– Сделай мне одно одолжение, – сказала Ирен бархатным голосом. – Назначь этой даме встречу тет-а-тет, чтобы проверить мою теорию, причем как можно скорее. Может быть, сегодня? Отнесись к ней как к равному противнику: не стоит воспринимать ее просто как женщину, с которой забавляется король. И возьми с собой Нелл в качестве секретаря, она сможет трезво оценить Татьяну.
– Меня? – пропищала я. – Но я должна отправиться на прогулку по Старому городу с тобой, Аллегрой и… – Ирен послала мне взгляд Медузы горгоны, и я проглотила имя, которое чуть не сорвалось у меня с языка. – И с теми жителями Праги, которые видели Голема.
– Вы, леди, пойдете искать Голема, – сказал Годфри, – а мы с Нелл – охотиться на всяких нахалок? Что ж, все честно. На сей раз я внимательно изучу эту женщину. Если я не обратил на нее внимания вчера, то лишь из-за того, что мои мысли слишком заняты другими дамами, гораздо более красивыми. – Он улыбнулся и посмотрел на меня и на Аллегру, а потом остановил взгляд на жене. Комплимент был добродушным и слегка чрезмерным. Ирен молча улыбнулась, но было видно, что она довольна.
После завтрака я сослалась на то, что мне нужна помощь с выбором одежды, и увела Ирен в свою комнату.
– Почему я должна идти с Годфри? – набросилась я на нее.
– Прогулка по Старому городу вызывала у тебя сомнения. И уверяю тебя, встреча с Татьяной будет менее опасной, чем попытки выследить Голема.
– Но я буду беспокоиться за Аллегру и за королеву. И за тебя тоже.
– Беспокойся лучше за Татьяну, – сказала моя подруга с тревогой.
– Ирен, ты действительно… боишься ее?
– Скорее я боюсь чересчур оптимистичного настроя Годфри. – Она подошла к окну и принялась рассматривать яркие крыши Праги. – Он как тот смелый портняжка, который убил семь мух и возомнил себя героем. К его удивлению, король оказался не таким грозным врагом, как он боялся. И поэтому Годфри почувствовал себя слишком уверенно. Он даже высмеивает мои прошлые привязанности. Разве его самонадеянное и дерзкое поведение не говорит о его прошлой глубокой тревоге? – Она повернулась и посмотрела на меня: – Я не заставляю тебя идти вместе с Годфри, Нелл. Я прошу тебя защитить его. Ты уж точно будешь начеку с этой дамочкой. Помни, что, в отличие от меня, она не просто очередная игрушка в руках короля. Твой взгляд не затуманен ревностью, поэтому ты сможешь правильно оценить нашу соперницу и не позволишь тщеславию ослепить Годфри.
– Тщеславие – страшный грех, – заметила я.
– Но вполне понятный, – печально ответила Ирен. – Особенно легко мы оправдываем его в самих себе. Будь внимательна сегодня, Нелл. Я подозреваю, что ты многое сможешь заметить. Годфри адвокат, и хоть сейчас он не способен к тонким наблюдениям, он очень умен. Я надеюсь, что его встреча с таинственной Татьяной окажется весьма плодотворной.
– Но получится ли у вашей компании выйти на след Голема?
– Королева – самая сильная фигура на шахматной доске, а может быть, и в жизни тоже. – Ирен сделала вид, что не слышит меня. – Я думаю, что в этом деле она в конечном счете окажется достойной носить свой титул.
– Клотильда? Я тебя умоляю, Ирен! Ты слишком многого ждешь от нее.
Моя подруга кивнула.
– И Ротшильды тоже, – сказала она мрачно.
Глава двадцать вторая
Интервью с вампиршей
Таинственная Татьяна обитала за пределами замка, в отеле "Белград". Если бы она поселилась в массивном королевском дворце на Градчанском холме, это показалось бы мне менее зловещим.
Нет, я не забыла, как полтора года назад имела серьезный разговор с Ирен на предмет ее пребывания в замке, но тогда король еще не состоял в браке и даже не был обручен.
Меня поразило, с какой готовностью эта женщина ответила на утреннюю записку Годфри. Ответ доставили после обеда, когда Ирен и Аллегра собирались на прогулку в Старый город.
Годфри немедленно вызвал меня, и мы отправились в номер Ирен и Аллегры. Расположиться решили в гостиной, где мы вчетвером могли разместиться свободно, без необходимости сидеть на кроватях.
Ирен тут же завладела посланием, ощупала поверхность конверта и даже поднесла его к носу, прежде чем открыть. Аллегра наблюдала за происходящим, широко раскрыв глаза от изумления.
– Ирен время от времени превращается в ищейку, – сообщила я юной Аллегре.
Ирен молча выслушала мою ремарку, затем поместила еще не открытый конверт перед собой и стала внимательно разглядывать, как хиромант – ладонь.
– Плотный венский пергамент. Аромат… ирисов и увядших роз, – объявила она торжественно. – Два листа, потому что мадам Татьяна пишет жирно и размашисто, не экономя бумагу и чернила. Без печати, поскольку наша соперница не может похвастаться родословной и, кроме того, не привыкла тратить время на лишние ритуалы, особенно если может пострадать ее маникюр. Вместо подписи внутри приложена к письму необычная вещица личного характера.
Ирен вручила конверт мужу, как секундант передает участнику поединка дуэльный пистолет.
– Очень любезно с твоей стороны предоставить мне право первого прочтения, – заметил Годфри.
Он вскрыл конверт ножом для фруктов и бегло осмотрел содержимое.
– Я права? – осведомилась Ирен.
Годфри с улыбкой повернул первую страницу лицом к нам, чтобы все могли ее видеть. Она была исписана черными чернилами от края до края. Листов было, разумеется, два, и из-под них что-то выскользнуло на ковер.
Аллегра быстро наклонилась, чтобы поднять упавший предмет:
– Тюлевая розочка, как будто украшение от корсажа. Какая миленькая!
– Раз тебе нравится, можешь взять ее себе, – заявила Ирен, довольная, что ее предсказание сбылось. – Уверена, Годфри не нужны вещи посторонней дамы. Смотрите-ка, у грозной Татьяны есть и другая сторона характера: она сентиментальна. Забавная смесь.
– Конечно не нужны, – поспешно подтвердил Годфри, – как и само письмо. Это просто приглашение "на поздний чай в пять часов". Что ты обо всем этом думаешь, Ирен? Я, видимо, упускаю какие-то тонкости.
Моя подруга исследовала страницы одну за другой, пристально вглядываясь в особенности почерка: так доктор осматривает пациента.
– Она перечеркивает букву "т" с каким-то… дьявольским напором. Прямо-таки убийственным. – Ирен нахмурилась. – Что до смысла письма, она, очевидно, уже договорилась с кем-то на чаепитие, но сразу после этого готова встретиться. Интересно, чем же она будет вас угощать? Непростая задача для гостеприимной хозяйки, но я уверена, что Татьяна решит ее до пяти часов. Догадывается ли она об истинной роли Нелл? Нет. Подозревает ли она вообще о чем-либо? Возможно. Сам текст вполне достоин любовницы короля, желающей поближе познакомиться с тем, кто может оказаться полезным ее патрону, а может быть, и ей самой. Ступайте же, дети мои, и узнайте о ней побольше. А мы с Аллегрой тем временем прогуляемся по Праге и наверняка будем изнывать от скуки.
– Может быть, вы вернетесь до того, как мы с Нелл уйдем? – предположил Годфри.
– Сомневаюсь, – с некоторой досадой в голосе ответила Ирен.
Я догадалась, что ей придется помочь королеве незаметно покинуть замок и вернуться, – дело нелегкое даже для такой волшебницы, как Ирен.
– Будь осторожен с этой особой, – строго сказала она Годфри, прощаясь, и обернулась, чтобы красноречивым взглядом донести ту же мысль и до меня.
Когда Ирен увела с собой Аллегру, я отправилась в свой номер, чтобы привести в порядок дневники, а Годфри пустился в утомительный поход по банкам на поиски информации о финансах короля. Впрочем, не такой уж утомительный: рекомендации Ротшильдов открывали перед ним все двери, в том числе и двери труднодоступных сокровищниц, и было заметно, что ему это нравится, даже чересчур.
Что скрывать, я провела остаток дня за дневниками в печали. Мне недоставало веселой компании в лице Аллегры, и, кроме того, я считала, что Ирен досталась лучшая доля – отправиться с Аллегрой и Клотильдой в "королевские каникулы" в Старом городе. А вдруг они узнают что-нибудь о Големе? Мне не терпелось понять, что же видели мы с Годфри. Было ли это на самом деле магическое явление, как бы оно там ни называлось? Немногим в нашем мире дозволена встреча со сверхъестественным, и я не настолько лишена воображения, чтобы не попытаться узнать, случилось ли это со мной.
Наконец, мне было неприятно, что именно я должна вместе с Годфри добывать новые сведения о загадочной Татьяне. Я ее невзлюбила с самого начала. Зачем нам связываться с такой вульгарной персоной? Король и так встретился с Годфри, причем говорил с ним весьма любезно. Да и зачем мне сопровождать Годфри в логово этой волчицы? Он сможет сам за себя постоять. Смешно даже делать вид, что я могу хоть как-то его защитить.
Как ни крути, Ирен ведет себя столь же таинственно, как и ее более удачливая соперница за королевскую любовь или, как минимум, внимание.
На встречу я решила надеть свой самый строгий и простой костюм. Пусть эта змея Татьяна увидит, что имеет дело с англичанкой!
Мы с Годфри отправились в путь в четыре тридцать, пешком, потому что отель "Белград" находился неподалеку. Передвигались мы быстрым шагом; Годфри энергично размахивал тростью, а я мечтала поскорее разделаться с неприятной обязанностью и вернуться к Ирен и Аллегре, чтобы выслушать их историю. Разумеется. Годфри не должен был узнать ни о приключениях с королевой, ни о тайном задании Ирен.
– Я надеюсь, – сказал он между прочим, – что твой наряд не выдает твоих ожиданий от предстоящей встречи, а то уж слишком он смахивает на траурный.
– Мужчины постоянно ходят в черном, и никто не приписывает им похоронных настроений, – заметила я.
– Мужчины скучны, – парировал Годфри, – неудивительно, что они носят черное.
– Ты правда так считаешь? Признаюсь, подобные мысли приходили мне в голову.
– Так и есть. В мужчинах это поощряется. Есть, конечно, исключения. Скажем, Квентин Стенхоуп – он-то не носит черное.
– Ну да. – Я покраснела и сбилась с шага. – Думаю, и Шерлок Холмс не зануда, хоть и предпочитает черный цвет.
– Вот уж о ком я никогда не беспокоился, – сердито буркнул Годфри. – Хотя, должен сказать, раз уж ты завела этот разговор: я понял, в чем недостаток короля Богемии, несмотря на его цветистые наряды.
– И в чем же?
– Он безмерно скучен.
– Именно! Годфри, тут ты абсолютно прав. Я всегда считала, что он не чета Ирен.
Он помолчал.
– Значит, в этом мы сходимся – ты, я и Шерлок Холмс. Вилли был и остался недостоин ее.
– Само собой. Это далеко не новость.
– Да-да, – кивнул Годфри, – но я только что понял это сам для себя. Даже Шерлок Холмс оказался догадливее.
– И что же, теперь ты чувствуешь себя спокойнее?
– Да.
– То есть для тебя поездка в Богемию явно имела смысл: хотя бы одно сомнение разъяснилось.
– А тебе, я знаю, не хотелось сюда ехать?
– Нет.
– И наш заказчик тоже тебе не по нраву?
– …Нет.
– И тебе даже не хочется идти со мной в отель "Белград", чтобы разговорить красавицу Татьяну?
– Нет и еще раз нет! И никакая она не красавица. Ничего особенного. Одно лишь позерство и бесстыдство, – отрезала я.
– То есть ты хочешь сказать, что она не ровня Ирен? – хитро прищурился Годфри.
– Абсолютно!
– Но иногда, признайся, тебе все же кажется полезным, чтобы у Ирен появилась достойная соперница?
– Просто временами Ирен становится слишком… самодовольной.
– Но ей это очень идет, не так ли? – Его лукавая усмешка уступила место легкой печали. – Боюсь, я слишком часто пенял ей на короля. И как мне было не беспокоиться, зная его положение и репутацию! Но Вилли оказался совсем не таким, каким я его представлял.
– Когда-то и она представляла его другим… и, должна заметить, он не стал лучше с тех пор, как мы покинули Богемию. Напротив, в те времена он не позволял себе показаться с любовницей, если будущая жена могла об этом узнать. Теперь же Клотильда стала королевой, но Вилли нисколько не стесняется принимать эту противную Татьяну в ее присутствии.
– Клотильда беспомощна, да и дело уже сделано.
– Какое дело?
– Брак заключен. Королю досталось приданое Клотильды, альянс с ее влиятельной семьей и путь к трону империи, на который сможет претендовать его наследник. Все тридцать три удовольствия. Участь королевы не так уж отличается от тяжкой доли простых женщин.
Я промолчала. Все так, Годфри говорил разумно и совершенно верно. Оставалось лишь одно "но": мы с Ирен – как и несчастная, униженная Клотильда – знали, что король совершает необъяснимую ошибку: абсолютно не заботится о том, чтобы у него появился наследник. Почему?
Однако думать об этом было некогда – впереди уже замаячил барочный фасад отеля "Белград".
Служители в ливреях распахнули перед нами сверкающие стеклянные двери. Консьерж, к которому Годфри обратился с вопросом, указал на парадную лестницу, покрытую ковром столь пестрым, что несложно было потерять равновесие и оступиться при подъеме.
Через два пролета головокружительного восхождения – мое пенсне только усиливало эффект – Годфри направил меня в боковой холл. Это был не узкий длинный туннель, как в большинстве гостиниц, а широкая, как река, почти дворцовая зала, с картинами и креслами у стен.
Годфри остановился у резной белой двери с позолоченной цифрой "7" и постучал. Открыла горничная в строгом черном платье, белом кисейном переднике и чепце. Вдалеке за ее спиной промелькнул угрюмого вида человек в грубой, испачканной едой рубахе. Взгляд его голубых глаз пронзил нас, как ледяной кинжал.
Мы вошли в номер, роскошные покои которого можно было бы запросто перенести в Градчаны. Горничная приняла трость, перчатки и шляпу Годфри; правда, трость она оставила в стойке для зонтиков в холле. Естественно, все мои аксессуары остались при мне: они были не столь опасны.
Нас проводили в салон, освещенный хрустальными люстрами и парафиновыми лампами. Парчовая обивка винно-красного цвета покрывала диван и многочисленные пуфики, которые разбрелись по всему помещению, как овечки. То немногое, что не было красным в этой комнате, отливало золотом или изумрудно-зеленым цветом.
Все горизонтальные поверхности в комнате были завалены безделушками, одеждой и вещами. Там и сям поблескивали экзотические редкости; на изразцовой каминной полке покоились эмалированные яйца; на полу, поблескивая, высились стопки книг с золочеными обрезами. Платки и шарфы с причудливыми узорами свисали, как змеиная кожа, со столов и спинок стульев; на сиденьях кресел громоздились горы мехов. Вазы, наподобие вулканов, извергались лилиями всех сортов – тигровыми, алыми, рыжими, белыми – и занимали все свободные уголки. Заметного запаха цветы не давали, но усиливали общее ощущение перегретого котла.
На стенах висели картины маслом, отягощенные массивными золочеными рамами. Большинство полотен изображало балетные сцены. Некоторые принадлежали кисти Дега, чьи аляповатые наброски я видела в Париже.
Над камином, уставленным пряничного вида безделушками, висела самая большая и самая интригующая картина: сочный портрет какой-то невообразимой варварской принцессы. Она была полуодета, да и то немногое на ней, что можно назвать одеждой, состояло из бус и вуалей. Кого она призвана изобразить, я и представить не могла. Саломею? Мессалину? Еще какую-то легендарную искусительницу? Хотя из-под декадентской паутины золотых нитей проглядывали темные волосы, я сразу узнала жесткие и надменные черты так называемой Татьяны.
Та, с кого был написан портрет, вскоре и сама ворвалась в покои из другой комнаты, волнами источая ароматы корицы, роз и деликатных ирисов. Мы в ошеломлении уставились на нее.
Сдерживаемые только бисерной лентой на висках, ее волосы ниспадали на плечи и спину мощной тяжелой волной. Она была одета в свободное парчовое платье огненного цвета, отделанное по краям узкой полосой мягкого черно-бурого меха, колыхавшегося при каждом шаге и обрамлявшего широкие, в средневековом стиле, рукава и дерзкий вырез, который почти полностью обнажал плечи. Огромный топаз цвета персикового бренди покачивался на ее груди, причудливо выделяясь на фоне неестественно бледной кожи.
Подобное одеяние было бы более всего уместно в будуаре, а не в гостиной, и уж точно не в присутствии мужчин. В этом, вероятно, со мной согласились бы не все, в их числе Сара Бернар и даже Ирен, но, как минимум, наряд был не предназначен для глаз посторонней особы противоположного пола.
Годфри обладал достаточным профессиональным опытом, чтобы не выдать свое потрясение при виде столь умопомрачительного зрелища. Я же привычно сохраняла выражение полного безразличия, которое кое-кто (например, Ирен, а теперь и Аллегра) именует моим "неодобрительным взглядом".
В экзотическом окружении Татьяна цвела, как самая буйная из тигровых лилий.
– Как любезно с вашей стороны прийти в такой неудобный час, мистер Нортон, – сказала она с явным акцентом, – слишком поздно для английского чая и слишком рано для декадентского венского ужина. Будем пить русский чай, – добавила она, кивнув в сторону огромного медного самовара, рядом с которым вытянулась горничная, слишком чинная по сравнению с намечавшимся событием.
Я взглянула вверх, ожидая увидеть над собой складки гигантского шатра, но обнаружила только лепной потолок.
– А это ваша секретарша, – протянула Татьяна, разглядывая меня, пока мы маневрировали среди пуфиков по направлению к круглому столу, ломящемуся от яств неизвестного происхождения. – Мне известно, что многие… деловые мужчины путешествуют с секретарями, но я ни разу не встречала в этом качестве женщин. Это не принято среди англичан, разве не так? – Оглядев меня от макушки до пят, она добавила: – Однако кто же посмеет усомниться в добропорядочности мисс… Раксли , я не ошиблась?
Должна сказать, я в состоянии распознать оскорбление, даже если оно скрывается за фразой, со смыслом которой я согласна. Мысленно я готова была аплодировать Татьяне.
– Никто из присутствующих во мне не сомневается, – подтвердила я вслух и вопросительно поглядела на пузатый самовар, чья медная округлость напоминала пресловутые купола-луковицы, которыми славен Санкт-Петербург. Русские, в большинстве своем, стремятся к вульгарному эффекту, лишенному какого бы то ни было изящества. Но сами они, естественно, ни за что в этом не признаются.
Татьяна кивнула горничной, и та подала оловянные кружки, над которыми поднимался пар.
– Русский чай, – насмешливо объявила Татьяна. – Prosit . Она отпила, поглядывая на нас поверх края кружки, как будто мы были миссионерами на празднике каннибалов, а она хлебала кровь. Даже если бы она пролила немного, следы на ее алом одеянии остались бы незаметными.
– Да здравствует королева! – отозвался Годфри.
– Sant́e , – присоединилась я. Моему французскому произношению можно было доверять не более, чем искренности моего тоста.