Лика протерла кафель в ванной, пытаясь разложить услышанное и увиденное за утро по своим полочкам, и пришла к гениальному выводу - что-то происходит. И знала - что? Перемены. Их запах ни с чем не сравнить. Так пахнет зимой в октябре, весной в феврале, дождем в безоблачный солнечный день. Нечто подобное уже витало в квартире Грековых. Аромат перемен сгущался, грозя стать видимым, слышимым, осязаемым. Еще чуть-чуть и ей казалось - она дотронется до него.
Одно девушке было не ясно - каким образом это относится ко ней? А то, что так и есть сомнений не было. У нее обостренное чутье на подобные вещи. Она знала, что Господь всегда подсказывает ей, что и как. Другое дело, что она не всегда правильно истолковывает подсказки.
`Например, к чему у меня с утра сосало под ложечкой? Так бывает и перед хорошими, и перед плохими событиями. Но если сложить остальное: то, что в ближайшее время у меня будет много работы, а, следовательно, и заработок увеличиться, то, что я не опоздала, встретила Егора Аркадьевича, а не злую соседку или старого добермана, говорило о хороших переменах. Но если подумать с материальной точки зрения, приняв во внимание вид Вероники Львовны, обещание Егора Аркадьевича вернуться через час, гостей, и атмосферу беды, витающую в квартире Грековых, то перемены в их семье грозят неприятностями мне. Минимум лишусь работы. Однозначно плохо, но к плохому ли - вопрос. Два минуса могут дать плюс', - думала вытирая пол.
И перестала ломать себе голову, отложив решение ребуса до следующей подсказки.
Убрала тряпку и пошла поливать цветы.
Распахнула дверь в гостиную и замерла: вот тебе и подсказка.
У разложенного дивана стоял мужчина в плавках. Невысокую, но крепкую и ладную фигуру обнимали туманные тени ненастного дня. Волосы чуть взъерошены, взгляд черных глаз цепок и пронзителен. Надменный, оценивающий прищур…
У Лики екнуло сердце. Под ложечкой опять засосало и прошло холодом к горлу понимание - лицо мужчины и портрет на стекле нарисованный утренним ливнем был один в один!
Девушка шагнула навстречу незнакомцу: коль дал Господь, не ей от его дара бегать. А что и зачем - ему видней.
Вадим только встал и хотел одеться, как дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась девушка. Молча застыла, во все глаза, разглядывая его. Не то, что он не ожидал подобной бесцеремонности или растерялся под пристальным взглядом темных глаз, скорее он просто потерялся в них: пронзительных завораживающих, знакомых, как его собственные глаза и одновременно не знакомых, далеких, как звезды на небе; живых и словно - мертвых.
Таким взглядом можно и убить, и оживить.
Вадим забыл что хотел, где находится. Он смотрел на незнакомку и силился совладать со странной, одуряющей тишиной в голове… и теплом, что вдруг разлилось в груди, пошло по членам и мышцам волной.
Нужно было бы возмутиться и выставить вон незваную посетительницу, но именно этого и не хотелось делать. И казалось, что перед ним не человек, а призрак или виденье, и стоит лишь шевельнуться, издать звук, как оно исчезнет.
Девушка качнулась, неслышно подошла к Вадиму и остановилась так близко, что он уловил запах ее волос, черных, как ее глаза. Тонкие, неестественно белые пальцы потянулись к нему, дотронулись до старого рубца на груди, застыли на рубце оставленной заточкой щербатого на ребрах. В глазах девушки появилась тоска и боль, словно давно забытая Вадимом рана отдалась незнакомке и та приняла ее, прочувствовала.
- Господи, как же тебе было больно, - прошелестел тихий голос. Глаза стали влажными. Слезинка покатилась по бледной щеке и вызвала в груди мужчины щемящее чувство сострадания. Забытое, затерянное где-то за горизонтом жизненных перипетий.
`Что за ерунда'? - дернулся Вадим.
- Вы кто? - спросил грубо, сердясь на себя за глупые чувства. Принялся одеваться. Девушка молча смотрела на него и хоть бы шевельнулась, отвернулась. `Да кто она такая'? - нахмурился мужчина. Развернулся к ней, спросил вновь, застегивая рубашку. - Вы кто?
Девушка сникла. Пальцы и без того бледные, посинели, крепче стиснув кувшин.
- Я Лика, - ответила тихо, разглядывая голые ступни мужчины.
- Кто?! - поддался к ней Вадим, нахмурился: какая Лика? Что это - должность, имя? Часть слова?
- Лика, - повторила девушка, вскинув на него взгляд, бесхитростный, наивный, как у ребенка. Страшный в своей открытости. Как она живет с такими глазами, таким взглядом?!… О чем он думает? А о чем спрашивал? Разве имя?
Вадим выпрямился, насмешливо бросив:
- Вы потрясающая девушка, Лика.
Но вместо растерянности и попытки понять к чему он это сказал, девушка заулыбалась, чем ввела мужчину в шок. Мало, у нее были уникальные глаза, так еще и улыбка под стать! Смотришь и невозможно не улыбнуться в ответ.
- Кто вы, Лика? - тихо, боясь вспугнуть Мадонну грубостью голоса, спросил Вадим.
- Домработница. А вы - гость, да?
- Гость?… Да. Вадим Греков.
- Брат Егора Аркадьевича?! - непонятно чему обрадовалась девушка.
- Ага, - хохотнул мужчина. - Забавная вы… А Лика, сокращенное от Веролики?
- Нет, от Ларисы.
Брови Вадима взметнулись вверх:
- Простите?
- Мне `с' потеряли в паспортном столе. Написали `к'. Получилась не Лариса, а Ларика. Необычно, правда? Я не стала спорить, менять. Как Бог дал, так тому и быть. Сократила до Лики и живу. Привыкла, даже нравится.
Вадим хмыкнул, качнув головой: чудачка.
- А скажите, Лика, вы умеете кофе варить?
- По-турецки или глиссе?
- О-о, какие познания. Да я бы и по-русски не отказался.
- А я по-русски не умею, - искренне огорчилась девушка, и Вадиму захотелось обнять ее, приободрить. Что за ерунда? Что с ним твориться?
Отошел, сел на постель подальше от странной девушки:
- По-русски - сколько в турку войдет. Главное, чтоб кроме кофе в ней еще и вода присутствовала, - принялся натягивать носки.
- А сахара сколько?
- Сахарницу. На стол. Отдельно.
Лика засмеялась и выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Вадим замер с носком в руке, с улыбкой глядя на закрытую дверь, за которой скрылась диковинная птаха. Если б кто встретил сейчас его взгляд - не поверил бы, что он принадлежит Грекову.
Взгляд был теплым и ласковым.
Она помчалась на кухню. Без труда нашла турку, открыв дверцу шкафчика. В другом нашла кофе, бухнула от души в посудину, залила водой и поставила на плиту:
- Варись, варись, с хворобами борись. Уйди хмарь, маёта, печаль да потягота, свались, скатись болесть и забота, - зашептала в кофейную черноту, помешивая длинной ложкой, по часовой стрелке: чтоб по-её было, чтоб в прок Вадиму пошло. Ему надо, необходимо. Видела она на дне его зрачков наледь неверия, усталости да тоски. Понимала: гнетут они его, печалят, на темную сторону мысли тянут. А сам-то он солнечный, чистый, что лучик…
- Что ты здесь делаешь?! - что кнутом по хребтине дали. Девушка вздрогнула, испугалась. Встретившись с колючим взглядом голубых глаз, вспомнила - ей же нельзя здесь!
- Вон, я сказала! - выхватила турку Вероника Львовна.
- Что случилось? - спросил Вадим, застыв у дверного косяка.
- Доброе утро Вадим, - смягчилась Грекова. Лика же боялась с места сдвинуться.
- Что случилось, Лика? - шагнул к ней мужчина.
- Лика иди! - приказала женщина.
Вышла, не ей хозяйке перечить.
- Зачем так грубо? - прищурился недовольно Вадим, усаживаясь за стол. - Я просил Лику сварить кофе. Вижу, она сварила. Чем она тебя возмутила?
- Лика не должна появляться на кухне. Ты не знал об этом, но впредь, пожалуйста, не проси ее что-то варить, подогревать, наливать. Ей запрещено переступать порог кухни, - нехотя пояснила Вера. Вылила кофе в раковину и поставила новую порцию.
- Почему? - озадачился мужчина.
- Потому что, Лика не совсем нормальна.
- Извини, Вера: что значит - не совсем нормальна? Человек может быть нормален или не нормален, а совсем или по частям - нет.
- Она не в себе, Вадим.
- Сумасшедшая?
- Грубо, - поморщилась женщина. Расставила чашки на столе, тарелки с бутербродами.
- Но точно?
- Я не психиатр Вадим.
- Тогда почему ставишь диагноз?
- Разве по ней не видно?
- Нет. Странная - да, но сказать, что она ненормальна - не могу.
- Вы только познакомились.
- В смысле: самое интересное ждет впереди? Спасибо, Вера.
- Она спокойная…
- Не буйная?
Женщина недовольно посмотрела на мужчину: к чему сарказм? Над кем он насмехается? И отвернулась, взяла турку, разлила кофе.
- Лика хорошая девушка, работящая, но она как ты заметил - странная. И странностей много. Слишком.
- Угу. А одна из странностей - любовь к ядохимикатам?
- Извини?
- Ты боишься, что она по неадекватности своей что-нибудь подсыплет вам в пищу?
- Не исключаю. Никто не может знать, что в голове у больного человека.
Вадим отхлебнул кофе, пытливо поглядывая на собеседницу:
- Тогда зачем держать такого человека в домработницах? Не проще закрыть перед ней не кухонную дверь, а входную?
- Увы, нет, - женщина достала молочник и оставшийся с вечера торт. - Будешь?
- Буду. Объяснения. Любопытство меня мучает.
Вера принялась резать торт, скрывая отвратительное состояние души, желание послать Вадима к черту с расспросами. Мало она чувствовала себя неуютно в его обществе, так должна еще приветливо отвечать на вопросы! Какого рожна он вообще появился в городе? Что ему в своей Швеции не сиделось? Что он вообще делает на ее кухне?!
И почему он в свои 43 превосходно выглядит, сохранив и блеск глаз, и свежесть лица и подтянутость фигуры?!
- Вера я не хочу торт, я хочу ответ, - настойчиво процедил мужчина.
- Хорошо. Егор против ее увольнения, - брякнула ножом о стол, и принялась пить кофе, старательно разглядывая умильных кисок на стенном календаре.
Ответ Веры и ее вид, наводили на размышления. Неприятные, с оскоминой чего-то грязного, низкого, что в принципе не подходило к образу девушки. Егора?…
Вадим взял бутерброд, чтоб занять паузу видимостью аппетита. Но не чувствовал, что ест, пьет. Ему отчего-то была невыносимо неприятна мысль, что Егор и Лика любовники. И категорически не нравилось то, что ему есть до этого дело.
- Она его любовница? - спросил в лоб.
Вероника подавилась кофе. Откашлялась и выдохнула:
- Нет. Как тебе пришло такое в голову? По себе судишь?
И хоть удивление женщины не вызывало сомнения, Вадим все равно ей не поверил:
- Тогда почему он против? Как вы вообще ее нашли? По объявлению?
- Егор привел и поставил пред фактом. Лика дочь его знакомой. Коллеги еще по заводской комсомольской организации.
- Вот как. Взаимопомощь? А что девушка сама себе работу найти не могла?
- Я не вдавалась в подробности. Поставила четкие условия, чтоб ее не было здесь, остальное… Она справляется. Меня устраивает.
- Оплата устраивает, да? - смекнул Вадим.
- И это тоже.
- Извини за нескромный вопрос: сколько ты ей платишь?
- Сто рублей в день плюс премиальные, если справляется. Еще сто.
- В год?
- В месяц.
Вадим молчал минуту, глядя на женщину, как на гремучую змею. Отодвинул чашку и встал, бросив с нескрываемой желчью:
- Ты на удивление щедрый работодатель.
В совершенно отвратительном настроении он прошел в гостиную. Делая вид, что не видит Лику, заправляющую диван, взял часы с трельяжа, застегнул браслет на руке, накинул пиджак на плечи. И хотел выйти, но в комнату заглянула Маша, нечаянно преградив ему путь:
- Уже встали?
- Да. Доброе утро.
- Доброе утро, дядя Вадим, - расцвела улыбка на лице девушки. - Завтракали?
- Да, спасибо.
- Вы куда-то собрались? - кивнула на пиджак. Улыбка поблекла, а в голосе слышалось огорчение. Вадим мысленно усмехнулся: а племянница, похоже, неровно дышит в его сторону. Хорошо это для него или плохо? Для него никак, но для исполнения задуманного - отлично.
- Хочу за вещами съездить. Не привык я в одной рубашке два дня ходить.
- А я постираю…
- Зачем? Она одноразовая, ее не в машинку, а в мусоропровод надо.
- Серьезно? - не поверила Маша. По ее мнению такую шикарную рубашку после разовой носки выкидывать - верх расточительства. - Жаль. Она вам идет.
- Уговорила, одену такую же. А хочешь, поехали со мной? Поможешь по-женски да и по-хозяйски - что взять, что не надо, у вас есть. Потом в кафе посидим, в тайне от мамы, чтоб она за наши желудки не беспокоилась. В магазины зайдем, к обеду что-нибудь возьмем.
- Ой, я с удовольствием. Сейчас переоденусь. Подождете?
- Конечно, Машенька, - сладко пропел Греков.
Девушка глянула в черные глаза и смущенно отвела взгляд, уставилась на Лику, застывшую посреди комнаты в обнимку с подушкой:
- У меня будешь убирать, книги на место поставь: к папе в библиотеку. И больше ничего на столе не трогай, - и поспешила к себе, переодеваться.
Вадим покосился на Лику: та смотрела на него, как мать на любимого сына-забияку, и молчала. Мужчина вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.
Лика не знала, что ей не понравилось, но не понравилось точно. Может их взгляды, что они бросали друг на друга?
`Маша глупенькая. Вряд ли она понимает, что смотрит на дядю далеко не по-родственному. Но он… Явно завлекает ее, хоть не испытывает и доли интереса. В его глазах нет и миллиграмма тепла для нее', - думала, слушая, как они посмеиваются в коридоре, переговариваются, собираясь на прогулку. И не могла пошевелиться: ей казалось, происходит что-то страшное, чему она становится невольным свидетелем. И не хотела бы этого знать, но не могла избежать своей участи.
`Господь за какой-то надобностью ты отвел мне роль в данной пьесе? И кого - наблюдателя, спасителя? Виновницы, виновной?
Она решила поговорить с Вероникой Львовной, и, дождавшись, пока Вадим и Маша уйдут, направилась к Грековой.
Та собиралась на работу, скидывала в сумочку какие-то бумаги со стола, шарила взглядом округ в поисках сотового. Наконец заметила девушку, испуганно вздрогнула:
- Господи, Лика! Нельзя же так пугать людей! Ты научишься когда-нибудь стучать, прежде чем войти?
- Дверь была приоткрыта.
Вероника Львовна поморщилась, и хотела возразить, но, увидев сотовый, забыла о девушке. Да и какое ей дело до невоспитанной прислуги? Взяла телефон и двинулась к выходу, но в дверях стояла Лика и уходить не собиралась. Вера удивлено уставилась на нее:
- Как это понимать?
- Вероника Львовна, Вадим Аркадьевич очень хороший человек…
- Приятно слышать. Понравился? - спросила с сарказмом, и, отпихнув девушку, прошла в коридор. Лика за ней, как хвостик за лисой.
- Он не может не нравиться. Но он способен на поступок…
- Чем плохо? - присела на пуф, чтоб надеть сапожки на острой шпильке.
- Смотря для кого. Скажите: он вам друг или враг?
Грекова замерла с сапожком в руке. Повернулась к домработнице, подозрительно уставившись на ненормальную:
- Что за странные вопросы? Вадим брат Егора. Родной, - а голос глухой, и тон неуверенный. И сапог забыт. - Что смолкла? Я жду объяснений? Что пришло тебе в голову? Что-то увидела, почувствовала?
- Мне показалось, что Маша слишком внимательна к Вадиму Аркадьевичу и тот расположен к ней…
Вера смерила девчонку едким взглядом и одела, наконец, обувь:
- В следующий раз, когда тебе что-то покажется, перекрестись, - бросила, надевая пальто. Процокала каблучками к выходу и хлопнула дверью.
Глава 8
Они вошли, внося в квартиру беззаботный смех. Вадим приобнял девушку, помогая ей снять обувь. В этот момент в коридор из кухни выглянула Вера, замерла, глядя, как ладонь мужчины ласково прошла по голени дочери, оглаживая ее, сняла сапог. Маша, безмятежно улыбаясь, смотрела сверху вниз на Вадима и поглаживала его по волосам.
`Возмутиться? Одернуть'? - подумала женщина. И представила недоумение дочери, фальшивую маску удивления на лице Вадима, его насмешливый взгляд. Просчитала в голове последствие вмешательства, и решила промолчать. Пока. Позже выскажется. Егору. С дочерью поговорит. С Вадимом. Но с каждым по отдельности и наедине.
- Ой, мамочка, ты уже дома? - наконец, заметила ее дочь.
- Как видишь. Ужин накрывать? - скупая улыбка, сгладила сухой тон. Девушка переглянулась с мужчиной.
- Мы перекусили. Если Егор еще не вернулся, подождем его и сядем за стол все вместе, - предложил Вадим.
- Перекусили?
Маша, услышав недовольство в голосе матери, решила задобрить ее, похваставшись ценным презентом. Вытащила длинную тесненную коробочку из сумочки, и подошла:
- Мамуль, смотри, какая прелесть. Вадим мне подарил.
Вадим - резануло слух. Но попенять не удалось - дочь открыла футляр, и Вера забыла все претензии. На нежно-голубом бархате лежало сапфировое колье с каплевидными брильянтиками.
- Боже! Разве можно дарить такие вещи?! Это же целое состояние, - выдохнула Вера через пять минут. Но тот, к кому она обращалась, уже ушел общаться с племянником. По коридору вихрем пронеслась колыбельная для глухонемых в исполнении Ramshtain. Потом хлопнула дверь в комнату Ярослава, и стало тихо.
- Машенька, - прошептала Вера от переизбытка нахлынувших эмоций. - Ты не можешь принять настолько дорогой подарок.
- Мамуль, Вадим обидется, - девушка оглянулась - не слышит ли кто? И зашептала. - Я уже отказывалась. Но он настоял. Сказал, что имеет право потратиться на любимую племянницу, а если я не возьму, он подарит колье первой попавшейся девушке. Конечно, я приняла. И он прав мам, почему - нет? Тем более для него десять тысяч долларов, что для нас - рублей. Я сама не думала, что он настолько богат!
- Он при тебе покупал?
- Да. Заставил примерить. Здорово, правда? Там еще с рубинами гарнитур был, но Вадим сказал, что рубины для меня слишком грубы. У него потрясающее чувство вкуса, ма. А еще он настолько обаятелен и умен, что я просто сражена!
- Боюсь, он даже слишком умен, - задумчиво протянула женщина, пересчитав камни украшения - 22. Случайность или намеренность?…
Да что он может знать? - захлопнула крышку футляра, уверяя себя: случайность.
Вот только спокойнее на душе не стало.
Вадим сидел в кресле, делая вид, что внимательно слушает восхищенные комментарии племянника по поводу подарка. Кожаная сумка на семьсот дисков с вензелями и лейблами была забита до отказа: концертными записями, альбомами самых разных групп, от Roling stouns до Pink, от ранней Машины времени до последней записи Гребенщикова, от рок-блюза и адажио до тяжелого металла. Надолго парню хватит разбираться с дисками. И пока тот радовался презенту родственника, Вадим думал, что делать с племянником.