Месть Медеи - Инна Балтийская 7 стр.


Стоило мне сомкнуть веки, как тут же возникала четкая картинка: покойник с осунувшимся, восковым лицом приподнимается в гробу, садится… Потом вылезает из гроба и тупо идет вперед, утыкаясь лицом в стену… А затем разворачивается, и я вижу, что его остекленевший взгляд направлен прямо на меня. Наверное, я все же на минуту отключилась, поскольку от этого жуткого взгляда истошно закричала и проснулась. В комнату вбежала перепуганная мамочка:

- Полина, что случилось? Тебе плохо?

- Все в порядке, - ответила я, дрожащей рукой вытирая мокрый лоб. - Кошмар приснился, не пугайся.

Покачав головой, мама ушла. Я села на постели, попытавшись собраться с мыслями. Нет, этой ночью мне не уснуть, нечего и пытаться. В этот момент зазвонил мой мобильный. Вздрогнув, я схватила аппаратик, чуть не уронив его на пол:

- Кто это?

- Полина, я тебя разбудила? - голос Маши звучал виновато.

- Нет! - обрадовалась я. - Как-то мне спать пока не хочется.

- Мне тоже… Оскар на дежурстве, а мне… Неуютно как-то.

- Кошмары замучили?

- Не то чтобы кошмары… - Маша немного помолчала. - Поля, мне кажется, что в квартире кто-то есть! Кто-то, кого я не вижу! Я сошла с ума, да?

- У меня такое же чувство. - призналась я. - Будто бы чей-то взгляд спину буравит. И за окном что-то шуршит…

- В твоей квартире еще мать живет. - жалобно протянула Маша. - А я совсем одна. Поля, можно, я к тебе приеду? А то ведь поседею за эту ночь.

- Приезжай! - обрадовалась я. - Будем бояться вместе. Постой, а тебе на улицу не страшно выходить? Полночь, вокруг - ни души…

- Ничего, я такси вызову. - Судя по голосу, Маша сразу повеселела. - Так что хоть одна живая душа в лице таксиста возле моего подъезда точно будет. Все, выезжаю.

Я еще некоторое время подержала пипикающую трубку возле уха, затем задумчиво положила ее на место, встала и начала нервно разгуливать по комнате. Надо же, оказывается, нервы сдали не только у меня. Маша всегда казалась мне воплощением хладнокровия, и вдруг такая истерика… Даже дома боится одна оставаться. Конечно, зрелище ожившего трупа не из приятных, но, тем не менее… Мы с ней и не такое видали. Я невольно посмотрела на наручные часы. Прошло уже двадцать минут, где же Маша? Все еще ждет такси?

Уже плохо отдавая себе отчет в своих действиях, я схватила мобильник и начала звонить подруге. "Абонент временно недоступен" - послышался механический голос в трубке. Охватившая меня паника еще усилилась. Перед глазами встала жуткая картина: веселая Маша спускается по лестнице, вот уже перед ней заветная дверь подъезда, за которой ждет такси… В подъезде темно, Маша на ощупь добирается до двери, протягивает руку. чтобы ее открыть… И в этот момент слышит сзади чье-то тяжелое дыхание. Она резко оборачивается - из темноты на нее с безумной ненавистью смотрят два желтых глаза. Костлявая рука перехватывает ее горло, в зародыше давя готовый вырваться крик.

Картинка представилась настолько ярко, что я сама почувствовала на своей щеке чье-то зловонное дыхание, и чуть не заорала от ужаса. Еще раз набрала номер - нет, абонент все так же недоступен. Что мне делать? Надо одеваться и ехать к Маше! Или сначала позвонить Оскару? Так ничего и не решив, я выбежала в коридор, кинулась было к вешалке, чтобы одеть пальто, и в этот момент в дверь легонько поскреблись. На мгновение я в ужасе застыла, но затем, преодолев страх, заставила себя на цыпочках подойти к двери и заглянуть в глазок. На плохо освещенной площадке стоял знакомый силуэт. Маша все же доехала, живая и здоровая!

Полночи мы пили на кухне чай с давно засохшими баранками. обнаружившимися в моем кухонном шкафчике. Мага чуть не лишилась зуба, зато мучающие нас совсем недавно страхи как-то разом отступили, и теперь мы готовы были посмеяться над недавними кошмарами. Правда, смех получался несколько истерическим.

- Да уж, не думала, что начну вот так труса праздновать. - внезапно сказала Маша. - Поля, а что-то еще на этих жутких похоронах произошло? Ну, кроме кульминации?

- Что ты имеешь в виду?

- Ну, может, там была отравительница? И это ее… ну, биополе так на нас подействовало?

Несколько минут я ошарашено глядела на подругу. Затем неуверенно сказала:

- Ну, этого мы знать не можем… Но почему биополе подействовало именно на нас?

- Так вот я к тому и клоню… Там никого из наших знакомых не было?

Я отрицательно помотала головой. Нельзя сказать, что я пристально в сматривалась в собравшихся, но уж знакомых бы наверняка узнала. Или… не узнала бы?

Глава 6

Наутро я рассказывала Синтии про вчерашнее воскресение из мертвых, правда, умолчав о мучивших меня весь вечер кошмарах. Остальные гадалки собрались вокруг, потрясенно ахая в нужных местах. Правда, мне показалось, что они отнеслись к моему рассказу лишь как к интересной сказке, не имеющей к реальной жизни никакого отношения.

- Ну вот, летаргические засони вам уже наскучили, теперь зомби в ход пошли. - фыркнула Федора.

- Ах ты, Фома Неверующий, - накинулась на нее Марина. - Говорят же тебе, что он из гроба встал и пошел! Это полиция зафиксировала, а не бабка на дворе сказала. А ты, небось, даже в то, что зимой снег идет, все равно не поверишь!

- Я верю в здравый смысл. - отрезала Федора.

- Ага, и поэтому работаешь гадалкой. - съехидничала Синтия.

- А куда мне еще податься в моем возрасте? - грустно ответила Федора, поправляя седую прядь. - Образования у меня нет, едва среднюю школу закончила. Профессии приличной тоже нет, даже на панель выйти в престарелом возрасте неприлично. Уборщицей работать здоровье не позволяет - радикулит замучил, проклятый. Здесь же хоть заработать дают. А мне дочку на ноги поднимать.

- А сколько лет твоей дочке? - поинтересовалась Зара.

- Шестнадцать недавно стукнуло. - чуть повеселела Федора. - Такая свистулька, еще школьница, а с дискотек ночных не вылазит. Одни танцульки на уме.

- Ничего, скоро подрастет и за ум возьмется. - успокоила ее Синтия. - Моя вот тоже вертихвосткой была, а как школу окончила, такой серьезной сразу стала! Поступила на платное отделение в универе, а чтобы за учебу заплатить, устроилась в приличный ресторан официанткой.

- Мои двое пока все лоботрясничают. - вздохнула цыганка Зара. - Ничего, у нас клан большой, образумят непослушных деток.

- А вот у меня сынок серьезный, целыми днями у компьютера сидит, ни тебе вина, ни дворовых компашек, ни девочек. - похвасталась Марина.

- Так и просидит у компьютера до старости? - ехидно поинтересовалась администраторша.

Марина набрала в грудь побольше воздуха для ответа, но, видимо, хотя бы относительно пристойные слова ей в голову просто не приходили. Я молча обводила глазами своих работниц. Надо же, сколько лет вместе работаем, а что я про них знаю? Знаю настоящие имена, фамилии, прежние места работы… Знаю, кто из них разведен, кто не был замужем, сколько у кого детей… Вот, пожалуй, и все. Почему я никогда не интересовалась, что у них на душе, о чем они мечтали в юности, что делают долгими осенними вечерами?

- А меня только что муж бросил. - неожиданно для себя выпалила я. Женщины замерли и уставились на меня одновременно округлившимися глазами.

- Твой Саша? - первой опомнилась Синтия. - Да брось ты, быть того не может! Он с тебя всегда пылинки сдувал!

Я лишь криво улыбнулась в ответ.

- Постой, у тебя же ребенок грудной! - потрясенно сказала Федора.

- Не такой уж грудной, Маруське уже полтора годика стукнуло. - грустно ответила я и разревелась. Женщины всполошились, захлопотали вокруг, Марина мигом воткнула в розетку электрический чайник, администраторша притащила откуда-то из закромов родины пачку овсяного печенья, и меня начали активно отпаивать и откармливать. Зара тем временем сбегала в свой кабинет и притащила оттуда здоровенную бутыль валерианки.

- На, выпей пару глотков! - совала она мне под нос остро пахнущую жидкость.

- Не надо, я же не кот… - отбивалась я, пытаясь улыбнуться сквозь слезы. - Девочки, да не волнуйтесь вы так, со мной все в порядке. Жизнь не кончается!

- Может, еще вернется? - робко спросила Марина. - А из-за чего он ушел?

- Другую встретил… - слезы из моих глаз полились с новой силой. - Молоденькую, ей всего 19. И она уже беременна от него.

- И ты так все оставишь? - возмутилась Синтия. - Ну ты, блин, даешь!

- А что мне делать? Подкараулить девчонку и глаза ей выцарапать?

- А что? И подкараулить! - распалилась Синтия. - Боишься, что не справишься с ней? Так мы все поможем! Скрутим ее и выдерем маленькой дрянюхе все волосы, пусть твоего дурного муженька на парик раскручивает!

- И дружно сядем в тюрьму за разбойное нападение, совершенное в группе. - невольно развеселилась я.

- Да быть того не может. - удивилась Марина. - За то, что выдерем ей пару прядок, нас посадят? Не заливай! Меня саму пару лет назад кавалер оставил, другую бабу нашел. Так я купила здоровенную железную кочергу, в любом хозяйственном магазине такие продаются, проследила за бывшим любовничком, дождалась, пока со своей кралей встретится, проводила голубочков до подъезда, а там преградила им дорогу. Только помахала кочергой в воздухе, так мой-то бывший как заверещит, как наутек бросится! Про бабу свою мигом забыл. Ох и отходила я ее кочергой! Думаю, ближайшие пару суток она ни сидеть, ни лежать не могла. - гордо закончила гадалка. - И видишь, ничего, никто меня не посадил.

Правда, приходил ко мне участковый, - отдышавшись, продолжила она свой рассказ. - Эта баба в моем районе проживала. Участковый меня долго расспрашивал, что да как, грозился уголовное дело открыть. А я ему сообщила, что это была самооборона. Дескать, когда я ей по телефону звонила, она мне ножиком угрожала, вот я пришла на встречу с кочергой. А когда мой бывший наутек кинулся, она зачем-то в сумочку полезла, вот я и решила, что там как раз ножик и есть. Пусть докажет, что я вру!

- Все это замечательно. - похвалила я. - А твой бывший после драки к тебе вернулся?

- Нет. - слегка нахмурилась Марина. - Но зато моя гордость не пострадала. Я не дала себя использовать и выкинуть, как ненужную вещь.

- Нет, спасибо вам всем. - немного подумав, грустно сказала я. - Не хочется мне пока никого избивать. Ни самой. Ни в вашей помощью.

- Ох, Полина, мягкий у тебя характер, от таких, как ты, всегда мужики уходят. - подытожила Федора.

- Они уходят, как только настоящая стерва на горизонте покажется. - продолжала подливать масло в огонь Синтия.

- Поля, а давай я ему отворот сделаю? - недобро сверкнув черными очами, предложила молчавшая доселе Зара.

- Делай. - невольно усмехнулась я, хотя слезы еще понемногу сочились из глаз. - Хуже уж точно не будет.

В этот момент мой мобильный залился веселой трелью.

- Ты что сейчас делаешь? - раздался в трубке излишне бодрый и громкий голос Маши.

- Реву. - честно ответила я.

- Бросай это бесполезное занятие! - скомандовала подруга. - Сейчас я тебя развлеку. Оказывается, случай с нашим зомби вовсе не единственный в нашем городе. Мы тут отыскали человека, который помнит еще один такой случай.

- Что, тоже недавний? - заинтересовалась я, чувствуя, как высыхают на глазах слезы.

- Да нет, совсем древний, кажется, двадцатилетней давности. И человек этот тоже древний, ему не то за восемьдесят, не то за девяносто годков перевалило. Но память его вроде в порядке, так что мы с Оскаром сейчас к нему едем. Забрать тебя по дороге?

- Давай, приезжай в салон, я уже собираюсь! - воскликнула я, вскакивая с места. Гадалки удивленно глядели на меня.

- Девочки, милые, вы тут поработайте, а я через часик вернусь и много интересного вам расскажу! - возбужденно выкрикивала я, пробегая мимо ошеломленной Синтии в туалет. Быстро умыла заплаканное лицо, с сомнением поглядела на заплывшие от слез и превратившиеся в щелки глаза, забежала в свой кабинет за косметичкой, кое-как подкрасилась, накинула плащ и побежала к выходу, кинув на прощание администраторше:

- Если до через час не вернусь, значит, опять ты за главную!

Машина Оскара уже стояла возле входа. Я запрыгнула на заднее сидение, и мы поехали. По дороге Маша просвещала меня:

- Нашему дедуле 82 года, Лев Соломонович Эйнгард - профессор-химик, до развала Союза руководил сверхсекретной научной медицинской лабораторией. Так вот, у него в лаборатории как раз велись разработки по тетрадоксину…

Подробный рассказ я выслушала лишь через полчаса, когда мы прикатили на окраину города, где в старом блочном доме проживал старый профессор. Однокомнатная квартира и без того была крошечной, но казалась еще меньше от того, что была заставлена сверху донизу книжными полками. Лев Соломонович оказался ветхим сгорбленным старичком, и только глаза его по-молодому блестели, когда он вспоминал события давно минувших дней.

Эта история началась еще в пору большого Союза. Советская медицина старалась не отставать от западной. В 1964 году выдающийся американский ученый, лауреат Нобелевской премии по химии Р. Б. Вудворд, изучая механизм химических реакций, расшифровал структуру тетрадоксина.

Это яд нервно-паралитического действия. Он в 1200 раз опаснее цианистого калия, в несколько тысяч раз превосходит яд кураре. Смертельная доза для человека - 1 миллиграмм. Яда, который содержится в любимом блюде японцев, рыбе-фугу, хватит для того, чтобы прекратить бренное существование 40-ка человек или 30-ти народных депутатов. Яд действует, в частности, на неопаллеум - то есть на кору головного мозга. Попав в человеческое тело, яд блокирует нервную передачу, в результате почти останавливается дыхание, сердцебиение почти не ощутимо. Со стороны человек кажется мертвым, и только при самых тщательных исследованиях можно понять, что жизнь в нем еще теплиться. Но в малых дозах это сильнейшее вещество действует и как лекарство. Предполагалось, что тетрадоксин в микроскопических дозах можно использовать для обезболивания, в частности, для ран, полученных во время боевых действий.

Разумеется, советская медицина не могла пройти мимо такого замечательного обезболивающего средства. Это ведь как здорово - раненый солдат не чувствует боли и не уходит с поля боя, пока этот самый бой не закончен. Даже с оторванной левой рукой он продолжает воевать, правой рукой заряжая винтовку, и носом нажимая на курок. И в конце 80-х годов перед лабораторий профессора Эйнгарта была поставлена задача - в самый короткий срок создать из тетрадоксина принципиально новый аналгетик. Сильнейшый яд был выдан медикам и записан в журнал строгой отчетности, белые подопытные мыши готовы к самым жестоким опытам…

Но дело не пошло. Дозы яда все уменьшали, но мышки реагировали одинаково: они переставали двигаться, дышать, и через короткое впадали в кому, из которой уже не выходили. Одну мышь из научного любопытства решили не хоронить. Через две недели некоторые двигательные рефлексы к ней вернулись, она могла ползать по клетке, но выходить наружу не решалась. Самое печальное, что мышка разучилась самостоятельно кушать, теперь ее приходилось отпаивать через пипетку молоком. А еще через неделю, несмотря на все усилия медиков, мышь тихо скончалась. Наконец, профессор с огорчением констатировал: тетрадоксином можно запросто травить людей, вгоняя их в кому, но лечить их не получится.

После этого заключения тему тихо прикрыли, а тетрадоксин велели отправить до дальнейших распоряжений на дальний склад. И лишь пара сотрудников профессора не подчинились вынесенному вердикту. Две молодые женщины и один мужчина средних лет решили продолжить опыты на свой страх и риск. Профессор не возражал - дело молодое, он и сам в юности страдал от непомерного научного любопытства. Так что пусть ребята работают - вреда не будет, а там, глядишь, и изобретут что-то новое. Через некоторое время он забыл и думать о новом провале эксперимента, тем более, перед лабораторией ставили все новые и новые задачи.

Занятый исключительно наукой, профессор не замечал, что творится под самым его носом в лаборатории, тем более не следил за личной жизнью ее сотрудников. Развал Союза тоже не произвел на него сильного впечатления - власть меняется, наука остается. И его как молотом оглушило известие о том, что на лабораторию больше не выделяется средств, а здание продается с молотка. После этого сообщения пожилой профессор с микроинсультом попал в больницу. Его часто навещали сотрудники, но их рассказы только ухудшали здоровье Льва Соломоновича.

Оказалось, развал Союза погубил не только научную лабораторию, но и личную жизнь многих ее сотрудников. Пары со стажем расходились, дети лаборантов разъехались по миру, оставив тосковать престарелых родителей. Одна из научных сотрудников, занимавшаяся тетрадоксином, умерла от непонятной болезни, от другой, самой талантливой ученицы профессора, восточной красавицы Тамилы Ивановой ушел муж, оставив ее с грудным ребенком на руках. Профессор чуть не плакал, слушая эти рассказы. А судьба талантливой Тамилы, недавно защитившей кандидатскую диссертацию, и теперь оставшейся не только без работы, но и без мужской поддержки, и голодающей вместе с ребенком, потрясла его до глубины души. Едва выписавшись из больницы, он предложил Тамиле переехать вместе с ребенком к нему на квартиру. Как он объяснил, вместе им будет легче отражать удары судьбы.

Тамила переехала жить к профессору Эйнгарту, но и его небольшие сбережения стремительно таяли, а крошечной пенсии едва хватало на оплату квартиры. Вскоре молодой женщине пришлось выходить на работу. Профессор не знал, куда она устроилась, но уходила она рано утром, а возвращалась, когда на улице темнело. Лев Соломонович же взял на себя роль няни, нянча ее ребенка. Однажды Тамила пришла домой такой сияющей, словно выиграла в лотерею миллион долларов:

- Вы слышали? Мой-то муженек бывший приказал долго жить!

Старый профессор не мог разделить ее радость, он привык по-другому относиться к человеческой жизни, но и осудить брошенную женщину у него не хватило духа. Чтобы сделать ей приятное, он даже согласился пойти вместе с ней на похороны бывшего мужа.

Хоронили его на крупном кладбище, народу собралось много, рядом с гробом плакала молодая полная блондинка. Тамила молча стояла чуть поодаль от толпы, ее темные восточные глаза лихорадочно блестели. Профессор, достававший ей лишь до подбородка, галантно поддерживал ее под локоток. Дело было ранней весной, снег еще не растаял, и профессор сильно промерз, стоя на продувном ветру с непокрытой головой. Поэтому он хотел было уйти с похорон чуть пораньше, не дожидаясь, пока крышку гроба заколотят гвоздями. Он заикнулся было об этом своей спутнице, но она крепко вцепилась ему в руку и так умоляюще поглядела своими огромными, вмиг увлажнившимися глазищами, что он дрогнул, и продолжал тихо мерзнуть, надеясь, что следующие похороны, на который он попадет, не станут его собственными.

Назад Дальше