– Чудовище, – повторила Ирен глухим голосом. – Похоже, так и есть.
Она вздохнула и легко погладила мягкие локоны Клотильды.
– Самое время прекратить оплакивать то, что уже не изменить, – промолвила она. Голос ее служил чудесным успокаивающим средством, которое она использовала, привнося в него равные доли искренности и артистичности. – Мы должны решить, как поступить дальше.
Клотильда, преодолев себя, отреагировала на голос, завораживавший тысячи людей. Глаза ее покраснели еще больше, но одно-единственное слово из сказанной Ирен фразы приободрило ее.
– Мы?
Ирен кивнула:
– В том, что касается платьев, я уверена, вы с Аллегрой нашли прекрасное решение. Вам больше не нужны эти глупые куклы: выбор уже сделан. Теперь осталось только послать заказы.
– Но платья уже унесли… – Клотильда была готова снова удариться в слезы.
– Неужели вы думаете, что месье Ворт не сохранил чертеж каждого наряда, что отослал вам? – снисходительно улыбнулась Ирен. – Он простой смертный, но в своем деле подобен великому Создателю. Ни одна оборка, доставленная в Прагу, Вену или Лондон, не пройдет мимо его взора. А сейчас вы с Аллегрой должны сесть, пока мысли еще свежи, и составить список всего того, что собирались приобрести. Ворт выполнит заказ.
– Но… мадам Нортон… – Королева отвела влажные льняные волосы, закрывавшие ее расстроенное лицо. – Похоже, вы не понимаете. Король вошел ко мне прямо в спальню, чего не делал даже после нашей свадьбы, и прилюдно приказал, чтобы мои – мои! – манекены отдали той женщине! Я не хочу говорить очевидные вещи в присутствии таких деликатных дам, как ваша милая сестра и мисс Хаксли, но ясно одно: Татьяна является предметом личного интереса короля, женщиной, которая в глазах Вильгельма намного лучше меня, которая является его…
– Любовницей, – прямо, без обиняков закончила за нее Ирен. – Но такое поведение вполне в духе королей: для них это естественно, как корона на голове. Вот, например, наш принц Уэльский… Моя дорогая, да у него целый гарем!
– И как же принцесса Уэльская терпит все это?
– С достоинством и, как мне представляется, с определенным отвращением. Такова ее доля: быть верной и доброй супругой королю, испорченному человеку, не знающему удержу в своих прихотях. Но и у любовницы своя роль: баловать испорченного ребенка, что живет внутри каждого монарха, да и внутри каждого богатого мужчины. Подумайте, каково женщине мириться с этим. Она, бедная, вынуждена терпеть не только непостоянство короля, но и вечно ожидать его в своей спальне. Не всегда это тот исход, которого искренне желают, что бы там ни говорилось в сказках о королях и принцах.
Клотильда медленно кивнула:
– Вы советуете мне примириться со своей участью. Признаюсь, мне не требуется присутствие короля… постоянно. Я лишь хочу обеспечить наследников, и, думаю, дети утешат меня, когда я стану играть свою пустую роль.
– Вполне возможно, – с улыбкой сказала Ирен. – Поживем – увидим.
– Но как я могу иметь детей, если у короля нет ни малейшего желания посещать меня? К тому же теперь, когда он показал свою истинную природу, один его вид внушает мне отвращение!
Ирен пожала плечами – явно бессердечный жест в столь острый момент. Время от времени любовь к театральной драматизации мешала моей подруге сострадать людям с разбитым сердцем, если их трагедии представлялись ей слишком мелкими.
– Обстоятельства могут быть не столь безнадежными, как вы полагаете, – заметила она. – Честное слово, мир покажется вам куда светлее, если вы закажете несколько платьев месье Ворту. Я сама нахожу подобного рода покупки весьма, если так можно выразиться, духоподъемными в смысле их воздействия на моральное состояние. И хотя его величество всемилостивейше изволил присвоить ваши манекены, самым безболезненным решением этой проблемы для вас будет просто позвонить месье Ворту и сказать, что вы возьмете все, что он прислал.
– Но, мадам Нортон, это будет стоить целое состояние! – испуганно воскликнула Клотильда.
Ирен ангельски улыбнулась:
– Да, скорее всего, так оно и получится. Представляю, что почувствует король, когда увидит счет!
– Он придет в ярость, хотя он первый настоял на том, чтобы я посетила Ворта. Он снова явится в мои комнаты, огромный, величественный, преисполненный ярости…
– Ну и? – Ирен грозно подбоченилась. – Что дальше? Что он вам сделает?
Клотильда заморгала, вытирая свои детские голубые глаза, которые снова наполнились слезами.
– Да ничего он не сделает, – вдруг спокойно сказала она, – если я не испугаюсь его пустых угроз. Ему придется оплатить счет.
– Вот именно, – сказала Ирен с дьявольским блеском в глазах. – Ему придется оплатить и этот счет, и еще много-много будущих счетов. – Она улыбнулась Клотильде, наконец добившись от королевы ответной улыбки, бледной копии ее собственной. – И у вас будет великолепный гардероб. Теперь вы понимаете, что такое "заслуженная справедливость"?
– Понимаю, – кивнув, сказала королева. – Но это довольно печальный триумф.
– Подобным утешением вынуждено довольствоваться большинство женщин, особенно если они общаются с королями… Но что касается вас, моя дорогая… – Здесь голос Ирен стал невероятно похож на голос цыганки, которую мы впервые посетили полтора года назад, и моя подруга взяла королеву за руку, будто собираясь исследовать линии ее ладони. – Для вас я предвижу ослепительный нравственный триумф, а также покорность короля и множество поразительных открытий. Вы пребываете в центре сложной паутины, и хотя лично вы затронуты этой сетью лишь слегка, ваша дилемма образует сердце всех ее хитросплетений. Отдыхайте с легкой душой, надейтесь, и будущее окажется лучше, чем вы думаете. Обещаю вам, в результате вы получите от Ворта такой блистательный гардероб, что вам позавидует сама императрица!
Теперь засмеялась даже сама Клотильда:
– Я не столь уверена, как вы, мадам Ирен, во власти новой партии нарядов.
– А зря, – сказала Ирен с той замечательной невозмутимостью, какая присуща только цыганкам. – Уж я-то знаю и своих королей, и свою одежду!
Глава двадцать восьмая
Среди надгробий
Спасти любимого мужа из моря цветов и успокоить безутешную королеву Богемии – любая женщина решила бы, что для одного дня двух этих подвигов вполне достаточно. Увы, Ирен была не из тех, чью жажду деятельности так легко утолить, поэтому мы помчались обратно в отель.
В номере мы обнаружили, что все букеты цветов Годфри в благородном порыве пожертвовал Национальному театру и местному похоронному бюро. Правда, желания отдать кому-нибудь яйцо Фаберже у него не наблюдалось. Ирен после небольшой внутренней битвы между чувством ревности и врожденным здравомыслием была вынуждена с ним согласиться: предмет искусства всегда останется предметом искусства, а бесстыжие девицы, даже те, что пытаются приставать к ее мужу, приходят и уходят.
За ужином все молчали. Годфри был погружен в размышления о неожиданной поклоннице, Аллегра беспокоилась по поводу затруднительного положения, в котором оказалась королева, Ирен наверняка тоже думала о вероломной Татьяне, а я – о проблемах всех моих друзей. Мы отправили Аллегру спать, а сами остались совещаться в гостиной.
– То, что произошло сегодня, мне совершенно не понравилось, – начала Ирен. – События могут принять опасный поворот, и нам нужно подойти к проблеме с другой стороны.
– Поедем в Париж? – с надеждой спросила я.
Ирен взглянула на меня с презрением:
– Ты прекрасно знаешь дальнейший план, Нелл. Мы должны отправиться на могилу раввина.
– На какую могилу? – удивился Годфри.
– Могилу раввина, который создал Голема. Это очень известное место. И мне кажется, там находится ключ к разгадке многих тайн этого города.
– Ты же не собираешься откапывать Голема? – спросила я.
– Именно это я хочу сделать, главное – выбрать удачный момент.
– Неужели может быть "удачный" момент для разграбления могил или встречи с чудовищем?
– Дорогая Нелл, для всего есть удачный момент. И я думаю, что сегодня как раз самое время для ночных приключений.
– Что? – Я в панике посмотрела на Годфри. Но на его поддержку можно было не рассчитывать. Он хоть и выглядел заинтригованным, но был по-прежнему погружен в свои мысли. Судя по всему, сегодняшних испытаний ему хватило, и теперь была моя очередь преодолевать трудности.
– Я хочу предложить вот что, – сказала Ирен. – Мы с Годфри оденемся во что-нибудь темное и неброское и осмотрим могилу раввина. И по-моему, Нелл, тебе следует отправиться туда вместе с нами.
– Ну разумеется! Куда уж тут без меня, если вы решили развлечься осквернением могилы священнослужителя, пусть даже и другого вероисповедания.
Ирен окинула меня пренебрежительным взглядом:
– Боюсь, нижняя юбка и кружева тебе сегодня не пригодятся. Я надену черный брючный костюм и тебе советую поступить так же.
– Одеться как мужчина? Вот уж нет, – отрезала я.
Ирен изобразила смирение, но ее глаза возбужденно блестели.
– Я так и знала, что ты станешь возражать, так что… – Она поднялась с дивана и вытащила из-под него большую картонную коробку. Через секунду она уже держала в руках ее содержимое. – Перед тобой самый модный велосипедный костюм для активных леди: черные брюки из шерсти и шелка, черная блуза в матросском стиле, черные чулки и ботинки, а также черные перчатки. Даже самая элегантная дама не стала бы возражать против такого костюма.
– Эти спортивные брюки – американское изобретение, которое давным-давно провалилось.
– Возможно, но ведь их по-прежнему носят. – Моя подруга размахивала несносными тряпками прямо у меня перед носом. – Они должны сесть идеально. Неужели ты предоставишь нам с Годфри самим разбираться с древней могилой или все-таки составишь нам компанию?
– Меня поражает, что ты весь день сегодня командуешь другими людьми да еще и указываешь, что им следует носить, – проворчала я.
– Это потому что я лучше знаю, – ответила она самоуверенным тоном.
Я взглянула на Годфри в надежде услышать хоть одну здравую мысль:
– Что скажешь?
Он пожал плечами и усмехнулся:
– Я думаю, Ирен права. Если ее подозрения насчет Голема окажутся правдой, без духовного наставника сегодня ночью нам не обойтись.
– А она рассказывала тебе о своих подозрениях? – спросила я.
– Нет, но догадаться не так сложно.
– Хорошо, Годфри. Если ты пообещаешь, что не потеряешь ко мне уважения, когда я надену этот идиотский костюм, то я готова.
– Дорогая Нелл, я никогда не потеряю уважения к тебе, что ты ни надень, – искренне сказал он.
Я собрала в охапку свой новый костюм:
– Если бы я не беспокоилась о ваших душах…
– Я знаю, знаю, Нелл! – перебила меня Ирен. Она отвела меня в свою спальню переодеться, попутно увещевая: – Вспомни, как бедный Квентин был вынужден носить в Афганистане и Индии длинный экзотический наряд – точь-в-точь как женское платье! Но ведь он был английским шпионом, да и ты, в конце концов, отправляешься на дело ради Англии!
– Не ради Англии, – напомнила я ей. – И Квентину вовсе не обязательно было носить халат и шаровары!
– Откуда же, дорогая Нелл, тебе известно про шаровары? – В голосе моей подруги прозвучали лукавые нотки, которыми, наверное, пользовался еще змей в Эдемском саду.
"Действительно, что же носил Квентин под своим арабским халатом?" – задумалась я, стараясь не покраснеть. Ирен тем временем занималась своим нарядом. Через несколько минут она уже была облачена мужской костюм. Я видела ее в нем раньше, но каждый раз приходила в недоумение. В свою очередь, я надела одежду, которую подруга приготовила для меня, а сверху прицепила шатлен, после чего взглянула в длинное зеркало на дверце шкафа. В своем черном камуфляже я выглядела как американская велосипедистка, подумывающая уйти в католический монастырь. Британия и англиканская церковь предали бы меня анафеме.
– Прелестно! – произнесла Ирен, натягивая огромный берет мне на волосы, уши и лоб. Хорошо, что я хотя бы могла видеть. – Квентин бы оценил!
Прага никогда не спит. Хотя бы потому, что приличным гражданам, невинно лежащим в своих кроватях, не дает спокойно заснуть шум из таверн и пивных погребов.
Годфри надел тот же темный морской костюм, который он использовал для других тайных миссий в Монако и Париже. Наша троица отправилась в безмолвный путь по извилистым улицам. Нас окружали огни таверн, вездесущий плач скрипки и доносящийся из зала хор захмелевших веселых голосов.
Мимо нас, громко смеясь и пошатываясь, проходили люди. Некоторые так плохо стояли на ногах, что чуть не падали прямо на нас. Обычно, когда мы шли куда-то втроем, Годфри размещался между нами, чтобы мы с Ирен могли взять его под руки. Это придавало нам устойчивости в наших иногда запутывающихся длинных платьях. Теперь же Годфри и Ирен подхватили меня с двух сторон, и я была им за это очень благодарна. Годфри держал в руке трость с клинком, а карман мужского пиджака Ирен топорщился от пистолета.
– Теперь я понимаю, – говорила моя подруга, пока мы двигались по узким улицам Старого города, – почему некоторые люди утверждают, что видели Голема. Здесь даже в самых дальних закоулках и посреди ночи не бывает тихо.
– Ты намекаешь на то, что Голема показывают, как театральное представление? – спросил Годфри.
– Может быть, – ответила она небрежным тоном. Ей явно не хотелось прямо отвечать на вопрос. – Также возможно, что еврейский квартал выставил на кладбище караул. Последние события могли спровоцировать вандализм на могиле человека, который создал Голема, – раввина бен Бецалеля. Нам необходимо вести себя тихо и осторожно.
К счастью, даже ночные гуляки не имеют обычая ошиваться на кладбище. Когда мы подошли к месту последнего приюта рабби, звуки и свет остались далеко позади. Караульных мы не встретили: ни обычных, ни – чего я опасалась – сверхъестественных.
Эта часть Праги напоминала темную угольную шахту. Только редкие уличные фонари слабо освещали дорогу сквозь мутные стекла.
Я страшно боялась споткнуться о какое-нибудь надгробие и рухнуть прямо за ограду чьей-нибудь могилы. К счастью, Ирен взяла с собой свою черную сумку, которая выручала нас в Париже. Когда она достала и зажгла фонарь, луч света заплясал перед нами, словно белая трость перед слепым нищим.
В большинстве своем надгробия были довольно скромными, около двух футов в высоту. Однако меня сбивало с толку, что они располагаются буквально друг на друге.
Могила раввина возвышалась вдали, как рубка корабля. Надгробие рабби Лёва сильно выделялось размером на фоне невысоких могильных плит.
Луч фонаря Ирен скользнул по старому камню, осветив его поверхность, испещренную надписями. Некоторые были уже стершимися от времени, другие выглядели новыми, как вывеска нашего отеля.
Ирен вручила Годфри черную сумку, а мне – фонарь и принялась изучать эти послания.
– Все на чешском, немецком или идише, – прокомментировала она, рассмотрев несколько надписей.
– А ты чего ожидала? – удивилась я.
– Чего-нибудь необычного. Я неплохо знаю эти языки, но у нас нет времени на чтение.
Пока она разбирала надписи, Годфри обошел вокруг монумента, похлопывая его рукой в перчатке. Он описал круг, вернувшись к нам, затем взял у меня фонарь и, нагнувшись, начал изучать каменное основание надгробия.
– Ты права, – сказал он Ирен, – конструкция очень любопытная. С виду просто огромный камень, лежащий на обычной могиле. Тем не менее в нем может скрываться вход куда-нибудь, например в подземную усыпальницу.
– Это предположила Нелл, а не я, – заметила Ирен. – Начиная с середины семнадцатого века здесь никого не хоронили. Могиле раввина – не надгробию – более двухсот с лишним лет. Мы стоим на чрезвычайно древней и священной земле.
– Вот именно! – сказала я с облегчением. – Так что лучше нам уйти.
– Да, но как? – спросила Ирен. Я поняла, что она улыбается, хотя не видела ее лица в темноте. – Годфри, посвети мне, я хочу обойти надгробие.
– Подождите! – вскрикнула я, когда две тени шагнули за угол вместе с единственным лучом света. – Не оставляйте меня одну!
– Мы быстро, Нелл, – прозвучал из мрака голос Ирен.
Даже мгновение в настолько неприятном месте может показаться вечностью. Как только супруги исчезли, я погрузилась в кромешную тьму. Глаза не сразу привыкли к темноте, и в эти страшные минуты я ощутила дух древнего кладбища и представила, как много одиноких душ веками пребывают здесь в заключении.
Не в силах оставаться на месте, я на ощупь двинулась за своими друзьями в надежде увидеть хоть проблеск света во мраке. Признаюсь, из нас троих только я всецело верила в божественное возмездие и в продолжение жизни после смерти. И только я могла себе представить, что Голем обрел способность двигаться благодаря древнему иудейскому заклятию. Какой же силой должен был обладать этот раввин! Конечно, он был значимой и влиятельной личностью своего времени, но для создания Голема этого мало…
Чем еще мог рабби Лёв заслужить такой грандиозный памятник и все эти послания спустя триста лет после смерти – если, конечно, он действительно умер! Допустим, Голем и правда бродит по улицам Праги – а мы с Годфри несомненно видели нечто нечеловеческое, гигантское и впечатляющее, – но вдруг вместе с ним ходит и его создатель?
Нет, мне решительно необходимо отойти от памятника на некоторое расстояние! Я шагнула назад, в объятия темноты, и то, чего я так боялась, все-таки произошло.
Я поскользнулась на какой-то гладкой поверхности – было это надгробие, бордюр или чей-то окаменевший скелет, я не знаю и не желаю знать.
Пошатнувшись и не успев даже подумать, я инстинктивно дернулась вперед.
К тому самому надгробию, которого так боялась!
Пальцы скользнули по твердому камню, покрытому росой, холодному и влажному, как… впрочем, не буду продолжать.
Из-за своих резких движений я окончательно потеряла равновесие и принялась хвататься руками за скользкие стены надгробия, за желобки древних скрижалей. Я была абсолютно уверена, что вот-вот рухну ничком прямиком на могильный камень.
Страх получить серьезные физические повреждения, а также принять небесную кару за вторжение в священное и заклятое место (ведь последние раввины практиковали каббалу!) превратился в ужас. От перспективы столкнуться лицом к лицу с моими самыми страшными опасениями у меня перехватило дыхание, и я даже не могла закричать.
Безмолвная, как Голем, с вытянутыми вперед руками, чтобы смягчить удар, я летела… летела вперед, на твердый камень, цепляясь пальцами за все, что возможно.
Однако случилось вовсе не то, чего я ожидала. Я чувствовала, как мое тело падает вперед, но… я не ударилась о надгробие.
На мгновение я повисла в темной пустоте и решила, что умудрилась, беспорядочно размахивая руками, буквально оттолкнуть памятник от себя, чтобы избежать неминуемого соприкосновения. Но это было невозможно!
И тут время и гравитация дали о себе знать, и я свалилась вниз. Земля подо мной была глинистой и пахла сыростью и гнилью. Я упала прямо на руки и почти почувствовала, как затрещали от удара кости. И только теперь я наконец закричала.