул полицейский.
- Ась? Повторите. Я плохо слышу…
Ванька, поджав губы, мрачно смотрел на Макара.
- Неужто это и есть те невидимые, о которых в газетах писали? - спросил табачник. - Хлипкие-то какие, а едва жизни не лишили. Как же вас отблагодарить?
Закончив обмен любезностями, городовые повели домушников в полицейский участок. Макару предстояло там оказаться уже в третий раз за полтора месяца.
7
Полицейские удачно отвлеклись на пьяного дебошира: Бирюлев незамеченным проскользнул в кабинет Червинского.
И - вовремя. Сыщик как раз приложился кулаком к скуле сидящего перед ним работяги.
- Что вы хотели, Бирюлев? - раздраженно спросил Червинский.
- Я выяснил кое-что о невидимых.
- Насколько важное? Вы же видите - я занят, - ответил сыщик тоном отвлеченного от нужного, но совершенно обыденного занятия.
- Крайне! То, что я узнал, многое объясняет.
Догадка, которую хотелось озвучить, возникла еще вчера - после того, как Бирюлеву вновь вспомнился разговор с городовым. А после утреннего визита в мануфактуру Павловой он окончательно убедился, что раскрыл один из секретов невидимых. Конечно, репортер бы предпочел поделиться соображениями с тем полицейским, что успокаивал на минувшей неделе. Однако в участке его сегодня не встретил, а имени в прошлый раз не спросил. Как теперь отыскать?
Увы, оставалось только одно: рассказать Червинскому. Помогать сыщику совсем не хотелось, однако желание найти виновных в смерти отца брало верх.
Рассчитаться за унижения можно будет и потом. И, возможно, куда лучше, если приметить побольше интересного - вот как то, что прямо сейчас происходило на глазах.
Уж тогда репортера не обвинят в беспочвенной неприязни.
Червинский посмотрел с сомнением - сначала на Бирюлева, потом на рабочего.
- Власенко! Ушаков!
Полицейские на зов не спешили.
- Эй! Городовые! - во всю мощь заорал сыщик.
Но потасовка, очевидно, продолжала удерживать всех неподалеку от входа.
- Да куда они подевались? Присмотрите за ним, Бирюлев, - велел Червинский, выходя в коридор.
Репортер хмыкнул, снова дивясь неприглядным манерам и самонадеянности. В помощники он не нанимался. Да и как, по мнению сыщика, следовало совладать с этаким детиной - хоть и тощим, но явно неслабым? И даже больше: как Червинский вообще мог оставить Бирюлева наедине с преступником? Может, даже убийцей?
Однако, если подумать, то и из этого можно извлечь пользу.
- Как тебя звать? - доставая неизменный блокнот, спросил Бирюлев.
- Макар. Веселов, - ответил рабочий.
- За что ты тут?
- В лавку полез, - вздохнул арестант, и вдруг широко осклабился: - А я вас знаю! Вы ходили глядеть на убитого!
- Я на многих таких смотрю, - заметил Бирюлев. Человека он не узнал.
- Ну как же… Его ведь невидимки порешили. Вы еще сказали - в четвертый раз.
Значит, речь про Коховского. Репортер попытался припомнить собравшихся у дома Старого Леха. Слишком много лиц. Не исключено, что среди них было и это.
- За что он тебя? - Бирюлев указал головой на дверь.
Веселов задумался.
- Да все за то же- за лавку.
- Выходит, Червинский сам тебя наказывает? Без суда?
- Ну… Не знаю… - рабочий засунул в рот грязный большой палец и принялся грызть ноготь. - А на что вам?
- Я из газеты. Писать про тебя буду.
- Ой, не надо! Бога ради, не пишите! Я же так вообще никогда работу не найду, - взмолился грабитель.
Репортер хмыкнул.
- А зачем тебе работа? Ты же кражу совершил. Пойдешь в исправительный дом, - с непонятным самому злым удовольствием сказал он.
Рабочий закрыл лицо руками.
Вскоре вместе с городовым вернулся Червинский. Дождавшись, когда опечаленного Макара уведут, сыщик открыл дверцу стола и достал бутылку. Сделал большой глоток.
- Хотите, Бирюлев?
Репортер брезгливо поморщился.
- Вы же на службе.
Червинский уселся на стол и с видимым удовольствием закурил.
- Что вы узнали?
- Вчера вы сказали, что ваш дядя помешался, - ехидно начал Бирюлев.
Сыщик кивнул.
- Помутились рассудком Коховский и Павлова. Отец тоже вел себя непривычно, хотя разума и не лишался.
- Ресторатор Батурин, которого повесили накануне, тоже повредился в уме, - добавил Червинский.
- Что? Новое убийство?
- Как? Вы не знали? Невероятно. Да. Опять - на ваше счастье - невидимые.
- Когда же?
- Вчера утром. Сам узнал только сегодня. На место ходил Бочинский, мой старший коллега. Тело нашла прислуга. Все, как всегда: дверь заперта, повешен, ограблен. Проживал один, в последние недели из дома не выходил. И тоже собирал древности, конечно.
Репортер снова достал блокнот. Эх, жаль, что так поздно: вездесущие коллеги уже наверняка обо всем узнали.
- Вот такие дела, Бирюлев… Что вы хотели рассказать?
- Я с утра посетил дом Павловой. И знаете, что? Я выяснил, почему никто не сопротивлялся.
На самом деле у мануфактурщицы, куда он явился ни свет, ни заря, Бирюлевникого не застал. Но у входа окликнули то ли рабочие, то ли прислуга. Посоветовали зайти в мануфактуру, что находилась в двух шагах.
Там в утренний час уже вовсю кипела работа: под шумный стрекот суетились и сновали мастерицы - ткали, носили, паковали. Бирюлев ухватил одну из работниц за плечо, привлекая внимание, и закричал, чтобы быть услышанным в грохоте:
- Я по поводу убийства хозяйки!
Шум сразу стал гораздо тише. Репортера окружили. Не спрашивая, кто он и что ему надо, мастерицы наперебой делились соображениями. Бирюлев едва успевал записывать:
- Господин управляющий и убил. Ему же все досталось. Он ведь ее любовник! А хозяйка того ожидала. Остерегалась. Заперлась в своем доме и носа на улицу не казала. И управляющего к себе пускать не велела.
- Верно! Она даже в мануфактуру ходить перестала, до того боялась. Так-то каждый день за всем лично смотрела.
- Ничего такого. Призраки ее замучили. Сперва разума лишили, а там и в петлю позвали. Призраков она видела! Сама про то говорила, когда здесь еще порой появлялась.
- Да разве? Она же радостная такая была. Не в себе.
- Тсс!..
Поздно. Господин лет сорока пяти с квадратной черной бородой, в которой виднелась проседь, подкрался в суматохе, и, очевидно, многое слышал. Бирюлев подумал, что сейчас его выставят за дверь, но нет: управляющий сделал вид, что неприглядные замечания его не касались.
- Анна Петровна все улыбалась, улыбалась… Ходила сама не своя, как во сне. Покойную дочь вспоминала. Единственную. Ту, что младенцем померла. Рассказывала, что видит ее… В дом перестала пускать. Не только меня - всех, даже родню.
Он выглядел опечаленным.
- Такая странная стала - как будто чем опоили…
Управляющий озвучил догадки Бирюлева. Опоили! И отца опоили - так объяснил городовой. Вот в чем причина: жертв усыпляли перед тем, как повесить.
- Прислуга могла заранее подливать что-то в питье, - завершил свой рассказ репортер.
- И у хозяев начинались видения? Они окончательно запирались в своих домах и становились совсем легкой добычей. А потом им давали порцию больше и они засыпали. А что, вполне могло быть, - неожиданно согласился Червинский. - Спрошу, на всякий случай, у наших медиков - хотя при вскрытии, насколько знаю, они такое не смотрели. Черт! Если жертвы спали, то они бы не смогли помешать ограблению. Зачем их было душить?
На этот счет у Бирюлева мнения не имелось.
- И вот еще что, самое главное. Вы говорите - прислуга. Нет… Но при первом убийстве мы тоже так полагали. Горничная или кухарка могла и открыть, и закрыть двери, и тогда бы нам не пришлось ломать голову над тем, как невидимые проникают в дома. Многое оказалось бы, как на ладони, если бы не одно "но": у Грамса слуг точно не было. У прежней девушки, которую мы нашли, он сам отобрал ключи, когда ее рассчитал. Не думаю, что она обманула, да и мы все хорошо проверили. Но я хочу сказать о другом. Все убийства - однотипные, а на убитых работали совершенно разные люди. Что это? Городской заговор слуг? Не думаю. Хотя… Надо будет еще кое-что проверить. Но пока что вопрос остается: как?
Сыщик вновь достал припрятанную бутылку.
- Двери и окна заперты. Никаких повреждений в стенах. Через нужник - у кого он был - не пробраться. Через дымоход тоже. Про все ключи сказать не могу, но к замкам дяди и Грамса их подобрать почти невозможно: штучная работа… Как?
Репортер пожал плечами.
- Так что малинку, конечно, подлить могли, но кто это сделал, Бирюлев? И как? Вот что неясно. Кстати, кто вам сегодня на мануфактуре сказал о призраках?
- Рабочие… и сам управляющий.
- Ладно они - народ суеверный. Но он - господин серьезный. И еще те следы… Призраки, говорите. А ведь я и сам о таком думал.
Сейчас Червинский походил на безумного.
* * *
- Сборище идиотов. Вы все только портите, - Легкий раздавил фарфоровую голову, что доверчиво подкатилась прямо к его ногам.
Жалко. Кукла была словно живая.
- Мы еще можем выменять.
- Дура!
Даже слезы выступили. Как всегда: стоит допустить маленькую осечку - и люди тут же забывают о прошлых заслугах.
Он углубился в конторскую книгу.
Вера громко всхлипнула, хотя и не собиралась.
- Да ладно, не хнычь. Будем думать дальше, - примирительно заметил Легкий.
Он всегда добрый. Почти всегда.
В передней началась потасовка.
- Отойди, сказал! Я сам решу, куда мне идти.
Незнакомый голос, и слышен все ближе. Похоже, визитер смог проломить себе путь.
Вера открыла дверь в ложном книжном шкафу - по виду он ничем не отличался от обычных, что стояли вдоль стены - и проскользнула в скрытую комнату. Тут же забралась на табуретку - к высокой узкой прорези, через которую можно наблюдать.
Гость вошел в кабинет. Коренастый, темнолицый. Белая рубаха измазана - кровью Сеньки-привратника?
В черных покрасневших глазах бесновалось безумие.
Вера ощутила страх даже из своего укрытия.
- О, кого я вижу! Алекс, ты ли это? - Легкий встал, распахнул объятия, но вошедший будто и не заметил. Без слов он уселся в кресло, вынул из кармана коробок, достал спичку и принялся ковырять в зубах.
Легкий тоже сел, соединил перед собой руки на столе.
Долго молчали, глядя друг на друга.
- Ну, я пришел, как ты и хотел. Да только послание твое не понял, - сплюнув на пол, заговорил гость.
- Послание?
- Ага. То, что твой человек передал.
Вера ликовала: сработало!
Легкий ответил не сразу.
- Как тесен мир. То поезда, то девки. Но я не знал, что эта - твоя. Иначе бы решил по старой дружбе договориться.
- Мы и сейчас можем. Если отдашь обратно.
Легкий поджал губы.
- Хотел бы, да не могу. Нет, я-то верну. Она цела, никто ее не касался - не тревожься. Отдам. Но не за так.
Безумный искривился, показывая зубы.
- И что ты хочешь?
- Да просто верни мое - и все.
- И что это?
- Ты сам знаешь.
Гость - ловок! - метнулся через стол, схватил Легкого и сжал в углу, сдавив горло.
- Хватит со мной шутить.
Вера прикусила руку - переживала. Однако напрасно: через миг визитер дернулся и отпрянул, ухватившись за бок. Видно, что далеко не новичок - и при том неосмотрителен чрезвычайно.
Освободившись, Легкий отошел подальше, ощупывая шею.
- Вот не ценишь ты дружбу, Алекс. Какой был, такой и остался. А шуток я тоже не люблю. Так что думай, думай… Или получишь девку частями.
- Ну смотри, Легкий.
Злобно, по-звериному, взглянув, тот, кого называли Алексом, вышел вон.
Вера спрыгнула с табуретки и поспешила наружу.
* * *
Свой выбор Легкий сделал, и на сей раз мира не будет. Сначала Алекс выбьет из его человека, где прячут Маруську, а уж затем найдет и своих людей. А там…
Верно говорят: нет хуже врага, чем прежний приятель.
Черт, до чего же больно.
Алекс остановился и схватился за бок. Не слишком глубоко - не смертельно. Но чувствительно.
Вот сукин сын.
Ничего, с единственным бродягой можно справиться и в таком состоянии.
Вот только подлец наверняка назвал лживый адрес. Все равно нужно проверить.
И чего же только хочет Легкий?
Что такое могло оказаться у Алекса, что вдруг бы раньше принадлежало ему?
На ум ничего не шло.
Неважно. Тут уж никаких сделок.
Через несколько шагов Алекс снова сморщился и подошел к мостовой.
Было бы совсем недурно заглянуть к врачевателю - настоящему, а не как в былые времена. Но сначала - шестерка Легкого.
Заприметив пролетку, он сунул пальцы в рот и свистнул, подзывая.
- Куда, барин?
- К рабочим, - морщась, Алекс забрался на сиденье.
Извозчик обернулся:
- Эк тебя порезали.
Алекс схватил мужика за голову и рывком подтянул к себе. Тот округлил глаза и открыл рот, но не издал ни звука.
- Вези!
Приехали. Алекс сунул плату, не считая. Не до того. Судя по воплям извозчика - изрядно переборщил:
- Спаси тебя господь, барин! Век за тебя молиться стану!
Не оглядываясь, Алекс поплелся по улице, высматривая нужный дом.
Незнакомые кварталы. Шумные, вонючие, тесные. Дома по обеим сторонам улицы прижимались друг к другу, грозя вовсе выдавить.
- Зеленая, значит, да? Стой, девка!
Алекс схватил проходящую мимо местную. Та взвизгнула и дернулась.
- Отпусти! У меня ничего нет! - заблажила.
- Да заткнись ты. Чего визжишь? Где тут, в вашем нужнике, улка Зеленая?
- Тут и есть.
- Дом Бехтерева?
Она куда-то махнула.
- Отведешь.
Кивнула и быстро пошла вперед. Алекс, не отпуская ее руки, ковылял следом.
Перед одним из строя неотличимых серых бараков остановились.
- Вот он.
- Ну, иди.
Алекс вошел внутрь. Сыро, затхло, темно - хотя день солнечный. Смердело стухшим от пота бельем и мочой.
- Номер три - второй этаж.
Он кое-как забрался вверх по скрипучей узкой лестнице. Раз споткнулся.
Перед глазами - две хлипких двери.
Хотел приложиться плечом, но передумал. Еще в окно уйдет с перепугу.
Постучал. Внутри зашевелились.
- Чего? - неласково спросил хриплый бабий голос.
- К Макару. Друг я его, - ответил Алекс.
Дверь приоткрылась. Низкая, сморщенная старушонка с короткой серой косой. Рожа плаксивая.
- Ну, тогда входи, раз пришел.
Не обманул?
Жилище под стать. Такую нищету и в овраге не везде встретишь. В кровати у окна верещал ребенок. Его утешала тусклая, тощая некрасивая девка - видимо, дочь старухи.
Оглядевшись, Алекс уселся на единственный стул.
- А ведь нету Макарки-то, - всхлипнув, начала баба.
Ну, это конечно. Другого ответа и не ждали.
Алекс достал папиросу, закурил, выпустив дым прямо в лицо хозяйки, и лишь потом спросил:
- А где он?
- Сгинул! Ночью на двор собрался - да и не воротился! - заголосила старуха.
- Мама, ну полно тебе, - откликнулась дочь.
Алекс задумался.
Спросить, куда пошел - и искать там, где меньше всего похоже? А если он где-то поблизости? Услышал стук в дверь - да и скрылся?
- Сыночек, ты бы нам подсобил, а… Скажи, раз ты дружок Макаркин - где нам его найти? - старая аккуратно потрогала Алекса за рукав.
Хитрая. Прощупывает.
- Да о чем ты, мать? Если бы знал, где он - что, пришел бы к вам?
- Эх, и то верно… Совсем с тревоги я за день рехнулась, - старуха отошла в другой угол, все качая головой.
- Мм… Эээ… - девка смотрела с сомнением. - А вы давно Макарку-то видели?
Алекс попробовал подсчитать.
- На прошлой неделе.
- Стало быть, вы не знаете…
- О чем?
- Да так… Занялся Макарка чем-то. Деньги стал приносить. Может, с того и пропал?
Старуха заголосила еще громче. На сей раз, похоже, не кривлялась. Подбежала, принялась трясти дочь:
- Дашка! О чем ты мне не говорила? Во что он снова влез?
- Чужое присвоил, - спокойно заметил Алекс.
Старуха метнулась к нему:
- Ты что-то слышал?
- Нет. Подумалось так.
Баба схватилась за голову. Вполне всерьез - ну, хотя бы с виду.
- Вот проклятая моя доля! И в кого же он, ирод, только такой уродился?
- Да хватит, мама…
- Молчи! Все у вас секреты.
Раздражало, но Алекс пока молчал.
- Вы не слушайте нас, господин. Просто Макарку-то нашего с завода уже выгнали из-за дурости, - оправдалась девка.
Что-то смутно припоминалось. Точно - каша в голове.
- Он в забастовке участвовал.
Алекса это нисколько не волновало.
Стряхивая пепел на грязный пол, он прервал всхлипы и стоны:
- Подожду-ка я Макарку у вас. День - так день. Неделю - так неделю.
Старуха взглянула с сомнением.
- Ну, положим мы тебя на Макаркину постелю. Да вот только еды нет совсем, уж не обессудь.
- Мама!… Макарка же принес денег. Неудобно-то как перед гостем…
- Да и впрямь. Что это я? Жди себе, сынок, если хочешь. Чем-нибудь, да накормим.
- Ох, как же вы так поранились? Позову-ка я Акульку-лекарку, что нам за штопку задолжала, - девка взглянула на темное пятно на рубахе. Затем на мать, с вызовом. Та нехотя согласилась:
- Зови!
Жадная баба.
Но тут Алексу и впрямь подурнело.
- Где, мать, говоришь, постеля?
Хозяйка указала рукой.
Он не заставил себя упрашивать - охотно переместился со стула на скрипучую кровать. Лег и прижал руку к боку - так будто становилось лучше.