Муженек, разница в возрасте с которым была 18 лет, оказался отъявленным негодяем. Он без зазрения совести начал претендовать не только на квартиру, но и на имущество Ирины Михайловны. Где он находился в последние дни – никто не знал, поскольку из Вооруженных Сил он уже уволился и никаких контактов ни с Павликом, ни с Леонидом Павловичем у него не было.
Через четыре дня должен был состояться суд, второе заседание, на котором могли разрешиться в пользу Ирины Михайловны эти непростые бытовые вопросы, связанные с разделом имущества.
И Монзиков не заставил себя долго ждать. Он предложил план, от которого у Ирины Михайловны закружило голову, коленки ее задрожали и в довершении ко всему её, вдруг, потянуло на рвоту.
– Если бы этот урод был бы нормальным пацаном, то с ним было бы все тип-топ. Догнал, да? – Монзиков левой рукой безуспешно пытался расстегнуть верхнюю пуговицу своей рубашки, а правой рукой, в которой была зажата полупустая рюмка с водкой, он активно размахивал в воздухе, нарезая один круг за другим.
– Да он, бля, такой г….н, что, бля,… – далее следовал такой набор матерных слов, что видавший виды на зоне Монзиков, чуть было не подскочил со стула.
– Леня, Лёнечка, не заводись – Ирина Михайловна пыталась хоть как-то усмирить бравого военного, который уже принял критическую для жизни дозу спиртного.
Монзиков был сильно пьян, но в голове его родился план, отступать от которого он не собирался.
– Надо создать для этого пидора проблемы, понимаете мою мысль, а? И снять с него так, чтобы мало не показалось, а уж потом – сделать его бомжиком! – всё это время Монзиков, не мигая, смотрел своими осоловелыми глазками на зареванную Ирину Михайловну, которая была уже и не рада, что познакомилась с адвокатом.
– А, бля, как, бля, ты его, бля, на х?.. А? – Леонид Павлович пытался ещё что-то спросить, но язык его так сильно окаменел, что дальше он мог только издавать нечленораздельные звуки.
Посуда гремела, бокалы звенели, раздавалось чавканье и мычание двух пьяных в дымину мужиков. На кухне был жуткий срач.
* * *
В последние годы реклама стала заполонять не только телевидение, радио, улицы, но и наши умы. Теперь уже трудно себе представить какой-либо фильм без рекламы пива или женских прокладок. Стало просто неприличным издавать тематические журналы без рекламных вставок. На этом фоне кажется нелепым прямые интервью первых лиц государства без рекламных пауз. А зря, между прочим. Пока тот или иной политик пытается озвучить написанную его командой речь, уместно было бы отрекламировать презервативы, автомобильные шины, вкусное мороженое или просто семечки. В театрах это делать надо гораздо активнее. Не надо стесняться полуголых див с рекламными щитами во время спектакля. Эй, вы! Талантливые постановщики и режиссеры с незашоренным мышлением! Берите идею даром!
Известно, что многие писатели, создавая очередные шедевры, широко используют творчество других собратьев по перу. Искренне верю, что мои перлы найдут широкое применение и среди журналистов. Подчас читаешь какую-нибудь разгромную статью, где нет ни сюжетной, ни идейной линии, где неясно, кому и зачем посвящена статейка. А была бы реклама, и читалось бы с большим интересом, и тираж у издания был бы повыше.
Убежден, что многие ценные идеи можно провести сегодня в жизнь с помощь недорогих подарков самой социально активной части населения – пенсионерам(ов) и продуманных рекламных акций с бесплатной раздачей дешевых бутербродов и горячего чая? А если к празднику души и тела добавить фронтовые сто грамм? А почему нет? Да! Да, именно так сегодня поступают кандидаты в депутаты. По большинству из них давно плачет тюрьма, а они лезут и лезут во власть, в политику.
Помните, СПИД может быть везде!
Сегодня можно купить диплом о высшем образовании. Можно стать доктором наук, академиком. За деньги, разумеется. Всегда найдется человек, готовый за баксы продать свои мозги, свой невостребованный интеллект, свой талант изобретателя, ученого…
Нужны примеры? Пожалуйста, посмотрите повнимательнее на лица чиновников и депутатов. Задайте себе вопрос: кто из них умный? Ответ: они все умные, т. к. стали теми, кем сейчас являются! И не важно, что многие из них ранее занимались фарцовкой и спекуляцией, бегали по дискотекам и попадали за хулиганку в милицию… Многие из них и сейчас еще не научились говорить и грамотно писать. Не верите? Это – Ваше право. Ведь я же не настаиваю. Сейчас такое время, что можно болтать все, что угодно. Только надо ли это делать? А не будет ли последствий?
Можно вести неутомимую борьбу с проститутками, наркоторговцами, взяточниками, убийцами, но всех ведь не пересажаешь?!
А что, у нас все – преступники? А я разве говорю, что все – преступники? Нет, боже упаси! Только те, которых объявил суд! Да, суд, наш законный и самый гуманный суд в мире.
Известно, что за нарушение авторского права предусмотрена уголовная ответственность. А прерывание рекламой показа по телевидению рекламными паузами – это ли разве не нарушение авторского права? Лично я, как простой сантехник, ответа на этот и другие вопросы просто не знаю. Да они мне и не к чему, как-то. Мне бы выпить, да закусить в приятной компании – вот было бы миленько, а думать – это пусть ОНИ думают, им за это деньги платят.
Так вот, только из люби к тебе, дорогой мой читатель, я не стал размещать вот на этой самой странице столь нужную каждому обывателю рекламу сливных бачков Мухосранского Второго арматурного завода железобетонных изделий. Не стал я рекламировать ни табачной продукции, ни квашенной капусты, ни безразмерных бюстгальтеров Нижнетагильского танкового завода. Не стал и не получил, соответственно, ни денег, ни славы, ни морального удовлетворения от взятых на себя ранее добровольных обязательств по продвижению в массы столь нужных каждому товаров народного потребления.
И если, вдруг, сейчас кто-либо улыбается, то делает он это совершенно напрасно, поскольку весь этот словесный понос не имеет никакого отношения к теме данного произведения!
А между тем события с Ириной Михайловной и ее родней развивались стремительно.
* * *
На следующий день Монзиков на работу не вышел. До обеда он валялся с сигаретой на диване, но к вечеру его самочувствие нормализовалось. В 20 Александр Васильевич встретился с Павликом, который в своем развитии пытался повторить отца. Он был его молодой копией. Тем не менее, через три с половиной часа у Монзикова был адрес и телефон молодого супруга Ирины Михайловны.
Взяв такси, Монзиков погрузил в машину тело Павлика и поехал в адрес, где и застал Алика – беглого мужа. Разговор был на лестнице, накоротке.
– Ты – Алик? – Монзикова штормило. Чтобы не упасть он схватил за уши мелкого мужичка и начал издавать такое амбре, от чего у Алика чуть не помутился рассудок.
– А Вы – кто? – Алик был удивлен. Он уже спал, когда в дверь постучали. Да, именно постучали, звонка не было.
– Я? Я – твоя погибель! – адвокат поскользнулся и упал вместе с Аликом на пол. Падая, он изо всех сил пытался удержаться на ногах, для чего с неистовой силой сжимал уши Алика, который от боли стал нещадно орать.
– Помогите! Убивают! – взывал к помощи бедный Алик.
– Тихо, тихо, приятель! Я и сам справлюсь… – Монзиков отпустил левое ухо и, опираясь о лицо напуганного до смерти Алика, попытался встать с цементного пола.
Можно долго описывать возню полуголого Алика, разбуженного среди ночи стуками в дверь, и пьяного Монзикова, который всё-таки довел до сознания Алика свои требования.
Уже утром, сидя на кухне, у Алика, Монзиков, затягиваясь сигаретным дымом и смакуя черный кофе, собирал со стола подписанные Аликом бумаги. Это были: договор на оказание адвокатских услуг, расписка о взятой взаймы у Ирины Михайловны крупной суммы денег и расписка о том, что никаких материальных претензий Алик не имеет ни к Ирине Михайловне, ни к Леониду Павловичу, ни к адвокату Монзикову.
Александр Васильевич в качестве "отступного" снял с Алика одиннадцать тысяч долларов в пользу Ирины Михайловны за причиненный ей моральный и материальный ущерб. Алик расставался с деньгами легко. Он понимал, что лучше остаться без квартиры, денег, но живым и здоровым, чем быть изнасилованным до смерти, как Павлик, тело которого находилось в такси у его дома.
Павлик очухался лишь к приходу Монзикова, который выглядел сильно помятым, но был в хорошем расположении духа. Рассчитавшись с таксистом, завезя Монзикова домой, Павлик заехал к тётушке и вручил ей большую коробку конфет, бутылку шампанского и огромный букет алых роз. Монзиков был великодушен. Он дал всё это молодому офицеру Павлику, преподав ему урок неслыханной щедрости – таксист за ночь заработал на нем 300 баксов.
На бракоразводный процесс с разделом имущества ни Ирина Михайловна, ни Алик не пришли. В заседании Монзиков представлял интересы обеих сторон одновременно! Через 15 дней каждой из сторон Монзиков по почте переслал заказными письмами судебное решение, согласно которому Ирине Михайловне оставалось всё, вплоть до ее последней фамилии.
В этой истории остается загадкой лишь аргументация Монзикова на съемной квартире Алика. Что надо было такое сказать, чтобы мужик потерял голову и пошел на поводу Александра Васильевича? На этот вопрос ответ знает только Монзиков.
Когда мне рассказывают небылицы про милиционеров, про судей и адвокатов, то я всегда вспоминаю Монзикова – живую легенду непонятного, невероятного, но очевидного. И не случайно этот роман посвящен такой незаурядной личности, как адвокату Монзикову Александру Васильевичу. Дай Бог ему здоровья!
Тяжкая истина
It is hard to open a beer bottle false teeth…
Александр Васильевич посмотрел на девочку, пробегавшую по берегу озера. В руке она держала эскимо на палочке. Ярко светило солнце. Было жарко. Вот и сейчас у адвоката Монзикова наклёвывалось выгодное дельце, которое сулило ему большой гонорар. Проблема была в том, что клиент, как впрочем, и большинство других его клиентов, расплатился с ним зелеными. При этом надо было внести аванс в кассу коллегии адвокатов для оформления официального поручения на защиту на стадии предварительного следствия. Минимальная сумма, исходя из установившихся традиций, не должна была быть менее 500 000 руб. Из этой суммы, в лучшем случае, да и то только через месяц, адвокат мог взять четверть. Остальное забирали государство, коллегия и президент. Именно поэтому адвокаты раскручивали клиентов на две суммы – официальную и неофициальную. Однако если такой факт становился достоянием общественности, то мало того, что такого адвоката клеймили позором, так его еще и выгоняли с работы.
Как это ни странно, но адвокатами становятся три типичные категории юристов. Первая категория – их не так мало, но в процентном отношении это – почти мизер – дети адвокатов. Дед был адвокатом, отец был адвокатом, сын, дети будут адвокатами. Кстати, теперь и женщин стали принимать в адвокатуру. Вторая категория – их еще меньше – выпускники-юристы, которые начитались о баснословных доходах и легкой жизни адвокатов. Практика показывает, что не только первое впечатление обманчиво, но и второе, и третье, и… Третья категория – бывшие. Бывшие следователи, бывшие судьи, бывшие прокуроры. Эти бывшие составляют более 70 % от всего числа адвокатов. Как правило, все бывшие либо пенсионеры, например, от МВД или прокуратуры, либо досрочно уволенные из правоохранительных органов по отрицательным мотивам. Обычно каждый адвокат специализируется на определенной категории дел. Одни берут только уголовные дела, другие – гражданские, третьи – о ДТП и т. д. Одним словом, каждый должен заниматься своим делом.
Александр Васильевич Монзиков был специалистом широкого профиля. Поэтому он брался за ведение дел любой сложности, с любым составом и по очень высоким расценкам. Клиентура цеплялась за него по неведомым никому причинам. Вид преуспевающего адвоката предполагает радиотелефон, пейджер, дорогую иномарку, хороший костюм, желательно тройку, отменные визитки. Ничего этого у Монзикова не было. Ни машины, ни костюма, ни даже приличной перьевой ручки. Пшеничные усы, ярко выраженные лобные залысины на вечно сальных, вьющихся волосах грязно-русого цвета, тройной подбородок и 18 зубов, из которых 13 – вставные. Плохая дикция, бесцветные с остатками детской голубизны на выкате глаза, отсутствие какого-либо интеллекта – это лишь то немногое, что можно сказать о нашем герое.
Нет, о герое так плохо говорить нельзя! Что-то же было в нем хорошего? А как же! Хорошее – это его дела и положительный результат!
Нет, больше так не могу. Я должен с любовью описывать главного героя, кумира женщин, обиженных и оскорбленных, а получается не бог весть что! Тьфу! А, вспомнил. Ну, да, конечно – у Александра Васильевича была прекрасная черта. Он не был злопамятным. Он не мог долго сердиться. Если же его кто-либо обижал, то Монзиков прощал обидчика легко и навсегда. Именно поэтому с ним, невзирая на стыд и срам, жила теща – Анна Андреевна, жена Катерина и дочь Аня.
Судьбе было угодно распорядиться так, чтобы Александр Васильевич после службы в Армии попал на работу в милицию, сначала в патрульно-постовую службу, а затем в уголовный розыск. Раньше – платили копейки, но обеспечивали жильем, и все граждане милиции боялись. Уважения не было, как нет его и сейчас, но страх при одном только виде милиционера был таким, что люди начинали забывать все на свете.
В то время в милицию шли только те, кто не "нашел себя на гражданке". Ведь имея среднее образование, можно было дослужиться до майора – подполковника и уйти на пенсию в сорок с небольшим. Кстати, этот "остаточный" принцип существует и по сей день.
Саша Монзиков поначалу ничем особенным не выделялся. Также пил, также курил, также матерился. Но вот однажды, при обыске на квартире цыган, Саша с Димкой Неверовым – оперуполномоченным УР, обнаружили в тайнике обыскиваемой квартиры 10000 руб. По тем временам – это было целое состояние. Что делать?
В соседней комнате сидят понятые – соседи, которым все до лампочки. Опера орудуют молча. Когда и не надо ломать – все равно ломают. Ведь логика простая. Если делается обыск, то значит это – преступник. А если преступник, так что же его жалеть? Ломать – так ломать! В такой суматохе и нашел Санька Монзиков с напарником 10000 рублей. Димка предложил сразу же не говорить начальству о находке. Цыган будет молчать. Не в его интересах заявлять о пропаже ненайденных вещей. Ведь это – улика. А сослуживцы ни о чем и не догадаются, если им не говорить. Нет, конечно, деньги они отдадут, но не сразу и не сейчас.
Димка был ветераном уголовного розыска. Он проработал уже три года и готовился стать старшим лейтенантом милиции, а Санька только-только получил младшего лейтенанта и его трудовой стаж исчислялся днями, неделями и двумя месяцами. После операции, на которой особо отличились Шевченко и Пряник, нашедшие в тайнике квартиры 700 рублей, была грандиозная пьянка. Литвинов – зам. начальника по УР с Казановичем собрали девять ребят, в том числе и Монзикова, сделали " разбор полета ", а затем отправили виновников торжества – Пряника и Шевченко – " проставляться " в гастроном. Точнее, в гастрономе они только затоварились, а уж вечером проставились как положено. На 11 здоровых мужиков было взято 10 бутылок водки, шесть плавленых сырков "Дружба", два здоровенных огурца, буханка хлеба, килограмм докторской колбасы и две банки консервов "Бычки в томатном соусе". В 20 еле стоявший на ногах Шевченко бегал в лобаз "добавлять". Через час с небольшим он вернулся еще с тремя бутылками водки и городским батоном, который был на половину съеден. Ночевали все на работе, кроме Литвинова. Его ночью отвезла "дежурка" домой.
Утром, с распухшими физиономиями, с осоловелыми глазами, после небольшого опохмела – с ночи оставались две непочатые бутылки "Столичной" – опергруппа начала готовиться к очередной операции – засаде, и, если повезет, взятию дагестанца Избекова, на счету которого было три трупа, два грабежа и изнасилование. И это все, не считая двух судимостей.
Во время обеда Монзиков спросил у Неверова, когда они сдадут деньги? Неверов отозвал в сторонку Монзикова и сказал, что часом раньше он отдал все 10000 Козлову из ОБХСС, чтобы тот приобщил их к делу.
– Ты пока об этом никому! Ладно?
– А че? – удивился Монзиков.
– А то, что по инструкции, салопон х…, мы должны были бабки сразу же сдать, как нашли. Понял?
– А!?
– Ну ладно, я тебя не выдам. Иди и спокойно работай, – Неверов похлопал Монзикова по плечу.
И таких случаев далее было нимало. То при обыске перепадало золотишко, то деньги, то – и то и другое одновременно.
А зарплаты Саньке явно не хватало. Он долго не мог понять, почему здоровые с виду мужики, получавшие мизерную зарплату и работавшие в антисанитарных, нечеловеческих условиях постоянно пьянствовали, курили, …
И ведь что странно, так это то, что никто по-хорошему из милиции не уходил! А пьянствовали ребятишки на прилипшие после операций деньги либо от безысходности, либо по привычке. Да, по привычке! Шутка ли сказать, в течение нескольких лет пить и не спиться!? Вот и Санька Монзиков начал пощипывать форцовщиков, спекулянтов, торгашей и дебоширов. Там прихватит, тут сокроет, здесь украдет. Начинал с мелочевки, а дальше – больше. Ребята, которые старались честно работать, которые не пили, не курили – были изгоями. Они не приживались. Их убирали либо начальство, либо сам коллектив, и часто – через тюрьму.