Станислав Родионов
Засекреченный пикник
Прокурор конфузился, хотя это не было свойственно ни его характеру, ни его должности. Вернее сказать, он маялся, словно его пропускали через стиральную машину. Хочет поручить какое-нибудь непотребное дело? Он поручает их свободно и даже без комментариев. Скорее всего, я допустил ляп, непростительный для моего опыта и возраста. Не помочь ли ему?
- Юрий Валентинович, погодка-то!
- Да, льёт, как из лейки, - неожиданно подхватил он.
- В таких случаях нет ничего хуже трупа на улице, - развил я мысль, намекая, что если и есть подобный труп, то послать туда лучше следователя молодого.
- Трупа нет, - отмахнулся он.
- Надеюсь, нет ни пожара, ни хищения младенца…
Прокуроры меняются часто. Юрий Валентинович задержался, и я не мог это объяснить ничем, кроме его покладистости. Мною замечено, что до пенсии доживают руководители не принципиальные. Парадокс, но прокурор - самая бесхребетная должность. У ресторанного официанта больше достоинства, а может быть, и прав.
- Сергей Георгиевич, мне грозит взыскание за необоснованные возбуждения уголовных дел. Зампрокурора города звонил.
Что значит "необоснованное возбуждение уголовных дел"? Это процентный рост преступности, которой фактически нет.
- Не возбуждайте, - легко посоветовал я.
- Но образуются ситуации…
Я смекнул, что она уже образовалась. Видимо, пригласил ради этой ситуации. Но прокурор, боясь меня спугнуть, подступал к ней осторожно, словно крался:
- Сергей Георгиевич, ты постоянно жалуешься, что уголовные дела неинтересны.
- Примитивны.
- Слышал про пикник? Учитель физики, преподавательница литературы и трое пятиклассников поехали в лес на машине физика и пропали.
- Но школьники и учительница, говорят, вернулись.
- А физик, а машина? Пропали.
- Расспросить ребят, учительницу, - удивился я примитивности задачи.
- Молчат.
- На допросах?
Прокурор хихикнул укоризненно. Ну да, необоснованное возбуждение уголовного дела; а если дело не возбуждено, то нет и допросов.
- Но их хотя бы опросили?
- Молчат, - повторился прокурор.
Он пододвинул мне хиленькую папку: справки, опросы школьниц инспектором детской комнаты, милицейские протоколы… Я читал и удивлялся: поехали в лес, там погуляли… Физик сел в машину и пропал, оставив учительницу и школьников. До города они добрались на попутках.
- Есть же основание для возбуждения уголовного дела, - не согласился я с перестраховкой.
- Сергей Георгиевич, а какое? Грабежа нет, телесных повреждений нет… А если физик поехал навестить друга или ещё куда? Кстати, была пятница.
- Он же до сих пор не вернулся?
- Милиция ищет.
Мы с прокурором работали вместе давно. Пришёл он юным и нахрапистым. Но годы, проведённые в области сложной криминально-психологической деятельности, сделали его неспешным и вдумчивым. Я ценил его за простоту и неумение юлить. Какой прокурор свободно признаётся, что не знает, что делать? А надо ли делать?
- Юрий Валентинович, найдут физика или сам он явится - и всё.
- Ко мне обращаются с запросами. Родители, директор школы, из администрации района.
- Что же их беспокоит?
- Школьницы стали какие-то испуганные, учительница подала заявление об уходе. Там какая-то тайна. Да и слухи.
Я не представляю крепость тайны, которую знают четверо. Школьники, учительница… Эти тайны долго не хранятся. А слухи… Любое уголовное дело обрастает всякой дрянью, как днище морского корабля. В молодости меня обвинили в том, что я посадил человека, чтобы сожительствовать с его женой.
Наконец меня толкнуло на деликатный вопрос.
- Юрий Валентинович, может быть я чем-то могу…
- Можешь, - не дал он кончить фразы - Возьмись за это дело.
- Но ведь дело не возбуждается?
- Именно. Вроде прокурорской проверки. Допрашивать под протокол нельзя. Беседовать, расспрашивать, общаться… Считай это общественной нагрузкой.
- Мне нагрузок государственных хватает. Восемь дел.
- Здесь ни сроков, ни торопливости… Прошу лишь разобраться. Ты же психолог!
2
Когда мальчишкой поступал на юридический факультет, в розовой дымке мне виделись банки, яхты, бриллианты, красавицы. И само собой, пистолеты, яды, наручники, схватки в пороховом дыму. На первом же месте происшествия я увидел полусгнивший труп, по которому ползали белые жирные личинки.
Преодолевать брезгливость я научился, но открылись другие трудности. Прокурор назвал меня психологом. Вот они и открылись - психологические трудности.
С какого края взяться за школьную историю? Сложность не в том, что нельзя допрашивать официально - составлять протокол, предупреждать об ответственности за дачу ложных показаний, - а в том, что школьникам, наверное, по тринадцать лет. В сущности, дети.
Ко мне заглянул капитан Палладьев. Светло-русый, и вообще, светлый парень. Куртка и душа нараспашку. К нему грязь работы не приставала. Я обрадовался, потому что он не просто заглянул, а был послан майором Леденцовым мне в помощь. По этому школьному делу.
- Игорь, как познакомиться с женщиной?
- С учительницей? - догадался он.
- Начинать надо с неё…
- А представиться следователем?
- Надо инкогнито.
Капитан задумался. Его светло-голубые глаза ещё больше посветлели. Чем он их моет?
- Сергей Георгиевич, пригласите её в кино.
- Тогда уж в ресторан.
- Или на какой-нибудь концерт.
- Или на дискотеку, - развил я это направление.
- Сергей Георгиевич, пригласите даму, например, в филармонию…
- Знакомую даму, Игорь. А я заявлюсь в школу и предложу ей пойти со мной на концерт?
Мы думали или шутили? Я шутил, капитан прикалывался.
- Сергей Георгиевич, я прикинусь водопроводчиком и войду в её квартиру…
- А я электриком?
- Нет, вы как бы мой помощник с трубой в руке.
- Игорь, а ты разбираешься?
- Кран поверну.
- Ну а я трубой помахаю.
- Ситуаций можно сочинить много: сверху заливает, пробки сгорели, газом пахнет…
- Игорь, а если дом поджечь? Якобы?
После этого разговора вся школьная история глянулась надуманной. Как только найдётся физик с машиной, мы только посмеёмся. Впрочем, любители телесериалов наверняка ухмыляются, потому что привыкли к серьёзным проблемам, где стреляют и бьют морды. А тут ни трупа, ни крови.
- Капитан, а что за школа?
- На хорошем счёту. С православным уклоном. В кабинете директора висит икона. Устраивают культпоходы в церковь.
- А коллектив?
- Дружный, женский. Мужчин только двое: физик да учитель физкультуры.
- Ну а литераторша?
- Тамара Леонидовна Ясницкая, женщина продвинутая.
- Куда?
- Так говорят…
- Переведи.
- Двадцать пять лет, не замужем, чуть ли не красавица, её ученики побеждают на всех литературных конкурсах…
Тогда начинать надо с неё, с продвинутой. А где? В прокуратуру не вызовешь, да может и не пойти без повестки. Я вспомнил, что числюсь соискателем в педагогическом институте, хотя до сих пор ничего не соискал. Начал писать диссертацию на тему "Поведение школьников в экстремальной ситуации". Разумеется, не написал, заваленный этими самыми экстремальными ситуациями. Возможно, я до сих пор не отчислен.
В прокурорских материалах были все адреса и телефоны. Когда Палладьев ушёл, я стал названивать. В школе мне сообщили, что она больна. Но я-то знал характер её болезни и набрал домашний номер:
- Здравствуйте, Тамара Леонидовна. Ваш телефон мне дали в школе. Я пожилой юрист и пишу диссертацию приблизительно на такую общую тему: "Проблемы нравственности и морали в современной литературе"…
- Ошиблись, - перебила она.
- Вы не Тамара Леонидовна?
- В современной литературе нет ни нравственности, ни морали.
Нет, я не ошибся. Чтобы охаять всю современную литературу, надо быть сильно обиженным на общество.
- Тамара Леонидовна, вот об этом я и хотел поговорить.
- Когда?
- В любое время.
- Где? В школу я не пойду.
В школу не пойдёт, в прокуратуру тоже, ко мне на квартиру тем более… В библиотеку пригласить? Там не поговоришь. На площадь под часы?
- Приходите ко мне, - неожиданно предложила она.
3
Я не мог понять, что в её квартире мне кажется необычным. Обилие книг? Но она учитель литературы. Тетради и папки? Конспектирует, проверяет. С мебелишкой скудно? Просто завалена теми же книгами.
Меня хозяйка усадила в свободное кресло, похожее на распахнутый книжный том.
- Вы юрист? - спросила она, видимо, постеснявшись потребовать документ.
- Да, окончил юридический факультет, - вышел я из положения, не называя своей должности.
- Почему вас заинтересовала нравственность в современной литературе?
- Юриспруденция держится на нравственности.
- Я думала, на законах.
- Да, а законы опираются на нравственность.
По дороге сюда я сомневался: прилично ли идти к женщине, даже незнакомой, с пустыми руками? Не с тортом же? И купил розу, одну, небольшую и бутонистую, чтобы можно было спрятать. Теперь я, как фокусник, извлёк её из рукава и неумело протянул учительнице со словами:
- Меня звать Сергей Георгиевич. А вас я уже знаю, Тамара Леонидовна.
Ни цветок, ни моё представление, похоже, её не тронули. Лишь мимолётная улыбка, как бы случайно севшая на её лицо и тут же улетевшая. Розу она положила на колено.
И я подумал, что роза ей не идёт, поскольку учительница похожа на ромашку: пряди светлых волос с блеском мягкого серебра, жёлтенькая простенькая кофточка…
- Тамара Леонидовна, я обратился к вам ещё и потому, что ваша школа православная.
- Думаете, мы сильно отличаемся от других школ?
- В смысле морали…
- Передам вам беседу со школьником о религиозных праздниках. Спрашиваю, что такое Пасха? Отвечает: это когда едят красные яйца. А масленица? Это когда едят блины. Ну а пост? Это когда ничего не едят.
Я не столько вникал в её речь, сколько всматривался в эту женщину. Как теперь принято говорить - славянский тип. Покатые плечи, голубые глаза, ямочка на подбородке, лёгкая курносинка… Ну да, ромашка, но как бы сорванная,
- Тамара Леонидовна, меня интересует влияние современной литературы на школьников…
- Вы шутите? - спросила она удивлённо.
- В моё время, например, всем девочкам нравилась Наташа Ростова…
- Она же не прикольная.
- Вы так думаете?
- Ребята так говорят.
- Вы их переубеждаете?
- Нет.
- Почему же?
- Бесполезно.
Мне бы удивиться, но, похоже, удивилась она моей наивности. Может быть, и к лучшему - наивных любят учить. Мне же требовался свободный разговор, чтобы подобраться к главному.
- Бесполезно… учить?
- Нам бесполезно обсуждать такие темы.
- Но ради этого я и пришёл.
- Ради пользы учёбы? - Видимо, она усмехнулась, но не губами.
- Тамара Леонидовна, мне нужна, правда, - взял я быка за рога.
- Сергей Георгиевич, правду говорить боюсь.
Я улыбнулся, но тоже губами. Значит, правда была? И она догадалась, какую правду я имею в виду. Не об уроках же литературы она боится говорить?
- Боитесь… почему?
- Кому эта, правда, нужна…
- Нужна! Я же пришёл за ней.
- Сергей Георгиевич, мне с ним не справиться…
Во мне ёкнуло, как щёлкнуло в переключённом приборе. Я обернулся следователем, потому что возник подозреваемый. Кто и в чём, я не знал, но он появился.
- Одной не справиться, а с помощником?
- Где они, помощники…
- Например, я.
- Шутите?
- Неужели в нём такая мощь? - Я чуть было не выдернул из кармана удостоверение, чтобы доказать свою мощь, то есть мощь прокуратуры.
- Сергей Георгиевич, оно всесильно.
- Оно?
- За него общественное мнение, чиновники, семья, мещанские вкусы…
- Тамара Леонидовна, о ком вы говорите?
- О государстве.
- При чём тут государство? - удивлённо спросил я, догадавшись, что она отвечала не на мой вопрос, а на другой, на свой.
- Теперь учитель вынужден противостоять государству.
- Каким образом? - прикинулся я непонятливым.
- Вы упомянули Наташу Ростову… Значит, я должна говорить с ребятами о любви. А телевизор показывает секс в разных вариантах и способах. Будут ребята слушать про любовь? Я говорю о доброте, а по телевизору бесконечные сцены мордобоя. Я говорю о служении родине, а в ящике объясняют, как сделать карьеру. Я говорю о труде, а на экране упитанные парни учат сколачивать первоначальный капитал. Кому ребята будут верить мне, молоденькой училке, или государственному телевидению?
Она махнула рукой с такой силой, что роза упала на пол. Учительница подняла, принесла майонезную баночку с водой и поставила цветок. Мне, почему то захотелось взять его и обратно спрятать в рукав. Не "розовая" ситуация.
Когда Тамара Леонидовна нагнулась, её лицо подплыло ко мне. Не "розовая" ситуация… Красная! Её щёки рдели пуще цветочного бутона. Голубые глаза блестели, и не голубизной, а каким-то синеватым отливом.
Но мысли этой женщины, в сущности девочки, прямо таки ошарашили. Откуда у неё такая социальная зрелость? И главное, эти мысли совпали с моими, словно она их подслушала.
- Сергей Георгиевич, извините, но мне надо собираться.
- Вы уезжаете? - понял я значение разбросанных книг и всех этих коробок.
- Намереваюсь.
- Что-то случилось?
- Это уже другой вопрос и к литературе не относится.
- Но вы и по моему вопросу ничего не рассказали.
- Как же… Изложила свой взгляд на главную педагогическую проблему.
Мне оставалось лишь уйти. Почему же я не обратил внимания на её шею, которая забинтована? Точнее, с правой стороны, видимо, на какую-то ранку сделана медицинская накладка.
Уже в передней я спросил:
- Тамара Леонидовна, когда уезжаете?
- Пока не знаю.
- А куда?
- Тоже не знаю, - усмехнулась она, делая это как можно беззаботнее.
- Разрешите ещё раз к вам заглянуть?
- Пожалуйста.
- Тамара Леонидовна, а что у вас с шеей?
- Кошка оцарапала…
В прокуратуре я пришёл к выводу о бесплодности своего визита. Впрочем, убедился, что беда у женщины стряслась: насиженное место ни с того ни с сего не бросают.
Я позвонил капитану Палладьеву: хорошо иметь друзей в уголовном розыске.
- Сергей Георгиевич, нужна оперативная помощь?
- Игорь, узнай-ка, есть ли у Тамары Леонидовны кошка.
- Какая кошка?
- Бешеная.
4
Мне следовало посетить школу. Без разговора с ребятами, которые ездили в лес - двумя девочками и одним мальчиком, - тайну учительницы не разгадать.
Тайну… Разве это тайна? То, о чём можно получить информацию, я бы назвал загадкой. Меня занимало новое дело о женщине-каннибале. Убила свою подругу, нажарила из неё бифштексов и собрала гостей. Нет, не в каннибалихе тайна - это вне человеческой морали. Я хочу сказать, что меня интересует не психиатрия, а психология. Тайна в другом…
Гости. Как пять человек пили, жевали и смеялись, зная, что едят человечину? Они объясняли - по пьянке…
Директор школы меня знала. Я шёл в её кабинет, и меня не покидало ощущение, что вокруг меня не дети, а уменьшенные взрослые. В одинаковой одежде, с одинаковыми липами. Постарел я или устарел?
Мне казалось, что у детей отобрали детство весьма оригинальным способом - их чуть ли не с семи лет вовлекают во взрослую мещанскую жизнь. Год назад я был в этой школе на детском концерте. Вместо пионеров заливался хор в белых одеждах, и все в кудряшках - не то ангелочки, не то херувимы. Пропали детские песни, сказки, походы, игры… Вместо них шоу, анекдоты, приколы, сплетни… И почти открытое подталкивание к сексу.
Вот и говорю - устарел я.
Мне показалось, что школа чем-то взбаламучена. Ребята стояли группами, и почти все хихикали. Я спросил у директрисы:
- Что-то случилось?
Она молча протянула белый полиэтиленовый мешочек, на котором буквами значилось "Contex". Поскольку в иностранных языках не силён, то смотрел на директрису вопросительно. Она посоветовала:
- Гляньте-гляньте!
Под иностранными буквами крупно значилось по-русски: "Не бойся своих желаний!" Я согласился:
- Зачем же их бояться?
- Да посмотрите выше!
А выше, ещё крупнее, тёмно-синими буквами: "презервативы". Не зная, как отреагировать, я сделал вид, что не понимаю слова. Директриса отреагировала:
- Девочка на всех переменах демонстративно гуляла с этим пакетом по школе. Под хохот, вопросы и шутки. А?
- Где она его взяла?
- В аптеке.
- Девочка не из тех, кто ездил в лес?
- Тамара Леонидовна с такими не дружит. Директриса провела меня в пустующий кабинет химии. Минут через десять появилась девочка:
- Здравствуйте, меня звать Лера.
- А кто я, знаешь?
- Да, вы из научного института.
Я подтвердил. В конце концов, не одно расследованное дело эдак томов в пятьдесят тянуло на диссертацию. Начать решил издалека:
- Лера, девочка ходила по школе с полиэтиленовым мешком…
- Ну и что?
- Реклама там пошлая.
- А с нами уже проводят беседы о любви. Двенадцать лет. Джинсовая курточка, на которой два значка с непонятной символикой. Джинсовые брючки, ремень с пряжкой - мордой непонятного животного.
- Лера, и что на этих беседах вам говорят?
- Нельзя вести распущенный образ жизни.
- Это значит что?
- Нельзя иметь связи на стороне.
- Гм, то есть в каком смысле?
- Дружить с мальчиками нашего класса можно, а из другого класса - нельзя.
Держится свободно, отвечает с достоинством. Воспитание или время такое? Мне бы так держаться у прокурора города.
- Лера, Тамара Леонидовна тебе нравится?
- Мы с ней дружим, - ответила она по-взрослому.
- А зачем в лес ездите?
- На природу. Я вырасту и стану цветоводом. Буду разводить орхидеи.
- Ну а вторая девочка?
- Люська ездит в лес, чтобы отцу читать лекции.
- Какие лекции?
- Её папа бизнесмен вырубает деревья и продаёт за границу.
Какими взрослыми стали дети. Папам лекции читают. Я в двенадцать лет мечтал о велосипеде, щенке и крутых мускулах. Велосипед мне не купили, щенка не подарили, крутых мускулов не нарастил.
- Лера, ну а третий, мальчишка?
- Чокнутый. Пятый раз Гарри Поттера читает.
- Сильно нравится?
- Хочет стать прикольнее Гарри Поттера. Видимо, Тамара Леонидовна окружала себя ребятами неординарными. А правдивыми ли? Мне оставалось лишь проверить.
- Лера, а что произошло в лесу?
Её лицо трижды переменилось за каких-то несколько секунд. Сперва растерянное, потом не её, фальшивое, затем уже её спокойно-принудительное.
Я приготовился к ответу типа "ничего не произошло".
- Произошло, - вздохнула она. - Что?
- Мы поклялись хранить это в тайне.
- Почему же?