- `Повторить? Сюда?… А-а, как скажите, мне-то не трудно… Ольгу ко мне поселили. Девушка она уважительная была, аккуратная, шалостей там всяких, глупостей себе не позволяла, серьезная очень, положительная. Как она с этим активистом комсомольским связалась, ума не приложу. Да глянуть только - кто он, и кто она? Ну, высокий, да, симпатичный, представительный, серьезный, однако ж, скользкий как угорь, хитрющий что лисица. Сам себе на уме. Как он Оленьку-то? Быстро в оборот взял, а что опять же, удивляться? Та после интерната любому ласковому взгляду рада, чуть ей улыбнись да слово доброе скажи - засветится вся, в подруги сразу запишется. А зла от нее сроду не было. Сколько добротой ее пользовались, вспоминать страшно. Она хоть бы обиделась или обругала кого - ни Боже мой!… Ну, вот комсорг этот, Егор Греков, и воспользовался ее доверчивостью. Я вот `Американскую трагедию' читала, так там почти, что та же история. Правда Греков-то не убил, и то ладно. Но опять же разбери - может, и лучше было бы убить-то, чем мучить и ее, и дите. Сердца поди у него нет! Тьфу, на него! Вот, соблазнил он Ольгу-то и давай сладко петь да обещать - все мол у нас Олюшка будет, потерпи только. А та и верила глупая. Я-то ей сразу сказала - от Егорки твоего, что от ежа молока! Не поверила - ему только в рот заглядывала. Забеременела, а ему что? И не думал он жениться. Сказал, что ей как матери-одиночке быстрей квартирку дадут. Помог с этим, ничего не скажу, выбил квартиру. Только и после ни Ольгу, ни дочку не признал! На богачке какой-то женился, но Оля и тогда смолчала. Радовалась за него глупая. Пусть, говорит, счастлив будет. `Он умный ему подниматься выше надо, а я ему что дам'? - Ясно, его слова повторяла. Чуяла я, что Ольга надеется, что он их не забудет, помогать станет. Ага! Как же! Год его видно не было. Ольга одна с девчонкой крутилась. А одной-то каково? Тяжко ж дитя поднимать. Но не жаловалась и о Егорке своем всегда уважительно, только хорошее. Ох, душа голубиная… В общем, как думала я, так и обернулось. Придет прохиндей к Ольге, потешится, с дочерью повозится и уйдет. Не прибытку от него, ни помощи! А девчонка-то без отца растет, а трудностей сколько? Ох, мужики… А, да и Ольга хороша! Говорила я ей - толку не будет от Егора. Заведи себе кого-нибудь серьезного. Не послушала. Так всю жизнь и прожила в его любовницах. А ведь жена была, хоть и не расписанная. И дочка выросла, а кто отец так и не знала. Молчала Ольга, баснями кормила Ларку. Егор, видишь ли, не велел, повредить ему правда может. Тьфу, мужики!
Костя выключил диктофон, покосился на друга, и не понял по лицу, слышал ли тот хоть слово:
- Вопросы будут?
Вадим лениво протянул:
- Угу. Паспорт сделал?
Костя крякнул: вот только об этом сейчас и речь! Молча передал две одинаковые книжки, вытащив их из нагрудного кармана куртки:
- Все?
Греков кивнул. Подумал и спросил:
- Впрочем, нет, есть пара вопросов: кто кроме этой скрипучей старушки Розы мог знать о дочери Егора?
- Никто. Старушка старой закалки и тайны чужие хранить умеет.
- Как же вам рассказала?
- А мы на восстановление чести и справедливости давили. Как юридические лица. У пожилых корочки госорганов особое уважение вызывают.
Вадим фыркнул:
- А почему, скажи мне, я склоняюсь к мысли, что Шехова - младшая знает о том, что Лика, дочь Егора. И как Вероника о том же узнала? Не от нее ли?
- Это покойница, что ли?
- Угу. Дневник у меня ее, с посмертной записью. Аделаида отдала. Кстати, напряги ребят, пусть Вере памятник поставят с ее именем. Я на счет твоей конторы семьдесят тысяч перевел…
- Сдурел?!
- Помолчи. Это не подачка, не взятка, а мое желание. Я так хочу.
Уваров загрустил: похоже Грек решил больше не возвращаться в Питер, вот и рубит концы, отдавая дань каждому.
- Жаль. Похоже больше не увидимся?
- Почему? Будешь приезжать ко мне.
- Вот это точно - вряд ли. Ладно, не грузись - не уехал еще. Ребятам я скажу, завтра же могилку поправят, что надо поставят. Не о том ты говоришь, Грек, не о том думаешь. Хочешь знать мое мнение? Я твое желание забрать Лику из этого вертепа понимаю, и уехать на веке, забыть, чтоб и мыслью не пачкаться, тоже, но не правильно будет сбежать, промолчать. Ты уже знаешь, кто Лика, этого довольно, чтоб мучиться…
- Мучилась она, и больше не будет. Остальное суета и догмы. Хочешь, чтоб я из-за них покалечил Лику? Представь, что с ней будет, если я затею развод? Представь, что с ней будет, если я оставлю здесь, брошу? Ты меня с Егором случайно не спутал?
- А ты ведь все знал, Грек, - догадался Костя.
- Догадывался.
- А зачем спешил?
- Чтоб не опоздать.
- И никто не смог помешать, вмешаться, - кивнул с пониманием Уваров.
- Угу, чтоб вывести Лику из игры до того, как закончится партия. Что-нибудь еще узнал?
- Все. Что тебя интересует? Избиение младенца четырехгодичной давности? Помяли, кастетом по голове дали и выкинули…
- Знаю.
- А кто заказал?
- Тоже.
- Весело, - протянул Уваров. - Что делать думаешь?
- Ничего. Уже сделал. Ладно, нового ты мне не сообщишь, поэтому не стоит и время тратить. Охрану оставь до воскресенья, на всякий случай.
Костя хмуро кивнул.
- Не загружай голову лишним, - толкнул его в плечо Вадим. - Будь проще. Мы ведь живем дальше, просто живем… Пообедаешь завтра со мной?
- Прощание славян?
- Рядовой обед.
- А как же шашлык в воскресенье? Я Татьяну уже предупредил.
- Извини, друг, в двенадцать, чартером, мы с женой улетаем домой.
- Большой человек, - хмыкнул Костя. - Авиакомпании нам не нужны, свой самолет есть, дом в Швеции…
- И много чего еще. Список недвижимости и декларацию о доходах предоставить?
- Обойдусь.
- Тогда, пока, Костя, до завтра, - пошел к своей машине.
- Вадим! - окликнул тот. - А что на счет ответов на вопросы? Копать?
- А смысл? - пожал тот плечами. - Мне лично все ясно. А кому нет, тот пусть и копает.
Сел в машину и уехал.
Уваров поморщился, постоял, соображая, и заметил в полголоса:
- Счастливый, я лишь одно понял: хорошо, что я не Егор Греков. И особый поклон родителям, что не уродился я Иркой Шеховой!
Сплюнул на землю, и пошел к машине.
Вадим набрал заветный номер и сказал всего одно слово:
- Фас.
А потом, вливаясь в автомобильное движение, позвонил Егору:
- Здравствуй брат. Как дела?
- Нормально. Рад, что ты позвонил.
- И я поверь… Вера, как?
- Нормально. Дети, правда, чудят, не без этого.
- Опять Ярослав?
- Нет. Маша Веронике грубит, что-то не поделили мои женщины. Кстати, Вера сказала, ты к нам завтра собираешься на ужин?
- Да, но завтра, к сожалению не получается. Я хотел бы перенести ужин на субботу. Не возражаешь?
- Нет, о чем речь, не можешь в пятницу, устроим фуршет в субботу, жене я передам.
- Вот и славно. Еще одна просьба, может, встретимся тет-а-тет, посидим? Хотелось бы без детей да женщин пообщаться.
- Хорошее предложение, я только `за'. Когда, где?
- Завтра, в два часа, как раз у меня пауза в делах будет. У Арона, тихо, приятно. Закажу кабинет, пообедаем.
- Ты заказываешь, я оплачиваю. И не возражай! Мы так и не отметили сделку.
- Уговорил. До завтра?
- Да… Вадим, извини - один вопрос - ты Лику не видел?
- Лику? - изобразил удивление Греков.
- Понимаю, вопрос, наверное, странный.
- Неожиданный.
- Да, - вздохнул Егор. - Но я подумал, мало ли?
- А что потерялась?
- Уволилась. Во вторник только узнал. Ездил к ней - никого. На звонки не отвечает. Сегодня тоже. Я вчера заезжал записку оставил, а сегодня смотрю, она на месте. Короче, беспокоюсь.
- Удивительный ты работодатель - беспокоишься об уволившейся домработнице.
- Ты же знаешь, что девушка неадекватна, могла не подумав уволится, а потом передумать.
- Вернуть хочешь?
- Почему нет? Хочу.
- А Вера, Маша?
- Ну, Вадим, женщины они и есть - женщины, что я по схеме их капризов жить буду? Так я понял, Лику ты не видел?
- Нет, не видел, - усмехнулся мужчина. - Если сильно беспокоишься, позвони в милицию, пусть поищут.
- Угу, сдвинуться они с места, как же, - буркнул Егор.
- Тогда сам действуй. Подсказать как? Подругам, знакомым, родственникам позвони.
- Звонил. Подруг-то у Лики одна всего.
- Что сказала подружка?
- А нет ее, уехала до конца недели.
- Может, с Ликой и уехала?
- Может. Ладно, подожду до понедельника и снова позвоню.
- Угу, - `Какой же ты `заботливый' отец! - презрительно скривил губы Вадим. - Пока!
И отключив связь, откинул трубку на сиденье: Мразь ты Егор, редкостная!
До моста Вадим прошелся пешком. Ветер в лицо привел его в чувства, разбавил неприязнь сродную ненависти печалью и сожалением, и злость осела, уступая место меланхолии.
Машу, Вадим заметил издали. Высокая шатенка в темном длинном пальто стояла у перил и смотрела в воды Мойки, совсем как это любил делать он, минутами, часами наблюдая их бег.
- Здравствуй, - пристроился рядом.
Маша кивнула, несмело поглядывая на него:
- Оторвала вас от дел.
- Мы опять на `вы'?
- Да, так правильней.
- Не думаю. Что случилось, Маша?
Девушка долго молчала, не зная с чего начать, и поняла, что не станет заходить издалека, решилась и спросила прямо:
- Объясните мне, дядя Вадим, зачем вы появились в нашем доме? Что заставило вас изменить своей привычке, жить не у нас? Мы пригласили, да, но вы не сопротивлялись. Сейчас вспоминая, я понимаю, что вы именно приглашения и ждали. Не скажи мы, вы бы подвели разговор к этой теме.
- Что-нибудь еще волнует?
- Да, - развернулась к нему, желая обвинить в том, что происходит в семье, происходит с ней, уличить в связи с Ликой. Но, встретившись с глазами Вадима, лишь сморщилась и отвернулась, боясь расплакаться, прижаться к его плечу и словно Татьяна Онегину признаться в любви, не обвинять - а умолять, не требовать объяснений, а просить милости взглядов, губ, признаний. И вздохнула. - Вы знаете, какое впечатление производите на женщин.
- Догадываюсь, - невесело усмехнулся Вадим. И до Маши дошло:
- Вы специально обольщали меня.
- Скажу больше, соблазнял, - не стал скрывать мужчина.
- Я нравилась вам? - спросила с надеждой. Ей очень хотелось верить, что не все потеряно, но чудес не бывает:
- Нет, ты мне нравилась не больше, чем любая другая девушка в этом городе.
- Тогда зачем соблазнять? Зачем эти взгляды, вздохи, кружения. Вы словно ворон вились над дичью и добились своего - дичь пала. Да! Не смотрите на меня как на глупую девочку, я не так глупа, как вам хотелось бы!… И я люблю вас. Люблю настолько, что готова перейти черту дозволенного, бросить все, всех. Вы этого добивались? Планомерно: цветы, комплименты, взгляды, понимание, признание, подарки и бездна шарма. Сколько затрат на ненужную вам девчонку. Зачем? Что я вам сделала?
- Ничего, как и Ярослав.
Маша насторожилась - а брат-то тут причем?
- Неужели ты не поняла зачем?
- Нет, - призналась честно.
- У каждого человека есть уязвимое место. Главное его вычислить, и человек твой. Ты можешь им манипулировать, давить, подчинять. Убивать, не прикасаясь. Я думал, что вы и есть уязвимое место, но это не так.
Маша качнулась, зажмурившись, и прошептала, сообразив:
- Родители!
- Да.
- Но почему? Господи, что они вам сделали?! Мой отец ваш брат! Родной брат! Да он не идеал, но и вы тоже! Знаете, как вас называют? Синяя борода!… Ах, да, тетя Ира!… Вы из-за нее? Но она мертва давным-давно! И мама в том невиновата! А вы и ее?! Но за что?
- Синяя борода? - усмехнулся Вадим. - Возможно мы с ним похожи… А скажи, Маша, ты хорошо знаешь своих родителей?
- Да! Очень хорошо.
Вадим усмехнулся:
- Девочка. Милая моя племянница, никто не может хорошо знать человека, даже самого близкого, потому что все мы, по большому счеты, не знаем и себя. Как правило, придумываем друзей, врагов, любимых и себя тоже - придумываем. Весь этот мир - программа из наших и чужих стереотипов, шаблонов.
- Не правда.
- Правда, но, неудобоваримая, поэтому лучше ее не замечать. Скажи честно, подумай и скажи пусть не мне - себе, что ты полюбила во мне?
- Вас.
- Нет, - качнул головой Вадим. - Себя. Ты соизмерила мои возможности и свои желания. Они не столько меркантильны, сколько естественны. Ты запуталась в самокопании, в попытке разложить этот мир на составные части и понять хотя бы по отдельности, раз вместе не получается. И поняла, что не в состоянии это сделать, в силу своих ограниченных человеческих возможностей, не можешь объять необъятное. Испугалась, что снова будут шишки, боль, одиночество непонимание. А тут мало богатый, достаточно сильный, неглупый, так еще не старый и не уродливый мужчина, выказывает тебе знаки расположения, слушает и вроде бы понимает. И может очень много, настолько много, что крепче тылов и не найти. Тебя недолго занимал вопрос о родстве…
- Да, не долго. Возможно, вы правы, я искала сильного человека, которому смогу довериться, на которого смогу опереться.
- В этом твоя главная ошибка, девочка. Ищи не того, кому можно довериться, ищи того, ради кого стоит жить.
- Это говорит мне человек, который был женат семь раз? - поморщилась уязвленная Маша.
- Не стану оправдывать - не в чем. Да я был женат семь раз, и прилетел в Питер не только из-за дел, но и с подспудным желанием найти восьмую жену. И нашел бы и женился, как на второй, пятой, не от любви или из-за выгоды, а лишь бы избавиться от гнетущего чувства одиночества. Вряд ли ты поймешь, что это такое, и я желаю тебе никогда этого не понять, не познать. Хуже нет, когда не для кого жить, не куда идти, и никто тебя не ждет и никому ты не нужен. Ты! Не связи, деньги, возможности, власть, а ты сам. Я словно глупый зверек попадался в ловушку, которую по сути сам и ставил. Женился, чтоб что-то изменить, подпитать надежду, и знал - ничего не измениться, я лгу сам себе.
- Зачем же женились?
Вадим внимательно посмотрел на девушку, подумал и решил сказать правду:
- Ты была когда-нибудь в Стокгольме?
- Нет.
- А за рубежом?
- Конечно.
- Представь уютный чистый город, старинный улицы, величавые здания, цветы, фонари, неспешную речь и столь же неспешную жизнь. Чужую. Ты живешь ею, по чужим законам, чужим схемам. Так надо, необходимо. Твои труды вознаграждаются, ты поднимаешься все выше, тебя принимают, считают почти равным, уважают. У тебя есть все, на что только хватает фантазии. И не к чему больше стремиться - стабильность. Но она как болото, засасывает, расслабляет. В один прекрасный миг ты понимаешь, что тебе-то как раз ничего не надо: ни яхт, ни машин, ни домов, ни мебели, да и власть пуста, потому что не для кого, не зачем. У тебя есть куда идти, но и там пустота, такая же пугающая, как в душе. Ты бродишь дотемна по улочкам, смотришь на окружающее великолепие, слушаешь чужую речь, фальшиво улыбаешься в ответ на улыбки и… с завистью смотришь на парочки, заглядываешь в чужие окна, чтоб хоть на минуту избавиться от пустоты, отверженности, осознания собственной ненужности. Хоть на минуту, секунду прикоснуться к тому теплу, что живет за светом чужих окон. Ты видишь малыша за компьютером, а рядом сидит его мамочка, помогает сыну, и оба смеются. А в другом окне молодая пара пьет чай и просто разговаривает. В третьем пожилая леди вяжет носки, а рядом играет внук, дочь хлопочет на кухне. Ты понимаешь, что эта леди прожила жизнь не зря. Она была нужна, нужна и сейчас, и этим счастлива. А ты? Зачем прожил жизнь ты?.. Идешь мимо дома и видишь на лужайке огромного пса грызущего кость. Молодой лабладор даже не лает на тебя, не отпугивает от крыльца. Он просто смотрит на тебя, видит одинокого, никому ненужного человека, и понимает, что его стоит лишь жалеть, а не опасаться или пугать. И начинает вилять хвостом. А ты смотришь на собаку и думаешь, что даже этот пес счастливее тебя. У него есть любовь хозяина и свой долг.
Вадим смолк и, покосившись на притихшую, задумавшуюся девушку, улыбнулся:
- Когда-нибудь ты поймешь, что жить для себя грустно и скучно. И полюбишь не за портмоне или цвет глаз, не за рост или знаменитую родню. Престиж не будет иметь значение, как и возраст избранника. Если тебя спросят: за что ты любишь? А ты не сможешь ответить - знай, на этот раз ты действительно любишь.
- Вы философ дядя Вадим.
- Нет, я циник, Маша, и в принципе, не очень хороший человек. Еще сутки назад, я готовил тебе очень неприятное будущее и верил в то, что прав. Но судьба, не знаю уж, за что одарила меня одним уникальным человечком, который все изменил. В частности спас тебя.
- Женщина?
- Нет. Ангел.
- Лика? - ужаснулась своей догадке Маша.
- Да.
Взгляд Вадима ушел вдаль, на губах расцвела теплая, ласковая улыбка и лицо смягчилось, стало еще более притягательным. Девушка зажмурилась, чтоб не расплакаться - Лика! Вечно она! Почему?!
- Значит я ей еще и обязана? - прошипела в отчаянье. - Разве я просила?!
- О добре не просят, она не подаяние.
- Лика была любовницей вашего брата!
- Нет, Маша, никогда Лика не была его любовницей, - сказал спокойно и так уверенно, что не усомнишься.
Девушка закачала головой не в силах справиться с собой, сдержаться, и расплакалась:
- Сколько можно?! Почему она всегда стоит на моей дороге?! Что вам в ней?! Чем она лучше меня?!
- Ты и сама знаешь, чем.
Снисходительно заметил Вадим. Прижал плачущую девушку к себе, и посмотрел в небо. В нем, разгоняя серые тучи, летали голуби.
- Кажется, дождя сегодня не будет, - заметил тихо.
- Какой дождь? Скоро ляжет снег, - так же тихо ответила Маша, пригревшись в объятьях мужчины, успокоившись от его близости. Так бы и стоять день, ночь - век. Но она знала, что еще миг, минута, и Вадим отодвинется, уйдет. А совсем скоро еще и уедет далеко, надолго. Скорей всего навсегда. А ей останется лишь память об этих минутах, горькой осени с привкусом печали, с запахом умирания даже не листьев на асфальте, а ее души втоптанной как и они в грязь разочарования. И нет и доли надежды на возрождение, все тщетно.
- Как же мне теперь жить? - прошептала.
- Хорошо. Не марая, не предавая ни себя, ни других.
- Лика что-нибудь говорила обо мне?
- Да. Что ты умница, красавица и составишь счастье любого человека.
- Но не вас? - заглянула в глаза. Чертова надежда еще теплилась в ее душе.
- Но не меня, - с улыбкой убил ее Вадим.
Маша отодвинулась, не скрывая огорчения, сродное раздражению. И разозлилась, прежде всего, на великодушие Лики, фальшивое - по ее мнению.
- Вы думаете Лика ангел? А вы расскажите ей о том, что это я заказала ее и посмотрите на лицо этого ангела. Ручаюсь, оно превратится в маску демона!
- Никогда ни за что не ручайся. Я уже говорил тебе почему. Лика, к твоему сведению, с самого начала знала, кто был виной ее бед.
Маша качнула головой, не поверив: