- Это Франц Иосиф? Австрийский император? - Вадим кивнул на портрет малосимпатичного субъекта.
- Йозеф, - поправил Генка. - А вон там видишь оркестрион? Он играет "Za Cisбře Pбna", то есть "За господина императора" - австрийский гимн. Ладно, что закажем к пиву? Мясные крошки в томатном соусе? - он подмигнул Вадиму, прекрасно понимая, что для остальных его юмор недоступен. - Ладно, шучу. Рекомендую кнедлики.
- Фы-ы! - скривилась Лора. - Мы уже это попробовали. Здесь есть какое-нибудь копченое мясо?
После первой же кружки замечательного, как сказал Миша, оптимистического "Праздроя" веселье пошло как по маслу. Тем более Савченко молчал. Он почти ничего не ел, только часто прихлебывал пиво из высокой кружки.
- Ты же за рулем, - спохватился Вадим, который сидел рядом с ним.
- Плевать! - мрачно буркнул Генка. - Вызовем такси.
- Не влезем.
- Плевать! Вызовем два такси.
- А машина?
- Оставим здесь. Завтра заберу.
- Не угонят?
- Во-первых, ее можно угнать только тягачом, а во-вторых, она застрахована. Если что, Хлапик не обидится. Просим вас, - он махнул официанту, - Ješte pivo, uzené а okurkový salát7.
Стопки картонных подставочек перед ними росли. Пиво пилось как-то легко и незаметно. Копченая свинина таяла во рту. Макс очень быстро набрался и дремал, положив голову на руки. Лора танцевала вот уже третий танец подряд с каким-то толстопузым чехом пенсионного возраста. Чех подпевал музыке: "Тра-ла-ла-ла!", а руки его так и норовили сползти с Лориной талии чуть ниже. Сама Лора только довольно хихикала. Оксана и Лида оживленно что-то обсуждали, вполне возможно, что перемывали кости Лоре. Миша глазел по сторонам.
- Я пытаюсь представить себе, что я Швейк, - пояснил он. - Но не получается.
- Скажи, Вадик, - вдруг тихо и очень серьезно спросил Генка, наклонясь к нему. - Что ты думаешь о... смерти?
Он спросил это так, словно интересовался его мнением о своей новой подружке.
- То есть? - не понял Вадим.
- Ну что тут непонятного? Что ты думаешь о смерти? Какая она?
- Ты в философском плане или в практическом? - пытался отшутиться Вадим - уж больно неподходящей показалась ему эта тема здесь, в шумном, прокуренном кабачке, над кружкой пенного пива.
Но Савченко был не расположен шутить. Его глаза блестели каким-то фанатическим блеском. Вадим снова вспомнил сцену во дворике.
- Во всех, Вадик, во всех смыслах. Скажи, ты веришь в Бога?
- Верю, что Бог есть, но в церковь не хожу. Принципиально. Как и большинство. Мне кажется, верить можно и так, без топтания в Боговой прихожей.
- А вот я не верю. Жаль, но не верю. Не могу.
- Почему жаль?
- Потому что тому, кто верит, легче умирать. Так все-таки, что ты думаешь о смерти? - настаивал Генка, вцепившись в Вадимов рукав.
- Да ничего особенного. Тело сгниет, душа останется. Только и всего.
Вадиму было что сказать о смерти. Не то чтобы он был так увлечен этой темой, но в силу профессии не мог о ней не задумываться. И все же говорить об этом всерьез с Генкой, зная, что тот действительно скоро умрет - долго ли живут наркоманы! - никак не мог.
- И тебе не страшно?
- Страшно, конечно. Но я не думаю об этом. Стараюсь не думать.
- Как можно не думать? - возмутился Генка. - А может, ты выйдешь отсюда, и тебя собьет грузовик с отказавшими тормозами. Или вот возьмешь сейчас, сию секунду, и поперхнешься пивом.
- Типун тебе на язык! - пробормотал Вадим, машинально отодвигая кружку, из которой собирался отхлебнуть. - Страшна неизвестность, Гена. Страшно оставить все, что имеешь, и уйти в эту самую неизвестность. Страшна необратимость.
- Необратимость, - повторил Генка, словно пробуя слово на вкус. - Необратимость... Если бы только смерть была необратима. Часто необратима жизнь.
- В смысле?
- Когда ничего нельзя исправить.
- Если ты о том, что сделал нам, - поднял вдруг голову Макс, - так ты и не пытаешься. Ну и хрен с тобой. Мы напьемся пива по самое не хочу и уедем обратно. А ты сиди в своей благословенной Чехии, жуй воспоминания, колись и философствуй.
- Ты хочешь сказать, что я...
- А что, ты хочешь сказать, что нет? Что ты не ширяешься? Ха и еще раз ха! Да на тебе метровыми буквами написано: "Я - наркоша!".
Тут Максу стало плохо. Вадим хотел помочь, но Генка неожиданно твердо отстранил его и сам потащил Макса в туалет. Их не было довольно долго.
- Может, пойти посмотреть, что там? - начала волноваться Лора. - Вадик, сходи глянь.
Но не успел Вадим сделать и нескольких шагов по направлению к туалету, как Макс и Генка вернулись. Макс был бледен, но в этом ничего удивительного не было. Удивительным было то, что он выглядел абсолютно трезвым. На его лице был написан то ли ужас, то ли крайнее потрясение. А Генка... Генка улыбался все той же дьявольской улыбкой.
- Prosím vás, objednejte mi taxi. Dva taxi8 , - кивнул он официанту.
* * *
"...Мысли путались, боль не давала сосредоточиться. Я просто не мог больше терпеть.
И вот я сидел там и смотрел, как проступает пережатая жгутом вена, как входит в нее игла, как поршень медленно впрыскивает порцию смерти. Совсем маленькую порцию. От которой умирает лишь боль. Умирает, но скоро воскреснет вновь. Потому что боль не может умереть по-настоящему, пока жив человек. Когда-то я считал, что Бог у каждого в душе, у каждого свой. Так и смерть у каждого своя. Она умирает вместе с человеком и возвращается - точно так же, как душа возвращается к Богу, - к своей создательнице, Всеобщей Смерти.
Перечитал написанное и поразился. Вот так и Лорка рисовала свои лиловые кляксы, сквозь которые проглядывал зловещий оскал. Зачем я уговорил ее попробовать уколоться? Я ненавидел весь свет. За что? За то, что я умру, а они останутся, будут жить, дышать, любить. Пусть недолго, на несколько лет дольше, чем я, но что значат несколько лет для того, кто должен умереть?
Я помню страх, который испытал, когда узнал, что на Кавказе погиб мой одноклассник, Алексей Тимаев. Сколько нам тогда было? Восемнадцать? Девятнадцать? Он сорвался со скалы. Было жарко, его долго искали... Я не мог поверить. Казалось, мы вечны, уходят другие, уходят иные - иным дорогие, а с нами такого случиться не может - поможет судьба, и удача поможет...
Это было невероятно, чудовищно. И все-таки я в конце концов поверил в это. Поверил, когда родственники, знакомые стали уходить один за другим. Алексей просто был первым. Но я?.. Разве могу умереть я? Почему это случилось со мной? Почему смерть подошла вплотную, так неожиданно? Неожиданно? Но разве бывает смерть ожиданная? Наверно, бывает. Даже точно бывает. Но и ожидание ее приходит внезапно..."
* * *
1995 год
Лида Усова считала свою жизнь скучной донельзя. Со всеми что-то происходило. Со всеми - но только не с ней. А у нее - скучный дом, скучные родители, скучная учеба, скучные подруги. Разве что книги - в них была совсем другая жизнь, яркая, насыщенная событиями. Она глотала их пачками: фантастику, приключения и путешествия, любовные романы. Пока глаза бегали по строчкам, все было просто замечательно. Но стоило закрыть книгу - и серая неприглядность обыденности подступала вплотную. Хотелось выть, топать ногами и... сделать что-нибудь такое, что коренным образом изменило бы все. Но не так-то это оказалось просто. Путешествовать по миру было не на что - Лидина семья жила довольно скромно. Будущая профессия тоже не предполагала ничего захватывающего, поскольку география путешествий и география в школе - это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Впрочем, Лида вообще не испытывала тяги к какому-либо роду деятельности. Если уж не дано ей пережить захватывающие приключения наяву, так хоть бы читать о них с утра до вечера. Или, на худой конец, телевизор смотреть. А кушать тогда на что?
Оставалось только влюбиться. Самым роковым образом. Вдрызг, в хлам, вразнос. Со слезами, безумствами, побегами на край света по пожарной лестнице. Чтобы разбивались сердца и семьи. Чтобы было что вспомнить на склоне лет. Чтобы внуки сказали: "А наша-то бабка была о-го-го!"
Но и с этим дела обстояли не лучшим образом. Нет, мальчики на нее внимание обращали, начиная с младших классов. Все-таки она была довольно красивой девочкой, к тому же не злой и не слишком глупой. Но почему-то, по какому-то роковому обстоятельству, это были скучные мальчики. Мальчики, которые хорошо учились, примерно себя вели и никогда не огорчали родителей и учителей.
В шестом классе Лида попробовала влюбить себя в хулигана Женьку из параллельного класса. С трудом, но вышло. К несчастью, Женька тоже обратил на нее внимание. Примерно месяц Лида была почти счастлива, но потом просто взвыла от нестерпимой скуки: он скучно курил, скучно плевался и скучно матерился. Вот и вся романтика.
Принц появился, когда Лида совсем уж было отчаялась. Ей тогда исполнилось двадцать, и она училась на третьем курсе. Французский в ее группе преподавал молодой доцент Константин Павлович, высокий, темноглазый, немного картавый - настоящий француз. Говорили, что его дальний предок - наполеоновский офицер, который после войны 1812 года остался жить в России. Это было так волнующе... Еще говорили, что он страшный бабник и не пропускает ни одной смазливой студентки. Это тоже волновало - как же, скверная репутация!
Зачет в зимнюю сессию Лида завалила. Она так волновалась под его пристальным взглядом, что забывала самые простые слова, глотала предлоги и путала сцепление со связыванием.
- Приходите еще, - пригласил доцент, возвращая ей зачетку.
Вместо того чтобы готовиться, Лида одурелым взором таращилась в потолок, который казался ей звездным небом, и шептала: "Костя... Константин..." Она перестала есть, спать и за несколько дней превратилась в светящееся изнутри привидение с огромными мерцающими глазами.
Большое помещение кафедры иностранных языков было разделено шкафами на небольшие закутки - для каждого преподавателя свой.
- Садитесь, - Константин Павлович кивнул на пыточное место рядом с массивным допотопным столом.
Как во сне, как в восхитительном кошмаре, Лида опустилась, а точнее, шлепнулась на стул. Ей казалось, что они одни во всей Вселенной. Он мучил ее долго, очень долго, но ей хотелось, чтобы он не отпускал ее вообще. Вот так и сидеть бы до скончания века, отвечать, разумеется, по-французски, на его вопросы по теме "Моя комната" и "Моя будущая профессия".
- Кажется, в прошлый раз вы плавали на грамматике, - строго изрек Константин Павлович и вдруг накрыл ее руку своей. - И на фонетике. Скажите, вы слышали что-нибудь о розовых ежах9?
- О розовых ежах? - пролепетала Лида, краснея от ушей до пяток, и опускаясь в океан блаженства.
- Константин Павлович, вы совсем замордовали девушку! - раздался из-за шкафа скрипучий голос зав кафедрой. - Она географ и не обязана знать о розовых ежах. Поставьте ей зачет и отпустите, уже поздно.
Они вышли вместе.
- Вам куда? - спросил Константин Павлович.
- На Черную речку.
- Раз уж вы по моей вине так задержались, придется вас подвезти, - он открыл перед Лидой дверцу новенькой "девятки".
За светским разговором - об институте, о погоде, о природе - она и не заметила, что машина едет по каким-то незнакомым улицам.
- Ой, где это мы? - спохватилась она, когда Константин Павлович притормозил у панельной девятиэтажки в окружении других таких же новостроек.
- Пардон, - улыбнулся он. - Машинально приехал домой. Не волнуйтесь, сейчас отвезу вас. Или?..
Он выжидательно посмотрел на Лиду, и она задрожала, хотя в машине во всю работала печка...
Их бурный роман продолжался без малого три месяца. А потом Константин пригласил ее в кафе и за кофе с коньяком обстоятельно объяснил, что их отношения зашли слишком далеко. Вернее, она стала воспринимать происходящее слишком всерьез. А он мужчина молодой и в ближайшей перспективе обзаводиться семьей не намерен. У нее все еще впереди, вот встретит подходящего парня, выйдет за него замуж, родит детей...
Лида никак не могла поверить, что все кончилось вот так, вдруг. "Здравствуйте... Константин Павлович!" - кидалась она навстречу ему, едва завидев в институтском коридоре. "Здравствуйте, Лида", - равнодушно отвечал он и отворачивался. А потом сажал в машину очередную симпатичную дурочку.
Перед началом летней сессии разразился скандал. Одна из брошенных Константином девиц пришла к декану с заявлением, что доцент кафедры иностранных языков Клоде Константин Павлович, используя свое служебное положение, принуждал ее, бедную, к интимным отношениям. В особо извращенной форме. Девчонка была той еще оторвой, которую и принуждать ни к чему необходимости не было, но ей просто захотелось слегка отомстить. Во избежание неприятностей, Константину порекомендовали срочно уйти, не дожидаясь окончания семестра.
Лида решила морально поддержать опального донжуана и отправилась к нему домой. Дверь ей открыла размалеванная девица с метровыми ногами.
- Тебе чего? - спросила она и выпустила струю сигаретного дыма прямо Лиде в лицо.
- Константин дома?
- Он дома только для меня. Усекла?
- Я бы хотела забрать свой халат, - не сдавалась Лида, которая решила оставить последнее слово за собой.
Но девица такой возможности ей не дала.
- Я его выбросила, - сказала она, закрывая дверь. - Он слишком вонял дешевыми духами.
Сказать, что Лида переживала, значит, не сказать ничего. Она страдала так, что шекспировские трагедии могли попросту отдыхать. Во всяком случае, так казалось ей самой. Она часами лежала на диване, отвернувшись к стене. Напрасно мать пыталась доказать ей, что нет такой неприятности в жизни, которую нельзя было бы пережить.
Да, это было приключение, но совсем не такое, на которое Лида рассчитывала. Оказалось, что любовь уже не разделенная очень сильно отличается от любви еще не разделенной, с ее надеждами и предвкушениями.
Полгода Лида жила на автопилоте, пережевывая воспоминания, то ненавидя Константина, то снова прощая его. По ночам она долго лежала без сна и представляла себе самые нереальные, фантастические ситуации, которые могли бы произойти, если бы... Если бы они вдруг какой-то волшебной силой оказались заброшенными на необитаемый остров в Тихом океане. Или вот так: ночь, гроза, и она, как булгаковская Маргарита, влетает на метле к Константину в комнату - голая, с распущенными волосами...
Как-то раз она ехала в метро, и на нее уставился довольно таки симпатичный парень. Она делала вид, что не смотрит на него, но на самом деле рассмотрела все: и темно-синие, почти фиалковые глаза, усталые и какие-то растерянные, и густые брови, и легкую тень вечерней небритости на слегка впалых щеках.
Парень выскочил из вагона вслед за ней и остановился, не зная, что сказать. Она посмотрела на него, посмотрела и, пожав плечами, пошла к выходу. Он - за ней. Всю дорогу до своего дома Лида, хотя и не обернулась ни разу, чувствовала за спиной его присутствие. Наконец она остановилась и, посмотрев через плечо назад, сказала:
- Молодой человек, или давайте уже знакомьтесь со мною, или я решу, что вы маньяк, и позову вон того милиционера.
- Нет там никакого милиционера, - буркнул парень и, подумав, добавил: - Миша.
Лидина жизнь снова обрела смысл. У Мишки оказалась жена-стерва, по сравнению с которой она должна была казаться настоящим ангелом. Мишку надо было отбить у этой самой стервы, которая сама накаляла атмосферу, то присылая подметные письма, то жалуясь ее отцу, то натравливая на нее наемного мордочиста. Наконец - вот он, триумф! Свадьба и медовый месяц длиной в пару недель в самой настоящей загранице.
А потом Лида поняла, что полученный ею в полную и нераздельную собственность Мишка не менее скучен, чем одноклассники и хулиган Женька. Он скучно ходил на работу, скучно ел ужин и скучно занимался любовью. Вернее, тем самым, что делают в постели, потому что любовь тут, простите за каламбур, и близко не лежала. Нет, Мишка Лиду любил, сомневаться не приходилось. Но это были его личные трудности.
Да, она, как и мечталось, не работала, лежала на диване, ела, смотрела телевизор и читала любовные романы. Но и это постепенно ей приедалось. Подруг у нее не было, детей тоже не хотелось, потому что это еще больше затянуло бы ее в рутину повседневности.
И постепенно, можно даже сказать, незаметно, у Лиды завелись две тайны, из которых более невинной было скирдование заработанных супругом денег. Складывая деньги на карточки, Лида представляла себе, как поедет в кругосветное путешествие на огромной белоснежном лайнере. Каюта-люкс, красивые мужчины смотрят на нее с восхищением, экзотические страны, море, солнце... Мужа она при этом совершенно в расчет не принимала.
* * *
1 января 2000 года
Лида сидела в углу на полу и слизывала кровь с разбитой губы.
- Опаньки! - усмехнулась Лора. - Славно у нас год начался. Убийство, драки. Неужели Михрюта наконец отважился навешать тебе кренделей? Где он? Я хочу его поцеловать!
- Я упала, - буркнула Лида.
- Конечно. А визжала, потому что споткнулась о мышь.
Вадим подошел и подал Лиде руку.
- Что все-таки случилось?
- Да ничего не случилось! - огрызнулась Лида и вскочила, словно не заметив протянутой руки.
- Тогда где Мишка?
- Ушел.
Макс выглянул на кухню. Там никого не было.
- Он что, на улицу пошел? Раздетый?
Мишина куртка вместе с другими висела на вешалке у входа.
Лида молчала.
Вадим открыл входную дверь и выглянул на заметенное снегом крыльцо. Миша стоял на верхней ступеньке, в одном легком свитере, и смотрел в метельную мглу. На волосах его пушистой белой шапкой лежал снег. Вадим вернулся, надел свою куртку, взял Мишину и снова вышел на крыльцо. Накинул куртку на плечи Мише, встал рядом.
- Утешать будешь? - неожиданно зло спросил Миша.
- А есть из-за чего?
- Еще как есть! - он с силой ударил кулаком по засыпанным снегом перилам. - Выходит, у меня была самая веская причина Генку кокнуть.
- Кажется, начинаю понимать, - кое-что сопоставив, сообразил Вадим. - Так вот что Лорка имела в виду.
- Лорка? - дернулся Миша. - А что она...
- Ты помнишь, Лида с Лоркой сцепились, когда Лорка сказала что-то вроде: "Думаешь, непонятно, куда ты ходила посмотреть на горы". Я потом несколько раз пытался у нее, у Лоры то есть, выяснить, о чем это она, но так и не вышло. Подожди, а ты-то откуда узнал? Неужели она сама сказала?
- Да нет, - с досадой мотнул головой Миша. - Ты не так все понял. Что там Лорка напридумывала, я не знаю. Если ей верить, то Лидка была у Генки как раз перед убийством. Черт, не знаю, может, и была. Я теперь ничего уже не знаю.
- Да объясни ты толком! - рассердился Вадим. - Я понял так, что Лидка изменяла тебе с Генкой. Ничего себе шуточки!
- С ума сошел?!