Проникнуть в квартиру не было никакой возможности: дверь была металлическая, видимо, было что за ней скрывать. Можно было бы, конечно, подняться на крышу здания напротив и сквозь бинокль осмотреть кваритиру Саломеева, но вряд ли это тоже могло что-то дать. Ведь, если его убили, то почти наверняка труп положили в ванную, куда я никак не смог бы проникнуть.
Поэтому я вышел на улицу и обошел вокруг дома. Территория была хорошо озеленена, везде было полно кустов и деревьев.
Это сильно осложняло поиски, зато увеличивало возможность найти труп до того, как его обнаружит кто-то другой. Я медленно шел, не отрывая ступней от травы, словно тральщик.
Вдруг я наступил на что-то, и оно хрустнуло под ногой.
Очки. В принципе, это могли быть чьи угодно очки, но вполне возможно, что и Кудияра Яковлевича. Это были "хамелеоны" в довольно дорогой позолоченной оправе. Вряд ли кто-либо еще из пенсионеров, коих было большинство из проживающих в местных "хрущобах", мог позволить себе такие. Если было оборудование, я мог бы снять отпечатки пальцев и узнать, действительно ли они принадлежали Саломееву. Хотя, и просто найти их могло оказаться достаточно.
Я двинулся дальше, внимательно смотря себе под ноги, и уже через несколько метров я встретил небольшой кусок полуржавой железной проволоки, скрученной в кольцо.
"Хм, очень интересно", – подумал я и, достав увеличительное стекло, стал изучать проволоку. Вскоре я обнаружил довольно интересные детали: почти по всей ее длине к ней приклеились мельчайшие чешуйки кожи с маленькими пятнышками запекшейся.
Я послюнявил палец и провел по проволоке: он окрасился красным.
"Да, это не просто кусок ржавой проволоки, случайно брошенной каким-нибудь не слишком прижимистым слесарем. Это удавка", – догадался я. – "Только вот интересно, почему орудие убийства оставили здесь? Может быть, не рассчитывали на то, что кого-то заинтересует эта проволока? А если и заинтересует, то это все равно ментам не поможет, ведь преступник наверняка действовал в перчатках".
Я скрутил проволоку и, завернув в кусок газеты, невесть как оказавшейся у меня, засунул в карман. Она могла мне потом пригодиться. И вообще, я уже ее трогал и наделал немеренное количество отпечатков, так что оставлять такую серьезную улику против себя было бы верхом неосторожности.
На всякий случай я незаметно осмотрелся. От ближайших скамеек, на которых располагались верные сторожа всех дворов – бабули, меня скрывал высокий густой давно не стриженный декоративный кустарник, а из окон я мог быть обнаружен только в промежутках между кронами деревьев, в изобилии высаженных по периметру дома. Я посмотрел наверх и обнаружил, что нахожусь аккурат под окнами квартиры Саломеева.
"Хм, а ведь эту проволоку вполне могли выбросить из окна", – подумал я. – "А что, если труп действительно находится в квартире".
Третий этаж – на самом деле, это было не очень высоко. Еще раз на всякий случай я обшарил местность вокруг места, где я обнаружил орудие преступления, но вновь ничего не нашел.
Вряд ли кто-нибудь стал бы уносить его далеко от места преступления, а так все очень удобно: окно открыл, выбросил, что надо, и снова закрыл. Меньше хлопот.
Зато у меня теперь хлопот явно прибавилось. Мне предстояло незаметно среди бела дня забраться на балкон третьего этажа и проникнуть в квартиру. Это было на самом деле необходимо, ведь там можно было обнаружить реальные улики, подтверждающие или опровергающие причастность Саломеева к ограблению Кузнецова. Это могли быть сами ордена или только некоторые из них, слепки с ключей, листы бумаги с шифром сейфа или что-либо еще. В общем, я решился.
Росший прямо под балконом молодой тополь подтолкнул меня к мысли, что его вполне можно было использовать вместо лестницы. Скрытый внутри кроны, я влез на уровень третьего этажа и немного раскачал верхушку. Когда та наклонилась над балконом, я тихонько соскользнул на кафельный пол.
Кудияра Яковлевича я действительно обнаружил в ванной. Он лежал там в воде прямо в одежде и, что удивительно, в ботинках, широко раскрыв глаза и высунув язык. Руки его были сжаты в кулаки, ноги согнуты в коленях. На лбу красовалось яркое рассечение, из которого уже перестала сочиться кровь. Узким ярким лучом поперек горла от уха до уха тянулась почти свежая странгуляционная полоса. Будучи убежден в том, что орудием преступления является не что иное, как проволока, лежащая у меня в кармане, я не стал примерять ее к горлу Саломеева, а просто вышел из ванной и закрыл за собой дверь. Зрелище действительно было ужасающим.
Обеспокоенные коллеги Кудияр Яковлевича могли нагрянуть к нему домой с минуты на минуту, причем, вместе с милицией, встреча с которой совершенно не входила в мои планы. А потому мне следовало очень поторопиться. Поэтому я отправился на кухню.
Судя по всему, преступники очень торопились замести следы, поэтому не очень аккуратно протерли кровь на обеденном столе. Связавшись с Приятелем, я попросил его помощи.
– Посмотри в духовке, – был его первый совет.
Действительно, многие хранят в ней сковороды, и действительно, сунувшись туда, я нашел небольшую стопку.
Первая же, лежавшая сверху, оказалась той самой, которой и огрели Саломеева по голове. На ее днище засохла кровь.
– Оглушив жертву ударом сковороды, преступники стали его душить, однако он очнулся и попытался оказать сопротивление.
Однако было уже поздно, и Саломеев погиб, – рассказал Приятель примерную картину происшествия. – Поищи ордена под холодильником, плитой, ванной или диваном. Скорее всего, их не могли успеть найти.
Я обшарил все места, подсказанные Приятелем, но не обнаружил никаких следов коллекции. Если вещи не лежали где-нибудь в тайнике, то скорее всего в квартире их и не было. А что, если убийство и вовсе не было связано с коллекцией? Тогда мне просто нечего здесь делать. Те, кому будет поручено это дело, сами справятся без моей помощи. Жаль только, что уже нельзя будет подбросить им улику в виде орудия убийства, ведь на нем теперь – мои пальцы. Так что, будем уходить.
Напоследок я решил все-таки слегка осмотреть труп и вернулся в ванную. Саломеев лежал на спине, поэтому я мог легко добраться до карманов брюк и рубашки. Я засунул руку в правый нагрудный карман и... ощутил что-то твердое и холодное с острыми краями. Так, интересно, что это. Сейчас посмотрим.
Однако вытащить предмет оказалось не таким уж простым делом.
Он зацепился за ткань и отказывался вылезать. Наконец, мне надоело тянуть, и я с силой рванул железяку на себя.
Послышался треск ткани, и на свет божий я извлек... небольшой георгиевский крестик.
"Вот тебе раз!" – подумал я. – "Откуда он здесь, интересно? Неужели Кудияр интересовался подобной ерундой?
Вряд ли".
Чтобы выяснить, как награда, почти не имеющая никакой ценности, могла попасть к крутому антиквару, я вновь связался с Приятелем. Конечно, точно он не мог знать, что именно произошло в данной квартире сегодня утром или вчера вечером, однако твердо предположил, что крестик был подброшен. Вряд ли антиквар (именно антиквар, а не коллекционер) такого уровня и с таким опытом стал бы интересоваться простым солдатским крестом. Тем более, что в похищенной коллекции действительно была такая вещь. Кто-то очень захотел, чтобы под подозрение попал Саломеев, а поскольку в живых его уже не осталось, стало быть, делу конец.
– Несомненно, его убил тот, кто был причастен и к ограблению Кузнецова, – добавил Приятель. – А потом засунул крест в карман. Но отпечатки пальцев мы скорее всего не получим. Впрочем, забери его с собой, может пригодиться.
Я еще раз повертел в руках крест, обтер и положил его в задний карман. Осторожно открыв входную дверь, я с совершенно непринужденным видом спустился по лестнице и проследовал мимо бдительных бабулек на улицу, где была припаркована машина. Соблазна позвонить в милицию и рассказать об убийстве не было, он с лихвой перекрывался чувством осторожности, ведь это преступление запросто могли бы повесить на меня. Тогда вряд ли я смог бы выполнить заказ Кузнецова – ведь Приятеля с собой в тюрьму не возьмешь.
А теперь мне предстояла встреча с еще одним возможным свидетелем – Николаем Абрамовичем. Ведь он был одним из тех немногих, кто точно знал о коллекции и даже видел ее. Куда еще могла быть передана эта информация, в какую сторону ведет цепочка, я и собирался узнать, пообщавшись с племянником Кузнецова.
Обстоятельства изменились, поэтому следовало спешить.
Теперь, решив застать его врасплох, я не стал предупреждать звонком, а нагрянул прямо в квартиру. Единственное, что могло меня смутить, да и сильно помешать нашей беседе, так это присутствие дома его матери – сестры Семена Борисовича.
Естественно, что тогда начались бы упреки в мой адрес за то, что я подозреваю ее мальчика в гнусном преступлении, и тогда никакого разговора не состоялось бы. Однако, к счастью, Николай был дома один. Видимо, он уже настолько взрослый юноша, что и самостоятельно может добраться домой из аэропорта.
Тем не менее поначалу дверь долго не открывалась. По моим подсчетам, самолет из Москвы должен был приземлиться на нашем аэродроме уже полтора часа назад, а за это время можно было и пешком успеть добраться до дома, даже отмечая по дороге свой приезд в каждой забегаловке. Впрочем, тогда он вряд ли был бы в состоянии помогать мне вести поиски преступника.
И все-таки моя настойчивость оказалась вознаграждена. А я-то думал, что за постоянный шорох раздается из-за двери.
Николай встретил меня в роскошном банном халате, похоже, персидском. Длинные спутанные волосы он еще не успел вытереть, поэтому по его плечам, спине и груди струились тонкие линии воды. Мой приход его явно смутил, однако меня еще больше удивило его безрассудство при открывании двери явно незнакомому человеку.
– Не боитесь вот так, первому встречному дверь открывать, не спросив, кто там, Николай Рустамович? – спросил я. – А вдруг я грабитель?
Николай нервно поморщился, соображая, какую же глупость он сейчас совершил, однако довольно быстро пришел в себя. Пожав плечами, он спросил:
– Ну, и кто же Вы такой? Неужели и правда грабитель?
– А-а! Не угадали! – радостно сообщил я. – Не беспокойтесь, я хороший, поэтому неудобства причиняю Вам исключительно в силу определенных обстоятельств, которых я невольно коснулся по долгу службы и о которых собираюсь поведать Вам. А может, и сам чего узнаю. Я, собственно, за этим и пришел. Не помешаю?
Я уже знал, что он ответит, поэтому сам прошел в прихожую.
– Вы что, из милиции? – почти испуганно спросил Николай.
– Я ничего и не знаю, я только сегодня приехал...
– Мы в курсе, – спокойно ответил я, догадываясь, что ему уже сообщили о дядиных неприятностях. – Не волнуйтесь, никто не собирается спрашивать Вас о том, чего Вы не знаете.
Может быть, пройдем в кухню.
Что ж, это привычка. Даже в гостях я предпочитаю проводить время на кухне, если только там не полный бардак, как у соседа Буханцева, или хозяин не предложит поговорить в гостиной, как Кузнецов. Здесь я всегда чувствую себя хозяином положения, потому что лучше соображаю. Теперь я просто устал ждать, когда же этот тормозной, как многие программеры, юноша соизволит проводить меня куда-либо и дать, наконец, стул. Кстати, его несообразительность может сослужить мне службу: он воспринял меня как мента и не спросил удостоверения. Это хорошо. Органов многие боятся, особенно если есть за что.
Николай вошел вслед за мной в просторную кухню, обставленную по последнему слову техники, что могло служить свидетельством благосостояния хозяина. Я влез в холодильник, достал бутылку минералки и, налив стакан, сел на свободный стул. Молодой человек молча наблюдал за моими отнюдь не воспитанными действиями, а потом и сам последовал моему примеру.
– Вот что, Николай, – начал я, отхлебнув воды и перейдя на ты. – Кажется, ты знаешь, зачем я тут. Твоего дядю ограбили, убили домработницу, вынесли самое ценное, вернее, бесценное для Семена Борисовича. Короче, скажи, пожалуйста, ты рассказывал кому-нибудь о коллекции?
– Ну, не знаю, я и сам-то толком ничего про нее не слышал, – пожимая плечам и глядя мимо меня, ответил Николай. – Так, про отдельные ордена дядя рассказывал... А сам я ничего не видел.
"Боится, как бы его не приплели к делу", – молча усмехнулся я. – "Потому и врет. Ну, что ж, запугивать не будем, а рассказать правду заставим".
– Неужели ничего? – удивился я. – Семен Борисович не показал тебе ни одного ордена? И ты даже не знаешь, что там, какие они?
– Нет, ну почему, – засуетился Николай. – Знаю, конечно.
Правда, я в них совершенно не разбираюсь. Лучше у антикваров спросить.
– У каких антикваров? – тут же прицепился я. – Ты их знаешь? Или тоже... от дяди слышал?
– Вот именно: слышал. Он сам им кое-что рассказывал, а потом говорил, что то-то и то-то они оценили во столько и во столько...
– Он что-то продавать собирался? – уточнил я.
– Почти ничего. Дядя редко избавлялся от чего-либо, только иногда менялся, чтобы заполучить нужный экземпляр, – объяснил Николай. – Поэтому ему и была необходима оценка.
– Стало быть, ты знаешь что сколько стоит, – заключил я.
Николай кивнул. – А не делился ли ты с кем-нибудь информацией по этому поводу?
– Да нет, я только спрашивал, правда ли, что такое возможно. Я просто не верил, что они могут столько стоить.
– Так-так, у кого ты спрашивал? – снова спросил я.
– Ну, у ребят в группе... – замялся Николай. – Только все это просто так, несерьезно. Просто общий вопрос, ничего конкретного. Я спросил, кто-то ответил. Да и знать никто не знает, где живет мой дядя. Войти к нему в квартиру тоже непросто...
– Хм, возможно, – пожал я плечами и закурил. – Тебе не предлагаю, потому что вредно. А у меня работа нервная.
Судя по всему, Николай действительно растрепал то, что знал, у себя на курсе. Что ж, Приятелю, видно, придется заняться грязной работой: проверить личные дела каждого, кто учится с Николаем, установить, кто из них приезжал в наш город и когда уезжал. Дело нелегкое и, возможно, бестолковое, но тем не менее необходимое. По крайней мере, еще одной версией будет меньше.
Замяв в хрустальной пепельнице окурок, я решил пройти в комнату. Это было необходимо, чтобы сделать паузу и собраться с мыслями. Непринужденно меняя обстановку, в которой протекала наша беседа, я намеревался успокоить Николая и больше расположить к себе. Тогда он мог бы спокойно думать над ответами и вспомнить важные детали.
– Слушай, а фамилии этих самых антикваров ты случайно не помнишь? – спросил я, не оборачиваясь, при входе в зал.
– Нет, фамилий дядя Сеня не называл, только имена-отчества.
Помню, чудные такие, – усмехнулся Николай. – Кудияр, что ли, а другой Асмодей. Ну, прям, как чернокнижники, колдуны какие-нибудь. Жуть! Ну как с такими можно дела иметь?
– Да дела можно и не с такими иметь, – ответил я, разглядывая обстановку. На полке серванта стояла фотография, где были запечатлены брат и сестра: Валентина и Семен. Потом я заметил еще один снимок, где их дети – Коля и Маша – сидели верхом на ослике, видимо, находясь где-то на юге. Хм, забавно. Внезапно это навело меня на мысль.
– Коля, покажи мне, пожалуйста свой фотоальбом, – вдруг попросил я его, и он растерялся. Зачем, видимо, подумал он.
Как-то Приятель намекнул на то, что преступник мог быть в близких отношениях с Клавой Ковальчук. А что, если это был знакомый самого хозяина? Или его родственников, который частенько бывал у Кузнецова дома. Среди них вполне могли быть и престарелый Гилевич, и таинственно исчезнувший Буханцев, и не менее таинственно погибший Саломеев.
Однако все они наверняка не были знакомы с Николаем, поэтому в его альбоме я их не встретил. Тем не менее одна фотография показалась мне довольно любопытной. Это был снимок класса, в котором учился Николай, кажется восьмой.
– Это в школе, – объяснил Коля. – Здесь ничего интересного. Смотрите дальше.
– Да-да, ничего интересного, – закивал я и перевернул страницу. Тем не менее, я прекрасно запомнил предыдущий снимок, вернее, один его фрагмент. На самом крае рядом с Николаем, которого я узнал моментально, стоял юноша, который был мне знаком. Причем, знаком с совершенно недавних пор. Если бы мне показали этот снимок до вчерашнего дня, то я и не обратил бы внимания на эту деталь. Юноша, стоявший рядом с Николаем, был не кто иной, как Слава, Слава Иванов.
Что это, простое совпадение или тесное знакомство, которым Слава мог в принципе воспользоваться. Но тогда зачем бы ему приходить ко мне и участвовать в поисках преступника?
Я почувствовал некоторую нервозность. Неужели рядом со мной со вчерашнего дня находится человек, за которым я гоняюсь?
Как бы мы не поменялись ролями. А если это действительно совпадение? Впрочем, все равно следует быть осторожным и осмотрительным. Надо будет придавать значение всем деталям, связанным с ним.
Я пролистал альбом до конца, но больше не нашел ни одной фотографии, где одновременно присутствовали Николай и Слава.
Если они такие хорошие друзья, то почему же тогда больше ни разу не фотографировались вместе, особенно в последние годы?
Значит, это было просто совпадение, и искать следует в другом месте.
– Кстати, скажи, пожалуйста, а сейчас ты в каких отношениях со своим дядей? Бываешь у него? – задал я следующий вопрос.
– Да когда же? Сейчас я учусь, захожу только когда на каникулы приезжаю, – с явным сожалением ответил Коля. – Вот через год закончу, тогда чаще будем видеться, если, конечно, в Москве работать не останусь. Так что, ничем не могу Вам больше помочь, хотя и желал бы.
– Ну, так что же? Подключайся, я найду тебе задание, – предложил я, отчего Николай как-то нервно вздрогнул: не то мои слова испугали его, не то это он так очень быстро помотал головой. – Я и гонораром с тобой поделюсь.
– Нет, не могу я. У меня утром самолет, я в Сочи еду отдыхать, – ответил Коля. – Так что на меня не рассчитывайте. Ну, если только, через две недели, когда вернусь.
– А как насчет Валентины Борисовны? Она может чем-нибудь помочь? Ну, хотя бы вспомнить, кому что говорила...
Николай немного удивился тому, что я знаю и его мать, однако постарался не подавать вида.
– А этого я не знаю. Я же дома редко бываю. Вы у нее сами спросите, – дал он мне напоследок совет.
– Спрошу-спрошу, обязательно спрошу, – кивнул я. – А тебя, Николай, мне спрашивать больше и не о чем. Так что, прощай.