Конечно, я не прогнала ее. Она снова сидела передо мной, Но это была уже другая женщина, Она ощетинилась и отвечала так, будто вбивала гвозди.
- Итак, вы признаете себя виновной?
- Да.
- Вы совершили одно преступление?
- Да.
- Скрываете!
- Нет.
- У нас есть данные…
- Ну и черт с ними!
- Вы знакомы с Зульфией Турсуновой?
- Познакомьте - буду знакома.
Я позвонила. В кабинет вошла молодая женщина. Увидев Красникову, она остановилась у двери, Мошенница взяла папиросу.
- Каким ветром тебя занесло сюда?
Женщина схватилась за грудь:
- Она!.. Роза Павловна. - Красникова отвернулась. - Вы обещали мне купить рояль!.. Товарищ следователь, что же это такое? Я отдала ей восемь тысяч!..
- Тряпка! - усмехнулась Красникова. - Я такая же Роза Павловна, как ты Сара Шульмовна!
- Товарищ следователь, оградите меня от оскорблений! - возмутилась женщина. - Я - жена профессора…
- Гмм, - перебила мошенница. - Жена профессора… Крыса!.. Поняла? - Она посмотрела на меня. - У вас еще есть такие?
- Есть, - машинально ответила я.
- Я ничего не скрою, если вы выполните одну мою просьбу!
- Говорите.
- Вышвырните эту… Я не могу видеть глупых рож!
- Гражданка Красникова! - попросила я.
- Что - гражданка Красникова, - скривилась мошенница. - Вы думаете, что они умеют возмущаться, или любить? У них все - фальшивое! И наряды, и деньги, и мужья! Они умерли бы со скуки, если бы я не пощекотала их… Ах, да что говорить! - Она взяла спички и зажгла потухшую папиросу. - Спутники, даже не искусственные, а черт знает какие!.. Они не знают забот - обзавелись мужьями-зарплатоносителями и транжирят деньги…
Подполковник Корнилов остался доволен моим докладом.
- В этом месяце, - сказал он, - было совершено десять преступлений, мы ни одно не оставили нераскрытым. В этом большая заслуга всего коллектива, в том числе и твоя, Наташа.
Я ответила, что ни в чем не вижу своей заслуги, что благополучное окончание "Дела Иркутовой" - результат усилий старшего лейтенанта Зайко и капитана Зафара.
Подполковник внимательно посмотрел на меня, чему-то улыбнулся, затем стал молча постукивать карандашом по столу.
Был поздний вечер. В углу кабинета стоял старый приемник, из которого лилась тихая мелодичная музыка. Я сидела у пристолика, одновременно слушая музыку и разговор, доносившийся из дежурной комнаты. Сначала мне это удавалось без особого труда, но потом все перепуталось в моей голове и я, так же как и подполковник, задумалась.
Не могу припомнить всего, что тревожило меня в то время. Я чувствовала страшную усталость, и мысли, едва родившись, разбивались, как волны, натолкнувшиеся на камни. Прошлое переставало волновать меня. Я даже не упрекнула себя за бестактность, проявленную при допросе Красниковой. Что-то властное и новое родилось во мне…
Мы разговорились с подполковником так же неожиданно, как и умолкли.
- Сегодня, - сказал Игорь Владимирович, кладя карандаш в подстаканник, - я беседовал с Зайко и Зафаром. Они посоветовали мне назначить тебя старшим следователем. Что ты на это скажешь?
Я подумала, что он шутит.
- Когда прикажете принимать дела? - лихо откозыряла я.
- Завтра!
- Не могу, товарищ подполковник, - продолжала шутить я, - Завтра у меня свидание с молодым человеком.
- Это еще что за штучки! - загремел Корнилов, вставая. - Товарищ лейтенант, научитесь сдерживать себя, когда разговариваете со старшим офицером!.. Вы мне больше не нужны!
- Игорь Владимирович… - Я с трудом подбирала слова. - Извините… Я думала, что вы… Это предложение… Все так неожиданно… Я не могу поверить, что вы сказали… Что подумает… Седых?
- Отступаешь?!
- Нет! - Мне стало ясно: Корнилов не шутил. - Вы думаете, что я испугалась Седых?.. Товарищ подполковник, ну что вы!.. Я бы всю жизнь презирала себя, если бы простила ему! С сегодняшнего дня я буду только наступать! С меня достаточно "ахов" да "охов"… Увидите, он поймет, что был не прав.
- Ну-ну, что же ты замолчала? Продолжай!
Я стукнула каблуками туфель:
- Разрешите идти принимать дела?
Игорь Владимирович встал и подошел ко мне. Он был высокий, и я невольно приподняла голову, взглянув в его умные подобревшие глаза.
- Спасибо, Наташа, - крепко пожал он мне руку. - Я рад, что ты во всем разобралась сама. Ты доказала, что сможешь работать. Постарайся всегда, что бы ты ни делала, быть принципиальной и честной. Это необходимо любому человеку, тебе же необходимо вдвойне: ты - работник милиции!
- Я приложу все силы, чтобы оправдать ваше доверие, Игорь Владимирович, - ответила я, не отводя от него взгляда.
- Не моего, - поправил подполковник. - Ты служишь не мне, Наташа, а своему народу, поэтому дорожи его доверием. - Корнилов улыбнулся тепло, как в первый день нашего знакомства, и снова подал мне руку - Ну иди, принимай дела, товарищ старший следователь!
В коридоре меня окликнул лейтенант Седых. Я остановилась, поджидая его. Он подошел медленно, кивнул мне головой и виновато затоптался на месте.
- Здравствуйте, - сказала я.
- Добрый день, Наташа, - тихо, охрипшим голосом произнес он. - Извините, я с утра хочу поговорить с вами, да все никак не могу застать вас одну.
- Я вас слушаю.
- Может быть, выйдем на улицу?
- Если хотите…
Я шла за ним, чувствуя в сердце не то грусть, не то жалость к нему. Мне не хотелось сейчас говорить о том, что уже прошло. Я ни в чем не была виновна - просто выполнила свой долг и все. По-моему, каждый человек поступил бы так же, как и я.
Сделала же я вот что.
Как только Седых сказал подполковнику, что не был со мной в трамвае, и выставил свои "алиби", я, не медля ни одной минуту, повела "следствие" и вскоре смогла доказать виновность лейтенанта. Оказалось, что он подделал командировочное удостоверение. Вместо 12 сентября - день отъезда из города, в котором находился в командировке, - поставил 13 сентября. Поезд идет до Ташкента одни сутки. Значит, 13 сентября, вечером, когда преступники пытались ограбить девушку, Седых уже был дома, то есть в Ташкенте. По документам же значилось, что он в это время находился в дороге. Чтобы не вызвать подозрения, он затем, после беседы с Игорем Владимировичем, сходил на вокзал и достал использованный проездной билет, который "подтверждал" его "алиби".
"Интересно, что он теперь скажет мне?" - подумала я.
Мы вышли во двор отдела и присели на скамейку, которая стояла под двумя старыми яблонями. Время близилось к обеду. Солнце, застыв высоко над зданием отдела, казалось, выбелило крышу и дверь. Дул легкий осенний ветер.
- Я очень виноват перед вами, Наташа, - не сразу заговорил Седых. Он оторвал ветку от яблони и неторопливо срывал с нее листья. - Понимаете, так получилось… Нам вместе работать… Давайте, если можете, позабудем все… Честное слово…
- Что вы хотите? - прикинулась я непонимающей.
У него на лбу выступили крупные капли пота.
- Я… о том… нечестном поступке в… трамвае.
Мне бы надо, очевидно, прочесть ему "мораль"? Он был виноват не только передо мной - он оскорбил своим поступком всех работников милиции. Разумеется, это так не пройдет. Подполковник уже вызывал его к себе и беседовал с ним. На днях его поступок будет разбираться на суде офицерской чести.
- Я не сержусь на вас, Марк Григорьевич, - отказалась я от "морали", в глубине души презирая себя за это. - Я рада, что вы поняли все… и надеюсь, что больше мне не придется краснеть за вас.
- Наташа!.. На-аташа!!. Наталья Федоровна, спасибо! Большое спасибо!.. Я никогда не забуду вашей доброты!..
Седых бросил ветку, на которой уже не осталось ни одного листика, и схватил мои руки. Я быстро встала и, проговорив что-то унизительное для себя, почти побежала через двор к открытым дверям отдела.
У меня неожиданно страшно разболелась голова.
15 С Е Н Т Я Б Р Я
Ко мне в кабинет зашел оперуполномоченный ОУР города Курбанов. Он сказал, что меня к четырем часам ожидает у себя подполковник Розыков.
- Что-нибудь случилось? - насторожилась я.
- По-видимому, да, - улыбнулся Курбанов.
Подполковник Розыков встретил меня в вестибюле управления. Его внезапно вызвал к себе комиссар милиции, поэтому он не стал возвращаться со мной в кабинет; поздоровавшись прямо у лестницы, заговорил о деле.
…Сегодня ночью у Зеленого рынка работники уголовного розыска задержали группу преступников, пытавшихся ограбить в трамвае двух девушек. Предварительное следствие показало, что ни Лещинский, ни Алехин никакого отношения к этой группе не имели. Алехин в эту ночь был на дежурстве, а Лещинский еще находился в заключении. О Вострикове мнения оперативных работников расходились - одни утверждали, что он начал честную жизнь, другие, в том числе и оперуполномоченный Курбанов, уверяли, что был "правой рукой главаря шайки".
- У меня к тебе небольшая просьба, Наташа, - сказал в заключение подполковник. - Сходи с Курбановым в ДПЗ и посмотри грабителей: возможно среди них окажутся те, кто пытался ограбить девушку.
- Хорошо, товарищ подполковник, - ответила я.
Было задержано четыре человека. Они меня узнали, едва я зашла в камеру. Парень, который угрожал мне ножом, сказал что-то крупному низколобому мужчине. Взбычив косматую голову, преступник бесцеремонно оглядел меня с головы до ног.
- Мда-а, у осла - губа не дура, - усмехнулся низколобый.
- Брысь под лавку, сволочь!!
Я и Курбанов сделали вид, что ничего не слышали. Перекинувшись несколькими словами с арестованными, мы вышли из камеры.
Вечер.
Начинается дождь. Осторожно простукав крышу и стекла окон, он запрыгал по улице, взрывая на дороге пыль. Перемена погоды радует меня. В дождь всегда чувствуешь себя бодрее, приходят в голову удивительные мысли…
Я стою перед зеркалом в ночном халате и любуюсь собой. У меня продолговатое смуглое лицо, большие голубые глаза и прямой немного вздернутый нос. Я улыбаюсь краями губ и прищуриваю один глаз, считая, что это мне ужасно идет.
- Наталья Федоровна Бельская? - слышу я голос совести.
- Да, - отвечает мое отражение.
- Что вы чувствуете, когда думаете о Борисе?
- Не знаю
- Вы его любите?
- Я его ненавижу!
- Что вы сделаете, если он снова встретится на вашем пути?
- Задержу!
- Это опасно.
- Ну и что же?..
Значит, решено окончательно? Борис - мой враг! Встретившись с ним, я не струшу, как струсила три дня назад?
Все-таки, как чертовски хорошо, когда ты… живешь, когда знаешь, что у тебя есть друзья и товарищи, что ты, так же, как и они, любишь и мечтаешь, что мир, который окружает тебя, в котором ты учишься творить и побеждать, принадлежит тебе!..
…Дождь усиливается. Он заглушает гул города. За окном висит серый занавес, разорванный мутными пятнами уличных фонарей. Я стою у книжного шкафа, поглощенная стройными. мыслями, пришедшими ко мне впервые за эти бессонные ночи. Я думаю о новых днях, которые мне предстоит провести среди рискующих жизнью ради жизни наших людей; думаю о том времени, когда сумею, так же как и Зайко и Розыков, бороться с теми, кто однажды отняв у меня любовь, сделал Бориса моим врагом.
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
Передо мной лежит пожелтевшая от времени записная книжка. Я перелистываю ее страницы, исписанные мелким скупым почерком. Потом, закурив, долго сижу на балконе, глядя на площадь, по которой, словно муравьи, снуют люди. Мне хочется встать и пойти к ним. В сутолоке и шуме быстрее забывается горе.
Раннее утро. Солнце, поднявшись над зданием педагогического института, залило зелень, окружившую памятник Фрунзе, желтым слепящим светом. Троллейбусы и автобусы, переполненные горожанами, неторопливо плывут по улице. В воздухе висит тихий деловой гул, похожий на шум большого улья. Легкий ветер играет молодой листвой деревьев, разбросанных внизу около дома. Асфальт, только что политый водой, блестя, уходит в обе стороны широкой зеркальной лентой.
Не могу сказать, сколько времени я просидел в это утро один на балконе, не в силах отогнать от себя воспоминания, Я думал о Наташе Бельской. Снова она приходила ко мне - по-прежнему красивая и удивительная… На ее губах дрожала ласковая улыбка, в глазах горел упрек: мне казалось, что она осуждала мое чувство.
С тех пор, как мы последний раз беседовали с нею, прошло три с половиною года. Дело о четверти миллиона, в котором она особенно проявила себя, было давно закончено - преступники сели на скамью подсудимых. Возвращаясь к нему сегодня, я как бы переживаю прошлое, встречаю Наташу и вместе с ней испытываю огорчения и радости. Мне чудится, что мы идем в будущее одной тропой… Наташа не рассердилась бы на меня за такое желание. Ведь это только мысль… Она не оскорбит память о человеке…
Эту историю я начну с сообщения Наташи о пропаже вещей из квартиры сестер Рахмановых…
Кумрихон и Наргуль по характеру и внешнему виду были различны так же, как небо с землей. Сосед Рахмановых, достопочтенный Хасилот-бобо, говорил, что в сестрах живут два дьявола: один - злой, как бешеная собака, другой глупый, как осел. При этом Хасилот-бобо, если сестры были у него, косил глаза в сторону Кумрихон - это в ней, по его мнению, был злой демон.
Мнения Хасилота-бобо, между прочим, придерживался и брат сестер - Уйгун, которого за сварливый и вспыльчивый нрав в переулке звали "Барсом". "Эти бездельницы, - обычно говорил он своим друзьям, - когда-нибудь сведут меня с ума или посадят в тюрьму".
Он, кажется не ошибся…
Поздно вечером у дома Рахмановых остановилась легковая автомашина. Из нее вышли Уйгун и Шермат - друг Уйгуна, пьяница и задира. Сказав шоферу, чтобы он поджидал, они вынули из багажника два тяжелых чемодана и зашли в дом.
Кумрихон и Наргуль еще не спали - сестры только что вернулись из театра и теперь пили чай.
- Полуночницы, - пьяно прохрипел Уйгун.
- Если ишак кричит, не обращай на него внимания, - зло отозвалась Кумрихон.
- Сестра, что ты! - сказала Наргуль. При посторонних она была тиха и застенчива.
- Отвяжись, - встала Кумрихон. - Нализался?!. Что это? - Она указала на чемоданы. - Опять со склада?.. Ох, Уйгун, гляди: попадешь волку в зубы - завоешь!..
- Молчи! - огрызнулся Уйгун. - Совет бабы страшнее укуса ядовитой змеи.
- Уши мои ликуют, когда слышат твои слова, - склонился Шермат перед Уйгуном. - Бери деньги и пойдем.
Уйгун поставил чемоданы под кровать, достал из ящика пачку пятидесятирублевых купюр и, небрежно положив в карман, кивнул головой Шермату.
- Идем!
Оставшись одни, сестры долгое время сидели молча: одна - за столом, другая - в углу комнаты, на кушетке, покрытой толстым ковром. Мысли сестер текли подобно двум ручьям: бурному и спокойному. Они думали о брате, понять которого было так же трудно, как отгадать, что хранилось в сундуках дедушки Хасилота-бобо.
- Наргуль, - наконец, позвала Кумрихон.
- Ну, - отозвалась Наргуль.
- Давай посмотрим чемоданы.
- Не надо! - вскочила Наргуль, - Уйгун убьет!..
- Он не узнает.
Кумрихон открыла первый чемодан и отскочила в сторону: в нем аккуратно были сложены золотые и серебряные вещи.
Утром следующего дня в дежурную комнату управления милиции города несмело вошла невысокая девушка. Поздоровавшись с офицерами, она вдруг упала на стул и громко разрыдалась.
- Что с вами? - подавая стакан с водой, спросил дежурный.
Девушка очевидно не поняла его, взяв стакан, она пристально, не шелохнувшись, несколько секунд глядела в окно.
- Вас кто-нибудь обидел? - нарушил молчание помощник ответственного дежурного.
- Нас обокрали, - проговорила, наконец, девушка.
- Что у вас украли?
- Не знаю… Ничего не знаю, - она встала: ее глаза высохли, над переносицей легла тугая коричневая складка. - Пропали чемоданы брата…
- Ну, стоит ли из-за этого расстраиваться, - радуясь перемене девушки, участливо сказал офицер.
- Да что вы! - крикнула она. - В чемоданах были золотые часы и браслеты… Он работает в кишлаке… в магазине… Вчера приехал в Ташкент… Все получил на складе…
Это была Наргуль.
На место происшествия выехали работники уголовного розыска города: старший оперуполномоченный Исмаилов, оперуполномоченный Курбанов, проводник служебно-розыскной собаки Терещенко, эксперт НТО Чеботарев; к ним через четверть часа присоединились сотрудники отдела милиции старший оперуполномоченный Зафар и участковый уполномоченный Каримов.
Соседи Рахмановых, главным образом ребятишки, кольцом окружили дом и говорили о краже. Хасилот-бобо стоял в глубине двора с племянницами и, покачивая бородой, беспрерывно цокал языком. Уйгуна дома не было - ходили слухи, что он находился в вытрезвителе вместе с Шерматом.
Подобрав понятых, майор Исмаилов приказал приступить к осмотру квартиры.
Первыми к пролому, сделанному в стене дома, подошли проводник служебно-розыскной собаки Терещенко и эксперт Чеботарев.
Черная, поджарая овчарка Альма, которой Терещенко дал окурок папиросы, найденный у пролома, неторопливо обнюхав землю, виновато завиляла хвостом, Потом, когда прошли в комнату, она вдруг натянула поводок и ощетинилась, увидев в дверях сестер: Кумрихон и Наргуль.
- Твоя собака может найти только кусок баранины, - сказал Исмаилов.
Приступили к изучению пролома. Почти у всех создалось впечатление, что он сделан из комнаты, словно преступники вошли в дом и оттуда стали разбирать стену. Глина и кирпич были разбросаны по комнате, на улице обнаружили только несколько осколков.
- Налицо факт симуляции, - констатировал майор.
Тщательный осмотр квартиры и двора ничего нового не дал. Из вещей сестер пропали костюм Кумрихон и три пары капроновых чулок Наргуль.
Соседей допрашивали капитан Зафар и участковый уполномоченный Каримов. Все считали, что Рахмановы жили дружно. Частые стычки между сестрами и братом они объясняли горячностью молодых людей, особенно Кумрихон и Уйгуна. Хасилот-бобо сказал, что во всей махалле не найти таких родственников - "аллах влил в них свою кровь. Они добры и послушны".
С мнением соседей, в том числе, и Хасилота-бобо не согласился дальний родственник Рахмановых - Абдулла Талипов. Вертя большелобой гривастой головой, он не спеша говорил капитану Зафару, сидевшему у стола с младшим лейтенантом Каримовым:
- Я знаю этих людей давно. Они способны ка все. Уйгун был в тюрьме. Кумрихон - жена преступника. Ее муж сидит. Наргуль такая же… Яблоко падает недалеко от дерева… У этой укрощенной хищницы - сердце змеи.