Рашит прилетел с Кабиром – так звали его двоюродного брата – к Инге через 20 минут. Он успел только спросить у Васи, где Яна, а дальше… Дальше из материалов уголовного дела Александр Васильевич узнал, что у Яны были выбиты левый глаз, откусано правое ухо и нос, сломаны все пальцы рук, перебит шейный позвоночник, проломлен череп. Яна скончалась до прибытия скорой помощи, после ухода Рашита и Васи. В 7 часов утра милиция арестовала Рашита у него на квартире. Пьяный Рашит даже не сопротивлялся. Он не мог представить, что жизнь его повернула вспять. Бизнесмен Рашит Хабибулин, мужчина в полном расцвете сил, отец 3-летней девочки, обладатель "шестисотого мерса" и отдельной, отделанной по евростандарту, трехкомнатной квартиры, владелец "каменной трехэтажной времянки 10×12 м., находившейся в 20 минутах езды от города, имевшем тягу к граффити, из-за какой-то сучки должен был теперь идти в тюрьму? Да, он, зарабатывавший по три-четыре тысячи баксов в месяц, кормивший всю эту ё…ую шоблу (в основном – это была его теща, Зоя Владимировна) теперь будет сидеть на нарах, есть баланду и смотреть на небо в клеточку из коммунальной камеры? За что, почему? Рашит еще не знал, что смерть его Яны наступила не от его зверских побоев, которые он учинил жене, а в результате чрезмерного приема алкоголя и наркотиков. Врачи зафиксировали смерть в 2 часа 05 минут, а Рашит приехал в 2 часа 15 минут. Все это крутилось в голове Монзикова. Да тут еще была Ирина Михайловна!? Конечно, на суде Монзиков будет "биться" за честь и достоинство Яны, за сиротство ее дочери,… Но что делать с фактами и деньгами? Да, деньгами, которые ему уже передала Зоя Владимировна, и которые он рассчитывал еще получить. Ведь одно дело – результат, а другое дело – когда просто нужны деньги. Было и еще одно обстоятельство, о котором Александр Васильевич пытался не вспоминать. Зоя Владимировна обратилась к директору одной из охранных фирм с просьбой помочь ей "решить вопрос", а именно – грохнуть Рашита, если его не осудят. Она посулила 5000 баксов сразу и столько же потом, когда будет праздновать 40 дней Рашита. Виктор – знакомый Монзикова – директор "Защиты", охранной фирмы, контролировавший добрую половину всех районов города, послал бабку на х… Во-первых, это не те деньги, которые можно было получить за голову татаро-чеченского бизнесмена Рашита, а во-вторых, с каких это пор пенсионерки стали нанимать киллеров за 10 000 баксов?
– Может, Александр Васильевич, Вы поделитесь со мной своими проблемами, и я Вам помогу? – несколько кокетливо спросила Ирина Михайловна.
– Да, уж… А, кстати, Вы любите гулять по парку? – спросил с широко открытыми глазами Монзиков.
– В парке? Может быть, лучше зайдем в бар? – с нескрываемым удивлением спросила Ирина Михайловна.
– Вы знаете, мне надо сделать одно дело, а потом – я свободен. Вы где живете? – Монзиков стал как-то нервно озираться по сторонам.
– На Сухобздеевском переулке, – удивленно ответила Ирина Михайловна, которая никак не могла понять, почему Монзиков, адвокат, купивший 7 сосисок в тесте и два чая, вдруг как-то странно стал себя вести.
– Тогда, если Вы не против, мы быстренько все доедаем и пошли.
– Куда?
– К Вам, Ирина Михайловна.
– Как? Так сразу?
– Понимаете, мне надо срочно позвонить в два места! Да, а у Вас дома есть телефон?
– Есть, – промямлила Ирина Михайловна, в чьи планы вовсе не входило приводить адвоката в помятом костюме, без галстука, с сальными пятнами на брюках и застывшим жиром на пшеничных усах к себе домой.
Монзиков отработанным движением запихнул в рот последнюю сосиску, тихонько рыгнул, допил остатки чая, незаметно для Ирины Михайловны, очень профессионально вытер руки о брюки, встал, взял потертый дипломат и, протягивая в жире и крошках от хлеба, что был на столе, руку Ирине Михайловне, после второй легкой отрыжки повторил вопрос: "Ну, так как, идем?"
Да. Ирина Михайловна была, что называется, ошарашена. Всякое может быть в жизни одинокой женщины, но чтобы вот так, сразу?
"Нет. Ничего страшного не должно произойти. Глупости!" – думала Ирина Михайловна. А Монзиков уже прикидывал, кому он сможет позвонить.
За 15 минут ходьбы до дома Ирины Михайловны Александр Васильевич успел узнать, что замужем Ирочка – так он ее уже называл – была всего один раз. Что 15 лет тому назад, после окончания Ленинградского СанГика (санитарно-гигиенического института) она разошлась с мужем, который ей всё время изменял и очень не нравился ее маме.
– Так у Вас и мама есть? – неожиданно спросил Монзиков.
– Да… – как-то растерянно и неуверенно, несколько с удивлением ответила Ирина Михайловна.
– И Вы, что же, вместе живете, или как? Догнала, а? – Монзиков при этом прищурил правый глаз и цыкнул. В зубах застряла то ли сосиска, то ли неизвестно что, но это так мешало ему…
– Вообще-то мама два года тому назад умерла и…
– О, это очень хорошо! – прервал Ирину Михайловну Монзиков.
– Что хорошо? Что мама умерла? – с испугом спросила Ирина.
– Нет. Хорошо, что это… Ну! В общем, что это, блин, уже – всё! Вы понимаете мою мысль? – спросил адвокат, прищурив еще сильнее правый глаз и пристально посмотрев на даму, выпалил адвокат.
Ирина Михайловна не знала, что и ответить. То ли она должна была обидеться, но ведь они были почти незнакомы, да и свои мысли адвокат излагал очень и очень необычно, то ли она действительно не поняла, что имел в виду Монзиков. К тому же, он все время как-то воровато озирался по сторонам и часто, приподнявшись на цыпочки, заглядывал через плечи прохожих в подворотни. Борясь с любопытством, чувствуя что дальше так продолжаться не может, Ирина Михайловна спросила: "О чем Вы думаете? Только честно!"
– Да так. А Вы?
– Это не ответ. Так о чем же?
– Знаете, я сейчас… – Монзиков быстро нырнул в ближайшую подворотню, и было отчетливо слышно, как хлопнула входная дверь в подъезде дома, откуда через несколько секунд спустя, с расстегнутой ширинкой и облитым дипломатом, с диким криком выскочил адвокат, безбожно матерясь и чертыхаясь. Схватившись сначала левой рукой за локоть Ирины, держа в правой руке мокрый, пахнущий мочевиной дипломат, Монзиков быстро зашагал под ручку с дамой, которая нет-нет, да и оглядывалась назад. При этом Монзиков пытался застегнуть все той же правой рукой ширинку, одновременно стараясь, чтобы никто этого не заметил.
На вопрос: "А куда Вы ходили, Александр Васильевич?" Монзиков, не моргнув глазом, ответил: "Да так, знаете ли… Понимаете мою мысль, а?"
– Да… – хотя, что имел в виду адвокат, и, что он подразумевал под мыслью – для Ирины Михайловны было совершенно не ясно.
Когда, наконец, пришли домой, то на часах было уже восемь вечера. Надо сказать, что двухкомнатная квартира Ирины Михайловны сразу же понравилась Монзикову. Он оценил большую кухню, куда, по его разумению, следовало бы поставить диван.
– Знаете ли, вот сюда надо будет поставить полутороспальный диван, а стиральную машину мы сейчас перенесем в ванную. Там есть, кстати, место? – спросил Монзиков, пробуя с указательного пальца при этом из банки клубничное варенье, что стояло на кухонном столе.
– Вы знаете, – сказала нерешительно Ирина Михайловна, – ванная у меня маленькая, да и как-то привыкла я к такому месторасположению.
– Ничего, привычки можно и поменять. Понимаете мою мысль? А? Да, кстати, а что мы будем есть на ужин? Я люблю картошечку с грибами. Или с мясом. Все равно, лишь бы были мерзавчики. Я правильно говорю, да?
– Мерзавчики? – удивилась Ирина Михайловна.
– Да, такие маленькие. Вот такие! – Монзиков показал мизинец с большими заусеницами и прищурил правый глаз. – Понимаете мою мысль, а?
– Что Вы имеете в виду?
– Ну, как это, ну, это – огурчики! – уверенно парировал адвокат.
Ирина Михайловна расстегнула верхнюю пуговицу на платье, т. к. ее почему-то начал прошибать пот и в ее голову полезли всякие нехорошие мысли. Но сосредоточиться не получалось из-за раздавшегося сильного грохота от падавшего с антресолей в коридоре чемодана. Александр Васильевич громко выругался и раздраженно заметил, что на антресоли надо класть чемоданы аккуратнее, чтобы они не падали на людей.
– А как же он упал на Вас? – с удивлением спросила хозяйка сталинской квартиры с четырехметровым потолком.
– Как? Как? Я решил взглянуть, что у Вас на антресолях. Понимаете мою мысль? А стремянки-то нет. Ну, вот, значит, только я, это, а он, бля, падла… – тут Александр Васильевич замахнулся на валявшиеся у ног чемодан и тюк, упавший за ним (чемоданом) следом. – В общем, это….
– Что это? – с издевкой спросила Ирина Михайловна.
– А? Ну! – Монзиков скривил такую гримасу, что Ирине Михайловне стало как-то не по себе.
– Ну, что ну! – передразнила бедная женщина.
– Надо это, того, понимаете мою мысль, а? Ведь я же должен знать! Понятно? – Монзиков пытался успокоить даму, но почему-то, вдруг, сменживался.
– Это еще почему? – недоумевая, изрекла полу испуганным голосом Ирина Михайловна.
– Вы же хотели позвонить?
– Да, надо бы. А может после ужина, а?
– Какого еще ужина? Вы что?
– Как какого? Вы меня удивляете, Ирочка! Ведь мы же – это, и Вы, кстати, тоже! Не хорошо! Уж, ежели оно того, так оно и конечно! Надо ведь догонять, а то… – адвокат поднял вверх указательный палец правой руки и взглянул на потолок.
– Да что Вы за чепуху несете? Вы в своем уме? Да я вот…
– Подождите, не надо! Вы – это, послушайте! – Монзиков наконец застегнул ширинку, сломав при этом подставку зеркала, которую случайно зацепил дипломатом.
Ирина Михайловна была в ужасе. Первый раз за 15 лет она была наедине с мужчиной в своей квартире, и первый раз в жизни ей хотелось кричать нечеловеческим голосом. Это же надо было, что бы какой-то адвокатишка в обоссаных брюках, пучеглазый, с пшеничными усами и полу уголовными замашками за пять минут пребывания в ее жилище столько успел сделать? Нет, в это поверить можно было либо будучи пьяным, либо… Да что либо!? Решительно, надо было его гнать в три шеи.
Но Ирина Михайловна была интеллигентной дамой. Именно поэтому она по служебной лестнице смогла вырасти лишь до заведующей онкологическим отделением. Да и то, если честно, то должность эту она получила полгода назад по дядиной протекции – известного хирурга, доктора медицинских наук, начальника военно-медицинской академии. Кстати, Леонид Павлович – ее дядя, говорил: "Ириша! Какого х… ты не выходишь за муж? Ты ведь, ебёнть, так на х… и умрешь, ебёнть, не познав бабских радостей! Я, бля, могу, бля, тебе… И это, вот еще, есть, бля, с квартирой! Так что ты, это, давай!" Были и другие доводы о необходимости создания семьи, о том, что надо жить полноценной жизнью, радоваться самой и радовать домочадцев. Тем более что Ирочка была весьма и весьма привлекательной женщиной.
Карьера Леонида Павловича проходила на глазах Ирины Михайловны. Молодой лейтенант, военный врач удачно женился на дочери генерала Миткова, от брака с которой появились Леня и Павлик. Путь от лейтенанта до майора Леонид Павлович "прошел" за 2,5 года, что даже в военное время, когда звезды падают на погоны одна за другой, казалось раньше просто чудом. Однако, празднуя очередное досрочное присвоение – подполковника – тесть на седьмом тосте, закусывая шашлыком, подавился и на глазах пьяных родственников-врачей умер. Но беда не приходит одна. Вскоре, после смерти папы умерла и супруга Леонида Павловича, которой в ту пору было 33 года, оставив на его плечи семилетнего Лёнечку и девятилетнего Павлика. Спустя три месяца, Леонид Павлович получает конструктивное предложение от зам. начальника управления кадров Ленинградского военного округа.
– Либо едешь в Афганистан на полковничью должность, замазываешь свои пьяные выходки, исправляешь биографию и возвращаешься героем-афганцем, полковником, либо мы тебя за дискредитацию увольняем. Но, сам понимаешь, только из уважения к Петру Афанасьевичу, царство ему небесное, мы даем тебе последний шанс. Понял? – кадровик тяжело ступал по паркету, и все время смотрел в сторону.
– Товарищ полковник, когда я могу сдать дела и поехать в Афганистан? – сразу же спросил Леонид Павлович.
– Да какие у тебя дела? Пиши рапорт и вперед. Завтра вылет.
Сам разговор, разумеется, был длиннее, но из-за того, что матерные или, как теперь их называют – ненормативная лексика, слова опущены. Возможно, у читателя может создаться впечатление, что вопрос был решен заранее? На самом деле, началу разговора предшествовала бутылочка Столичной под огурчики, помидорчики, сало, черный хлеб и банку шпротов. Затем хозяин кабинета достал "свой" "НЗ" – три звездочки – и здоровенный кусок докторской колбасы. И только тогда, когда на грудь было принято добрых 1,5 литра, когда из закуски осталась одна соль, офицеры перешли к официальной части разговора.
Не в обиду военным будет сказано, а и среди них есть и ни мало умнейших людей, как, впрочем, и среди представителей других профессий, например, водопроводчиков, сантехников и т. д., существует такой обычай, согласно которому любое доброе начинание, дело – надо всегда отметить. Хорошая погода – хорошо. А вот не выпить за хорошую погоду – это грех, это очень нехорошо. Хорошие стрельбы, нет убитых и раненых на учениях – это не просто хорошо. Это очень хорошо в течение недели, а может и двух. Когда праздников нет, нет дней рождений и до получки еще далеко, то только убогий и ленивый не может, или не хочет, вспоминать эпохальные праздники типа " 300 лет граненому стакану! " или " За нашу нелегкую, но героическую службу на благо великой и могучей Родины!" Обычно последние тосты, когда все уже давно выпили за здоровье собравшихся, членов семей всех вместе и поименно, успехи родственников, друзей и политических лидеров идут более лаконичные и наполненные высоким поэтическим пафосом, типа " Ура !" или " Ну, будьте здоровы ". Часто, к тосту, идет присказка. Например, что посуда любит пустоту, что грех оставлять благодать врагу и т. д.
Ирина Михайловна мужественно воспитывала двоих племянников – Павлика и Лёнечку. Пять лет она заменяла им отца и мать. Всю нежность, весь материнский инстинкт отдавала Ирина Михайловна ребятишкам, которые из обычных мальчиков незаметно превратились в молодых людей. Как-то сразу, неожиданно появились девочки, сигареты, спиртное. Но, к счастью, вернулся в "родные пенаты" молодой генерал – Леонид Павлович, который быстро вправил мозги оболтусам. Получив должность начальника Военно-медицинской академии, Леонид Павлович устроил сначала старшего, а затем и младшего сына в одно из самых престижных Военно-морское училище. Женившись вторично, уже не по расчету, а по любви, на 22-ух летней секретарше, к своему нескрываемому удивлению молодой папаша вдруг стал замечать разительное сходство двухлетней дочери Ириши – её он назвал в часть своей младшей сестры – с соседом Славиком, которого от него отличали только молодость – ему было 19 лет – и отменное здоровье. По стечению обстоятельств, Женя – молодая жена Леонида Павловича – рожала в день дежурства Ирины Михайловны и именно ей она обязана появлением трудной девочки Ириши. Все, очевидно, помнят популярный фильм "Семнадцать мгновений весны", когда роженица – радистка Кэт – кричала во время родов на родном языке. Именно на этом и засыпалась пианистка Кэт, именно на этом засыпалась и Женечка, отчаянно повторявшая имя любимого – Славика.
Леонид Павлович об этом узнал, когда пришла "похоронка" на Славика. Его, молодого призывника, отправили служить на границу, где он и погиб, не отслужив и трех месяцев. А Женечка, не вынесшая утраты своего любимого, вскрыла себе вены. Но умереть так и не смогла. Как ни странно, довольно быстро приехала скорая помощь и жизнь удалось спасти, но до сих пор Женя всё ещё находится в психиатрической лечебнице. Леонид Павлович стал пить уже не раз в день, а до и после еды. Сколько ему осталось теперь служить или жить – никто не знает. По документам ему нет и 50 лет. А когда наступит цирроз печени или белая горячка – одному богу известно!
Большие надежды, связанные с детьми и семейным счастьем, рухнули. Пьянство и обжорство стали альтернативой семейных радостей и людских надежд. Формально у Леонида Павловича было всё, но это только на первый взгляд, формально.
Именно поэтому Леонид Павлович принимал искреннее участие в судьбе единственно преданной, искренне любящей его таким, каким он был, сестренки его покойной жены Ирины. Обидно, но ничему хорошему он за все эти годы научить ее не так и не сумел. Словарный запас его был невелик. Если бы его можно было посадить на двухмесячную диету, чтобы со 135 кГ при росте в 172 см он мог бы войти в норму, если бы его одеть попроще, без, всяких, там выпендронов, то был бы вылитый Петрович – слесарь сантехник, у которого было доброе сердце и подорванное алкоголем здоровье. Петрович частенько захаживал в квартиры Ирины Михайловны и Леонида Павловича – родных по матери и таких разных по отцам. Разные квартиры в одном доме, разные судьбы, но одинаково одинокие бедолаги в этой нелегкой жизни.
Услышав шум в квартире Ирины Михайловны, Леонид Павлович быстро сообразил, что что-то ненормальное происходит дома у его Ирины. Мужики – Монзиков и Леонид Павлович – столкнулись лбами прямо в дверях. Один собирался уйди, т. к. его выгоняли, другой же стоял в семейных трусах и майке, держа в одной руке огрызок соленого огурца, в другой – здоровую палку Краковской колбасы.
Читатель, наверное, решил, что дальше будет описание драки и всего того, что ей обычно сопутствует? А вот и нет. Все эти пикантные подробности не заслуживают и малейшего внимания. И тому есть масса объяснений. Во-первых, я вообще слабо понимаю, зачем было описание Леонида Павловича с его Леней и Павликом? Хотя, возможно, все они, так или иначе, еще ни раз встретятся с Александром Васильевичем. По-видимому, логичнее было бы изложить проблему Ирины Михайловны?
Так были у нее проблемы или нет?
После небольшой драки, где легкую победу нокдауном одержал бравый военный, по просьбе Ирины Михайловны, Леонид Павлович с большим трудом втащил в ванную окровавленного Монзикова. Его лицо было в ссадинах и синяках. Смотреть на него было страшно и неприятно.
После окончания драки, минут через двадцать, славная троица уже сидела на кухне и весело обсуждала последние события. Мужики на двоих распили 0,75 л. водочки под домашние соления и всё бы было ничего, если бы не одно обстоятельство – Монзиков решил всерьез заняться решением проблемы Ирины Михайловны. Дело было весьма и весьма щекотливым. По рекомендации Леонида Павловича она прописала на своей жилплощади одного из сослуживцев Павлика – старшего сына Леонида Павловича. Более того, она даже вышла замуж, разумеется, фиктивно, о чем без слез она теперь не могла говорить.