- Задним умом все крепки. Я давно убедилась, что при работе на улице глушитель не нужен. На один-два выстрела никто не реагирует. Детские шалости с петардами укрепили обывательские нервы. Чаще всего я спокойно уходила с места стрельбы.
- Могу подтвердить, что свидетели всегда с трудом вспоминают, слышали они хлопки или нет, откуда они раздавались, и сколько их было.
- Но автоматную очередь трудно с чем-то перепутать. Я упустила из виду, что мы остановились около ювелирного магазина, который охранял сотрудник полиции. На нашу беду он оказался шустрым. Полицейский выбежал на шум, заметил винтовку в фургоне и стал стрелять. Он целился по кабине и попал в водителя. Рана оказалась серьезной, Андрей держался секунд тридцать, продолжая вести фургон, а потом отключился. Он свалился, вывернув руль, и фургон перевернулся. Меня крутануло по салону, и я оказалась на двери, припечатанной к асфальту. Двинула руками-ногами - вроде целы. Только бок кровоточил. Видимо ободрала живот о станину, к которой крепилась винтовка.
Я выбралась в открытое заднее окно, через которое стреляла. Мне удалось уйти, пока свидетели пришли в себя от шока. Они запомнили толстого мужика в тренировочном костюме. Таков был мой "прикид" в день операции. Накладной живот, усы и парик я сбросила по пути к тайнику с одеждой. По контрасту там было припрятано легкое летнее платье. Я одела его и обнаружила, что кровь проступает через ткань. Скомкала спортивную куртку и прижимала ее, пока не дошла до своей машины.
- Случай получился громким. Расследование вели тщательно. Андрей погиб. След по нему завел в тупик. Сработала наша легенда, что он бывший десантник, примкнувший к бандитам. А вот по твоей крови установили, что в фургоне была женщина. Пара журналистов, работающих на контору, напустили тумана, что женщина координировала действия группы, и ускользнула, а стрелял толстый мужчина, которого заметили свидетели. Так или иначе, но образец твоего ДНК оказался в руках следователей. Рысеву это не понравилось.
- Я же выполнила заказ. Два "клиента" за два дня. Да каких! Кто еще бы с этим справился?
- Ты оставила след. Твое ДНК прогоняли по всем базам данных.
- Но раньше я не прокалывалась.
- По ДНК можно установить ближайших родственников, а там и до личности преступника недалеко. Ты была мифом, а могла превратиться в конкретную личность, которую разыскивали бы даже через Интерпол.
- Какие родственники. Я сирота!
- В этом твое преимущество.
- Спасибо, - горько усмехаюсь я.
И снова рассказ Татьяны накрывает меня беспросветным мраком. Папа убил маму. Не пощадил и бабушку. Обоих зарезал кухонным ножом - самым массовым орудием убийства в России. И я осталась сиротой.
- Постой! - Я вспоминаю про листок из блокнота, оставленный Татьяной в куртке, и спешу в прихожую. - Я не круглая сирота. У Александра Демьянова была сестра. Где же он… Вот! Ольга Демьянова. Получается, она моя тетя.
Я с минуту раздумываю, принимаю решение и одеваю куртку.
- Ты куда? - беспокоится Кирилл.
- К ней. Это недалеко, в Мытищах.
- Зачем?
- Я хочу знать, какими были мои родители.
Кирилл, как пенсионер, брюзжит о неразумности этого шага, но я забираю у него ключи от "чероки" и покидаю квартиру.
Я сажусь в машину и завожу двигатель. Пока "чероки" прогревается, прикидываю уровень безопасности. Сегодня на джипе литовские номера, он в меру заляпан грязью и не будет выделяться среди любимых москвичами темных кроссоверов в плотном потоке машин, выезжающем вечером из города. Главное, что Коршунов очистил джип от датчика, подсунутого агентами.
Стук в стекло - и Коршунов плюхается на соседнее сиденье.
- Я решил ехать с тобой.
Ему не удалось отговорить меня от поездки, мое упрямство победило. Скрывая улыбку, я трогаюсь с места и лихо разгоняю машину. Впереди "лежачий полицейский". Сейчас перескочу, легкий пинок под зад моему благоверному не помешает.
30
В последний момент я меняю решение и плавно торможу перед препятствием.
- Выходи. Скоро вернутся наши детки. Им твои советы по безопасности нужны больше, чем мне.
На самом деле я опасаюсь, что откроется новая неприглядная правда о моих родителях. Пусть ее буду знать только я.
Коршунов внимательно смотрит на меня и выходит. Он прекрасно знает, что в некоторых случаях спорить со мной бесполезно.
- Осторожно, Светлая, - напутствует он меня напоследок.
Я выезжаю из города по Осташковскому шоссе и сворачиваю на Мытищинский строительный рынок. На листке Татьяны записан номер павильона. Я нахожу его. Там торгуют электрикой. В глубине сидит плотная женщина лет пятидесяти с плохой стрижкой и равнодушным взглядом. Неужели это моя родная тетя Ольга Демьянова? Татьяна написала, что она работает продавцом в этом павильоне.
Я осматриваюсь, иду мимо кабелей, проводов, розеток, выключателей, автоматов.
- Быстрее выбирайте, скоро закрываемся, - предупреждает продавец.
- Вот. - Я тычу пальцем в автоматы, напротив которых остановилась.
Женщина встает со стула и подходит ко мне.
- Вам на сколько ампер?
- Точно не знаю.
- Вы где делаете ремонт? В новой квартире или на даче? Там современная проводка или старая?
- Старая. Как в двухэтажках без удобств на окраине Валяпинска. Сейчас их уже снесли, а тридцать восемь лет назад там убили молодую женщину и ее маму. Зарезали ножом.
Продавщица во все глаза изучает меня.
- Ты кто?
- А вы Ольга Демьянова?
- Ну.
- А я та самая малышка, что осталась жива.
- О, господи! - Женщина взмахивает руками, делает круг по павильону и, бегая глазками, обращается ко мне: - Ты как, на счет этого? - Она щелкает себя по горлу. - А мне надо. Тут за забором продовольственный рынок. Там коньяк дешевый. Возьми бутылочку, и поговорим. Я покажу короткую дорогу.
Я соглашаюсь. Минут через двадцать я возвращаюсь с бутылкой дешевого напитка коньячного цвета. Ольга хватает "коньяк", закрывает павильон, и мы садимся в за столик, с кипами накладных. Она выпивает полстакана, жмурится, а когда распахивает глаза, я вижу, что внутренний дискомфорт отпустил женщину. Она перешла в состояние умиротворенности, свойственной втянувшимся алкоголикам, пока они не перебрали свою суточную норму.
- Я же учительницей физики хотела стать. Не доучилась. Но закон Ома еще помню. И вот тут, - Ольга по-хозяйски разводит руки, демонстрируя богатство павильона, - меня ценят. Я не ворую, и объяснить могу. Ты знаешь, что медный провод лучше алюминиевого? А почему?.. Сопротивление разное.
Ольга вновь плещет себе в стакан, а я спешу спросить:
- Вы помните, что произошло в тот день с моей мамой?
- Мы жили в этом же доме. Мне двенадцать было. Я видела, как выносили тела. И тебя видела. Маленькую. - Она выпивает, закусывает конфеткой и по-дружески двигает мой стакан: - Ты давай, чего?
Не желая спорить, я подношу к губам коричневую жидкость с грубым запахом спирта.
- Сашку арестовали, был суд. - Ольга от огорчения мотает головой. - Такой позор для семьи, люди пальцем показывают - и мы уехали в Казахстан. Отец наш всегда это дело любил, а там совсем с катушек сошел, запил по-черному. Мать его сдерживала, а когда схоронила, то и сама… Это у нас семейное. Сашка тоже по пьянке погорел. Только я держусь. Эх! Ну что, по чуть-чуть?
Я для видимости поднимаю стакан, Ольга выпивает, крякает в кулак и разворачивает очередную конфету. Видимо, это ее привычная закуска.
- Когда Союз распался, и казахи отделились, я вернулась в Валяпинск. Помыкалась несколько лет на родине, а потом знакомый сюда сманил. В Москве всегда есть работа. Я на этом рынке лет десять уже.
- Какая она была, Светлана Портнова?
- Твоя мать, что ль? Красивая, светловолосая. Ну и одевалась прилично. Правда, это уже потом, когда в универмаге работала. А нашему Сашке она всегда нравилась - не сомневайся. Он пробовал за ней ухаживать, но в школе были и другие мальчики. После окончания многие поступили в институты, разъехались, и шансы моего брата возросли. Он встречал ее после работы, я видела пару раз. А потом у Светки живот стал расти. Зимой под пальто не замечали, а как весна началась - пошли языком чесать. Потом еще суд у нее был - условно дали. Мамка трясла Сашку: ты настрогал?! А он молчал и злился.
- И что? Признал ваш брат… девочку? - Я злюсь, но продолжаю говорить о себе, как о посторонней.
- Матери он ничего не сказал, а к Светке подкатывал. Да все со скандалом.
- Он выпивал?
- На медеплавильный устроился, а там все пьют. А что, здоровье так и так угробишь.
- Как же так получилось, что он ее… Что ваш брат пошел на убийство?
- Вот, что я тебе скажу! - Ольга отшвыривает накладные со стола и придвигается ко мне. - Не убивал Сашка твою мамку. Я поначалу тоже как все думала - убийца. А потом, когда вернулась в Валяпинск, я встретила Витьку Брагина.
- Кто он? - я в нетерпении подгоняю Ольгу, взявшуюся за бутылку.
- Мой одноклассник. Давай, за одноклассников, что ли? Иных уж нет, а те далече.
Она выпивает, а я пребываю в полном недоумении.
- При чем тут Витька?
- Какой Витька? - пялится на меня захмелевшая женщина. - А-а, Брагин. Шустрый был в школе, хулиганистый. А увидела я его в милицейской форме. Представляешь? Так всегда, из хулиганов либо в колонию, либо в милицию.
- Что он сказал?
- Витька меня первый узнал. Не мудрено, правда, он проверил мои документы. Понимаешь, праздник какай-то был, я перебрала, а на нем форма - орден, медали.
- Как он связан с убийством Портновой?
- Ах, да! Витька Брагин видел, как нож Сашке подбросили. Понимаешь?
- Подбросили? Кто?
- Да не разглядел он! И какая разница, Сашки-то нашего уже нет. И твоих тоже. Слушай, мы так их и не помянули. Три души, три души загубили! О, господи, как вспомню… - Ольга наполняет свой стакан остатками конька и показывает мне: - Не чокаясь. Пусть земля им будет пухом.
Она заглатывает алкоголь и окончательно пьянеет.
- А вот мы с тобой выжили. И что? У тебя жизнь удалась?.. У меня - ни хрена!
- Подождите, у вас осталась фотография Светланы Портновой?
- Да откуда! Она мне чё, подружка!
- Может, вместе с братом? Они же вместе учились, дружили.
- Учились. - На пьяном лице Ольги мелькает какая-то мысль. - Еще выпьем? Сбегаешь?
- Я заплачу. Заплачу за фотографию. - Я показываю тысячу, потом добавляю еще одну.
- Кажется, у меня осталась его выпускная фотография. Там, где весь класс в кружочках. А Светка училась в одном классе с Сашкой.
- Где фотография?
При виде третьей тысячной купюры в моей руке Ольга немного трезвеет.
- Пятерку дашь?
- Где фотография?
- Должна быть в чемодане.
- Поехали.
- Зачем ехать. Я в бытовке живу, тут на рынке.
Мы выходим из павильона на мороз и двигаемся вдоль закрытых рядов. Ольга торопливо объясняет.
- Я не бомжиха, могу и комнату снять. Но тут дешевле, и всё под боком. И работа, и жилье, и выпивка, и мужик, если приспичит. У нас тут фотомоделью быть не надо - только помани. Такие ненасытные есть. Ух!
Мы сворачиваем и оказываемся около длинного ряда контейнеров, стоящих друг на друге.
- Давай деньги, - требует моя спутница.
- Неси фото.
Ольга кривится от недовольства и заходит в один из контейнеров. Я жду. Мимо проходят азиатские парни, останавливаются и с животным интересом косятся на меня. "Только попытайтесь. Я сегодня очень злая". Парни бухтят что-то на своем и уходят.
Появляется возбужденная Ольга.
- Нашла. Уголок помят немного, но Светка есть. Смотри.
Я вижу черно-белую фотографию девушки с широко распахнутыми глазами. Внизу подписано - Света Портнова. Это моя мама. Я впервые вижу ее. Через тридцать восемь лет и восемь месяцев после своего рождения. Через тридцать восемь лет и пять месяцев после ее смерти.
Ольга забирает у меня деньги. Я возвращаюсь в поисках своей машины. Щеки мерзнут от слез. Сев в "чероки", я включаю свет, долго разглядываю свою маму, а потом ищу на большой фотографии того, кто ее убил. Вот и он - Саша Демьянов. Мой отец.
И вдруг, рядом парень с очень знакомой фамилией. Это совпадение или…
Не может быть!
31
Я возвращалась в Москву "на автопилоте". Косо лупили по лобовому стеклу снежинки, похожие на белый песок. На дороге образовывался накат. То здесь, то там приходилось объезжать стукнувшиеся бамперами машины. Я ползла на "чероки" по основным проспектам, реагируя лишь на красные огни светофоров. Мысли были заняты неожиданной фотографией и неким Витькой Брагиным.
Я "очнулась", остановившись перед нашим домом. Так нельзя - зудит инстинкт самосохранения, выработанный годами тайной жизни. Я втыкаю передачу, кружу по району и безжалостно загоняю "чероки" в сугроб в чужом дворе. Хотя самой неудобно выходить, зато утром будет видно - не наследил ли кто-то рядом, не оставил сюрприз.
Коршунов меня встречает сдержанным вопросом:
- Ну как?
Я прохожу на кухню. Татьяна сидит перед раскрытым ноутбуком, Николай подставляет ей чай в широкой чашке.
- Мне тоже, - прошу я, присаживаясь рядом с Татьяной.
- Я заварил каркаде, - предупреждает Николай.
Давно ли он узнал это слово? Чувствуется влияние молодой девушки. Лицо Татьяны светится от нетерпения, и я спрашиваю:
- Ты что-то узнала?
- Специально ждала вас, чтобы начать рассказывать.
- Так давай. - Я замечаю, что Николай застыл в нерешительности у чайника. Приходится приободрить: - Каркаде мой любимый чай.
- Вор в законе Артур Хасарян контролировал обширный нелегальный бизнес, - начинает рассказ Татьяна, когда все усаживаются за стол. - В его сферу входили подпольные игорные заведения, торговля стрелковым оружием, автосервисы, связанные с угонами автомобилей, несколько рынков стройматериалов и контрафактная электроника, поставляемая через Казахстан в обход таможни. Но главным источником его доходов в последние годы стал обнальный бизнес.
- Это когда официальные безналичные деньги с банковских счетов за определенный процент превращают в "черный нал", - поясняет Коршунов.
- На таких операциях можно много заработать? - уточняю я.
- Зависит от масштабов. Хасарян, по моим данным, был крупнейшим игроком в этом нелегальном бизнесе. Для функционирования схемы ему требовался подконтрольный банк и множество фирм-однодневок. Такую услугу ему оказывал Тумилович.
- Вот в чем связь вора и банкира, - понимаю я. - Если их заказали одновременно, то кто-то решил разрушить криминальный бизнес.
- Или обезглавить и присвоить.
- Любопытно, - Я переглядываюсь с Коршуновым. - А как работала схема?
- Те, кто хотел обналичить, переводили деньги на счета фирм-однодневок под фиктивные услуги. Как правило, этим занимаются чиновники, крадущие бюджетные средства. Либо коммерсанты, которые вынуждены давать откаты наличными тем же чиновникам за крупные подряды. Безналичные средства поступали в банк Тумиловича. Он переводил их в Дагестанские банки, а оттуда самолетами привозил наличные.
- Самолетами? - удивляется Коршунов.
- Это самый быстрый и безопасный путь. Перевозку осуществляло частное охранное предприятие "Броня". По всей видимости, "Броня" контролировалась непосредственно Хасаряном. Потому что его телохранителями являлись сотрудники этого ЧОПа. Они владели оружием официально.
- Но не спасли клиента, - напоминаю я.
- А почему задействован Дагестан? У Хасаряна и там были подконтрольные структуры?
- Не обязательно. В Дагестане торговля в основном осуществляется через рынки и несетевые магазины. А это сплошная наличка. Там на границе с Чечней функционирует нелегальный рынок краденых автомобилей. Местные банки собирали наличные деньги и обменивали на безнал.
- Сколько брали за обналичку Хасарян с Тумиловичем? - спросил Коршунов.
- Семь процентов. При крупных суммах снижали до пяти. А проходили через них десятки миллиардов рублей в течение нескольких лет.
- Семь процентов от миллиарда. Это сколько же? - заинтересовался Николай.
- Семьдесят миллионов.
- Обалдеть.
- ЧОП "Броня", - задумывается Коршунов. - Наличка из Дагестана доставлялась во Внуково?
- Да, через грузовой терминал. А вывозилась на инкассаторских броневиках банка Тумиловича.
- Я вспомнил ЧОП "Броня". Контора плотно разрабатывала эту охранную конторку. Сразу после ликвидации Хасаряна Рысев приказал…
Я кладу руку на запястье Кирилла, и он умолкает. Не слишком ли глубоко мы втягиваем в свои проблемы наших детей?
Фамилия Рысев мгновенно возвращает меня на пару часов назад.
Я сижу в машине и разглядываю выпускников 1973 года одной из Валяпинских школ. Среди них мои будущие папа и мама. А так же парень, подписанный, как Олег Рысев. Его взгляд смотрит прямо в объектив и будто пронзает меня. Возможно, это совпадение. Фамилия и имя достаточно распространенные, но почему мне так холодно от его взгляда!
- Когда родился Рысев? - спрашиваю я Коршунова.
- В пятьдесят шестом. А что?
Значит, в 1973 будущему генерал-лейтенанту Рысеву было семнадцать лет. Как и моим родителям. Я достаю из сумочки полученную в Мытищах фотографию и указываю пальцем Кириллу:
- Это он?
Коршунов долго смотрит на снимок, поднимает его к лампе, поворачивает под углом, хмурится и выдыхает:
- Да.
32
От Москвы до Валяпинска тысяча семьсот километров. Летом, если потребуется, можно домчаться за сутки, но зимой это удел бесбашенных камикадзе. Большей частью дорога узкая, постоянно встречаются стайки плетущихся фур, обогнать которые целая проблема. Ближе к уральским горам начинаются снежные заносы. На подъемах фуры с лысой резиной буксуют, образуя заторы.
Коршунов на стареньком "чероки" резину обновил вовремя, и полноприводный джип с мощным движком проявил свои лучшие качества на российских просторах. Я не рисковала и добралась до Валяпинска на третьи сутки. Коршунов порывался ехать со мной, но я твердо решила, что семейную тайну раскрою сама. Это мой долг и моя боль. Достаточно того, что он подключил к расследованию Татьяну. Она приоткрыла дверь в старый дом с закрытыми ставнями, где мне предстоит обследовать самый темный чулан.
Теперь я знаю, как выглядела моя мама. Она действительно была красивой, как я и фантазировала в интернате. У меня ее глаза, брови, лоб, волосы. А нижняя часть лица мне досталась от папы. У мамы черты лица мягкие, а во мне чувствуется суровость. Мама, наверняка, мило улыбалась и излучала нежность. Мне этого не дано, у меня с детства атрофированы мышцы, поддерживающие улыбку.
Я приехала в Валяпинск, чтобы найти Виктора Брагина, о котором упомянула Ольга Демьянова. Он учился с ней в одном классе, значит ему сейчас пятьдесят лет. Известен район, где он жил, и школа, которую закончил. В конце девяностых Ольга встретила Брагина в форме МВД. Она запомнила на его груди орден и медали. Обычно этих данных более чем достаточно, чтобы найти человека в социальных сетях. Я провела за компьютером полдня - безрезультатно.