Вместо ответа я промолчал. Она не могла больше сдерживаться. В паузах между рыданиями она задала мне кучу вопросов о Боге и человеке, на которые у меня не было ответов. Я слышал эти вопросы тысячу раз, крепкие полицейские перестают задавать их себе в самом начале службы. Вы очень рано узнаете, что жестокость - единственная вещь во Вселенной, которая с успехом бросает вызов закону сохранения вещества. У жестокости - неисчерпаемый ресурс. Бывали дни на работе, когда я удивлялся, почему с неба не падают плачущие младенцы
Мириам плакала. Не думаю, что я говорил что-то осмысленное. К тому времени, как мы закончили разговор, я почти уснул, и когда телефонный звонок снова привел меня в сознание, я не знал, сколько времени прошло.
- Что? - прорычал я.
- Эй, - сказал Рико, - ты мне звонил. В чем дело? Моя жена передала мне, что у тебя важное дело.
Я колебался. Я знал, что следовало сказать, но слова застряли в горле. В кино режиссер дал бы "обратный кадр": вот я сплю в кресле, голова безвольно качается из стороны в сторону. Мое лицо уходит в тень. Я сплю. Мне снится сон. Плачущие младенцы падают с ночного неба. Я срываюсь и бегу, пытаясь поймать каждого из них. Идет дождь. Цемент скользкий. Вначале я их спасал, но чем дальше, тем больше их падало. Мои ноги разъезжались. Некоторые из них стали падать на мостовую, их черепа раскалывались о бетон. Вскоре дождь из младенцев прекратился. А снег продолжал идти. Я опустился на колени рядом с одним из трупиков, перевернул его лицом кверху, и на меня, улыбаясь, посмотрел Патрик Малоуни. Я стал бегать от трупа к трупу. У всех было его лицо.
Но жизнь не кино. Спросите у моего зятя Ронни. Мне не снился сон, по крайней мере насколько я помню.
- Земля вызывает Мо, Земля вызывает Мо, - бубнил Рико.
- Я слушаю.
- Так чего ты хочешь?
- Можешь сказать мне фамилию детектива из Отдела розыска пропавших?
- Майк Салливэн, - немедленно ответил Рико.
- Уверен, что его зовут Салли.
- Что тебе сказать? Ты ведь знаешь, какие они, эти ирландцы: великие пьяницы, великие мыслители, великие писатели и великие драчуны.
- И гадкие прозвища, - засмеялся я. - Я тебе расскажу, до чего докопался.
Это был не сон, но Мириам таки выбила меня из колеи.
31 января 1978 года
Внутриведомственная свалка - это продукт естественной эволюции любой огромной бюрократической системы. Это одно из средств, с помощью которого бюрократия защищает себя от испытующего взгляда извне. Безопаснее проглотить свои ошибки, чем сознаться в них. Растет чудовище - увеличивается и его свалка. Это в полной мере относится и к нью-йоркской полиции. 30 000 или около того мужчин и женщин из Нью-йоркского полицейского управления из кожи вон лезут, чтобы быть на хорошем счету. По крайней мере, в самом начале многие из них стремятся схватить за ворот каждого злодея, отловить каждую дворняжку, которая попадется под руку. Но, конечно, не все.
Некоторые ленивы от природы. Для них служба - это пятьдесят две зарплаты в год, медицинская страховка и хорошая пенсия. Они начинают обратный отсчет двадцатилетнего стажа с той минуты, как приступают к работе. Встречаются полицейские, которые делают успехи в работе, бывают неспособные, есть и психи. Некоторые полицейские получают в конце концов назначение в отделы, более известные как "группа резиновых пистолетов". У них есть значки, но они больше не используют оружие. Некоторые работают в архиве или на складе вещдоков.
Кое-кто находит свою нишу в офисах и в отделах, где делают "повседневную" полицейскую работу, но при ней риск бывает минимальным. Каждый знает - или утверждает, что знает, - что в Отделе собственной безопасности осведомителями работают ленивые, трусливые полицейские, те, кто боится улицы или не любит вести дела. В своей совсем не звездной карьере я старался не попадаться им на пути. Возможно, в Отделе служебных расследований есть хорошие полицейские, но сам род их деятельности уж больно противный. Другим известным отстойником является Отдел розыска пропавших. Я хочу сказать, что реальной работы там, по существу, нет.
- Вы Салли? - спросил я, наклонившись над его рабочим столом.
- Чего ты хочешь, Ахав?
- Эй, это здорово. У вас, парней из Отдела розыска пропавших, остается масса времени, чтобы читать классику. Белый кит испытывает меня… - Я попытался изобразить Грегори Пэка.
- Рико предупредил, что вы из умников.
Я почувствовал, что краснею.
- Ха, он звонил вам?
- Иначе я не стал бы с вами разговаривать, - ответил Салли. - Меня уже тошнит от всего этого шума и пыли, скоро просто вырвет. Я подробно рассказывал, что знаю, примерно пятидесяти парням. Напрасная трата времени.
Я промолчал. По размеру его брюха можно было сказать, что свободное время он тратит на поедание пончиков. Он отбарабанил все, что ему было известно, как вызубренный урок, потом передал мне папку с делом и кивнул на незанятый стол.
В папке содержалась бесполезная информация, только в большем количестве и более подробная. Там не было ничего, что указывало бы на добровольное исчезновение Патрика, но и ничего, что свидетельствовало бы о том, что он стал жертвой преступления. Я старательно переписал имена, адреса и номера телефонов всех, кто дал показания полицейским. В деле содержался отчет об инциденте. В принципе такие отчеты полагалось заполнять лишь в случае пропажи малолетних. Иногда их, правда, заполняли, чтобы отделаться от обезумевших от горя родственников. Прошло почти два месяца со времени исчезновения, но я не назвал бы Фрэнсиса Малоуни "обезумевшим от горя". Тем не менее, учитывая его личное "обаяние" и связи в мэрии, зарегистрированный отчет об инциденте не вызывал удивления
Я отдал дело Салли, поблагодарив его. Он долго жал мне руку с отсутствующим видом, и только попытка выдернуть ее вывела детектива из транса.
- Послушайте, - сказал он, взглянув на часы и убедившись, что никто не подслушивает, - почему бы нам не встретиться за ланчем, здесь, за углом, в "Бларни Стоун", около двух?
В обычное время я бы счел это попыткой получить халявный ланч в обмен на сотрудничество. Хотя общение с Салли казалось мне бессмысленным, я почувствовал, что его интересуют не только деньги. Нет, он хотел что-то со мной обсудить, и это не имело отношения к "Моби Дику".
- Хорошо, - согласился я. - В два.
*
Я пробежал указательным пальцем по клавиатуре из черных кнопок. Всегда найдется хотя бы один слабоумный среди всех жильцов дома, который откроет вам дверь в подъезд, ничего не спрашивая. Учитывая пристрастие манхэттенцев к еде на дому, это гарантирует почти беспрепятственное проникновение в любой дом без привратника в городе. По всей видимости, кто-то с нетерпением ждал свою хрустящую утку с соевым соусом, а может, именно в этом доме жили в основном слабоумные. Я услышал жужжание домофона, уже войдя в лифт.
Роберт Клингман был одним из соседей Патрика Малоуни по общежитию. Его не было на вечеринке в баре "У Пути" 7 декабря, но он был единственным студентом, который говорил с полицейскими и жил в Манхэттене. Стоя перед дверью в квартиру 5С и не зная, откроют мне или нет, я подумал, что должен был позвонить заранее. Однако я должен был убить время до встречи с Салли, и поскольку никто не жаждал пускаться в воспоминания о своей причастности к делу, я подумал, что элемент внезапности мог сработать в мою пользу.
Я почувствовал, что за мной наблюдают, и поднес жетон к глазку. И тут, совсем как в кино, звякнула цепочка, щелкнул замок, и отодвинулась щеколда. Дверь открылась внутрь, и я представился красивой пятидесятилетней женщине. Мать Клингмана оказалась соломенной блондинкой с озорными зелеными глазами и слишком сильно накрашенным лицом. К тому времени, как я ступил на лохматый ковер цвета авокадо, Перл Клингман уже рассказала мне, что она разведена с отцом Роберта.
Большая часть ковра была накрыта огромным листом бумаги. На нем было напечатано переплетение помеченных цифрами следов ног со стрелками, указывающими направление. Приятный мужской голос в глубине комнаты старался перекрыть ужасающую песню группы "КС и Саншайн бэнд".
- Потанцуем хасл? - Она принялась кокетничать со мной и вдруг заметила мою тросточку. - Нет, думаю, не потанцуем…
- Как-нибудь в другой раз.
Она вытащила кассету из стереопроигрывателя и принесла кофе, не спросив, что оперативник делает с тросточкой. Я отплатил ей любезностью и не стал сообщать, что я больше не полицейский, не на дежурстве и вообще гражданское лицо.
- Значит, вы оставили фамилию мужа, - спросил я, переводя разговор в нужное русло.
- Я ненавижу моего "экс", но свою девичью фамилию ненавижу еще больше. Конечно, Перл Клингман не бог весть что, - если вы понимаете, что я имею в виду, - но не сравнить с Перл Фейгенбаум.
Я был вынужден согласиться.
Она продолжала:
- Мой Бобби и фамилия - вот все хорошее, что я получила от этого ублюдка, своего бывшего мужа.
Она дала мне замечательный повод перейти к вопросам об исчезнувшем приятеле сына, который был его соседом по общежитию. К моему огорчению, этот ловкий маневр не дал полезных ответов. Бобби никогда не рассказывал о Патрике, сказала она. Ей кажется, что все другие соседи Бобби по комнате бывали у них дома, обедали, но она не припомнит, был ли среди них Патрик. Она сожалеет, что не может быть полезной, обещала дать мой телефон сыну, когда он позвонит.
- Мир не слишком приятное место, - произнесла Перл с неожиданной серьезностью, провожая меня к двери. - Мы лжем нашим детям и себе самим о честности в спорте и правосудии. Но все это просто ерунда. Мы постоянно притворяемся и обманываем. Правильнее было бы смириться с действительностью и перестать притворяться.
Я удивился: откуда такой циничный взгляд на жизнь?
- Вы думаете, это цинизм? - В ее голосе было удивление. - Все ведь так и есть. Неужели не понимаете?
- По-видимому, не понимаю.
Она снова пригласила меня поучаствовать в семинаре: это поможет мне понять. На сем мы распрощались, я поблагодарил ее, пожал руку. Идя к лифту, я вновь услышал серенаду в исполнении "КС и Саншайн бэнд". СТЭ, диско и лохматый ковер - я почти затосковал по "Фредди и Мечтателям".
*
Отыскать Салли оказалось не так-то просто. Он выбрал угловой двухместный столик в самом темном закоулке "Бларни Стоун" и трудился над половиной жареного цыпленка, запивая его бутылкой "Будвайзера". Прихрамывая, я подошел к его столику. Горошек и морковь на его тарелке, похоже, тушили в отбеливателе. Несчастный цыпленок выглядел не лучше. Во всяком случае, аппетита они не пробуждали. Я попросил официантку принести мне скотч.
Ответив на приветствие кивком, Салли подвинул ко мне цветную фотографию. Это был групповой снимок: четверо мужчин и две женщины, все в возрасте около двадцати лет, на всех желто-голубые цвета "Летучего голландца" университета Хофстра. Ни одно из лиц я не узнал с первого взгляда и подумал, что это друзья Малоуни.
- И что…
- Второй парень слева, - с полным ртом произнес Салли.
- Черт побери! - вырвалось у меня как раз в тот момент, когда официантка поставила передо мной стакан с виски.
- Эй, я принесла заказ так быстро, как..
- Нет, нет, нет. Прошу прощения, я это не вам, - извинился я и дал ей чаевые, превышающие стоимость заказанной выпивки.
Салли улыбнулся:
- У меня была точно такая же реакция, когда я в первый раз это увидел.
- Это Патрик Малоуни?
- Он самый, - подтвердил Салли. - Не слишком похож на фотографию на плакате, на которую смотрит весь остальной Нью-Йорк, не так ли?
Теперь, внимательно вглядевшись, я узнал Малоуни, но его волосы были коротко острижены, как в лагере для новобранцев. В левом ухе висела серебряная серьга в виде крестика, а на правом предплечье была видна татуировка - я не смог разобрать, что на ней изображено. Усов не было, и он выглядел тоньше, чем на плакате. Его очаровательная улыбка тоже присутствовала, но было нечто странное в выражении глаз. Казалось, он смотрит на что-то, остающееся вне кадра. Я бы не назвал его безжизненным, утомленным. Не знаю. Фотография была недостаточно четкой, чтобы разглядеть татуировку, а уж пытаться понять выражение глаз и подавно не стоило.
- Когда это снимали? - спросил я.
- В сентябре семьдесят седьмого, на пикнике студенческого самоуправления в парке Эйзенхауэра на Острове.
- До или после снимка на плака…
- После, - ответил он, допивая, - на несколько лет позже. Та фотография на плакате сделана во время школьного бала.
Я одним глотком допил свой скотч и помахал рукой официантке, чтобы она принесла еще.
- Итак…
- Совершенно верно, - опередил меня Салли. - По всему городу развешан миллион чертовых плакатов "Разыскивается!", и ни на одном из них Патрик не похож на парня, которого мы разыскиваем. Вы спросите меня почему. И я отвечу вам - не знаю.
- Как вы это достали? - спросил я, махнув фотографией в его сторону.
- Нашел на своем столе на прошлой неделе. Тот, кто положил, пожелал остаться неизвестным. Отпечатков пальцев нет. Нет записки о выкупе. Никто не позвонил. Я подумал, наконец-то намек, вроде маленькой трещинки во льду. Мы тихо-мирно пригласили родителей. Мы не хотели давать им напрасной надежды. Поэтому я показал снимок старику, а он набросился на меня: Где я взял эту фотографию? Лучше мне ее не использовать. Я должен делать свою работу и найти мальчика. Я ленивый дурак, такой же, как все болваны в Отделе розыска пропавших. Он отнимет у меня жетон. И так далее, и тому подобное…
- Ну и?..
- Ну и… - Салли улыбнулся, чокнулся очередной бутылкой с моим стаканом, - пошел он к черту! Он сам принес нам это дело. Я буду над ним работать как умею, верно?
- Верно.
- Неверно. - Он покачал головой. - Совершенно неверно. Меня вызвали в кабинет начальника и не велели пользоваться этим снимком, не беспокоить родственников и не предпринимать никаких шагов, не согласовав с ним.
- Полицейское начальство?
- Кто же еще? Мой начальник общается со мной, только если ему прикажут, то есть если кто-то скажет ему, что именно он должен сделать.
- Вспомни Исаака Ньютона - дерьмо течет в одном направлении и не снизу вверх.
- Итак, у папаши Малоуни имеются связи, да? - спросил он.
- Джо Донохью.
- Помощник мэ…
- Он самый.
- Фрэнсис Малоуни, ничтожный подонок. - Салли не мог поверить. - Трудно себе представить, что он так высоко летает.
- Согласен, но это так.
Я допил свой скотч, он - доел цыпленка и покончил с пивом. Мы молчали: каждый ждал, что два главных вопроса задаст другой. Если семейство Малоуни взялось организовать всех этих добровольцев в городе и вокруг него, нанять сыщиков и обеспечить поддержку могущественных союзников, почему они сознательно дали для плаката такую старую фотографию своего сына? А когда этот факт обнаружился, почему они так стараются, чтобы последнее фото увидело как можно меньше людей?
Моя третья порция скотча сделала это за нас.
- Почему?
- Слишком много почему. И слишком много ответов. Выбирайте на любой вкус. Но я не дурак. - Салли наклонился над столом и зашептал: - Мальчишка сбежал. Отец это знает. Весь фарс - для жены.
Слишком много суеты, подумал я, хотя мнение детектива Салливэна может оказаться полезным. Говорят, гениальность Эйнштейна проявлялась в том, что он мог свести сложное явление к простой элегантной формуле. Я видел об этом передачу на 13-м канале. Но семейная динамика не термодинамика, а Салли не Эйнштейн. Здесь должно быть что-то большее, чем фарс для жены, обязательно.
Но я промолчал.
*
Район Бруклина Флэтлендс - не из тех, что снимают на открытки для туристов из Кеноши. Однако если в поисках нирваны вы пустились бы в паломничество по автомобильным свалкам, это оказалось бы то, что надо. Люди, которые воруют машины, тащат их во Флэтлендс, чтобы разобрать на запчасти либо в подходящий момент отправить по воде за океан. Следовательно, эти места непреодолимо влекут к себе полицейских, особенно из спецподразделения по угонам.
Увидев меня, Рико удивился, но радости в этом удивлении я не заметил. По всей видимости, на улицах действует очень активная мафия, которая ворует автомобили и разбирает их на части для продажи. Неужели я не мог придумать ничего лучше, чем постучаться в заднюю дверь их фургона, откуда они ведут наблюдение? Я ответил, что поглупел от трех скотчей и потерял время из-за закадычного приятеля. Он извинился и сказал полицейским в фургоне, что наверняка успеет вернуться до того, как что-нибудь случится.
Чтобы выпить кофе, закусочная "Радуга", притулившаяся на перекрестке улиц Флэтленд и Ралф, была ничем не хуже любого другого заведения. Рико со смехом сказал, что местные мафиози, которые промышляют продажей запчастей от краденых автомобилей, часто пьют кофе в этой закусочной. Я не засмеялся. Мне не показались забавными его слова, что у него с утра замерзли сопли на усах.
- Мы встретились с Салли за ланчем, - сказал я. - Он показал мне снимок
- Ну, и что дальше?
- На нем был Патрик Малоуни.
Рико сразу сделался серьезным.
- И ты вытащил меня из фургона только для того, чтобы сообщить это?
- На этом снимке он не похож на себя на плакате.
- Господи, Мо! Кто похож на себя на фотографиях? Давно ты заглядывал в свое личное дело? Возможно, там ты похож на Уолфмана Джека.
- Значит, ты действительно ничего не знал?
- О чем? - Он терял терпение.
Я объяснил ему разницу и обратил его внимание на то, что Малоуни отказался публиковать последнее по времени фото. Еще я сказал, что нахожу весьма подозрительным молчание Рико по этому поводу.
- Для меня это новость, - сказал он, прижав руку к груди. - Ты думаешь, я знаю, как на самом деле выглядит этот парнишка? По-моему, я встречал его всего один раз, на моей свадьбе. Ты тоже там был, помнишь, как он выглядит?
- Ладно, я понял.
- Малоуни и моя жена не такие уж близкие родственницы. Ко мне обратился Малоуни-старший. До того вечера, как мы у них были и я рассказал Анджеле о тебе и той девчушке, нас не приглашали.
Я извинился перед Рико. Он кивнул. Возвращаясь из закусочной на стоянку и неся кофе напарникам, Рико напомнил мне кое-что.
- Ты помнишь любимую шутку парней, которые работают в Отделе убийств? Иногда, когда к ним попадает дело, труп похож на тридцатилетнюю десятидолларовую проститутку с привычкой к героину и длинным, как разделительная желтая линия вдоль Оушн-паркуэй, списком приводов, и им приходится идти и разыскивать ее мать для опознания, знаешь, что она всегда говорит?
- Она была такой милой девочкой…
- Именно, Мо. Малоуни не первые родители, которые отказываются видеть свое дитя таким, каким его видит окружающий мир.