– Хорошо, – ответил Симон. – Просто Пикассо сказал: мы должны вернуться до четырех. Иначе он нас выдаст.
"Пикассо?" Штерну понадобилось несколько секунд, чтобы лицо бородатого медбрата всплыло перед его глазами. Он налетел на него и пожилого фаната группы "АББА" лишь сегодня утром, но бурная встреча вспоминалась как сцена из совсем другой жизни. С этой точки зрения, они с Симоном были похожи.
– Не переживай, – сказал он и погладил мальчика по парику. – Кстати, и из-за детектора лжи тоже.
"Я прошел проверку" – этими словами Симон грустно поприветствовал его сегодня. Штерн знал, каково мальчику. Результат снял с него подозрение во лжи, но одновременно наложил клеймо убийцы. Симон говорил правду. Роберт даже немного стыдился, что эта новость его обрадовала. Но чем непонятнее оставалась для него тайна Симона, тем сильнее росла надежда, связанная с Феликсом.
– Правда, не бойся, – повторил Роберт и остановился рядом с Симоном перед террариумом с грызунами дегу, похожими на крыс.
– С чего это? Они же за стеклом.
– Я не об этом. Я говорю о твоих страшных воспоминаниях. Разве они тебя не пугают?
– Пугают, конечно. Но…
– Что "но"?
– Может, это мое наказание.
– За что?
– Может, я поэтому болен. Потому что раньше совершил такие ужасные поступки.
– Я запрещаю тебе даже думать об этом, слышишь? – Штерн схватил мальчика за плечи. – Кто бы ни убил этих людей, Симон Сакс, который стоит сейчас передо мной, не несет за это ответственность.
– Но кто тогда?
– Это я как раз пытаюсь выяснить. И мне нужна твоя помощь.
Штерн порадовался, что в павильоне с ночными животными было еще меньше посетителей, чем в остальном зоопарке. И никто из посторонних не мог слышать этот странный разговор. Пока они шли дальше, Штерн решил поддержать фантазию Симона о реинкарнации его души.
– А раньше, пятнадцать лет назад, у тебя было другое имя?
– Не знаю.
– Или ты выглядел по-другому?
– Понятия не имею.
Он снова отпустил Симона. Мальчик постучал костяшкой указательного пальца по стеклу маленького террариума, в котором были только насыпь из земли и различные пустынные растения, но никаких животных.
Карина снова присоединилась к ним, но держалась несколько в стороне, как будто не желая мешать их беседе. Штерну пришло в голову, что это, возможно, никакое не совпадение – говорить о необъяснимых явлениях именно перед террариумом с летучими мышами. Эти летающие кровососы, влачащие здесь существование, "видят" реальность в образе отраженных звуковых волн.
– Ты знаешь, почему убил тех людей? – спросил он. Самое позднее, на этом вопросе случайный прохожий вызвал бы службу охраны.
– Я не знаю. Наверное, они были злые.
Щелк. Щелк.
Штерн подумал о мигающей лампе в подвале, которую Симон описал сегодня утром.
Включилась. Выключилась.
Прежде чем он успел спросить, не помнит ли Симон чего-то еще, тот сухо кашлянул, и Штерн испуганно посмотрел на Карину, которая тоже это услышала. И тут же подбежала к ним.
– Все в порядке? – обеспокоенно спросила она и положила руку Симону на лоб. Потом повела мальчика к большой информационной доске в центре зала, где посетители могли почитать о живущих здесь животных. Это было самое светлое место во всем подвале, где можно было разглядеть не только схематичные очертания предметов. Штерн увидел облегчение на лице Карины и тоже успокоился. Симон улыбался. Он просто подавился.
Роберт воспользовался моментом и вытащил мятый, потертый лист бумаги из кармана пальто. Если подумать, что он пролежал более десяти лет в руках мертвеца, листок на удивление хорошо сохранился.
– Симон, взгляни-ка. Ты узнаешь?
Карина сделала шаг в сторону, чтобы ее фигура не бросала тень на рисунок.
– Это был не я, – заявил Симон.
Щелк.
– Я знаю. Но твой рисунок в клинике очень похож на этот.
– Немножко.
– Когда ты его нарисовал?
Щелк.
– Когда проснулся. На следующий день после гипноза, я видел это во сне.
– Но почему? – Штерн посмотрел на Карину, но она лишь пожала плечами. – Почему эта лужайка?
– Это же не лужайка, – поправил Симон и снова закашлялся.
Он закрыл глаза, и теперь Штерн был уверен. Пыльная лампочка начала мигать и бросала приглушенный свет на воспоминания Симона.
– Что это тогда?
Где-то хлопнула дверь и захихикала маленькая девочка.
– Кладбище, – сказал Симон.
Щелк.
– И кто там лежит?
Щелк. Щелк.
Штерн чувствовал на своем плече руку, которая через пальто впивалась в его тело, словно он вор, которого схватили и насильно удерживают. Он был благодарен Карине за эту боль, которая немного отвлекала его от ужаса, вызванного словами Симона:
– Мне кажется, его зовут Лукас. Я могу отвести вас к нему, если хотите, но…
– Что "но"?
– В могиле лежит только его голова.
16
Он очень устал. Сначала множество вопросов, затем усыпляющие звуки в трубе, потом свежий воздух и в конце сумеречный свет в Доме хищников. Он хотел бодрствовать и слушать, что говорят. Но с каждой минутой это становилось все труднее, особенно когда в салоне так приятно пахло, а сама машина мягко вибрировала.
Симон прислонился головой к плечу Карины и закрыл глаза. Ее желудок урчал, и он чувствовал, что ей нехорошо. Карине не стало лучше с тех пор, как она, дрожа, высвободилась из объятий Роберта. Может, ей тоже не нравился толстый водитель, которого адвокат называл "Борхерт" и который так странно сопел, когда начинал говорить. Несмотря на прохладную погоду, на нем была только тонкая футболка с пятнами пота под мышками.
– Кто-нибудь из вас уже бывал в Ферхе? – спросил Роберт с переднего сиденья.
Симон моргнул, услышав название места, которое он назвал им еще в павильоне ночных животных. Вообще-то он уже не был уверен, действительно ли кладбище находится там. В тот момент это было просто смутное предчувствие. Ферх. Четыре буквы стояли как сверкающие восклицательные знаки перед его глазами, как только он их закрывал.
– Да, это рядом с поселком Швиловзе, сразу за Капутом.
– Откуда ты это знаешь? – подозрительно спросил Штерн водителя.
– Да там рядом находится "Титаник". Раньше была моя самая большая дискотека.
Карина сместилась вперед.
– А мы успеем до четырех часов?
– Мой навигатор показывает, что мы будем на месте через сорок пять минут. Времени в обрез. Долго осматриваться не получится.
Штерн вздохнул. Его голос звучал громче: должно быть, он обернулся к Карине.
– Мальчик спит?
Симон почувствовал, как она нагнулась к нему. Он даже дышать боялся.
– Да, думаю, спит.
– Хорошо, потому что я хочу спросить тебя кое о чем. Но, пожалуйста, ответь мне честно. Просто у меня такое чувство, что я постепенно теряю рассудок. Ты действительно в это веришь?
– Во что?
– В переселение душ. Реинкарнацию. В то, что мы уже когда-то жили.
– Я… – Карина медлила с ответом, словно хотела сначала дождаться реакции своего собеседника, прежде чем определиться со своей позицией. – Да, думаю, верю. Существуют даже явные доказательства этого.
– Какие? – услышал он недоверчивый голос адвоката.
– Ты слышал о случае шестилетнего Таранджита Сингха?
Так как ответа не последовало, Симон предположил, что Штерн покачал головой.
– Он живет в Индии, в городе Джаландхаре. Это действительно произошло, по телевизору даже показывали небольшой репортаж. Реинкарнация – неотъемлемая часть буддизма. Хиндуисты верят, что каждый человек обладает бессмертной душой, которая после смерти переселяется в другое тело, иногда даже в животное или растение.
– С ума сойти, меня это сейчас интересует, – прошептал Штерн больше самому себе и так тихо, что Симон с трудом разобрал слова.
– Таранджит – лишь один из многочисленных задокументированных случаев реинкарнации в Индии. Известный исследователь Ян Стивенсон за свою жизнь опросил там более трех тысяч детей.
Штерн хмыкнул в знак согласия.
– О нем я уже слышал.
– А что было с этим Танджуком? – спросил Борхерт.
– Его зовут Таранджит, – поправила Карина. – Мальчик утверждал, что в нем живет душа ребенка из соседней деревни, который погиб в автомобильной аварии в 1992 году. Он помнил невероятные детали того происшествия, хотя никогда не покидал своей деревни.
– Да он просто слышал разговор родителей об этом несчастном случае. Или прочитал в газете.
– Это самые распространенные объяснения, но вот теперь держитесь.
Симон ощутил, как сердце Карины забилось быстрее.
– Один очень известный в Индии криминолог, Радж Сингх Шаухан, хотел получить объективное доказательство. Думаете, что он сделал?
– Использовал детектор лжи, как с Симоном?
– Лучше. Этот человек – эксперт в области судебного почерковедения. Он сравнил почерк Таранджита с почерком умершего мальчика.
– Только не говори, что…
– Именно. Так и есть. Почерки были идентичны. И теперь объясни мне это!
Симон уже не услышал, что ответил Роберт. Хотя он твердо решил не засыпать хотя бы еще одну минуту, бороться со сном больше не было сил. Он разобрал только имя Феликс и что речь шла о каком-то голосе на DVD, а потом отключился. Его пугающий сон начался, как всегда. Только дверь открылась сегодня чуть легче.
И спускаться по лестнице, ведущей в темный подвал, было проще, чем в первый раз.
17
Симон проснулся от резкого толчка, который увлек его вперед.
– Нельзя ли поосторожнее? – одернула водителя Карина. Говорила она в нос, как будто опять недавно плакала.
– Извини, я думал, на светофоре зеленая стрелка, – пробурчал Борхерт.
Вскоре Симон почувствовал, как центробежные силы крепче прижали его голову к груди Карины. За поворотом машину начало потряхивать. Затем они поехали по булыжной мостовой.
– Ты знаешь, почему вчера получил этот фильм, Роберт?
Симон подавил зевок. Он понятия не имел, о чем они сейчас говорили.
– Чтобы я сделал грязную работу для этих свиней. Я должен найти убийцу.
– Глупости, – запротестовала Карина. – Тот, кто в состоянии сделать такую видеопленку со съемками десятилетней давности, вряд ли зависит от помощи случайно подвернувшегося адвоката.
– Вот тут леди права, – согласился Борхерт.
– О чем тогда идет речь, по вашему мнению?
– Если кто-то спустя столько времени прикладывает столько сил, то дело может касаться только двух вещей: денег или денег.
– Очень смешно, Анди. А более конкретное предположение у тебя есть?
– Как насчет такой версии: Симон же сказал, что это были нехорошие, злые парни. То есть преступники. Возможно, они работали вместе. Банда, группировка или что-то там еще. Думаю, им достался крупный барыш от торговли наркотиками, и кто-то не захотел делиться. Этот тип прикончил всех. Кроме одного.
– Голоса на DVD, – закончил Штерн.
– Точно. Теперь он ищет убийцу, чтобы получить свою долю.
– Возможно. Звучит правдоподобно. Но откуда Симон может это знать, если вы отрицаете реинкарнацию его души? И кто тот мальчик с родимым пятном? – вступила в разговор Карина. – На эти вопросы у нас нет ответов. Только в одном можно не сомневаться, Роберт. Тебя используют. Остается вопрос: зачем?
– Ладно, друзья. – Борхерт притормозил машину. – Мы приехали!
Симон заморгал. Сначала его заспанные глаза сфокусировались на двух напоминавших слезы каплях дождя на тонированном стекле. Потом он посмотрел наружу. Рядом тянулась аккуратно постриженная живая изгородь, за которой на лужайке виднелся небольшой пригорок, покрытый влажной вялой листвой.
Обзор улучшился, когда Борхерт снизил скорость. Симон высвободился из рук Карины и прижал влажную ладонь к холодному стеклу. Этого пригорка он не помнил. Но песчаного цвета церковь уже видел. Она выглядела точно так же, как на его рисунке на больничном окне.
18
– Вот в это я сейчас не верю.
Борхерт засмеялся и поймал на себе злой, раздраженный взгляд одного из участников похоронной процессии. Он показал язык даме с короткими черными волосами, разделенными строгим пробором, и язвительно ухмыльнулся, когда она возмущенно отвернулась.
– Нет, серьезно, этот день войдет в анналы истории.
Даже Штерну пришлось признать, что ситуация не была лишена определенной комичности.
Войдя десять минут назад в церковь из песчаника, они сначала не поверили своим глазам и ушам. За простым, строгим протестантским алтарем стоял мужчина с короткими волосами и приветливыми глазами. На пасторе не было никакого одеяния, выдающего в нем священника, он был одет в обычный темно-синий костюм. Вместо галстука на плечах у него висел зеленый шарф, и то, как беспомощно он был завязан впереди, еще больше располагало к мужчине. Как и надгробная речь, которую он произносил. Пастор как раз распространялся о привычках умершего, который во время многочисленных прогулок по лесу любил поваляться в навозе диких кабанов. В качестве доказательства он поднял и показал участникам траурной церемонии фото. Публика преимущественно женского пола печально восхищалась рыжим бассетом, который при жизни весил не меньше тридцати килограммов.
"Экуменическая служба с пастором Арендтом. В четвертую субботу каждого месяца", – обещало объявление на двери церкви, которое было расположено так, что они смогли прочитать его, лишь когда вышли за группой наружу. Сейчас они маршировали по лесной дорожке из грубого щебня под моросящим дождем, и Штерн не в первый раз проклинал себя, что не захватил зонт. Его мокрая рубашка прилипла к телу, как будто он надел ее сразу после стирки, не высушив. Если так и дальше пойдет, он, как и Симон, подхватит воспаление легких. К счастью, ребенок остался с Кариной в машине.
– С ума сойти. – Смех Анди напоминал попытку прокашляться, словно он подавился рыбной костью. – Они на полном серьезе несут перед собой деревянный гроб с жирным псом.
– Ну и что. Свою первую собаку я похоронил примерно так же.
– Ты ненормальный.
– Почему? Я был тогда не старше Симона и очень обрадовался, что отец организовал для меня такое прощание. Правда, мы похоронили пса в саду, а не как здесь, на настоящем кладбище.
Они подошли к покосившемуся штакетнику, который отделял земельный участок, принадлежавший церкви, от частного владения приюта для животных.
Штерн ускорил шаг и подошел к необычному пастору. Тот придерживал садовую калитку на уровне бедер, пропуская своих гостей, и поприветствовал Роберта, как и всех, рукопожатием и искренней улыбкой.
– Извините, пожалуйста. Здесь можно пройти и на официальное кладбище?
– Ах, вы не член семьи Ганнибала? – удивился Арендт.
– К сожалению, нет. Мы ищем здесь место захоронения… э-э-э… людей. – Штерн казался себе плохим лжецом, хотя не сказал ничего такого.
– Я должен вас разочаровать. Приют для животных арендовал у нас этот участок. У нашей общины не хватает денег, чтобы удовлетворять условиям для погребения людей. Вам придется поехать в соседний городок.
– Понимаю.
Штерн проводил пастора взглядом, когда тот извинился и вразвалку направился к своим скорбящим, которые ждали его в самом дальнем углу участка рядом с большим кустом рододендрона.
Борхерт покачал головой, услышав последнюю фразу пастора.
– Точно, с ума посходили. Настоящее кладбище есть только в соседнем городе, а для животных целое футбольное поле застолбили!
Комментарий был несколько приувеличенным, поскольку поделенная на мелкие участки поляна насчитывала самое большее пятьсот квадратных метров. Но все равно для таких целей она казалась поразительно большой. Штерн не мог себе представить, что в этой местности погребение животных пользовалось таким большим спросом. Однако количество установленных на земельном участке надгробных камней свидетельствовало скорее об обратном. Отделенные друг от друга различными хвойными деревьями, они беспорядочно торчали из земли, как кривые зубы. Штерн решил немного осмотреться, прежде чем вернуться назад.
– Я подожду здесь! – крикнул ему вслед Борхерт. Он нашел сухое местечко под могучим дубом и не желал его покидать.
Вертиго, Финхен, Мики, Молли, Ванилла… Имена животных, мимо чьих надгробий он шел, были такими же разными, как и их могилы. Большинство украшал белый крест или гранитная плита с простой надписью. Некоторые владельцы раскошелились и заплатили за уход за могилой. У Бранко, например, лежал свежий венок и две белые орхидеи. А Клеопатра действительно являлась кошачьей королевой, пока год назад не была "убита автомобилистом". По крайней мере, так гласила латунная табличка рядом с миниатюрной копией пирамиды Хеопса, украшавшей теперь могилу.
– Это бессмысленно, – услышал он крик Борхерта. – Лукаса здесь нет.
– Откуда ты знаешь? – Штерн обернулся.
Борхерт заметил зеленый стенд рядом с дубом и постучал большим пальцем по тонкому стеклу.
– Тут полный список всех животных, которые здесь лежат. От Абакуса до Цили.
Капли размером с изюмины время от времени стучали Штерну по затылку, как будто он стоял под мокрым деревом, которое кто-то тряс.
– Но никакого Лукаса. Пойдем отсюда. Мы не можем перекопать весь участок – иначе у тех дамочек начнется истерика.
Штерн еще раз посмотрел на пастора, который, стоя к ним спиной метрах в пятидесяти, держал последнюю речь. Свежий осенний ветер, дувший с озера, уносил поминальные слова о собаке в противоположную сторону.
– Ладно, пойдем, – наконец согласился Штерн. – На сегодня моя потребность в трупах удовлетворена.
Он только хотел нагнуться, чтобы убрать с мысков ботинок коричневатую листву, как вдруг остановился.
"Лукаса здесь нет" – последние слова Борхерта крутились у него в голове. Он прикрыл глаза ладонью от дождя и попытался упорядочить детали картинки, которую видел перед собой. При этом рассматривал окрестности словно через забрызганное лобовое стекло, по которому возили грязь старые дворники. Чем больше он моргал, тем мутнее становилась общая картина.
Маленькая группа с пастором. Пирамида Хеопса. Орхидеи.
Здесь что-то было не так. Он только что видел нечто значительное, но неправильно классифицировал это. Как важная встреча в календаре, которая по ошибке внесена не в ту строчку.
– В чем дело? – Борхерт, видимо, заметил его внутреннее напряжение.
Штерн поднял указательный палец левой руки, а другой вытащил сотовый. Одновременно направился обратно к ряду могил животных, где только что стоял.
– Симон спит? – спросил он.
Карина ответила после первого гудка:
– Нет, но хорошо, что ты позвонил.
Штерн не заметил обеспокоенности в ее голосе, потому что сам боялся. Вопроса, который собирался задать Симону.
– Передай-ка ему трубку.
– Сейчас не получится.
– Почему это?
– Он не может говорить.
Штерн опустился на колени перед одним из дешевеньких надгробных камней. Ноющая боль парализовала мозг и начала подбираться к глазам, и Штерн запрокинул голову.
– Ему нехорошо?
– Нет. Что ты хочешь от него узнать?