- Капитан Кленов проживает в гостинице? - спросил Возницкий.
- Так точно.
- Кто ещё живет в той комнате?
- Капитан Соболев. Тоже второй пилот. Но тот сейчас в отпуске. Отдыхает в Сочи.
- Вот и хорошо. Пришлите Кленова к нам и, пока он будет отсутствовать, поищите у него в комнате жидкость или порошок подозрительного свойства, которые могли служить реактивом для образования в керосине кристаллов.
- Понял, товарищ полковник.
- И в других местах поищите. На аэродроме, в каптёрках, в пустых емкостях. В общем, там, где можно устроить схоронку.
Пока ждали Кленова, Возницкий углубился в его личное дело, а генерал развесил на батарее свои мокрые носовые платки.
- Весь запас, что жена положила в чемодан, использовал, - сказал с сожалением. - Не знал, что во мне столько дряни.
- Вы пошли бы в гостиницу да полежали, - посоветовал Возницкий. - В постели всё-таки легче.
- Так-то оно так, да хочется докопаться до истины. Неужто и в эскадрилье объявился предатель?
- Чему удивляться, коль сам бывший председатель КГБ продал американцам секреты подслушивающего устройства, установленного в их посольстве.
- Да, дожили, - глубоко вздохнул генерал. - И не судили, даже привилегий не лишили. Живёт как ни в чём не бывало. И совесть, наверное, не мучает.
- Если бы только один председатель КГБ. - Возницкий со злостью захлопнул папку. - А секреты наших противовоздушных ракет, поставленных в Ирак перед операцией "Буря в пустыне"? А выдача наших агентов Америке и Англии? Раньше, при советской власти, мы покупали капиталистов в самых секретных органах, а теперь наши продаются за гроши… Тут еще эта зачуханная Чечня. По всей России расползлись черномазые, как тараканы, и пакостят где могут.
- Доиграемся, наверное, в демократию, пока всю Россию не развалим. - Генерал взял с батареи ещё не высохший платок и вовремя прикрыл им разразившийся чиханием нос.
Они минут пять ругали современное руководство, пока их единодушную критику не прервал приход капитана Кленова. Второй пилот, видимо, и представления не имел, по какому поводу его вызвало столь высокое начальство, тем более не мог предположить, в чем его подозревают. Вошел уверенно, доложил, как и подобает толковому офицеру, прослужившему не один год.
- Товарищ генерал, капитан Кленов по вашему приказанию прибыл!
Голос четкий, твердый; лицо спокойное, волевое и симпатичное. Подтянут, одет, несмотря на плохое снабжение вещевиков, в новенький плащ с белым шарфом; брюки хорошо отутюжены, туфли начищены до блеска. Среднего роста, крепко сложен, не мандражит перед высоким начальством. В общем, капитан генералу понравился, и он указал ему на стул рядом с полковником.
- Присаживайтесь. - И когда Кленов сел, задал тот самый вопрос, который, несомненно, не мог лётчика не беспокоить: - Скажите-ка, голубчик, что вы думаете по поводу катастрофы вашего самолёта?
Кленов, как и ожидал генерал, пожал плечами. Но ответил довольно грамотно и определенно:
- Отказать сразу три двигателя из-за плохого топлива или электрооборудования, как передали сегодня по радио, по моему мнению, не могли. Бортинженер - опытный специалист, ошибиться не мог. Летчики - тем более: майор Фирсов летал на "Руслане" третий год, подполковник Бирюков и того больше. А вот компьютер подвести мог: в бортжурнале за год есть запись о неустойчивой работе.
- А диверсию вы допускаете? - перебил генерал.
- Похоже на то. Я всю ночь ломал голову, что и как могло произойти. И ни к какому выводу не пришёл. Мы два дня назад вернулись из командировки. И бортинженер, и техник, и я тщательно осматривали самолет. В тот же день техник заправил баки топливом. Утром перед вылетом он слил отстой, а я проверил заправку и еще раз осмотрел самолёт. Мину могли заложить только в одну из ниш шасси. Но могу поручиться, что там ничего не было. Да и судя по последовательному отказу трёх двигателей, если взрыв и произошел, то не в нише шасси.
- А кто, кроме вас и членов экипажа, был в то утро у самолёта? - задал новый вопрос генерал и зачихал, закашлялся до хрипоты, прикрывая нос и рот мокрым платком. Кленов подождал, когда кашель генерала прекратится, ответил, как показалось Гайвороненко, даже с обидой:
- Были только наши авиаспециалисты. И если вы полагаете, что кто-то из них мог совершить подлость, то глубоко ошибаетесь.
Генерал снова громко чихнул и подтвердил с усмешкой:
- Правда. - Перевел дыхание и продолжил: - Но не мог же черт или дьявол опуститься ночью на самолет и сунуть в уязвимое место какую-нибудь бя…бяку? - Новый взрыв кашля не дал ему говорить.
- Зря вы мучаете себя, Иван Дмитриевич, - пожурил генерала полковник. - Вам надо лежать в постели. Пить горячий чай с малиновым вареньем и молоко с медом.
- И то правда. - Генерал поднялся с кресла, но не уходил, дожидаясь ответа второго пилота.
- Чёрт и дьявол, разумеется, опуститься на самолёт не могли. А вот диверсант, если часовой дремал или прятался где-то от мокрого снега, который сыпал в ту ночь, пробраться к самолету сумел бы.
Генерал в задумчивости покивал головой, встал и направился к выходу.
- Продолжай, Олег Эдуардович. Вечером мне доложишь.
На улице генерала обдало холодным, пронизывающим ветром. Гайвороненко прикрыл нос и рот шарфом и заспешил в гостиницу, думая о втором пилоте. Капитану он почему-то верил: и вел себя тот достойно, непринужденно; и держался независимо перед представителями суровой службы безопасности полетов; и отвечал лаконично, исчерпывающе. И взгляд темно-карих глаз - открытый, доверчивый, как у ребенка. Правда, за свою многолетнюю практику генералу приходилось встречаться с разными людьми, и не у каждого за ясными глазами он мог сразу рассмотреть лицемерную натуру, но Кленов к такой категории, похоже, не относился…
Полковнику Возницкому, наоборот, капитан-красавец не понравился: держится слишком уверенно, его лаконичные ответы свидетельствуют о том, что второй пилот заранее готовился к допросу. Едва закрылась дверь за генералом, Возницкий задал свой давно вертевшийся на языке вопрос:
- А как так получилось, что вы не полетели с экипажем?
Лицо капитана загорелось, как от пощечины. Он глянул в глаза полковника скорее оскорбленно, чем обиженно. Ответил не сразу, покатав на скулах желваки:
- Вам лучше об этом справиться у нашей докторши, Тамары Михайловны.
- Я вас спрашиваю! - повысил голос полковник. - И не учите батьку щи варить… Так почему вы не полетели?
- Потому что врач отстранила за повышенное давление крови.
- А от чего оно у вас повысилось? Пьянство вали накануне?
Кленов по тону полковника понял, что, если признаться честно, как он намеревался сделать, когда шёл сюда, лётной работы ему не видать, как своих ушей: вон уже и его личное дело затребовал - лежит перед ним. Ко всему, Возницкий своим первым вопросом так взвинтил его, что Геннадий еле сдерживался, чтобы не ответить грубостью.
- Зачем же так сразу, товарищ полковник? - сказал с легкой усмешкой. - Я тоже могу ответить: каждый судит о других в меру своей испорченности.
- Что?! - Полковник подскочил в кресле. - Что вы сказали?
- А вот кричать на меня не следует. Я не в денщиках у вас служу. Да и денщиком не позволил бы.
Полковник от неожиданности и возмущения лишь пошевелил губами, не находя ответа. Наконец взял себя в руки.
- Может, вы старинных дворянских кровей и прикажете величать вас вашим благородием? Или папа служит у вас советником президента? - перешёл и полковник на насмешливо-издевательский тон.
- Нет, величать меня благородием не стоит, я пролетарских кровей. И советником президента папа не служит. Но я, как и вы, офицер Российской армии и прошу разговаривать со мной как с офицером. Вас интересует что-то ещё о катастрофе, спрашивайте, а унижать себя я не позволю.
- Скажите, шишка на ровном месте. - Полковник снова сел в кресло. - Офицер… Не забывай, всего лишь капитан. И ты не ответил мне: почему оказался не с экипажем? - перешел Возницкий на "ты". - Знаешь, на какую мысль это наводит?
- Судя по вашей эрудиции, догадываюсь: экипаж погиб, а второй пилот оказался жив; кто же ещё, кроме него, мог подложить мину?
- Правильно соображаешь, - согласился полковник. - Есть и другие, более веские причины подозревать тебя. Так что на твоем месте не ерепениться надо, а доказать свою невиновность.
- Вы уже и обвинение приготовили? - Капитан насмешливым взглядом окинул высокую фигуру полковника с ног до головы. - Это не вас случайно рентгеном прозвали? Если да, то в вашем аппарате, несомненно, где-то замкнуло. Хотя нет, вы все правильно рассудили: генерал болен и стар, ему нужна замена. И как еще проявить себя, если не быстро найти преступника. Но на мне вы лампасы не заработаете.
Он угодил в точку: полковник побагровел, вдохнул побольше воздуха, словно собираясь хлестнуть обидчика наотмашь. Не сказал, а прошипел:
- Ты, сопля зеленая, еще не представляешь, какое произойдёт у тебя замыкание, когда тебе и в самом деле предъявят обвинение.
Кленов ещё раз окинул полковника пренебрежительным взглядом с ног до головы, встал и спокойным шагом направился к двери.
- Вернитесь, капитан! - рявкнул Возницкий.
- Да пошёл ты… - Второй пилот даже не обернулся.
Глава 2
1
Кленов вышел из штаба таким взбешенным, что бесцельно побрел по улице гарнизона, не зная куда и зачем, не замечая прохожих. Остановился лишь у проходной аэродрома с пустующей будкой, где ещё года два назад постоянно маячил часовой. Теперь ни часового, ни иной души на аэродроме, словно с катастрофой "Руслана" вымерло всё.
Уже изрядно стемнело, и на нижнем этаже командно-диспетчерского пункта, где располагалась метеостанция, в окнах горел свет.
Зачем он пришёл сюда? Наверное, чтобы увидеть кого-нибудь на КДП из друзей-летчиков и рассказать им о нелепых подозрениях полковника. И что из того? Посочувствуют, повозмущаются, а кое-кто и вправду может подумать: "А почему ты не полетел?" Он как предчувствовал, что такое может случиться, рвался в полет. Уж лучше погибнуть, чем считаться диверсантом, погубившим своих товарищей.
Он повернулся и побрел обратно. Никого не хотелось видеть. Что-то надо предпринять, доказать свою невиновность. Но как, чем? Пойти к Тамаре Михайловне, ведь это она настояла на отстранении его от полета. А сегодня измеряла у него давление с плотно стиснутыми губами, сердитая и взвинченная, будто и в самом деле он в чем-то виноват. Заставила сдать кровь на анализ.
- …Вы действительно не выпивали накануне? - спросила, пристально заглядывая ему в глаза.
- Не выпивал, - соврал он. О драке и вовсе умолчал. Да и какая это была драка: так, пнул пару раз своих противников…
Почему соврал? Он и сам не мог объяснить. Скорее всего потому, что на вечеринке действительно держался, как и подобает перед ответственным заданием. Выпил коньяка не более ста пятидесяти граммов. Для него такая доза - что для слона дробина. А голова была такая тяжелая, словно он заболел. Но температура нормальная - 36,6, и через пару часов он чувствовал себя гораздо лучше. Даже не через пару часов, а раньше. Как только взлетел "Руслан". Он стоял тогда на краю аэродрома с Ларисой и наблюдал за взлётом… Хорошо ещё, что генерал не спросил, где он был во время катастрофы и что делал. А наверняка еще спросит. Теперь ему, Кленову, покоя не дадут, пока не найдут виновника… А найдут ли? Все улики, как говорят юристы, против него, второго пилота: он последний, кто осматривал самолет, проверял заправку топливом, он что-то мог сделать и выпить пару таблеток кофеина, отчего подскочило давление…
Перед глазами всплыла картина падения "Руслана". Какое это было страшное, потрясающее зрелище! Во сне такое ему не снилось. Столб огня и клубы черного дыма… Его друзья, его коллеги…
Он сразу бросился к машине, обезумевший, ошалелый, и как Лариса ни умоляла его, не давая ключи, он вырвал у неё, сам сел за руль и помчался к месту падения самолета, вжав ногой до отказа акселератор.
- Не гони! - Лариса хваталась за руль. - Ты погубишь нас!
Лучше бы погибли и они. Хотя Лариса ни при чём…
Воспоминание о невесте вдруг опалило его жаром. Её деньги! Сто тысяч, положенные на его книжку. Перед взором мелькнуло личное дело на столе полковника. Его, Кленова, личное дело. Под него теперь будут копать… И как объяснить эти сто тысяч? Лариса просила никому ничего не говорить, иначе сплетни о том, что она была любовницей Аламазова, вспыхнут с новой силой и её могут выгнать с работы… Действительно, за такое по головке не погладят. Зачем она взяла их?.. Хотя на ее месте он тоже не отказался бы. Богатый человек, бизнесмен умирал. Двое взрослых сыновей не соизволили даже навестить его в больнице, а Лариса лечила, ухаживала за ним и в больнице, и на квартире, когда его выписали в безнадежном состоянии, чтобы не брать на себя лишнюю смерть. Вот и решил Аламазов отблагодарить свою благодетельницу. Конечно, если на фирме или родственники узнают, что бизнесмен подарил девушке сто тысяч, скандала не оберёшься.
Надо позвонить и поговорить с ней, посоветоваться, как вести себя дальше. Может, она завтра же возьмет деньги и положит на свою книжку.
Он заторопился в гостиницу.
Лариса оказалась дома и на его просьбу приехать немедленно сказала, что очень занята, попросила отложить встречу на завтра.
- Завтра будет поздно! - ответил он раздражённо. - Дело касается больше тебя, чем меня.
Лариса с минуту молчала.
- Хорошо, - согласилась наконец. - Еду.
Хотя дежурная по гостинице знала невесту капитана, Кленов решил встретить Ларису на улице - от лишних глаз и чтобы не впутывать девушку в эту сложную и непредсказуемую историю.
Ждал её около получаса, кутаясь от холодного ветра в воротник летной куртки, и изрядно продрог.
Лариса выскочила из автобуса, придерживая от ветра велюровую шляпку с розочкой сбоку, надетую совсем не по сезону. И в осеннем кофейного цвета пальто - под цвет шляпки, хотя, знал Геннадий, ей есть во что одеться более теплое. Девушка передернула плечами.
- Холодище-то какой! Идём быстрее в гостиницу.
- Не торопись. Поговорим лучше здесь.
- Что случилось? У тебя неприятности?
Он решил не открывать ей всю правду, чтобы не беспокоить.
- Пока нет. Но могут быть. Если станет известно про те сто тысяч, я не знаю, как объяснить…
- Но у нас гарантирована тайна вкладов.
- У вас, в вашем коммерческом банке, может, и гарантирована, а в нашем - нет, - сказал он жёстче, чем хотелось бы. - И не будем сейчас обсуждать эту проблему. Сможем мы завтра утром переложить деньги на твою сберкнижку?
Лариса остановилась, растерянно уставилась на него.
- Ты… Ты хочешь, чтобы у меня были неприятности? - спросила тихо после длинной паузы.
- Не говори ерунды. За то, что ты ухаживала за человеком и он заплатил тебе, никто тебя не осудит.
Лариса помотала головой.
- Если бы у него не было родственников. Ты представления не имеешь, какие это сволочи. Они раздавят меня, растопчут.
- Но и я не могу оставить твои деньги на моей сберкнижке.
- Подожди, - совсем по-детски сунула в рот пальчик Лариса. - А почему бы тебе, в случае чего, не сказать, что деньги дал тебе на сохранение Борис Борисович?
- А мне с какой стати? Друг я ему, сват? Он видел меня всего два раза, - возразил Геннадий.
- А кому известно, что два раза? Может, ты давно у него в приятелях ходил. Кстати, ты не у него покупал "Жигули"?
- Нет.
- Жаль. Но это не меняет положения дел. Борис Борисович был человеком замкнутым, ни с кем секретами не делился. А соседи видели, что ты заходил к нему со мной. Помогал мыть, переодевать - понятно, что для меня одной это было не под силу. Борис Борисович проникся к тебе доверием. Я подтвержу… Это совсем не то, что подарок девушке, неизвестно за какие заслуги.
Её довод показался ему убедительным. В случае чего можно, конечно, так объяснить.
- Но если ты настаиваешь, можно и переписать, - вдруг согласилась Лариса.
- Да, так, пожалуй, будет лучше: твои сбережения вряд ли станут проверять. А нас после этой катастрофы… сама понимаешь. Утром сходим в сберкассу, - принял решение Геннадий.
- Хорошо, милый. Но я сегодня не останусь у тебя, стирку затеяла. Бросила, когда ты позвонил. Приеду прямо к сберкассе к восьми.
- Договорились.
Он проводил её до автобусной остановки. Лариса чмокнула его в щеку.
- Спокойной ночи, милый. Не волнуйся, всё обойдётся, вот увидишь.