– У мистера Фусони новый дом. В пригороде, – ответил водитель. Его руки в тонких автомобильных перчатках уверенно лежали на баранке. – Скоро будем на месте. Закуривайте, – он достал пачку "Кэмэла" и ловко вытряхнул сигарету. Лакдар взял её. Достав зажигалку дал прикурить своему спутнику, потом затянулся сам.
По автостраде мелькали пыльные кустарники, глухие глиняные заборы. Но Лакдар не удивлялся. Бедность и роскошь соседи. За высокой глинобитной оградой часто скрывается современная вилла с хорошим садом. Его больше занимал предстоящий разговор. Он перебирал различные варианты, и думал, как заставить Фусони принять его условия.
Затянувшись в очередной раз сигаретой, он вдруг почувствовал непривычную, никогда ранее не испытываемую боль. Словно его внезапно перерубили пополам и обе половины начали существовать сами по себе, а горло забила густая вата, не пропускавшая воздух. Ребра сжали грудь, как клещи и давили сильнее, сильнее…
Так же внезапно боль отпустила. Нетвердой рукой он сунул сигарету в пепельницу.
Но через мгновенье приступ начался вновь.
– А-а, – застонал Лакдар.
– Что с вами? – водитель повернулся к своему пассажиру. Увидев, как тот побледнел, спросил: – Вам плохо?
– Да-а, – едва выдавил из себя Сахнун.
– Сейчас, сейчас, – явно напуганный водитель, свернул в сторону и остановил машину. – Все будет хорошо, приятель…
Но Лакдар его почти не слышал. Он пытался захватить хоть немного воздуха. Но тот с каждым вздохом становился все более вязким, тягучим, обволакивая Сахнуна, прилипая к лицу, но не попадая в легкие.
– … Все будет хорошо, – водитель осторожно, за фильтр взял недокуренную Лакдаром сигарету и сунул её в специально приготовленный пакетик. Свой окурок он выбросил в окно. – Сейчас, один момент, – пробурчал он, быстро вышел и, обойдя машину, от крыл дверцу со стороны Лакдара.
Каким-то краешком сознания, который еще не был заполнен удушающей болью, Лакдар сознавал – что-то надо делать. Защищаться? Но сил нет поднять руку и вытащить оружие. Бежать к людям, звать на помощь? Но ноги его не слушаются. И вдруг он понял, что это последние мгновенья его жизни и ему стало страшно, так, как никогда еще не было. Хотелось кричать, но из горла вырвался только хриплый стон.
Водитель, не обращая внимания на стоны своего недвижного пассажира, деловито ощупал костюм Лакдара, отстегнул под пиджаком кобуру с пистолетом и швырнул на заднее сиденье.
– Все хорошо, уважаемый, все хорошо, – приговаривал он при этом, словно пытался успокоить.
Наконец, достал продолговатый пакетик, развернул его с одной стороны, раскрыл рот своему пассажиру и всыпал содержимое. Потом резко надавил на горло и Лакдар проглотил порошок.
В этот момент ему показалось, что внутрь попала металлическая щетка, которая рвет все его внутренности.
– Ну-ка… – водитель легко, словно ребенка подхватил грузного Лакдара под мышки и вытянул из машины.
– Ну-о-м, – захрипел старший инспектор.
– Не надо беспокоиться, приятель. Мы уже на месте, сейчас все кончится.
Они оказались у старых пластиковых баков для мусора. Рядом копошились несколько нищих. Увидев незнакомцев, они быстро скрылись за углом здания.
– По-ом… – попытался обратиться к ним Лакдар, но язык совсем не слушался его.
– С приездом… – водитель швырнул его к одному из баков. Потом он быстро достал еще один пакетик и высыпал его содержимое в карманы пиджака Лакдара. И лишь после этого быстро направился к автомобилю. Спустя несколько секунд машина скрылась из виду.
А Лакдар, грузно упав на кучу отбросов, вдруг ощутил, что боль исчезла, и мозг стал работать так ясно и четко, как никогда раньше. Правда, говорить и двигаться Сахнун так и не мог, но боли, боли – не было!
Вскоре скрывшиеся было нищие окружили его, с любопытством разглядывая валяющегося на помойке хорошо одетого господина. Один, видимо, самый смелый, в грязных, когда-то кремовых штанах и выгоревшем черном пиджаке, надетым на рваную майку, наклонился к Лакдару, поводил рукой перед его глазами.
– Эй, – выпрямившись, крикнул он своим приятелям. – Сходите кто-нибудь за полицейским. Помирает, кажется, – и, увидев, как скривилось в болезненной гримасе лицо лежащего перед ним, добавил, – вон, как его корежит…
На самом деле Лакдар скривился не от боли. Он смеялся… Полиция? Поздно! Они, его враги, действовали просто, но наверняка, старым, как мир способом. В сигарете, которую ему подсунул водитель был листинон или дитилин – синтетические заменители яда кураре. Такая смерть приходит без агонии и судорог, просто наступает паралич дыхательных органов. Но уже через полтора часа яд полностью разлагается и никакие светила криминалистики не смогут констатировать отравление. Пока придет полицейский, пока он вызовет машину, пока та доставит его тело в морг, пока начнется экспертиза – ничего установить не удастся.
Лакдар думал о своей смерти уже спокойно, словно умирал совсем не он. Его больше занимала мысль, почему боль отступила? Может быть тот порошок, который ему всыпали в рот, обладает обезболивающим эффектом?
Нищие бросились к полицейским, неторопливо приближавшимся к мусорной куче. Труп в этом районе не редкость, и стражи закона здесь не спешат – мертвый нищий – лишнее беспокойство. И только то, что труп одет в приличный костюм, заставило их идти сюда на всякий случай вдвоем.
Нищие наперебой стали рассказывать, как этот человек, шатаясь, появился здесь. И вдруг упав, стал корчиться и мычать. Вот сейчас затих…
Об автомобиле никто не сказал ни слова.
Долговязый полицейский лениво подошел к телу, присел на корточки и, нажав пальцем, оттянул у Лакдара нижнее веко.
– Мертв, – констатировал он, брезгливо вытирая палец о форму.
"Как мертв?" – подумал Лакдар, – "что он говорит? Я жив, я вижу его. Глаз не могу повернуть, но вижу! И небо вижу. И мне становится все легче!"
– Посмотри внимательней, – сказал второй, – эти оборванцы говорят, что он еще дышал.
Лакдар видел, как огромное лицо полицейского закрыло голубое небо. Оно придвигалось все ближе и ближе. Кожа пористая, сальная, справа, на подбородке, невыбритый клочок щетины. Под кожей видны сизые прожилки. И глаза, когда-то, наверное, серые, а теперь от неумеренной пищи, разъедающей скуки, ворчливой жены и отсутствия напряженной умственной работы, которую с успехом заменяет выпивка – бесцветно-водянистые. Вот Лакдар видит уже только правый глаз, вот только зрачок. Но это уже не зрачок, а огромный темный тоннель. И он начинает проваливаться в этот тоннель, в темноту. Проваливаться, не сдвигаясь с места. Стенки абсолютно гладкие, скользкие и это не падение, а скорей наоборот, подъем вверх. "Да нет, мертв", – донеслось до сознания Лакдара, но голос уже был далеко, где-то там у самого начала тоннеля. А впереди стал виден просвет. И силуэт человека. Знакомый силуэт. "Отец!" – закричал Лакдар. Отец? Это действительно отец! И на нем тот самый костюм, в котором он уехал из дома в последний раз? Лакдар уже сам стремился быстрей достичь выхода из темноты: "Отец, это я, Сахнун, твой сын!" – беззвучно кричал он…
– Ты смотри, это же парень из политической полиции, – голоса патрульных полицейских были уже едва различимы, – надо срочно сообщить в управление.
Плевать ему и на этих тупых полицейских, и на управление. Отец уже рядом. И тут Лакдар увидел презрительную гримасу на холеном лице отца. Увидел, как он отворачивается от него, показывая, что даже здесь, за гранью реальной жизни, он не простит ему ни того, что его сын всем завидовал, что так и не обрел ни настоящих друзей, ни настоящих врагов, что не вспомнит о нем никто уже через неделю, и что, в конечном итоге, отпрыск каида умирает на помойке.
Тоннель кончился, яркий свет, словно взрыв разорвал на клочки сознание Лакдара и больше он уже ничего не ощущал. Его не было…
11
Сквозь щелку в неплотно прикрытых портьерах пробрался тоненький лучик раннего солнца, позолотил бронзу старых часов, ярко высветил инкрустацию на дверях массивного шкафа и рассыпался, наткнувшись на множество затейливых флаконов и баночек, стоявших на подзеркальнике. Словно ты дома, а не в Африке. Даже кондиционер включать не надо, зимой, по ночам, температура опускается ниже двадцати.
… – Аллах акбар! Бисми ллаги рахмани р-рахими! Ху а ллагу элажи ла илаха илла!
Откуда взялся здесь муэдзин? Поблизости нет ни одной мечети. Дональд специально снял особняк в спокойном тихом месте. По соседству живут обеспеченные люди, в большинстве своем – европейцы. И сам особнячок очень уютен. С улицы сквозь увитую плющом решетку и чистую зелень сада его почти не видно. Свой гараж под домом. Хотя эти удобства для Диллана не представляли никакой реальной ценности. Особняк он снял не для себя, а для Соланж. Пусть всем известно, что она его любовница. Иногда стоит нарочито соблюдать некоторые правила приличия, хотя бы затем, чтобы оставлять повод для разговоров об их отношениях. Издревле известно, что сплетничать можно лишь о том, что пытаются скрыть от посторонних глаз…
Муэдзин больше не кричал. Теперь была слышна рок-музыка, но много тише. "Наверно, у кого-то из соседей приемник был включен на полную громкость", – подумал Дональд. Теперь многие мусульмане внимают азану через "Панасоник" или "Шарп".
Дональд поправил сползшее одеяло. Заснуть он, конечно, снова не заснет, но вставать тоже не хочется. Тем более, рядом, щедро рассыпав густые волосы по подушке, лежит очаровательная молодая женщина и тихо дышит во сне. Дональду нравилась эта француженка с великолепной фигурой и глазами святой грешницы. Может нельзя назвать ее очень умной, но ненавязчивая глупость только добавляет достоинств красивой женщине. Пусть она не знает современных философских течений и в газетах просматривает только светскую хронику, зато в постели она гениальна. Такой талант дан редкой женщине, и еще реже она не разменивает этот чудесный дар по пустякам, на каждого встречного, превращая праздник любви в обычные трудовые будни. Такие женщины не часто меняют любовников, И им, кстати, можно больше верить, чем иным женам.
Для Диллана его очаровательная подруга была еще и знаком удачи. Так, во всяком случае, он считал. Когда все прекрасно складывается: ты молод телом, зрел умом, достиг определенного положения и дома, в Штатах, тебя дожидается жена с милыми детишками, боготворящими папу, а здесь, в этой дыре, находишь сказочную женщину, разве не поверишь в свою звезду и новые удачи?
Вчера вечером Соланж затянула его в кинотеатр. Реклама шумная – супербоевик, астрономические суммы затраченные на постановку, звезды экрана. Пошли. Глупый фильм. Стрельба, визг тормозов, реактивные самолеты и даже "Спейс-Шатл" с боевыми установками для звездных войн. Сотрудники ЦРУ – супермены с литыми мышцами и квадратными подбородками. На каждом шагу лихо нокаутировали своих противников. Он исподтишка поглядывал на Соланж, которая по-детски приоткрыв свой милый ротик, не отрываясь, смотрела на экран, вздрагивая и прижимаясь к нему в самых жутких моментах.
Дональда необыкновенно смешила эта ситуация. Интересно, что бы она сказала, узнай, что прижимается к настоящему резиденту ЦРУ, который работает в этой богом забытой стране. Только он должен хорошо работать, головой, а не кулаками.
Диллан улыбнулся, вспомнив свое детство. Он, собственно, никогда силой среди своих приятелей не отличался. Зато завидовал тем, кто безусловно был лидером в мальчишеских играх. Его никогда не ставили командиром отряда белых поселенцев или даже вождем племени индейцев, когда он попадал в индейцы. А когда стал постарше – в бейсбольную команду его брали только тогда, когда кому-то просто не хватало игроков. Это сейчас, когда он тщательно поддерживает хорошую спортивную форму – смешны те переживания. А тогда он от обиды ночей не спал, даже плакал, что считалось у мальчишек самым худшим из того, что может настоящий мужчина. И в те минуты проклинал свою семью. Мать была занята своими проблемами, и проблемы сына её мало волновали. Для окружающих она была примерной американской матерью, но то было внешним фасадом их отношений. За ним была пустота. Отцу тем более не до него. Он был весь в своих исследованиях, и все время пропадал с утра до вечера в университете.
Собственно, воспитанием Дона занимались не столько родители, сколько дядя. У него детей не было, а племянника он действительно любил. Но любовь проявлялась достаточно своеобразно. Он видел, что мальчишка мучается от своих нерешенных проблем. Помогать же не спешил. Потом, когда Диллан стал взрослым, дядя объяснил, что человек, которому все сразу удается, в конце концов, проигрывает. Он не приспособлен к сложностям, жизнь его не учит. Однако, это не означает, что это "образование" должно продолжаться слишком долго. Так до гробовой доски можешь "набираться ума". Достаточно, как он считал, в детстве и юности получить нужное количество "щелчков по носу", чтобы этого хватило на будущее.
Дядя устроил его в закрытый колледж. Потом, в университете, когда Дон поступил на философский факультет, дядя свел его с нужными людьми. Дон начал работать на "компанию". И вот тут-то он и почувствовал сладость тайной власти, когда все те, кто был рядом с ним вдруг оказались, не подозревая об этом, в зависимости от него. Дядя на первых порах очень сильно помогал Дону советом и делом, чтобы тот по молодости не наломал дров. Да и сейчас, хотя дядя уже состарился, но любимого племянника под крылышком своим держит. Наверное, не случайно Дон в тридцать лет получил столь престижное и перспективное назначение.
А ведь раньше пока не стал кадровым сотрудником "компании" Дон был уверен, что дядя занимает скромную должность шефа отдела в небольшой общественной организации "Американский совет безопасности". Только в управлении он узнал, что на самом деле "скромное заведение" было главным координатором Всемирной антикоммунистической лиги.
Правда, сейчас о "Совете" стало больше известно. Всякие красные и розовые кричат сейчас о нем, доказывая, что его существование антиконституционно, что он активно способствует нарушению элементарных прав человека. Вот недавно "Нейшен", этот журнал испуганных либералов, назвал "совет" сверхпшионским предприятием, способным погубить карьеру любого человека. Карьеру человека – стали бы столько времени и сил тратить из-за одного человека умны люди. В совещательный комитет при "Совете" входят представители фирмы "Дженерал электрик", сталелитейного треста "Юнайтед стил", огромных трестов-универмагов "Маршалл Филд" и "Серерибук" – и еще, и еще. Всех, пожалуй, и не вспомнишь. И эти киты американской экономики только и будут тем озабочены, что отслеживать карьеры розовых либералов, помешавшихся на своих полукоммунистических идеях? Свобода по-американски – это свобода сильного человека.
А с какими людьми знакомил его дядя. Только сейчас Дональд оценил. "Милый" адмирал Редфорд научил маленького Дона играть в шахматы. А генерал Ведемейр, который когда-то был командующим американскими войсками в гомиданновском Китае, подарил ему золотые часы с ручной отделкой. Бывал у дяди сам Теллер, создатель водородной бомбы. Вот таким "скромным" служащим оказался его дядя.
Пожалуй, пора вставать. Не то голова будет тяжелая, а работы с каждым днем становится все больше. И работать надо так, чтобы никто не замечал его трудовой деятельности. Чтобы скрыть свою основную деятельность, Диллан решил совсем ничего не делать в своем исследовательском центре. Этакий плейбой, баловень судьбы, попавший сюда ради удовлетворения собственного удовольствия. А работой можно заниматься изредка, чтоб от безделья не скиснуть. Надо заметить, что роль молодого бездельника он выполнял тщательно и не без удовольствия. Теннисный корт, бассейн, прогулки на яхтах, светские приемы, немного интриг, чуть-чуть сплетен и прочая светская суета. А Соланж ему была необходима для завершения портрета богатого повесы, о настоящей деятельности которого никому догадываться не следует.
Разработанная им операция приобретает все большие масштабы с приближением выборов. Усиленно нагнетается напряженность в отношениях политических группировок, участились террористические акты, выводящие из себя обывателей, которые уже не верят в собственную безопасность. Все больше средств уходит на антиправительственную пропаганду среди армейских офицеров. И, наконец, использование наркотиков в своих целях – идея самого Диллана, которой он очень гордится. Заставить этих людей самих сделать то, что в данный момент выгодно Штатам. Сейчас, правда, всё больше стараются идти напролом: повод для нападения, авианосцы у берегов и "да здравствует наши бравые парни из морской пехоты!" Или коммандос любого верного Штатам человека. Но Доннальд считал, что психологическая борьба, пусть требует больших затрат сил и времени, зато дает лучший эффект. Любое грубое действие рано или поздно рождает противодействие. Промывание мозгов – эффективнее. И здесь, именно здесь, он докажет, что его путь лучше.
Пусть Фусони это не нравится. Но он будет выполнять то, что нужно Дональду Диллану. И люди Фусони, тоже станут работать так, как нужно. Успех спишет все издержки.
Дональд резко откинул одеяло и вскочил с широкой постели. Соланж томно потянулась и открыла глаза.
– Ну, Дон! – промурлыкала она протягивая руки для объятий, – Я не хочу, чтобы ты уходил.
– Мне надо торопиться, милая, – он накинул широкий шелковый халат.
Соланж обиженно отвернулась на другой бок.