- Как мы уже говорили, аноним даёт фамилии и имена своим персонажам так, что не трудно догадаться о ком на самом деле идёт речь. Делает это он, по моему мнению, для того чтобы в случае доказанности его авторства, суд не смог уличить его в причастности к совершившимся преступлениям. Но собачью кличку он менять не стал. А вот с котом - другое дело. Написал "Мурзик", хотя он "Пушок".
- И что? - округлил глаза Толстяков.
- Мне кажется, что он попытается убить именно его. А с гончей связываться не станет. Потому и её кличку не стал менять.
- Что же вы тогда предлагаете?
- Тоже, что уже сказал: просто присматривайте за ним.
- У меня тут прислуживает Николашка - мальчик двенадцати лет - сын прачки. Я иногда его посылаю в город, то на почту, то по другим делам. Скажу ему, чтобы не отходил от кота ни на шаг. А жене ничего говорить нельзя - расстроится. Как думаете, этих мер будет достаточно?
- Пожалуй, - откликнулся присяжный поверенный и вынул коробочку ландрина. Однако тут же убрал обратно и осведомился: - А Кривошапка гащивал здесь?
- Всего один раз.
- Кошку и собаку видел?
- Естественно, они же вечно у стола трутся.
- А студент Глаголев был?
- Да ну что вы! Зачем?
- А Сырокамский? Он ведь мог рассказывать студенту об окружающей вас обстановке?
- Мог бы, конечно, но и он сюда никогда не приезжал. Я, знаете ли, не люблю, когда вокруг много людей. Устаю. Стараюсь этого не показывать, но, всё равно заметно. Есть всего несколько человек, с которыми мне хорошо и спокойно. И вы - один из них.
- Благодарю за комплемент. А шурин? Он ведь часто у вас гостит?
- Ох, - вздохнул Толстяков, - куда от него денешься? Родственничек…
- Нет ли у вас общих знакомых?
Толстяков подумал пару секунд и решительно покачал головой.
- А он, случаем, не литераторствует?
- Вы что же, всё-таки его подозреваете? - газетчик поднял от удивления голову. - Думаете, он и есть Бес?
- Упаси Господь! Я просто пытаюсь выяснить все обстоятельства.
- Постойте-постойте, - быстро заговорил Сергей Николаевич, - так он ведь тоже в столице живёт и служит неподалёку. А что если он и правда пишет под псевдонимом и специально вставил себя в рукопись, чтобы тем самым отвести подозрение, в расчёте на наше рассуждение, что преступник не будет наводить тень на самого себя.
- А Сырокамского он знал?
- Думаю, нет. Хотя и не исключаю, что мог видеть. Пантелеймон приходил ко мне в кабинет несколько раз. Но чтобы убить человека? Да разве он на такое способен? - Издатель тряхнул головой и бросил: - Тьфу, гадость какая, эта подозрительность! Будто прокисшего молока напился.
- Успокойтесь и не переживайте. Осталось выяснить последний момент: какое растение вам особенно дорого?
- Не знаю, - озадачился Толстяков. - Все, наверное.
- И всё-таки?
- Вероятно, раффлезия.
- Трупный цветок?
- Да. Отличается огромными размерами. В поперечнике достигает иногда трёх футов. Не имеет ни стебля, ни листьев и потому самостоятельно не в состоянии осуществлять фотосинтез. Развивается за счёт паразитирования на тканях растений-хозяев. Чаще всего ими выступают лианы. Мне пришлось доставлять раффлезию вместе с ней. Пахнет испорченным мясом. Видом и запахом привлекает лесных мух. Они-то и выполняют роль опылителей, перенося пыльцу с мужского на женский цветок. После оплодотворения появляется завязь, а через семь месяцев созревает плод. В нём насчитывается несколько миллионов семян. Мне пришлось создать специальную теплицу для раффлезии со своим микроклиматом. Тепло и влажность - главные условия её существования. Садовник записывает данные гигрометра, заносит внутрь мух и других насекомых. Раффлезия родом из Голландской Ост-Индии. Мне привезли три цветка, но выжил только один.
- А как же дальше она распространяется?
- В дело вступают животные, вернее сказать, наступают. Кабаны, слоны. К их конечностям семена и пристают.
- А нельзя ли его посмотреть?
- Да, конечно, - обрадовался Толстяков. - Пойдёмте, покажу.
Появившись вновь на террасе, Сергей Николаевич, сказал:
- Клим Пантелеевич изъявил желание увидеть раффлезию. Никто не хочет составить нам компанию?
- Нет уж, спасибо, - покачала головой Надежда Алексеевна. - Там такой амбре!
- Смотрите без нас, - махнул рукой Стахов.
- Ладно, как хотите, - пожал плечами Толстяков.
Уже идя по каменистой дорожке, адвокат поинтересовался:
- А кроме раффлезии, на какое ещё растение может покуситься злодей?
- Да на какое угодно! Недавно посадил рафию. Это пальма с перистыми листьями. Она интересна тем, что цветет один раз в жизни и погибает после созревания семян. Растёт по берегам Амазонки и частью в Африке. Оттуда и доставили саженцы. Обошлось недёшево. Только с раффлезией её нельзя сравнивать. Приятно сказать, что я являюсь единственным обладателем сего цветка в России. Вообще, если хотите знать, европейцы увидели это чудо не многим более столетия назад. Нашли случайно.
Через два десятка саженей, Клим Пантелеевич увидел высокий стеклянный куб. В нём виднелось большое красное пятно у самого основания.
- Вот и пришли. Двери двойные, чтобы мушки не вылетели.
Войдя внутрь, Ардашев почувствовал затхлый запах гнилого мяса и невольно прикрыл нос платком. Прямо перед ним стояла вкопанная в землю деревянная решётка, обвитая какой-то лианой. А у его основания, на зелёном стволе, раскинул все свои пять листьев красный цветок. Он был размером с крышку трёхвёдерной кастрюли. Внутри отверстия торчали мясистые иголки.
- Ну как вам это заморское чудо? - спросил Толстяков, но увидев, что присяжный поверенный воспользовался носовым платком, воскликнул - Ага! Почувствовали! Наличие запаха говорит о том, что моя голубушка в прекрасном здравии.
- А я, пожалуй, нет, - проронил адвокат. - Выйду наружу, подышу.
За присяжным поверенным последовал и обладатель редкого цветка.
- Знаете, один ботанический сад предлагал мне за это диво неплохие деньги, но я отказался.
- Надо бы повесить замок на дверь. А то у вас ничего кроме щеколды и нет.
- Распоряжусь сегодня же. - А что, Клим Пантелеевич, может, прогуляемся к морю? У меня от этого кошмарного бреда голова идёт кругом.
- Хорошая идея, - согласился Ардашев. - Я бы не прочь искупаться, несмотря на ветер и тучи. Думаю, дамы тоже не откажутся.
- А почему нет? У меня свои кабины на берегу. Главное, чтобы дождя не было. А тучи и ветер - не беда. Вода тёплая. Велю собрать корзины с фруктами и вином, да пусть запрягают лошадей.
Предложение о купании в море было принято с радостью всеми тремя дамами, лишь господин Стахов от него отказался, сославшись на плохое самочувствие, которое, однако, не помешало ему перейти ко второй бутылке Клеро.
В четырёхместном ландо было тесновато, но вполне терпимо.
Пока лошадки спускались вниз, с холма было видно, как над морем плоской тарелкой висели облака. Они казались иным, параллельным миром, в котором жили невидимые с земли существа. И было непонятно: то ли в них переселились души умерших людей, то ли они появились там из далёких Галактик. Стаи чаек с крикливым многоголосьем носились над водой, выхватывая мелкую рыбёшку.
Где-то далеко, ближе к горизонту, между серых туч появились бело-голубые, озарённые солнцем, просветы - верный признак ясной погоды, которая, вероятно, придёт только завтра. А пока дул северный ветер и верхушки кипарисов раскачивались в такт, точно хронометры.
Глава 6. Злодейство
О том, что пропал пушистый любимец хозяйки, стало ясно сразу после завтрака. Пушок, как и свободно бегающая по парку борзая Клюква, никогда его не пропускал. Вся прислуга бросилась искать кота, но его и след простыл. Через час показался кучер. В руках он нёс что-то завёрнутое в лопух. Завидев хозяев, возница направился к нему.
- Вот, ваше-ство, нашёл Пушка, вернее то, что от него осталось, - разворачивая зелёный лист, проговорил старик. - Видать, забрел к собакам и попался. Одна голова осталась, разорвали в клочья злые аспиды.
На зелёной поверхности листа лежала окровавленная кошачья голова с куском синей ленты от банта.
- Пушок, милый! - вскрикнула супруга Толстякова и разрыдалась в голос.
Вероника Альбертовна тут же обняла подругу и увела в дом. Появился Николашка - мальчик, которому было приказано смотреть за котом. Он утирал слёзы и хлюпал носом.
- Как же ты допустил, поганец этакий, что кот сбежал? - закричал на него Толстяков.
- Не зн-ааю, - гнусавил тот.
- Тебе же русским языком сказали смотреть за ним.
- Не доглядел, - оправдывался Николашка.
- А ну-ка, малец, выверни карманы! - велел Ардашев.
- Зачем? - не понял тот.
- Делай, что говорят, - приказал Толстяков.
Мальчик повиновался. Правый карман был пуст, если не считать крошек махорки и хлеба, а вот из левого выпала, свёрнутая, в несколько частей, пятишница.
- Откуда деньги? - спросил Ардашев.
- Так это… это мои.
- Ясно, что твои. Я спрашиваю, откуда.
Сорванец молчал.
- Говори, а не то позову городового, - пригрозил присяжный поверенный. - Может, ты их у хозяев украл?
- Ничего я не воровал. Один господин дал.
- Когда?
- Вчера.
- А точнее?
- После обеда.
- Рассказывай подробно.
- Вышел вчера я на улицу через заднюю калитку семачек жаренных купить, а тут господин в котелке… Спросили, я ли работаю у господ Толстяковых посыльным. Я кивнул. А они говорят, что слыхивали о нашем коте редкой породы. И кошечка у них такая есть. И они хотел бы их вместе свести, чтобы котята получились породистые, коих можно продать задорого. Пообещали мне пять рублёв, если я им Пушка дам на время. Сказали, что через час сами принесут корзинку с котом и оставят внутри. Попросили калитку не закрывать. Ну, я и согласился. Они мне - "синенькую". Я пришёл через час, но их так и не было. Да кабы я знал, что они его убьют, разве бы я согласился? Если хочите знать, я Пушка больше всех любил! - заревел парнишка, размазывая слёзы по грязным щекам.
- А каков он был?
- Такой, ничего себе. В штиблетах, рубаха вышиванка, брюки черные.
- С усами? - уточнил адвокат.
- А кто ж без усов сейчас ходит? Разве что бабы? - пробормотал Николашка, но взглянув на Ардашева, втянул голову в плечи. - Знамо дело с усами. И с бородой. Я ещё подумал, что им, наверное, жарко. Они добрые такие были, улыбалися.
- Ага! - возмущённо вскинул руки Сергей Николаевич. - Добряк: бросил Пушка на растерзание волкодавам!
- Он толстый или худой, высокий или небольшого роста? Какого приблизительно возраста? - попытался выяснить, молчавший до сей поры Стахов.
- Такой, как вы. И очень даже на вас они были похожи. И глаза так же бегали, как и у вас сейчас…
- Во даёт! - возмутился кучер. - Ты, дурья башка, ещё скажи, что это Пантелеймон Алексеевич был!
- Я не знаю, кто это был, - захныкал мальчик.
- Задняя калитка находится там, где каретные сараи? - осведомился Ардашев.
- Да, - подтвердил кучер.
- Она закрывается на замок?
- Со вчерашнего дня стали замыкать. Ключ клали за досточку. Николашка знал, где он лежит.
- В котором часу ты ему отдал Пушка, - не унимался Ардашев.
- В три. Я ещё на ходики, что на террасе глянул.
- А кто ж тебя научил по часам разбираться?
- Мамка.
- Выходит, этот незнакомец приходил как раз в то время, когда мы были на море?
- Ага, - кивнул Николашка.
- Похороните останки кота где-нибудь, - приказал Толстяков кучеру.
- А давайте…давайте я вам нового Пушка куплю на эти деньги. Ну, пожалуйста, - захныкал посыльный. - Простите меня, Сергей Николаевич, я вам до самой смерти служить буду верой и правдой. Как на духу говорю, - он перекрестился.
- Ишь ты, "верой и правдой"! Где слов таких-то нахватался? Ладно. Только на базар пойдёшь вместе с Кузьмичём, - указывая на кучера, сказал хозяин. - А то притащишь какого-нибудь безродного, косого да хромого. Маленькие, они все хорошие.
- Не сумлевайтесь, барин! - обрадовался Николашка, засовывая в карман "синенькую". Сегодня суббота, базар работает. Так я прямо сейчас и побегу!
- Барина нашёл! - усмехнулся Толстяков: - А по-хорошему, выдрать бы тебя, засранца, не мешало!
Ардашев отвёл хозяина в сторону и тихо сказал:
- Предлагаю пройтись по территории. Злодей свободно разгуливал по парку, и я думаю, что он мог повредить какое-нибудь растение. Пожалуй, надо бы осмотреть самые ценные.
- Владыка небесный, неужели он и раффлезию уничтожил?
- Всё может быть.
Уже по дороге к теплице Клим Пантелеевич вдруг остановился и спросил:
- Сдаётся мне, что пахнет керосином. Не находите?
- Да-да, вы правы, - обеспокоенно закивал Толстяков.
Присяжный поверенный сошёл с дорожки и приблизился к невысокой пальме, сел на корточки и, сорвав несколько травинок, поднёс их к носу.
- Керосин. Он полил это растение керосином. Погибнет через день-два.
- Какой ужас! - покачал головой Сергей Николаевич. Это ведь и есть та самая рафия, о которой я вам вчера рассказывал.
- Ясно. Что ж, пойдёмте к теплице.
К счастью, раффлезия была надёжно заперта. Открытые оконные рамы, затянутые частой сеткой, имелись только на крыше. Стекло оказалось целым. Ардашев и Толстяков ещё около получаса ходили по парку, но других проделок Беса не обнаружили. Уже по дороге к дому, Сергей Николаевич спросил:
- Выходит, он уже в Сочи?
- Судя по всему да. Вероятно, ехал в том же поезде, что и ваш шурин. Сначала он передал ему письмо, а потом сел в один из вагонов.
- Эх, жаль, что Пантелеймон его не разглядел. Или, может, это он нам так сказал?
- Вряд ли. Мне показалось, что ваш шурин в тот момент был с нами искренен.
- Спасибо, успокоили. А то я после Николашкиных слов начал уже, грешным делом, его подозревать.
- Именно этого, как вы помните, Бес и добивается.
- А что же нам делать? Вот так покорно ждать новых бед?
- Нет, ни в коем случае. Для начала давайте лучше прогуляемся по Сочи, по самым людным местам.
- Хорошо, я велю заложить лошадей.
- Предлагаю воспользоваться коляской. Около входа в парк всегда стоит кто-нибудь.
- Ладно. Как скажете. Я только предупрежу Надю.
- Жду вас здесь, на лавочке.
- Договорились.
Сергей Николаевич, вернулся довольно скоро, и извозчик, как ожидалось, был на месте. Дорога до самого города заняла совсем немного времени.
Приморская часть Сочи располагалась в долине одноимённой реки, в каких-нибудь десяти-пятнадцати футах над уровнем моря. Верхняя же - на возвышенности, в семидесяти футах. Каждый дом здесь стоял в глубине сада, на значительном удалении от дороги, окружённый розами и завитый глициниями. Юкки, бананы, магнолии и олеандры выглядывали из-за заборов. Эта нагорная часть имела всего четыре улицы, идущие параллельно морскому берегу: Приморская, Московская, Подгорная и Нагорная. А пересекали их всего три: Александровская, Михайловская и Пограничная. Согласно данным местной газеты "Черноморский край", на 1913 год в городе насчитывалось немногим более пятисот домов.
Ардашев и Толстяков направлялись в нижнюю часть города, где названия улиц и переулков говорили о занятии их жителей: переулок Шкиперский, Ремесленный, Кузнечный, улица Мещанская… Здесь царило оживление, шумел базар и была сосредоточена вся городская торговля. В кофейнях и духанах стоял шум, слышалась турецкая, армянская и греческая речь. В воздухе чувствовался смешанный запах кофе, кальянов, жареной рыбы, свежеиспечённых лепёшек с кунжутом и разнообразных специй. Заезжему визитёру могло показаться, что он находится не в России, а где-нибудь в Персии. Лёгкие двери контор, всевозможных предприятий и лавок были открыты настежь, и только надписи над ними давали возможность разобраться, чем конкретно занимаются их хозяева: "Посуда. Братья Хиониди, братья Черномордик", "Галантерейный магазин "О-бон-марше", "Велосипеды "Дукс", "Комиссионерская контора по продаже земельных участков и домов М.П. Путятина", "Мебельная мастерская Верниковского", "Нотариус А.А. Шелковской", "Фотография Денисенко", винно-шашлычная "Кахетия", духан "Домашние вина", контора "РОПиТ", "Колониальные товары братьев Токмакиди", "гостиница "Мадрид" …
Завидев увитую актинидией беседку со столиками, Ардашев предложил отдохнуть, и газетчик с удовольствием согласился. Мальчишка-официант быстро принёс кофе по-турецки и два стакана холодной воды.
- Чувствую, неспроста вы предложили эту прогулку, - отхлёбывая горячий напиток, проговорил Толстяков. - Думаете, я замечу кого-нибудь знакомого и мы, таким образом, определим, кто же устраивает со мной эту дьявольскую игру?
- Не только. Хотелось поговорить с вами наедине в спокойной обстановке.
- Сергей Николаевич! Душевно рад нашей случайной встрече, - послышался чей-то голос.
Ардашев и Толстяков обернулись.
- Познакомьтесь, господа, - вставая, выговорил издатель. - Актёр и художественный руководитель местного театра Фёдор Лаврентьевич Бардин-Ценской и мой старинный друг Клим Пантелеевич Ардашев, присяжный поверенный.
- Очень рад. И как современный зритель? Привередлив? - спросил Клим Пантелеевич.
- Местные в театр ходят мало, а отдыхающие избалованы столичными постановками. Им подавай "Ревизора" или на худой конец "Свадьбу Кречинского". А у нас труппа - раз, два и обчёлся. Пытались поставить Островского "Волки и овцы" так некоторым актёрам приходилось по два раза гримироваться и менять костюмы. А зритель - не дурак, распознал. Свистеть начали, ногами топать. Одно слово - провинция.
- Да вы присаживайтесь, - пригласил Толстяков. - Может быть кофе?
- Благодарю. Но я тороплюсь на репетицию. Шёл мимо, вас увидел. Дай, думаю, потревожу главного редактора самой известной газеты, узнаю, что там с моим романишком.
- Вы на меня, голубчик, не серчайте, но издать его я не могу. Роман в целом неплохой, но затянули вы его, и диалоги слишком длинные. Ни описаний природы у вас нет, ни душевных переживаний героев. Одни погони, стрельба да мордобой. Вам бы надобно с господина Конан Дойла брать пример. Там и загадка есть, и разгадка, и дедукция. А у вас одни приключения. Искушённому читателю это может не понравиться, и мы прогорим.
- Спасибо на добром слове. Утешили-с. Смею откланяться. Совсем, знаете ли, нет времени на разговоры, - холодно выговорил актёр и зашагал прочь.
- Вот так они все, - упавшим голосом заметил издатель. - Не напечатаешь, станешь злейшим врагом. Вы заметили, каким он меня взглядом окатил? Точно кипятком. Вот этот убьёт кого хочешь, и рука не дрогнет.
- Да, народец, - вздохнул адвокат. - Однако сейчас мы должны спрогнозировать дальнейшие действия Беса, учитывая ваши сильные и слабые стороны.