Не хочется мне придерживаться каких-либо канонов и испытанных литературных приёмов. Я и так уже многим пожертвовал. Именно по настоянию Петровича я перестал рисовать на полях. Я перестал давать эпиграфы к своим главам. Я перестал заботиться об имидже Александра Васильевича, показывая всю его подноготную, не утаивая чёрных пятен его судьбы.
Кстати, а знаешь ли ты, дорогой мой читатель, что сейчас тебе предстоит познакомиться с очередным шедевром, по части видений, Александра Васильевича Монзикова?
Это – не байка!
Also the roar of the cosmodrome dreams me not,
This not terrestrial beauty!
And the grass, a grass at a house dreams me
And this fine country!
Именно эти строки легли в основу одной из самых известнейших песен Юрия Антонова!
На премьере "Севильского цирюльника", во втором акте, с первого ряда неожиданно поднялся мужчина средних лет, в жеваной, довольно потертой джинсовой куртке, в сильно мятых и в каких-то странных пятнах, слегка рваных брюках и, призывая всех ко вниманию, прервал арию Дона Базилио, показав ему руками крест. Закругляемся, мол. Затем похлопал по плечу дирижера, который не видел знаков мужчины и некоторое время продолжал дирижировать без музыки. Когда все замолкли, превратившись во внимание, мужчина сделал сообщение голосом диктора Кириллова:
– Господа! Я прошу прощения! Я понимаю всю неуместность моей просьбы, но обстоятельства вынуждают меня, тем не менее, обратиться к вам. Другого выхода у меня нет. Дело…
– Короче! – раздался голос с галерки.
– Дело в том, что меня сегодня с утра что-то пучит. Видимо, съел дерьмовую шаверму. В связи с этим, не позволите ли вы мне выпустить потихоньку газы, во избежание взаимных подозрений и недоразумений!
Воцарилось неловкое молчание. Дон Базилио нервно ходил взад-вперед по сцене, сложив руки на груди, путаясь в рясе. Дирижер листал партитуру, пользуясь выдавшейся минуткой для ее изучения.
– Пусть пукнет! – раздался все тот же голос с галерки.
– Ага! – возразили ему снизу. – Ты там, на галерке, а мы тут нюхай?!
– А кто тебя просил брать такие дорогие билеты? – хохотнули сверху.
– Ага! – поддержали его с бельэтажа. – Сидит, как барин, как "новый русский", в партере, и еще не пукни при нем! Пукай, земляк! Не таись! Коль прижало! Пукай громче!
– Между прочим, здесь театр, а не сортир, – вдруг подал голос Дон Базилио. – И если он пукнет, я вообще уйду!
– Подумаешь, какие мы нежные! – возмутился какой-то женский голос. – Тебя, между прочим, никто и не спрашивает! Ты за это деньги получаешь!
– Может, он еще и какать захочет!!! А я ему тут пой! – не успокаивался Дон Базилио.
– Ну, зачем вы так… – Монзиков смутился. – Что ж я, вообще, что ли, совесть потерял. Мне бы только тихо пукнуть. Да! Запах будет! Я знаю. Все друг на друга коситься будут. Кстати, на вас – больше всего, – обратился он к Дону Базилио. – Потому что вы поете, следовательно, напрягаетесь больше, чем кто-либо из нас! Я, может, спасаю Ваши честь и достоинство. А вы – корячитесь!
– А что, выйти нельзя? – поинтересовался какой-то шибздик, видимо из ФСБ.
– Ага… Я выйду, туда-сюда, мешая всем… Да мне несколько раз надо будет вот так выходить…
– Мужик! Да ты бы давно уже перданул, что ли! Дай оперу дослушать, блин пердлявый! – возмутились в бельэтаже.
– А я уже перданул! – весело сообщил адвокат Монзиков и сделал отмашку Дону Базилио. Мол: "Пой дальше!" Все облегченно вздохнули, кроме первого ряда.
Монзиков быстро вскочил. Рядом неистово храпел Гога. Были слышны голоса Виктора Ефимовича и Николая. Готовился очередной перекусон.
Монзиков нашел маленькое зеркало, взглянул в него и ужаснулся. На него смотрело чудище с взъерошенными волосами, трехдневной щетиной и дрожащей нижней челюстью. Да, такого он ещё не видел.
На правой щеке пропечатался след от вилки, на которой заснул один из лучших адвокатов города.
Когда Монзиков вышел к Хитрачёву, то Виктор Ефимович закашлялся. Перед ним стоял в одних семейных трусах его "спаситель". Однако поза и первое впечатление от проснувшегося после грандиознейшей коллективной попойки Монзикова весьма впечатляли.
Я не стану описывать выхода Гоги из баньки, где его сразил мертвецкий сон, однако замечу, что девицы, которых привёз Николай, издали такой вопль, от которого у всех заложило уши. Более того, мгновенно вскочив, они убежали в лес, в чём мать родила и больше их никто не видел.
Александр Васильевич никак не мог понять, что же ему снилось? Какой-то театр, какие-то актёры? Он чётко знал, что в театре он был за всю свою сознательную жизнь только раз. Было это совсем недавно, лет 15 тому назад, когда на гастроли приезжал какой-то театр юного зрителя. Сейчас уже и не вспомнить, как назывался спектакль, но то, что это была не опера или балет, Монзиков знал точно.
После второй рюмки Александру Васильевичу пришла идея позвонить по радиотелефону себе домой. От дочки он узнал об Арсене.
Развязка
Честно говоря, мне уже порядком надоело рассказывать о Монзикове, с которым мы поссорились три дня тому назад из-за бутылки водки. Этот жлоб вдруг решил, что я ему должен выкатить по случаю выигранных дел в суде. Наглец! Велико искусство – дал на лапу прокурору, судье и выиграл процесс. Тем более что сейчас всё продаётся и всё покупается.
Когда Монзиков отмазал от тюрьмы Хитрачёва, я крякнул. Взятка была по 10 тыс. долларов судье и прокурору, а 1000 баксов он дал секретарю, которая изъяла кое-что из материалов дела.
Но когда Арсен Автандилович Цуладзе был оправдан по всем 24 эпизодам (!), мне стало не по себе. Хотя чему тут удивляться. Десятки миллионов россиян работают "за бесплатно". Избирают депутатами людей, которые, извините, ни уха, ни рыла! Ой! Кажется, опять меня понесло, надо заканчивать эту тему.
Заборчик
Бедность порождает жадность.
Глупость, помноженная на жадность – характерная черта малоимущих россиян…
Из наблюдений Петровича.
В советские времена стало развиваться дачное движение . Если до революции 17-ого года дачами пользовались лишь состоятельные граждане Российской Империи, то после 17-ого года дачи стали уделом рабочих и крестьян. Творческая интеллигенция вначале снимала, а затем и сама стала строиться на 6 сотках земли, непригодной для земледелия. Стали вырастать, как грибы после летнего дождя, убогие домики, достойные сказочных карликовых героев. Органы партийного и народного контроля вместе с общественностью зорко следили за тем, чтобы дома были не более 6×6 м, а в высоту – не более пяти метров, включая конек крыши. Вот и стали появляться на свет уродцы, построенные из всякого дерьма и подсобного материала, облагороженные советским талантом, изобретательностью и трудолюбием. А работники БХСС ходили с рулеткой по дачным участкам, на хозяев которых поступил сигнал от соседей, сослуживцев, доброжелателей.
В советские времена ходил такой анекдот, герой которого жил не по средствам, поскольку слишком часто ел жареный лук. По сигналу соседей бедолагу загребли на 5 лет.
Во времена Горбачёвской перестройки при всеобщей вседозволенности, а не только для партийной элиты, садоводы и огородники новой формации стали строить настоящие мини-замки на своих шести сотках земли. За каких-то 10-15 лет по всей стране выросли миниатюрные дачки-дворцы на зависть всем тем, кто построился чуть ранее и с учётом партийно-хозяйственных требований, лежавших в основе деятельности БХСС и других монстров советского периода. Новые русские стали скупать соседние участки, покупать целыми гектарами землю вдоль рек, озёр. Процесс пошел! Спасибо большое Горбачёву и Ельцину за то, что стало возможно не скрывать свои богатства и народное достояние превращать в частную собственность, охраняемую государством!
Ведомственные садоводства, которых в крупных городах наплодилось нимало, стали "заселяться" посторонними членами, скупавшими у нерадивых владельцев участки бесхозной земли. Повсеместно стало наблюдаться вырождение подведомственности и становление капиталистической частной собственности. И, наверное, это – хорошо. Но злоупотреблений и нарушений Закона при этом меньше не стало. Напротив, резко пошла вверх кривая краж, грабежей, поджогов, взяток и самоуправств. Почему? А вот в этой главе будет описана типичная ситуация, которая приключилась в одном из милицейских садоводств России.
Дорогой читатель! Представь себе большую область или край, где много озер, рек, где в лесах водится зверь и где грибов и ягод столько, что хватит практически всем, кто их собирает или даже покупает. Это может быть и Дальний Восток, и Приморье, и Карелия, и Московская область… Разве это важно? Важно другое, что всё это оказалось связано с Александром Васильевичем Монзиковым, к которому обратился его бывший сослуживец-гаишник.
В 1989 году образовалось садоводческое товарищество "Доброта", расположенное в 100 метрах от живописнейшего глубоководного озера "Доброе", славящееся и по сей день своей чистой водой и обилием рыбы, раков и прекрасными песчаными пляжами, размером в 10-15 метров вдоль самого берега. Озеро расположено на высоте 21 м над уровнем Мирового океана, а само садоводство – на 400 участков – на высоте 42 м над уровнем того же Мирового океана. Красота – неописуемая. Сосны, берёзы, лиственницы… Птички повсюду летают и поют, воздух… Воздух такой, что после двухдневного отдыха на даче всю неделю в городе мучаешься от выхлопных газов и шума, от которого не спрятаться и не скрыться даже за дорогими стеклопакетами.
В 1990 г. простой капитан милиции, гаишник Захаров Алексей Дмитриевич со своим отцом – Дмитрием Матвеевичем – построили на своих 18 сотках земли кирпичный домик в три этажа, 9×9. Сын финансировал, а отец с матерью строили с расчетом на то, что будут впоследствии там вместе жить. Шли годы. Садоводы строились, дома росли и преображались. Кто-то покупал стройматериалы, кто-то их выменивал на водку, используя своё служебное положение и дефицит "белой радости", которую несколько лет отпускали только по талонам, по бутылке в одни руки, а кто-то откровенно воровал. Тогда, после развала СССР воровали все, кто мог хоть что-нибудь украсть. Слова величайшего и гениальнейшего сатирика А.И. Райкина "Кто что охраняет, тот то и имеет" оказались пророческими. Алексей Дмитриевич в начале 90-ых годов по собственному желанию ушёл из ГАИ с повышением в Главк, но связи с родным ведомством не разорвал. На дороге инспекторы ГАИ по-прежнему его приветствовали, отдавали честь и даже слегка кланялись, но никто и никогда не наказывал заслуженного мастера спорта СССР по авторалли, трёхкратного серебряного призёра чемпионатов СССР, агрессивного авто-хулигана с милицейскими корочками в кармане. Сам Алексей Дмитриевич уже в те годы резко выделялся среди гаишного братства, в котором он отслужил 5 лет. Три года он отстоял на дороге, занимаясь административной практикой, а два последующих года он писал аналитические справки, доклады руководству ГАИ, проверял деятельность всех подразделений… и учился. Имея при поступлении в органы высшее техническое образование, для какой-то балды, он вдруг экстерном, всего за два года, с красным дипломом закончил экономический факультет, а спустя 4 года – юридический факультет госуниверситета. В год окончания юрфака взял и защитил кандидатскую диссертацию, а спустя шесть лет – докторскую. Но и этого ему показалось мало. Защитив ещё докторскую по экономике, стал профессором, академиком… А полковником он стал в свои неполные 40 лет. Во, как! Об Алексее Дмитриевиче можно много рассказывать, но сейчас главное понять, как он жил в садоводстве, где все гаишники, окружавшие его с самого начала строительства, видели его рост, масштабы и перспективы. Именно всеобщая неприязнь и элементарная зависть к уверенному в себе Алексею Дмитриевичу Захарову подтолкнули его отца, ныне покойного, к приватизации участков и установке забора вокруг 18 соток земли, что было успешно сделано ещё в 1993 г. В те времена заборы ставили в садоводствах прозрачные. В землю врывались деревянные столбы, к которым крепилась металлическая сетка. Получалось просто – забор стоит, всё видно, но не пройти.
В 1997 г. на 71-ом году жизни скончался Дмитрий Матвеевич Захаров, прекрасной души человек. Его, в отличие от младшего сына Алексея, все уважали и любили. Он был порядочным и добрым, мудрым и справедливым, общительным и трудолюбивым. Да, его сын, который всё время делал карьеру, отличался от своего отца. Алексей Дмитриевич был временами излишне резок и прямолинеен. Он никому не грубил, не вредничал, не воровал как другие, но и не давал никому спуска. Короче, это был большой, сильный мужчина, готовый сразиться с любым за правое дело. Его уверенность базировалась на добротном университетском образовании и высочайшем профессионализме экономиста, юриста, технаря и управленца. Александр Васильевич хорошо знал своего бывшего сослуживца, к которому особой симпатии не питал, поскольку тот сильно контрастировал не только с ним, но и с другими, с кем оба общались.
В 2004 г. садовод Блященко, построивший неподалёку от Захаровых странный по материалу и форме дом, купил для своего старшего сына Николая у соседей Захарова участок, где Блященко стали строить баню. Купля-продажа нового участка Блященко была осуществлена с грубейшим нарушением Закона. Для того, чтобы в казну государства не платить лишних денег, председатель садоводческого товарищества "Доброта" капитан ГАИ Петров Александр Николаевич взял да и просто переписал садоводческую книжку со старого владельца – прокурора Пидорчука С.К. – на нового – Блященко Николая, сына 50-летнего капитана ГАИ Блященко-отца. Никаких кадастровых съёмок, никаких свидетельств о праве собственности на землю ни у Блященко, ни у их предшественника Семёна Кирилловича не было и в помине. Младший брат Петя, такой же, как и старший, выпускник Лесотехнической академии помогал брату Коле строить баньку. В семье из 6 человек, где были ещё родители матери – Ирины Блященко, работал только отец – капитан милиции, разъезжавший по городу на патрульной машине в ночном экипаже. Лишних денег в семье не было, поэтому довольствовались лишь тремя машинами иностранного производства. Старший сын Коля ездил на трёхлетке БМВ и мечтал о новой, более престижной. Одевалась семья скромно. В основном это были милицейские шмотки, которые успешно носили мать, дети, дедушка и бабушка. Во что был одет сам кормилец – никто не знает, поскольку он зарабатывал копейку для всей семьи и естественно на службе он был в форме гаишного капитана милиции . Ирина, мать прекрасных сыновей с красивыми, статными фигурами, дипломами о высшем образовании, уклонистами от службы в Армии, постоянно чем-то была занята. То она на раздолбанном велосипеде ехала за какой-нибудь фигнёй в поселковый магазин, экономя при этом копейки и рубли, то она шла в гости к тоже неработающей жене председателя, то дефилировала в своих милицейских обносках по садоводству, снимая информацию о каждом и обо всём. Семейка была со странностями. Взять хотя бы то, как загорали и купались сыновья Блященко. Придя на маленький пляж, где отдыхали садоводы, молодые люди обнажались до трусов, обычных трусиков, которые носят дети и подростки, но которые всегда выбрасывают, если их проела моль или они износились от времени. Так вот, эти самые трусики молодые люди умело засовывали себе в промежность так, чтобы ягодицы и лобковая кость обнажались до неприличия. Их дед, глубокий старец, которому было уже за 90, делал тоже самое. Да-да! А мать, Ирина, наивно полагала, что купаться в озере можно не только в купальнике, но и в обычных женских трусиках и женском бюстгальтере. Большинство садоводов отворачивались в сторону, чтобы не раздражаться и не смотреть дикие выходки Блященко, а вот Алексей Дмитриевич не мог терпеть подобного безобразия и всякий раз в грубой форме стыдил бескультурную молодежь. Сыновья Блященко не пили, не курили и не читали книг. Оба были неразговорчивы. С девушками они не общались, а со сверстниками на даче любили поиграть в футбол или волейбол, поскольку ничего другого они толком не умели и не хотели.
Может на первый взгляд показаться, что Блященко вели себя так, словно они были изгоями общества?! Ничего подобного. Просто это были люди со странностями, на которые многие старались не обращать внимания.
В один прекрасный день мать и сыновья заметили то, как строится их сосед, который за два месяца поставил баньку в 21 венец высотой, 6×6, из бруса, летний туалет 2×2×2,75 (в высоту) с водопроводом (!), городскую канализацию и водопровод в доме… А ещё сосед говорил, что планирует для младшего сына построить теннисный корт, но пока у него нет денег на столь масштабный проект. Алексей Дмитриевич как-то раз на озере обмолвился о планах поставить новый забор, ворота, а Блященко восприняли эту информацию иначе. Они вдруг решили уточнить границы не только своего участка, но и шустрого соседа, который их всё время раздражал своей активностью и планами на будущее. Однажды вечером, когда ещё никто не спал, троица нагрянула в дом к Захарову. На подмогу семейка вызвали председателя, как мирового арбитра, и все начали мерить участки. И что же оказалось? Участок Захарова, примыкавший к новому участку Блященко Коли, был много больше того, где строилась банька Коли и Пети. Правда, Алексей Дмитриевич постарался, как мог, успокоить своих соседей, высказав такие простые, на первый взгляд, но трудные для понимания доводы.
– Участки мои приватизированы ещё в 1993 г., т. е. у меня имеется свидетельство на право собственности, где зафиксированы размеры и границы участков, – спокойно объяснял Алексей Дмитриевич.
– А почему же тогда у нас не 30, а только 24,5 метра сторона? – недоумевала Ирина, которой всё время поддакивали сыновья.
– Видимо, так были нарезаны в 1989 г. участки, – высказал предположение Алексей Дмитриевич. – Вы, когда покупали в прошлом году участок, видели же границы, огороженные забором? А забор ставил ещё мой отец, когда оформил свидетельство на право собственности…, – но договорить Захаров не успел, поскольку мать Блященко стала истерично кричать, брызгать слюной и вести себя крайне безобразно.
Председатель для такой ситуации стоял пассивно, поскольку он сам оформлял сделку купли-продажи участка Блященко в обход закона. Да и жена его приятельствовала с Ириной, которые сильно недолюбливали Алексея Дмитриевича.