Мы с сожалением сообщаем вам относительно денег, которые задолжал нам наш клиент за аренду помещения, в настоящее время занимаемое "Антикварным магазином Ферфилда", и контракта, который подписали вы, Уильям Бошамп, что на все товары в этом помещении наложен арест, и если задолженность в сумме 500 000 битов не будет выплачена нам до первого ноября, вышеупомянутые товары будут выставлены на аукцион в комплексе "Ривер-сити" в десять часов утра пятого ноября сего года".
Шапка на бланке явно принадлежала юридической фирме, но подпись была неразборчивой.
- Это письмо совершенно ясное, не правда ли? Вряд ли вы знаете, сколько будет пятьсот тысяч батов в долларах, - сказал Натали. - Я все собираюсь выяснить. Думаю, что если не очень много, возможно, смогу как-нибудь взять в долг денег и выкупить магазин как функционирующее предприятие.
- Это немногим больше десяти тысяч долларов США, - сказала я.
- Господи, - произнесла Натали. - Значит, надо полагать, все в порядке.
- Не следует ничего предполагать, - сказала я. - Возможно, Уильям просто управляющий. Мы не знаем, принадлежит ли магазин ему.
- Думаю, в этом можно не сомневаться, - сказала она. - "Ферфилд" - перевод фамилии Бошамп. "Бо" по-французски - красивый, хороший, превосходный, а "шамп" - поле. Отсюда "Антикварный магазин Ферфилда".
- Да, понимаю, - сказала я. - Видимо, так оно и есть. Вы имеете представление, зачем отправлены эти письма?
- Боюсь, что нет, - ответила Натали. - Но почему бы вам не просмотреть газетные вырезки?
Я начала их осторожно разворачивать. Вырезки были пожелтевшими, довольно хрупкими, что неудивительно, поскольку датировались январем 1952 года. Однако заголовки были вполне четкими. "Миссис Форд признана виновной!" - возвещала "Бангкок геральд". Затем более мелкими буквами: "Дата казни будет назначена на будущей неделе". Вторая вырезка из вышедшего неделю спустя номера была еще более жуткой: "Кровожадная миссис Форд встретится со своим Создателем первого марта", говорилось там.
- Я избавлю вас от необходимости читать их прямо здесь, - заговорила Натали. - Суть в том, что много лет назад некая Хелен Форд убила мужа, разрубила тело на куски и закопала их в разных местах в своей округе. Возможно, убила и одного из детей, однако тело обнаружено не было. Все это очень бесчеловечно. Никак не подумала бы, что Уилл мог интересоваться таким чтивом, но, видимо, интересовался.
- Это имя, Хелен Форд, что-нибудь вам говорит?
- Нет. Оно встретилось мне здесь впервые. Вы имеете представление, что это за керамика? - спросила она, указав на кучу на столе.
Я внимательно посмотрела на терракотовые изделия. Два из них были целыми. Оба чуть меньше четырех дюймов в высоту, около трех в ширину, внизу плоские, но вверху овальные, толщиной около трети дюйма, как толстая вафля. На поверхности одного из них была рельефная фигурка восседающего на троне Будды. На втором был Будда в другой классической позе, с вытянутой ладонью вверх рукой. Я взяла осколки и сложила из них третье, примерно того же размера, с изображением стоящего Будды.
- Думаю, это амулеты.
- Амулеты? - переспросила Натали. - Они чего-нибудь стоят? Прошу прощенья, я не то хотела сказать. Я не совсем уж корыстна. Просто не могу представить, зачем амулеты понадобились Уиллу, и почему он попросил помощника управляющего КРК, что бы ни означало это буквосочетание, отправить их мне, в особенности разбитые.
- Они могли разбиться в пакете, - сказала я.
- Нет, - возразила она. - Каждый осколок был завернут отдельно.
- О. - Среагировать лучшим образом в тот миг я не могла. - Однако, если взглянете на открытку, которую Уилл отправил нам, - заговорила я, показывая ее Натали, - то увидите, что он предлагал нам приобрести несколько амулетов наряду с резьбой по дереву и статуэтками Будды. Но амулеты чего-то стоят только для тех, кто верит в их силу. Я слышала, что люди платят большие деньги за те амулеты, которые считают особенно действенными, или скорее приносят за них даяния. Амулеты нельзя продавать или покупать. Люди лишь берут их напрокат постоянно или приносят даяния за то, что получат от амулетов взамен. Однако большинство амулетов уходит за очень небольшие даяния. Честно говоря, получить деньги за этот амулет можно было б только в том случае, если б вы знали, кто освятил его, какой монах, притом он должен быть значительным, а также от чего оберегает этот амулет.
- Понимаю. Может быть, их освятил этот монах, - сказала она, указывая на фотографию.
- Возможно, - сказала я, взглянув на оборотную сторону снимка. - К сожалению, здесь не сказано, кто он.
- Все это очень загадочно, правда? С какой стати Уиллу просить кого-то отправить мне газетные вырезки пятидесятилетней давности и осколки разбитого амулета, если исчезнет надолго? Так ведь говорится в розовом письме? Уилл попросил Прасита - кстати, Прасит мужчина или женщина?
- Думаю, мужчина, - ответила я. - Я имею дела с тайским резчиком по дереву, которого зовут Прасит.
- Так, ну и зачем Уиллу просить Прасита отправить мне этот хлам, если долго не появится?
- Не знаю, Натали, - ответила я. - Прошу прощенья. Не хочу быть черствой, но просто не представляю, чем могу вам здесь помочь.
Мы молча посидели с минуту. На глазах у Натали заблестели слезы, и она уставилась куда-то поверх моей головы, потом заговорила.
- Прасит обращается ко мне довольно любезно, не так ли? Миссис Натали. Это напоминает мне детство. Французские родственники звали меня мадмуазель Натали. В Таиланде это вежливая форма обращения?
- Да, - ответила я. - Употреблять фамилии при обращении там стали недавно. Все зовут друг друга по именам. Мне трудно было привыкнуть к обращению "госпожа Лара" и к необходимости звать всех по имени.
- И мистер Уильям, - сказала Натали, словно не слыша меня, - кажется несколько фамильярным, но вместе с тем и почтительным. Это довольно любезно, - повторила она. - Знаете, я иногда задумываюсь, могла ли что-то сделать. Если б вылетела к нему, как только получила этот ужасный факс, может, все пошло бы по-другому. Но я была подавлена факсом, прямо-таки парализована. Кажется, только и могла показывать всем его, словно люди могли мне сказать, что я неверно прочла сообщение, или что это требование выкупа за похищенного Уильяма. Думаю, вела себя не особенно благоразумно. Только навлекла на себя сильное унижение. Все знали, что он бросил меня таким отвратительным образом. Я уверена, что вы знали, хоть мы и не встречались до сегодняшнего вечера. Так ведь?
- Да, так, - ответила я. - Это довольно тесное сообщество, я имею в виду антикваров.
- И, готова держать пари, не брезгающее пикантными сплетнями.
- Вам многие сочувствовали. В том числе и я, хоть мы были незнакомы.
- В том-то и дело, - сказала Натали. - Может, со стороны Уилла это был зов на помощь. В конце концов он не первый человек с кризисом среднего возраста, и, может быть, мои рассказы веем о том, что он сделал, помешали ему передумать и вернуться после небольшого разрыва. Понимаю, он больше не мог выносить этого, было очень тяжело. Видит Бог, я испытала это на себе.
- Чего он не мог выносить? - спросила я. У меня не было ни малейшего желания сочувствовать этому человеку, но я решила, что дать ей выговориться - самое меньшее, что могу сделать в данных обстоятельствах.
- Не знаете? - спросила Натали и потянулась к бокалу. - У Кэтлин, нашей дочери, отклонения в развитии - это политкорректное название церебральных нарушений, - добавила она и осушила бокал. - Родилась она совершенно нормальной, но через несколько дней у нее начались конвульсии. Никто не дал мне удовлетворительного объяснения случившемуся. Оно ничего не изменило бы, но я просто хотела знать. И тяжело думать о рождении второго ребенка, когда не знаешь, что случилось с первым; хотя, может, если бы мы… но мы не решились.
Кэтлин сейчас шесть лет, и разумнее девочка уже не станет. Она даже не может сама одеться, и я трачу почти все силы на уход за ней. Теперь я понимаю, что была плохой женой. Но, знаете, Уилл обожал Кэтлин, несмотря ни на что, и я думала, что меня он любит тоже. Он называл нас своими девочками. Я не перестаю думать, что, может быть, если б сразу вылетела к нему, он бы вернулся. Мы смогли бы придумать что-нибудь. - Натали немного помолчала, потом печально улыбнулась. - Интересно, сколько раз я сказала "может быть" за последние несколько минут. Десять? Двадцать? Во всей этой истории чересчур много "может быть", не правда ли?
- Очень много, - ответила я. - У вас получается, что во всем виноваты вы, что если б сделали то или другое, этого бы не случилось. Думаю, хватит вам изводить себя этой мыслью. Как сами сказали, он не первый человек с кризисом среднего возраста, и вы здесь не при чем.
Мне очень хотелось бы убедить себя в этом. Знаете, что меня больше всего мучает в полученном факсе? Что он пришел из Таиланда. Десять лет назад мы проводили там медовый месяц, и то, что он избрал это самое место для разрыва со мной, возможно, показалось ему завершением круга, но я вижу тут просто жестокость по отношению ко мне.
- Знаете, потом я пыталась вести торговлю в магазине, - продолжала она. - Каждый день брала Кэтлин с собой. Только заниматься тем и другим невозможно, а нанять помощницу не по карману. Из-за расходов на девочку мы с ней едва сводили концы с концами. В конце концов я продала магазин первому же покупателю. Живем на вырученные деньги, но они вскоре кончатся. Я продала все украшения, кроме этой заколки, это подарок Уилла к пятой годовщине нашей свадьбы. Хранить ее глупо, но я почему-то не смогла расстаться с ней. Однако со временем придется, а потом я не знаю, что делать. Наверное, продать дом. Не следует мне пить, так ведь. - Это было утверждение, а не вопрос. - От мартини я становлюсь сентиментальной. Или, может, попросту устала. С тех пор, как Уилл уехал, у меня не было отдыха, за исключением недели прошлым летом. Друзья предоставили мне свой лесной домик и взяли Кэтлин на несколько дней. Там не было ни электричества, ни водопровода, ни соседей, и это был настоящий рай. Но Кэтлин без меня было очень плохо. Вот так обстоит дело с отдыхом.
Я открыла рот, собираясь сказать что-нибудь подобающее, но поняла, что никакие мои слова ничего не изменят.
- Однако, полагаю, вы разговаривали с ним после его отъезда, - наконец сказала я.
Натали снова закусила губу.
- Собиралась.
- Но… - начала было я.
- Знаю, вы сочтете меня ужасной. Я решила, что раз у него не хватило мужества сказать мне в лицо, что уходит от нас, то и я не стану говорить с ним. Когда, так сказать, взяла себя в руки, сделала то, что, наверно, сделало бы большинство отвергнутых женщин. Разрезала все его галстуки, сломала клюшки для гольфа и отправила все его вещи в богадельню. Потом нашла адвоката и возбудила дело о разводе. Адвокат с тех пор занимается им. Я всегда намеревалась в конце концов поговорить с Уиллом. Думала, что он позвонит. Никак не хотела звонить первой. Обдумывала, что скажу в разговоре. Потом решила все-таки позвонить ему, но только когда буду уверена, что не расплачусь и не приду в замешательство, услышав его "алло". Чем дольше откладываешь разговор с человеком, тем труднее его начать. После двух лет разлуки не позвонишь так запросто, не скажешь: "Привет, как дела?". Я не могла, во всяком случае.
- Тогда откуда вы знаете, что он исчез несколько месяцев назад?
- Точно, пожалуй, не знаю. Адвокат сказал, что отослал документы на подпись Уиллу по меньшей мере три месяца назад, но обратно их не получил. Отправил снова, на сей раз с курьером. Курьер несколько месяцев искал его и в конце концов отправил их обратно как не могущие быть доставленными. Стивен - это мой адвокат - счел, что Уилл просто избегает нас; мы просили не особенно большую сумму, поэтому он не придавал делу особого значения.
Потом Стивен вспомнил, что в Бангкоке живет его товарищ по юридическому факультету, и попросил его выяснить, что возможно. Товарищ ответил, что в магазине темно, позади застекленной двери скопилась почта, и, по словам владельцев соседних магазинов, он не открывался несколько недель. Все они давно не видели Уилла, по крайней мере так сказали товарищу Стивена. Думаю, они могли покрывать Уильяма, только с какой стати? Товарищ наведался и по домашнему адресу, однако ничего не добился и там. Соседка - видимо, миссис Пранит - сказала, что не помнит, когда видела Уилла последний раз, но с тех пор прошло много времени.
Потом пришел этот пакет. Я ничего не понимала, но позвонила в контору, указанную в письме того адвоката по поводу аукциона, дабы убедиться, что оно подлинное. Подписи разобрать не смогла, но в конце концов с кем-то поговорила. Тот человек лишь повторил то, что было в письме - по крайней мере, думаю, что говорил он это. Трудно улаживать такие дела по телефону, когда не знаешь языка. При личной встрече можно объясниться с помощью жестов так, чтобы тебя в конце концов поняли. Я решила, что он не хочет мне помочь, но, может, тут было просто непонимание. По крайней мере я выяснила, что письмо отправили после того, как плата за помещение не поступала в течение трех месяцев, а оно, как видите по дате, почти месячной давности.
- Когда вы получили письмо, оно было запечатано?
- Да, - ответила Натали. - Видимо, тогда я и поняла, что с Уиллом могло что-то случиться, что это не просто какая-то отвратительная шутка.
- Вы наводили какие-то официальные справки? Через полицию? Через канадское посольство?
- Я позвонила в консульство США здесь, в Торонто. Уилл американец и, хотя прожил здесь много лет, канадского гражданства не принял. Один из служащих консульства сказал, что они отправят что-то в Бангкок, но с тех пор я не получала оттуда вестей.
Мы посидели с минуту, глядя на жалкую кучку вещей Уилла.
- Было ли в пакете еще что-нибудь? - спросила я.
- Было письмо от моего адвоката по поводу развода, отправленное больше трех месяцев назад. Я подумала, что его незачем приносить. Кстати, оно тоже было нераспечатано. Уилл не получил его. Кажется, вы не ответили на мой изначальный вопрос. Вы думаете, что Уилл мертв?
- Не знаю, - уклончиво ответила я. Мне хотелось сказать, что, по-моему, Уилл просто решил исчезнуть снова. В конце концов хоть в пакете были странные вещи, поразило меня то, чего там не было. Будь там паспорт, водительские права, кредитные карточки, можно было б предположить, что его нет в живых, но их отсутствие лишь наводило на мысль, что он удрал. Однако высказать ее представлялось бестактным.
- Уилл застраховал свою жизнь, - сказала Натали. - Получателем страховой премии являюсь я. И он платил взносы по крайней мере до четырех месяцев назад. Суть в том, что дабы я могла ее получить, нужно свидетельство о его смерти. Я знаю, что, когда человек пропадает без вести, свидетельство о смерти в конце концов выдается, но только по прошествии семи лет, а ждать так долго я не могу. Поэтому либо я найду его живым, и мы посмотрим, до чего сможем договориться, либо докажу, что он мертв, и получу страховку. Конечно, это звучит бесчувственно, но в моем положении приходится быть такой.
Вы спросили, было ли в пакете еще что-нибудь. Полагаю, следует сказать вам, что в нем было еще одно письмо. - Натали заколебалась. - Адресованное мне. Я не хочу его никому показывать. Письмо очень личное. Но именно оно заставило меня подумать, что произошло нечто ужасное, хотя прямо об этом не говорится.
Письмо было потрепанным, складка стала почти прозрачной, чернила кое-где расплылись.
"Дорогая Натали, - начиналось оно.
Извини. Я понимаю, этого недостаточно, но ты поймешь, что мне больше нечего сказать. Скажи Кэтлин, что я люблю ее. Я всегда любил обеих моих девочек, хоть, может, это не бросалось в глаза".
Подписано было просто "У".
Я вернула письмо Натали и наблюдала, как старательно она укладывает его обратно в сумку.
- Понимаю, что навязываюсь, - сказала она. - Но не сделаете ли нескольких телефонных звонков, когда будете в Бангкоке?
Глава вторая
Я отчетливо помню, как впервые увидел в Аюттхае королевский дворец. Дорогая матушка часто рассказывала, как я стоял, завороженный зрелищем вздымающихся зданий, золота, изящной резьбы, великолепием всего этого. То было самое красивое и поразительное зрелище в моей молодой жизни, и, признаюсь, я так и не утратил ощущение благоговейного трепета, который испытал в ту минуту. Этот город до сих пор ошеломляет меня.
Теперь, вынужденный заняться самонаблюдением, я вижу, что моя очарованность не позволила мне увидеть низких устремлений, отвратительной интриги, ведущейся в самом сердце дворца. Признаки были налицо даже тогда и, разумеется, впоследствии, но, будучи мальчишкой в столь непохожем на все, что видел раньше, месте, я не смог понять их.
Естественно, занятие антикварным бизнесом приводит тебя в соприкосновение с богатством и богачами. Разъезжая по миру в поисках совершенных произведений искусства для украшения демонстрационного зала компании "Макклинток и Суэйн", я бывала в домах, представляющих собой дворцы, на яхтах величиной со средний дом. Встречалась с людьми, у которых денег больше, чем большинство из нас может хотя бы представить. В общем, если не считать редких мук зависти, я довольна жизнью и радостно возвращаюсь в свой маленький дом с небольшим садиком в пригороде и в свой магазин, который, несмотря на площадь в три тысячи квадратных футов, мог бы уместиться в гостиных некоторых домов, где мне приходилось бывать. Однако я ни разу не видела ничего похожего на дом Чайвонгов. Забыть его или их вряд ли удастся.
В аэропорту меня встретил водитель с машиной и быстро увез от толп, которые находишь в международных аэропортах: путешественников; их друзей; мелких дельцов, предлагающих перевозки, отели, поездки в "специальные" торговые места с самыми низкими ценами. В машине были газета на английском языке, "Бангкок геральд", аккуратно упакованное в пластик влажное полотенце для лица и рук, и бутылка холодной воды.
- Надеюсь, поездка в Аюттхаю вам понравится, - сказал водитель. - Отдыхайте, пожалуйста, если что-нибудь понадобится, скажите.
- Спасибо, у меня все хорошо, - ответила я, усаживаясь на обтянутое кожей сиденье. Мне хотелось бы полюбоваться достопримечательностями, но почти ничего не было видно. Мы ехали по большому шоссе на север от Бангкока, и поскольку было десять часов вечера, все скрывалось в темноте. После тридцати с лишним часов пути я вскоре задремала в прохладном уюте заднего сиденья.
Проснулась я от голоса водителя, негромко говорившего по автомобильному телефону. Увидев меня в зеркальце, он сказал:
- Еще всего пять минут. Я предупредил семью о вашем прибытии.