– У меня в голове остались эти воспоминания.
– Какие?
– О трупе. В подвале.
– А раньше у тебя уже были эти воспоминания?
– Нет.
– При тебе кто-то упоминал имя Гаральд Цукер?
– Нет.
– Кто сказал тебе, что ты должен пойти на фабрику?
– Никто. Я спросил у Карины, может ли она организовать для меня адвоката.
Мюллер быстро взглянул на Брандмана, который не отрываясь смотрел на монитор. Пока ни единой красной вспышки.
– Зачем тебе нужен адвокат?
– Я хочу пойти в полицию. Я совершил что-то плохое. И должен признаться. Но в фильмах сначала всегда требуют адвоката.
– Хорошо, мы почти закончили. А теперь мой самый важный вопрос, Симон: ты убил человека?
– Да.
– Когда это было?
– Одного пятнадцать лет назад, другого через три года.
Мюллер сделал шаг к монитору, словно у него неожиданно развилась близорукость.
– Симон, сейчас я попрошу тебя подумать о всех людях, с которыми ты говорил в последние недели и месяцы. Не важно, в больнице или в другом месте. Думай о Роберте Штерне, Карине Фрайтаг, докторе Тифензее, твоих врачах, о ком угодно. Кто-нибудь из них просил тебя рассказать нам эту историю?
– Нет. Я знаю, вы думаете, что я вру. – Голос Симона звучал устало и из-за этого казался скорее грустным, чем возмущенным. – Что я корчу из себя кого-то. Что я просто повторяю то, что другие мне подсказывают.
Лаура и Брандман поймали друг друга на том, что кивают, соглашаясь с мальчиком.
– Но это не так, – продолжал Симон. Его голос становился громче. – Это был я. Я убил. В первый раз пятнадцать лет назад. Первого мужчину я зарубил топором, а второго задушил. Потом были еще другие, но я точно не знаю сколько.
Лаура повернулась к Брандману и Мюллеру и потрясенно покачала головой.
То, что показывал ее монитор, было просто непостижимо.
12
Незакрытая входная дверь в Берлине – обычное дело, если это дверь частной медицинской практики. Чего не скажешь о пустом ресепшн и комнате ожидания. Штерн подавил свой инстинкт самосохранения, вошел в кабинет и громко позвал психиатра.
– Здесь кто-нибудь есть? Доктор Тифензее? Вы тут?
Уже стеклянная подсвеченная табличка при входе не соответствовала привычным стандартам. Медицинские работники обычно заявляют о себе по-другому. Да и внутренняя обстановка значительно отличалась от всех других медицинских практик, в которых довелось побывать Штерну. Начиная с комнаты ожидания, оформленной в английском сельском стиле, где пациенты могли удобно устроиться в вольтеровских креслах.
Штерн вытащил сотовый и набрал номер, который ему дали в справочной. Через несколько секунд из одной из дальних комнат донесся телефонный звонок. Через десять гудков влючился автоответчик. Штерн слышал глубокий голос психиатра одновременно из телефона и, с небольшой задержкой во времени, где-то шагах в двадцати от себя.
Посередине коридор резко изгибался и поворачивал налево. Штерн завернул за угол, и голос Тифензее на автоответчике стал громче. Врач как раз сообщал свои часы работы. Сегодня суббота. Прием только по договоренности.
Может, у него как раз пациент? Поэтому он не подходит к телефону?
Штерн постучал в первую закрытую дверь, за которой, как ему казалось, находился уже умолкнувший автоответчик. Когда никто не ответил, он вошел и сразу узнал комнату, которую Симон описывал сегодня утром. На полу лежал светло-голубой спортивный мат. Все было чистое и аккуратное. Несмотря на тусклый осенний свет, который с трудом пробивался сквозь окна, комната излучала приветливое, располагающее к себе обаяние.
– Здесь кто-нибудь есть? – еще раз позвал Штерн. Потом обернулся, услышав глухой стук в соседней комнате.
Что это было?
Шум повторился – деревянный звук, как будто кость упала на пол. Штерн выбежал обратно в коридор и остановился перед следующей дверью. Повернул вниз изогнутую латунную ручку. Бесполезно. Комната была заперта.
– Доктор Тифензее? – Штерн присел и заглянул в замочную скважину. Через несколько секунд его глаза привыкли к свету: настольная лампа психиатра стояла неудачно и ослепляла Штерна. Он поморгал, потом отчетливо увидел опрокинутый стул, лежащий спинкой на паркете. В первый момент Роберт еще не был уверен, что за тень шевелилась на полу, как колышущаяся на ветру штора. Но когда он услышал хрип, уже не раздумывая схватился за дверную ручку и что было силы потряс ее. Бесполезно. Тогда навалился на дверь. Раз. Еще раз с разбега. Лакированная панель из соснового шпона задрожала, шарниры застонали, и с четвертой попытки сопротивление было сломлено.
Штерн услышал громкий хруст – и, порвав рукав пиджака о какую-то длинную щепу, неуклюже ввалился вместе с сорванной дверью в респектабельный кабинет.
13
"Пожалуйста, только не снова!"
Штерн прикрыл рот рукой и уставился на ноги Тифензее. Одетые в светло-серые, тщательно выглаженные фланелевые брюки, они судорожно дергались в метре от пола. Штерн поднял глаза. Ему захотелось тут же отвернуться. Он с трудом мог смотреть в болезненно вытаращенные, вылезшие из орбит глаза, которые вдруг в каком-то отчаянии поймали его взгляд. Но что действительно будет отныне преследовать Штерна в ночных кошмарах, так это руки психиатра. Пальцы Тифензее все время соскальзывали с проволочной петли, которая впивалась ему в шею.
Крюк под самым потолком, украшенным лепниной, предназначался для тяжелых люстр. Поэтому он легко выдержал вес рослого врача.
Штерн потерял драгоценные секунды, пока поднимал стул. По какой-то необъяснимой причине врач висел слишком высоко. Его ступни не касались сиденья стула, с которого он спрыгнул.
Или его столкнули?
Штерн хотел схватить врача за ноги, но они слишком сильно дергались. Ему просто не удавалось пристроить их себе на плечи, чтобы затем приподнять тело.
Черт, черт, черт…
– Держитесь! – крикнул он Тифензее, толкая тяжелый бидермейеровский стол, чтобы подставить его под умирающего мужчину, чей хрип становился все тише. Прошло еще несколько секунд, и лишь когда лихорадочные движения психиатра замедлились, Штерн бросил стол. Теперь он сам взобрался на стул, обхватил Тифензее за ноги на уровне колен и приподнял.
– Слишком поздно.
Искаженный телефонной связью голос прозвучал настолько неожиданно, что Штерн почти выпустил тело из рук.
– Кто здесь? – закашлялся он, не в состоянии обернуться, стоя в таком положении.
– Вы меня не узнаете?
"Конечно, узнаю. Даже если я захочу, то уже не смогу забыть твой голос".
– Где вы?
– Здесь. Прямо рядом с вами.
Штерн посмотрел вниз, на крышку стола, который он едва сдвинул с места. Моргающая красным огоньком веб-камера компьютера была направлена прямо на Штерна. Убийца общался с ним через Интернет!
– Что все это значит? – спросил Штерн, запыхавшись. С каждым словом тело Тифензее казалось все тяжелее, и Штерн спрашивал себя, сколько еще сможет выдержать.
– Думаю, вы уже можете отпустить его, – посоветовал голос.
Штерн посмотрел наверх. Голова Тифензее свесилась, рот открылся, словно в предсмертном крике, глаза казались безжизненными. Но Роберт все равно не хотел ослаблять хватку и застыл в таком положении. Сдаться сейчас казалось ему предательством.
– Зачем все это? – в отчаянии крикнул он в воздух.
– Скорее, непонятно, что вы здесь делаете? Мы же договорились. Вы занимаетесь мальчиком. Мы берем на себя терапевта.
– Зачем вы его убили?
– Ничего подобного. У него был шанс. Назови он мне имя убийцы, был бы сейчас жив.
– Сволочь.
– Прошу вас, давайте без оскорблений. Мы просто мило поговорили с ним.
Руки Штерна обжигало, как будто он приложил их к раскаленной плите. Сил больше не было, и он выпустил Тифензее. Крюк в потолке заскрипел от новой нагрузки.
– Тифензее мог бы очень просто покончить со своими мучениями. Но он проявил стойкость. Тогда мои сотрудники поставили его на спинку стула, и я спокойно наблюдал из дома, как долго он сможет держать равновесие. Между прочим, двенадцать минут и сорок четыре секунды. Неплохо для его возраста.
– Вы извращенец. Просто больной.
Пошатываясь, Штерн приблизился к компьютеру.
– Почему? Вообще-то вы должны радоваться. Поверьте мне, если бы Тифензее догадывался, откуда Симон знает о местонахождении трупа, то выложил бы все, самое позднее, когда стул начал шататься.
Мобильный телефон завибрировал в кармане, но Штерн не обратил внимания.
– Это означает, что у вас теперь на одного подозреваемого меньше. Все же в будущем вам стоит лучше использовать время.
– Кто вы?
Роберт схватился за мышку, и заставка на мониторе пропала. Но, кроме обычного рабочего стола, он ничего не увидел. Только Штерн собрался проверить интернет-браузер, как лампочка веб-камеры погасла. Голос разорвал соединение. Одновременно внешняя программа удалила всю историю действий и завершила работу компьютера. Голос предусмотрительно уничтожил свои электронные следы.
Черт возьми.
Штерн, весь в поту, упал в кресло, стоящее рядом с письменным столом, и уставился на безжизненное тело психиатра, которое свисало с потолка, болтаясь, как жуткий маятник. Только через несколько секунд он заметил, что на современном телефоне, стоящем перед ним на столе, все еще мигает активный звонок.
– Вы еще там? – спросил Штерн.
– Конечно, – ответил голос. – А вот вам сейчас лучше положить трубку.
– Почему?
– Разве вы не слышите?
Штерн поднялся, сделал шаг к двери и прислушался.
Действительно. Звук натягивающегося металлического троса.
Лифт.
– К вам гости. Вгляните на календарь посещений перед вами.
Зрачки Штерна расширились, когда он увидел подчеркнутую красным карандашом запись: "ПОЛИЦ. ДОПРОС – КОМ. МАРТИН ЭНГЛЕР".
Штерн посмотрел на часы. Голос засмеялся:
– Полагаю, через тридцать секунд он будет у вас.
"Черт. Почему Борхерт меня не предупредил?"
Штерн вытащил телефон из кармана брюк. Ему стало плохо, когда он увидел множество пропущенных звонков. Видимо, он случайно перевел телефон в беззвучный режим.
Тут телефон снова замигал. А в следующий момент неожиданно раздался звонок. Гораздо более громкий, чем до этого. Резкий звук наполнил не только кабинет, но и все помещения, включая коридор и приемную. После секундного шока Штерн догадался, что это не его сотовый, а звонок над входной дверью. Энглер уже здесь.
14
– Доктор Тифензее? Вы здесь? – послышалось из коридора.
Простуда Энглера значительно ухудшилась за два последних дня и уже перешла на бронхи. Ему стоило большого труда повысить голос и громко позвать психиатра.
– И что сейчас? – прошептал Штерн в трубку. Он отключил громкую связь, чтобы полицейский его не услышал. Пока комиссар находится в приемной. Но скоро пройдет по коридору, завернет за угол и увидит разломанную дверь. И тогда…
– Здесь кто-то есть? – снова крикнул Энглер. Потом закашлялся.
Скрипнула какая-то несмазанная дверная ручка. Штерн еще крепче прижал трубку к уху. От страха в ушах у него так зашумело, что он с трудом понимал искаженный голос.
– Я должен вам помочь? – тихо рассмеялся шантажист. – Именно я?
– Если вы не хотите, чтобы я говорил с полицией, то лучше помогите мне выбраться отсюда, – яростно прошипел Штерн. – Может, там есть черный ход?
– Нет. И не пытайтесь вылезти через окна. Их можно только откинуть.
– Тогда как?
Судя по скрипу паркета под ногами, Энглер носил подбитые гвоздями кожаные сапоги. Видимо, он прошел через приемную и оказался в коридоре. Штерн услышал, как глухо хлопнула дверь.
– Подойдите к межкомнатной двери и встаньте рядом со шкафом для лекарств.
– Хорошо.
Роберт старался бесшумно двигаться по комнате. Почти что поскользнулся на папке, которая лежала на полу. В последний момент он перенес вес тела и, как назло, наткнулся на Тифензее. Крюк на потолке угрожающе заскрипел, когда труп снова стал покачиваться.
– А теперь? – Он добрался до двери и стоял, вжавшись в стену, между дверной рамой и белым медицинским шкафом со стеклянными дверцами.
– Откройте шкаф.
Штерн сделал, что ему сказали.
Тремя комнатами дальше скрипнула еще одна дверная ручка. Значит, Энглер методично проверял все двери. Кабинет за кабинетом. Но и эта дверь разочарованно захлопнулась.
– Видите изогнутые ножницы для разрезания повязок во втором ящике снизу?
– Да.
Штерн схватил блестящий кусок металла, который холодил ему руку.
– Хорошо. Возьмите их и дождитесь Энглера. – Голос снова перешел на шепот. – Подкараульте момент, когда он увидит труп, нужно застать комиссара врасплох.
– И что затем?
– Потом воткните ему ножницы в сердце.
– Вы с ума сошли?
Неожиданно металлический инструмент в руках Штерна стал обжигать ему ладонь, словно раскаленный. Это сон или явь? Он действительно стоит с оружием в комнате, где с потолка свисает труп, и разговаривает с каким-то психопатом?
– У вас есть идея получше?
– Нет, но я не буду убивать человека!
– Иногда это лучшее решение.
В коридоре снова послышались шаги. Энглер перешел к следующему кабинету.
Искусственный голос в телефоне холодно рассмеялся:
– Ладно, я уже понял. Видимо, мне придется выручить вас.
Штерн почувствовал дуновение ветерка на своем покрытом испариной лице, как будто кто-то открыл окно. Это не мог быть Энглер, потому что тот как раз двигался по коридору. Еще два шага. Максимум три. Потом он завернет за угол и заметит деревянные щепки на паркете. Штерн в любой момент ожидал увидеть на пороге ботинки полицейского.
– Добрый день! – неожиданно услышал Роберт. Его сердце чуть не захлебнулось кровью, которая все медленнее текла по жилам.
"Этого не может быть".
Голос. Все это время он был здесь. В соседнем кабинете. В отличие от громких шагов Энглера резиновые подошвы убийцы бесшумно передвигались по полу.
– Вы меня ищете?
Штерн затаил дыхание и напрягся так сильно, что у него хрустнуло в ушах. Неожиданно он стал слышать все вокруг себя намного лучше. Но по-прежнему не мог соотнести новый голос ни с одним знакомым ему лицом.
– Извините за мой наряд, я как раз провожу эксперимент, – сказал мужчина. Голос его звучал так, словно он говорил через носовой платок.
– Вы доктор Тифензее? – недоверчиво спросил комиссар в коридоре.
– Нет, доктор ушел перекусить. Хотя подождите, что я говорю. Вам повезло. Вот он идет.
– Где? – Это было последнее слово, которое Штерн услышал от Энглера. Потом короткий сдав ленный крик сменился электростатическим треском. Как будто перегорела лампочка, только звук намного громче.
Электрошокер, догадался Роберт. Его внутренний голос кричал и требовал, чтобы он выбежал за дверь и посмотрел, что происходит в коридоре. Но страх был сильнее. Не перед Энглером. Не перед собственным арестом. А перед сумасшедшим, чей настоящий голос он впервые услышал минуту назад.
Он опустил руку, которая сама собой оказалась у лица. Штерн даже не заметил, что в ужасе прикрыл рот ладонью. Потом услышал шаги. Резиновые подошвы удалялись с тихим чпокающим звуком, как будто невидимые мячики отскакивали от пола.
Штерн осторожно отделился от стены, к которой стоял прислонившись, и на дрожащих ногах вышел в коридор. Вовремя, чтобы заметить длинноволосую фигуру, которая с грохотом захлопнула за собой тяжелую входную дверь. Штерн содрогнулся и посмотрел вниз, на Энглера. Как и ожидалось, следователь неподвижно лежал на полу, с неестественно вытянутыми перед собой руками и ногами, как будто его на полной скорости выбросило из движущегося автомобиля.
Штерн нагнулся и проверил пульс. С облегчением поняв, что комиссар жив, он осторожно двинулся к выходу. Его шаги ускорились, когда он оказался за дверью и спустился на один марш. На третьем этаже он уже побежал. Держась одной рукой за перила, мчался по ступеням вниз. Но когда наконец выскочил из доходного дома на оживленную улицу, понял, что опоздал. Очень сильно. Длинноволосый мужчина в белом медицинском халате, который только что вырубил Энглера, а до этого убил Тифензее, уже давно исчез в толпе туристов, бизнесменов и прохожих. А вместе с ним исчезла и правда о Феликсе.
15
Помещения для животных, ведущих ночной образ жизни, находились в подвале Дома хищников. Размытая темнота внутри напомнила Штерну походы в кино, когда опаздываешь на фильм и приходится искать свободное место во время какой-нибудь особенно темной сцены. Он вдыхал теплые влажные пары, которые всегда бьют в нос в жарко натопленном зоомагазине.
– Вот это сильно. – Симон потянул его к толстому стеклу, за которым копошилось множество меховых клубочков с огромными вытаращенными глазами. По какой-то причине люди начинали говорить тише, как только попадали в темное помещение, и мальчик тоже шептал: – Они круто выглядят.
– Карликовые куканги, – прочитал Штерн на подсвеченной табличке, даже не удостоив взглядом крошечных полуобезьян. Он все еще находился в шоковом состоянии. После бегства из клиники Штерн попросил Борхерта отвезти его к условленному месту встречи с Кариной. И вот он стоит в павильоне ночных животных Берлинского зоопарка, а его мозг еще не в состоянии воспринимать какие-либо новые впечатления. В голове вращаются по кругу одни и те же непонятные вопросы.
Кому принадлежит голос? Откуда Симон знает о трупах? Кто убил всех этих мужчин в прошлом? И почему убивает сейчас, чтобы выяснить это?
Штерн с удивлением должен был признаться самому себе, что эти вопросы интересуют его по одной-единственной причине: ответы могут приблизить его к собственному сыну. Он закрыл глаза.
Какой бред.
Между тем он всерьез надеялся, что воспоминания Симона могут служить подтверждением реинкарнации души Феликса. И тем самым доказывают, что тот жив. Вопреки всем объективным фактам.
– Прости, что ты сказал?
Штерн наклонился к Симону, который дергал его за рукав. Мальчик что-то сказал, но его слова как будто потерялись в темноте.
– Карина скоро придет? – повторил Симон свой вопрос.
Роберт кивнул. Она уединилась в туалете, чтобы спокойно выплакаться там.
Когда они встретились у "Элефантентор", Карина была так зла на него, как почти никогда в своей жизни. Только с помощью одного знакомого медбрата ей удалось вытащить Симона из больницы, и она хотела знать, зачем так рисковала. Поэтому Роберт ей все рассказал. Шепотом, чтобы Симон не услышал, пока они гуляли по полупустому зоопарку: о DVD, мальчике с родимым пятном и жуткой задаче, которую поставил перед ним Голос. И, в отличие от Борхерта, Карина ему сразу поверила. Штерн буквально чувствовал, как она обрадовалась возможности реинкарнации Феликса, поверила гораздо быстрее, чем он сам был готов поверить.
Но когда он рассказал об ужасной агонии Тифензее, Карина осознала опасность, в которой все они оказались. Она еще сохраняла самообладание, когда высвободилась из его рук. Но Штерн понимал, как она себя чувствует. И что будет ошибкой бежать за ней, если она хочет сейчас побыть одна.
– Да, она скоро вернется к нам, – пробормотал Роберт, и они направились к следующему террариуму.