Так родилась версия, которую надлежало либо подтвердить, либо опровергнуть. Из задумчивости Георгия вывел голос Бахматова:
- Ты, Георгий, все сделал правильно. Так что веди это дело самостоятельно, а мы тебе поможем… А что это за ящик у тебя?
- С ограбленной дачи, - ответил Жора. - Лакированный. На нем отпечатки пальцев имеются, их на глаз видно. Хочу ящик этот Владимиру Матвеевичу отнести, пусть посмотрит…
Бахматов и Осипов переглянулись.
- А ты молодец. Не зря тебя на курсах учили. Отнеси. Может, Саушкин и в самом деле скажет что-то дельное.
Когда Георгий ушел, Бахматов посмотрел на Осипова и заметил:
- Похоже, из Стрельцова будет толк.
- Я тоже так думаю, Леонид Лаврентьевич, - утвердительно кивнул Осипов.
Начальник регистрационно-дактилоскопического бюро Владимир Матвеевич Саушкин встретил Стрельцова с комодным ящиком в руках весьма настороженно. В уголовном розыске Владимир Матвеевич слыл специалистом незаменимым. Поэтому его и удалось отстоять во время чисток милиции от старорежимных служащих. Но когда к Саушкину обращались за помощью (а помочь тот был готов всегда), он каждый раз опасался, что посодействовать не сумеет. Подобное происходило, но весьма редко. В такие дни Владимир Матвеевич невероятно мучился и сравнивал себя с "пятым колесом у телеги", то есть чувствовал себя беспомощным и ненужным, что было для него очень болезненным. Ведь его регистрационно-дактилоскопическое бюро только название имело такое веское и впечатляющее. Что же касается технических средств, то в бюро было только то, что перешло в наследство от сыскной полиции: набор дактилоскопических луп, резиновый валик для раскатки дактилоскопической краски и единственный пузырек с самой краской, наполовину полный или, если угодно, наполовину пустой, два фотографических аппарата выпуска самого начала века, применяемые обычно в тюрьмах для фотографирования в фас и профиль и получения карточек уже осужденных преступников. Имелись еще инструменты для антропологического обмера преступников, также устаревшие, таблицы Бертильона для определения цвета глаз (того самого Альфонса Бертильона, что изобрел систему идентификации преступников по их антропометрическим данным) и еще кое-какой нужный, но очень давний инструментарий, над наличием которых, очевидно, долго бы смеялись полицейские чины из какого-нибудь парижского участка. Хорошо хоть, что сохранилось около полусотни ящиков с дактилоскопическими картами рецидивистов всех мастей и окрасов. А иначе дело выглядело бы совсем швах.
- Что у вас? - спросил Владимир Матвеевич.
- На этом ящике отпечатки пальцев, хотелось бы проверить. Может, преступник уже был арестован.
Саушкин заметно повеселел.
- Вот как… Давайте сюда, сейчас проверим.
Приняв из рук Жоры ящик, он сразу увидел на его лакированной лицевой стороне четкие отпечатки пальцев. Сказав, чтобы Стрельцов зашел вечером, Владимир Матвеевич взял одну из луп и принялся тщательно осматривать ручку ящика и сам ящик. Несколько раз удовлетворенно хмыкнув, достал из цилиндрического футляра, похожего на футляр для чертежей, только покороче, прибор со штативом, отдаленно смахивающий на микроскоп, вынул из него двояковыпуклое увеличительное стекло, взял иголку, лист бумаги и карандаш и стал при помощи иголки считать линии папиллярных узоров, записывая их количество и форму на лист бумаги. Затем главный опознаватель Московского управления уголовного розыска подошел к стеллажу картотеки и вынул ящичек с надписью:
НАЛЕТЧИКИ
Перебрав три десятка папок, выудил из ящика две не шибко толстые, в темно-коричневых обложках. Пролистав, отыскал дактилоскопические карты и, снова взяв лупу, принялся сравнивать их с отпечатками, найденными на ящиках. Часа через полтора Саушкин закрыл одну папку и убрал ее на прежнее место, ко второй проявил особый интерес.
Еще через час столь же кропотливой работы Владимир Матвеевич отложил лупу, закрыл папку, улыбнулся каким-то своим мыслям и стал насвистывать арию Купидона из оперетты Жака Оффенбаха "Орфей в аду". А потом негромко запел партию Зевса из дуэта Зевса и Эвридики:
Ну вот превратился в шмеля я,
за дело взялся горячо-о.
Но могу я только гуде-еть,
как же мне ею овладе-е-еть…
Когда Георгий, не дождавшись вечера, в нетерпении открыл дверь и заглянул в бюро, Владимир Матвеевич поманил его:
- Проходите, молодой человек, чего вы замерли так нерешительно?
- Я немного пораньше, - сказал Стрельцов, перешагивая через порог лаборатории.
- Ничего страшного, - отозвался Владимир Матвеевич и довольным голосом продолжил: - На вашем комодном ящике найдено три группы отпечатков. Благодаря лаковому покрытию ящика, они четкие и пригодные для дактилоскопического анализа.
- А вы его уже начали? - с надеждой поинтересовался Жора.
- Кого? - не сразу понял суть вопроса Владимир Матвеевич.
- Дактилоскопический анализ, - уточнил Стрельцов.
- Я его уже закончил, мил-человек, - не без доли сарказма сообщил начальник регистрационно-дактилоскопического бюро.
- И… каковы его результаты?
Владимир Матвеевич как-то загадочно глянул на Жору, немного помолчал, выдерживая паузу для пущего эффекта, а затем промолвил:
- Как я уже вам говорил, молодой человек, на ящике имеются три типа отпечатков. Пара отпечатков старых, а вот третьи - совсем свежие. Вам повезло, самые свежие отпечатки мне удалось идентифицировать. Они имеются в нашей базе данных. Все сошлось: дуговые, петлевые и завитковые папиллярные узоры…
- И вы можете назвать преступника, которому принадлежат отпечатки? - не скрывая накатившего вдруг волнения, спросил Жора.
- Могу, со стопроцентной вероятностью, - доброжелательно улыбнулся Саушкин и пододвинул ближе к Стрельцову оставшуюся папку.
- И кто же он?
- Знакомьтесь: Константин Игнатьевич Николаев по кличке Батон. Весьма матерый преступник.
- Ну, точно! - воскликнул Георгий. - Ведь Леонид Лаврентьевич именно о нем и говорил!
- То есть ваша версия подтверждается дактилоскопией, - с едва заметным оттенком вопроса произнес Владимир Матвеевич.
- Да, в самую точку! Спасибо вам! - просиял Георгий.
- Тогда возьмите эту папочку, - указал Саушкин на папку с делом Батона. - Изучите тщательно! В ней о многих его подвигах рассказывается.
Стрельцов схватил папку и почти вылетел из кабинета. Вернувшись к себе, он сел за стол, развязал тесемки и с интересом углубился в чтение…
Батон попал в поле зрения московской сыскной полиции в тринадцатом году. Его вместе с тремя подельниками взяли с поличным, когда они совершали вооруженный налет на дом огородника Воробьева в Свиблово. То ли человечек из окружения Батона "нашептал" в полицию о намерениях бандита, то ли у сыскарей был свой агент в банде, но только когда бандиты ворвались в дом Воробьева, их там "горячо приняли".
Дали Батону шесть лет тюрьмы, отправив отбывать под Иркутск. Но в семнадцатом году он неожиданно снова объявился в Москве и через год уже разыскивался за вооруженное нападение на квартиры Иванова и Артамонова на Дмитровском шоссе. Географии своей преступной деятельности Батон не изменил: предпочитал по большей части орудовать в северо-восточных районах Москвы, имея, очевидно, именно здесь свое логово. Действовала банда всегда по одному и тому же сценарию: нагло и дерзко врывалась в жилища граждан, глумилась над хозяевами и при малейшем сопротивлении пускала в ход оружие. После чего преступники выносили все, что имело хоть какую-то ценность и можно было сбыть через барышников Хитровки и Сухаревки.
Сомнений у Георгия уже не оставалось: налет на дачу народной артистки республики Ермоловой совершил именно Батон, сколотивший после разгрома у Бутырской заставы новую банду…
На следующий день по инициативе Стрельцова по всем городским отделам милиции был разослан циркуляр, предписывающий немедленно арестовать налетчика-рецидивиста Константина Николаева по кличке Батон и под охраной препроводить его в Московское управление уголовного розыска. Районным уполномоченным надлежало выйти к жителям северо-восточных районов столицы с обращением проявлять бдительность, не пускать незнакомых людей в свои дома и не открывать таковым двери своих квартир. При обнаружении подозрительных лиц незамедлительно сообщать об этом в районные отделы милиции.
В течение последующей недели районные уполномоченные провели несколько собраний с жильцами указанных районов, однако ожидаемых результатов не случилось. О подозрительных личностях в отделы милиции никто не заявлял, лежбище Батона установлено не было даже приблизительно, а его самого никто не видел. Более того, в течение последующих десяти дней после ограбления дачи Ермоловой в северо-восточных районах Москвы бандиты как будто бы даже активизировались: были совершены налеты на квартиры зубного врача Пышкина, мещанина Купцова и адвоката Балдина. У последнего была изнасилована пятнадцатилетняя дочь, а сам он, пытавшийся за нее заступиться, был ранен выстрелом из обреза в грудь. По оперативным сведениям, почерк налетчиков был совершенно аналогичен, равно как и описание внешности их главаря: Батон, объявленный в розыск, продолжал грабить и бесчинствовать, совершенно не беспокоясь о последствиях.
Стрельцову помог начальник третьей бригады инспектор Александр Павлович Кошелев, из старых спецов. Его группа занималась преимущественно карманными кражами, и он знал в лицо многих "понтщиков", "ширмачей", "купцов", "марвихеров" и даже "тырщиков" с дореволюционным стажем "работы". Крупных скупщиков краденого, то бишь барыг (барахольщиков), Кошелев тоже хорошо знал.
Однажды, когда Георгий сидел у себя за столом и допрашивал очередного пострадавшего от налетчиков банды Батона, Александр Павлович вызвал его из кабинета и сообщил, что у одного из сухаревских барыг, живущего в Печатном переулке меж Трубной и Сретенкой, появилась некая занимательная вещица, на которую уже нашелся покупатель. Барыга давно сидел на крючке у Кошелева и сообщал ему время от времени кое-какие интересующие инспектора факты. Сутки назад Александр Павлович заглянул к нему с вопросом: а не попадался ли тому на глаза серебряный портсигар с совой, выгравированной на лицевой стороне крышки, глаза у птицы с изумрудными камушками, а на внутренней стороне портсигара вытеснен золоченый вензель-монограмма "М". Этот скуртавый порт умыкнул у одного лохастого фраера ширмач Потемкин с кликухой Таврия вместе со своим подельником Семой Ряженым.
Скупщик ответил, что порта скуртавого с вензельком золоченым в глаза не видывал, однако, чтобы умаслить расстроенного и недовольного ответом инспектора Кошелева, сообщил, понизив голос: зато, дескать, у него, честного барышника, работающего за малую долю и ценящего добро со стороны сыска, появилась пара дорогих гобеленов ручной работы с известными библейскими сюжетами. И что скоро за ними подойдет покупатель.
По просьбе Александра Павловича барыга показал ему гобелены, каковые вызвали у инспектора Кошелева вполне объяснимое любопытство…
- А любопытство ваше заключалось в том, что означенные гобелены совпали с описанием гобеленов, похищенных у актрисы Ермоловой? - едва не воскликнул Жора.
- Один в один, - ответил Александр Павлович.
На всякий случай Георгий Стрельцов размножил опись похищенных вещей на даче у актрисы Ермоловой на стареньком "Ундервуде" и раздал их инспекторам и уполномоченным отделов МУРа. Оказалось, что не зря: сработало!
- А вы спросили барыгу, запомнил ли он человека, что принес ему гобелены? - быстро спросил Стрельцов.
- Спросил, конечно, - усмехнувшись, ответил Кошелев. - Его кличка Лось. Он сказал барыге, что на днях зайдет еще и принесет новый товар. - Александр Павлович посмотрел на Жору: - Что, будете засаду у барыги устраивать и брать этого Лося? И потом колоть по всем правилам?
- Нет, - немного подумав, ответил Стрельцов. - А вдруг не расколется? Нам один Лось не нужен. Нам вся банда нужна. Во главе с Батоном. Нам бы проследить за этим Лосем и найти убежище Батона и его банды. Да и взять потом всех разом…
- Верно мыслишь, - одобрительно произнес Кошелев. - Я бы тоже не торопился с арестом Лося.
- А вы не могли бы свести меня с этим барыгой? - посмотрел на инспектора третьей бригады Жора. - Поговорить мне с ним надо.
- Хорошо, - уверенно, но не сразу ответил Александр Павлович. - Хоть сдавать свою агентуру и не принято, но если это поможет поймать убийц и насильников, то почему нет? Но сам пойми, дело деликатное, чтобы потом об этом барыге никому не проговорился.
- Конечно, Александр Павлович, - ответил Жора. - Спасибо. - И искренне пожал инспектору руку.
Скупщик краденого занимал полуподвальную квартиру в двухэтажном шестиквартирном доме, что стоял между купеческим особняком и четырехэтажным доходным домом почти в самом начале Печатникова переулка, недалеко от пересечения с Трубной улицей, бывшей Грачевкой, имеющей дурную репутацию. На Грачевке и прилегающих к ней переулках еще лет десять назад жили спившиеся купцы и мещане, проститутки, недоучившиеся студенты, громилы и ворье всех мастей, имеющие здесь свои "малины".
Потом эти улицы и примыкавшие к ним переулки стали вычищать от преступного и деградированного "элемента", как значились они в документах обер-полицмейстера его превосходительства барона Андрея Романовича Будберга. На месте хибар, лабазов, стихийных торговых рядов и воровских хаз стали вырастать шикарные доходные дома с лифтами и ванными. Грачевка с переулками стала также понемногу высвобождаться от притонов и "веселых" домов с красными фонарями на входе, но полностью очиститься от всего этого не успела: помешали бурные события, происходившие в Февральскую и Октябрьскую революции. Потом началась Гражданская война, и лишь по ее окончании, уже во времена НЭПа, Советская власть принялась за продолжение ликвидации трущоб и разного рода барахолок с криминальным окрасом.
В двадцатом году было принято постановление о ликвидации Хитрова и Сухаревского рынков. Хитров рынок в целом был ликвидирован, а вот постановление Моссовета о "зачистке" Сухаревки было исполнено не в надлежащей мере: торговля и подвизающийся возле нее криминальный элемент тихой сапой переместились в узкие переулки Сретенки. А где воры - там и скупщики краденого, так как ни те ни другие друг без друга существовать не могут.
Барышник с Печатникова переулка на прожженного и видавшего виды скупщика краденого отнюдь не походил. Вместо жуликоватого мужика в поддевке с хитрыми и маленькими бегающими глазками да потными ладонями, все время думающего о личной наживе, - а именно так нарисовал в своем воображении барыгу Жора, еще никогда не видевший представителя подобной воровской специализации, - перед его взором предстал представительного вида мужчина лет сорока пяти в распахнутом шелковом красно-коричневом шлафроке, под которым были чистая белая рубашка и льняные домашние брюки. Глаза его, немного навыкате, смотрели проницательно и умно. Курчавые волосы, такая же черная бородка с проседью и нос с небольшой горбинкой выдавали в нем человека с примесью восточной крови, склонного к торговле не совсем честной или совсем не честной. Впрочем, в сюртуке или визитке и черных лаковых туфлях он запросто мог сойти за профессора-естествоиспытателя, а то и за дипломатического работника Наркомата иностранных дел или успешного похоронного церемониймейстера. Много было в этом человеке намешано.
- Знакомьтесь, - с некоторой иронией в голосе произнес Кошелев и произвел жест рукой в сторону хозяина квартиры: - Скупщик краденого, а в просторечии "мешок", или барышник Артур Гершевич Бриль, которого его клиенты, жулики и бандиты зовут не иначе, как Артурчик, мой негласный осведомитель с одна тысяча девятьсот пятнадцатого года. Но это, разумеется, только между нами, - уже строже добавил он.
Артур Гершевич неодобрительно покачал головой (в нем угадывался человек тонкий) и укоризненно посмотрел на Кошелева. Похоже, он хотел промолчать, но все-таки не удержался и недовольно промолвил:
- Напрасно вы, Александр Павлович, так… необычно характеризуете меня перед молодым человеком. Наша с вами многолетняя дружба… - Тут он заметил слегка скривившееся лицо Кошелева и быстро поправился: - Хорошо, хорошо, не буду настаивать, я выражусь иначе: наше многолетнее и плодотворное сотрудничество позволяло мне надеяться, что вы более лестно меня представите и более приглядно отзоветесь о роде моих занятий.
- Видал, какой изысканный язык? - сказал Кошелев, серьезно посмотрев на улыбающегося Георгия. - Как будто бы университетские курсы посещал. А в действительности четыре класса приходской школы окончил.
- Все очень просто, я много читаю. - Бриль бросил взгляд в сторону Стрельцова: - Вы, молодой человек, можете подумать обо мне невесть что худое и составить противуестественное мнение. А ведь я, - тут Артур Гершевич сделал паузу, - искренний и добровольный помощник народный милиции. Почти добровольный… - быстро добавил он, не давая Кошелеву возразить. - Что же касается моего ремесла, то моей вины здесь нет, поскольку я являюсь жертвой неодолимых обстоятельств, вынудивших меня стать скупщиком. Думаете, мне это приятно? Совсем нет. В хедере, где я волею моих родителей постигал начальные науки и божественную сущность бытия, мой меламед прочил мне будущее раввина или блестящего революционэра, но жизненные обстоятельства сложились таким образом, что я, еще будучи совсем юным и несмышленым подростком, попал в дурную компанию и…
- Артурчик, угомонись ты наконец. Ты же не на суде присяжных, - перебил его Александр Павлович. - Это твое не последнее слово.
- Да? - поднял на него печальный взор Бриль.
- Да, - вполне серьезно подтвердил Кошелев. - Вот, это агент уголовного розыска Георгий Стрельцов. И у него к тебе имеется небольшой разговор…