- И как же ты собираешься "расшибаться"? - не принял страха коллеги Федор. - Евдокимыч - твой начальник, между прочим. А у нас с Вовкой свой имеется. Пусть начальники между собой договорятся и сообщат, кого мне слушаться. А то ведь… знаешь, что бывает, когда у страха глаза велики? Знаешь, ну? - словно подначил он следователя.
- Ну?
- Из-за чего сыр-бор разгорелся? Из-за одной дуры-барыни! И мы это с тобой четко знаем. Вот и пусть-ка твой сперва со своей козой разберется, которая нам всю игру поломала, всех подставила и его самого, в первую очередь, а потом пасть свою дерет… Мне лично нас…, понял, на его истерики! - довольно грубо выразился оперативник. - Раньше надо было думать, когда дело затевал. Козу свою выручал. А что она теперь по уши в говне, так это по делу. И девка - молодец! Жаль, я не видел… Еще бы пистончик с бо-ольшим кайфом поставил…
- Тебе - смех! - обозлился Корнилин. - А делать-то что? Где ее искать?
- Чего искать-то? Дома у себя, небось. Или у соседей, у подруги той же… Спряталась. Но если еще и рассказать им про нас успела, то нам с тобой появляться там категорически противопоказано. Просто так, не видя снова перед собой, нас она не знает, ну, разве по именам, если запомнила. И кто мы и откуда, может гадать себе сколько угодно. Мы ж нигде не засветились! Зато подвал наверняка запомнила. А выяснить, чей он, как два пальца, понял! Вот оттого и свирепеет твой шеф, что за свою жопу боится! Но пусть сам и выплывает, а я его спасать не собираюсь. Ты - его сотрудник, валяй, делай, как хочешь, а я - нет.
- Ну, ничего себе, расписал, разложил по полочкам! И, думаешь, пронесет? А такого не видал? - он сделал рукой неприличный жест. - Этот мой козел не даст ни вам с Вовкой, ни мне спать спокойно. Как только его коснется, он же все на нас и свалит. Скажет: проявили преступную самодеятельность! Превышение там всего на свете! Замучили, блин, честного человека, вынудили к попытке самоубийства - раз! Все преступные деяния в отношении гражданки Крюковой - тоже на нашем с тобой загривке - два! Не знал он ничего, да и в своем доме разве позволил бы? Ну, и еще чего наберет, кляузы всегда на нашего брата найдутся. И загудим мы с тобой, потому что защищать новых "оборотней" никто не станет. А адвокат в нашей ситуации - пустое место. Вот и исходи! Он сейчас мне как раз все это и выложил в лучшем виде.
- Так я понимаю, но и ты зря молчал.
- Ха! А как тут ответишь? Если из него, как из фонтана с дерьмом?
- Да нет, - ухмыльнулся Федор, - как из того ведра. Мы ж его двое суток не выносили. Ну, букет! Но я не про это. Все, что делалось, производилось по прямому указанию зама прокурора Муранова. А без его указания мы и не могли, не имели права никого арестовывать и допрашивать с пристрастием. Вот и пусть теперь сам выкручивается… Слышь, я бы не стал сейчас рыпаться. Вот это - как раз и опасно… А про козу свою, барыню, - Зоткин снова ухмыльнулся, - он чего еще рассказал? Или только мат?
- Ты же слышал…
- Ну, так это, я думаю, у него скоро пройдет. Просто реакция на барыню. Ты представляешь, что она ему устроила по поводу подвала, ну и всего остального? Там не только с цепи сорвешься, там повеситься проще, чтоб только не слышать барыни… Ну и ну! А знаешь, мне девка нравится… Кабы в другой ситуации… но, увы, опоздали… Так что сообщаю твердо, Николай: искать ее не буду. Своя шкура, как ты верно заметил, дороже. Ну, и загривок там, и все такое прочее’. И тебе не советую. А вид можно сделать, отчего же? Мы послушные ребятки… Разовьем бурную деятельность. Пусть попробует проконтролировать…
- Так считаешь? - усомнился все же Корнилин.
- Коля, нам бы еще Маркина "разгрести". Подох бы он, что ли!.. Только они - живучие, заразы, молодые эти… Ну, ничего, может, как-нибудь… Там же Вовка возле него…
- Он-то - там… Ну, поглядим, может, этот в коме или еще в чем-нибудь… Эх, уволиться, что ли? - вдруг с тоской в голосе промычал следователь. - А на что жить? У меня ихних особняков нет…
- Вот то-то и оно… Поглядим давай. А слинять отсюда никогда не поздно. На нашего брата всегда до едреной матери всяких охранных ЧОПов наберется. Не дрейфь, "следак" Божьей милостью! Глядишь, пронесет… А девка все-таки молодец! - с удовольствием как бы подвел итог Зоткин. - Мне б такое никогда и в голову не пришло…
Наконец, Нина, прячась в тени деревьев вдоль улицы, выбралась поближе к себе. До девятнадцатого дома оставалось совсем недалеко, всего два квартала, но девушка остановилась в раздумье. Туда идти нельзя. Схватят, потому что она слишком много уже знает, и мама не поможет. Значит, дорога только к дяде Васе. И у них тоже долго оставаться опасно, потому что, если ее начнут искать, обойдут всех знакомых.
Ленкины старики были дома и, увидев Нину, стали испуганно креститься. Она растерялась. На вопрос, в чем дело, тетя Маша ответила:
- Ты себя в зеркале-то видела, девочка?
Нина взглянула. И лучше б не видела. Синюшные щеки, провалившиеся глаза, искусанные, вздувшиеся губы, кровавое "кольцо" на правой руке. Она его немного смазала жиром из миски, чтоб смягчить и не так болело. Да, действительно, краше в гроб кладут…
И в течение ближайшего получаса Нина, захлебываясь от слез, рассказала про то, что было с ней. Дядя Вася сидел с каменным лицом. Тетя Маша плакала, утирая глаза концом косынки, завязанной на голове. И, когда Нина закончила, вспомнив и словно облегчив свою память, про двоих насильников и про женщину в перстнях, которую она облила дерьмом из ведра, никто уже смеяться не стал. Горько было старикам. Да и у Нины то, что она сделала с хозяйкой дачи, веселья уже не вызывало. А вот месть, как она поняла из реплики дяди Васи, может быть страшная, такая, что и представить себе невозможно. Словом, подвел он как бы первый итог, Нине надо не домой идти, а поскорее подальше и понадежнее спрятаться от мстителей, то есть в таком месте, где те ее никогда не достанут. Но - где? И дядя Вася сам же себе и ответил:
- Пойду-ка я к Паше. К Павлу Антонычу, у него голова нормальная, авось чего-нибудь посоветует. А Нинку, ты, Машенька, отведи-ка в нашу сараюшку, там, за гаражами. Про нее никто не знает, и - слава богу…
А уже выходя из дома, вспомнил про главное.
- Вы вот чего… Я в телевизоре видал, как сыщики, стало быть, ищут эти, вещественные доки. Так вот, ты пока, Нинка, под душ-то не лезь и бельишко свое не выкидывай. Там, на этом, говорят, следы этих гасильников, прости, Господи" остаются, а они потом следствию вон как нужны. Чтоб доказательства были, понимаешь?
- Ну, хоть руки-то умыть девочке? - возмутилась тетя Маша. - Да лицо обтереть!
- Это можно, - разрешил дядя Вася и ушел.
А тетя Мария послала Нину в ванную умыться и причесаться, и еще Ленкиным кремом замазать синяки на лице. Бинт еще дала и йод, чтобы перевязать больную руку. Помогала и все причитала вслух, проклиная нехристей. Потом дала, чтоб девочка переоделась, Ленкин спортивный костюм и свежее бельишко.
Нина написала записку в две строчки: "Мама, не волнуйся обо мне, я у хороших людей. Скоро буду дома. Тетя Маша объяснит. Нина".
Придя в себя, таким образом, она отправилась за тетей Машей в их "сараюшку". В сколоченное из листов ржавого железа некое подобие огородной сторожки, где стоять в рост было нельзя, зато сидеть и лежать на матрасе, набитом душистым сеном, сколько угодно. Захватила Ленкина мать с собой и сумку с "обедом" для девочки. Потом закрыла низкую дверцу строения на висячий замок и ушла, до первой возможности вернуться и забрать ее. Пообещала уже сегодня обязательно передать Елене Сергеевне Нинину записку и успокоить ее.
Вместе с побегом Нины, понимал дядя Вася, возникла и еще одна трудноразрешимая проблема. Необходимо было немедленно провести судебно-медицинскую экспертизу, без которой было бы невозможно что-либо доказать. Да хотя бы медицинское освидетельствование. Но кто его сделает? Кто решится? О Богоявленске и говорить не приходится, а в Нижнем только ее и ждут. А время уже пошло, и кто поверит, что девушка подвергалась насилию? Масса причин найдется у судей послать все свидетельства подальше. Опять же и заявление надо подавать в милицию… На кого? Да на милицию же! Непробиваемый, заколдованный круг, из которого, казалось, нет выхода… Может, Паша сумеет помочь? По старой дружбе…
А Нина, поев и попив, наконец, вволю, улеглась на теплом матрасе и заснула: сказалась безумная усталость прожитых последних дней. А, как оказалось, - тетя Маша заметила, - прошло-то всего два дня, вернее, две страшных ночи, сегодня только третий день. И только по истечении его у родственников появлялась, наконец, возможность объявить пропавшего в розыск. А думалось, что позади уже целая вечность…
Павел Антонович, участковый, заглянул к Морозовым только под вечер, мол, проезжал мимо и решил справиться у старых знакомых, как дела, как жизнь. В квартире собралась уже вся семья, вернулась с работы Лена и рассказала, что сегодня возле ее отдела крутился какой-то неприятный парень. Все посматривал на нее и криво улыбался, будто хотел сказать гадость. Но так ничего и не сказал, а потом исчез, она и не заметила, как.
- Ни с чем к тебе, или к кому-то другому, не обращался? - спросил Дергунов.
- Ни слова, только рожи строил. Ну, будто он таков знает про меня, чего я сама о себе не знаю. Противный!
- Ну, исчез и исчез, нечего и голову ломать, - отмахнулся Дергунов. - Я тут, значит, после твоего ухода, Вася, подошел к нашему травмопункту, там Лариса Игнатьевна сегодня на дежурстве. Ну, и перекинулся с ней. По-свойски. В общем, так скажу. Чего может, она сделает. Осмотрит, зафиксирует, протокол экспертизы своей составит, ну, акт, и я попросил, чтоб с копией. Мол, документ серьезный, охотников потерять его найдется немало. Возьмет она там и всякие мазки, как это у них называется, на анализ. И пообещала сделать скоро и без побочных разговоров. Ну, чтоб за пределы не вытекло, понимаешь? И когда мы это дело будем иметь на руках, я сам приму от пострадавшей заявление и акт экспертизы. И на этом основании попробуем добиться возбуждения уголовного дела. А вот одежду и следы, которые будут с нее сняты, это уже должен отправить на экспертизу следователь, тот, кому поручат это дело. Через него перепрыгивать нельзя.
- Это понятно, но захочет ли он? - усомнился Вася. - Ты ж сам рассказывал, как они "теряют" невыгодные им улики.
- Рассказывал. Известно. Остается только надеяться. А девочка-то где?
- А спрятали, Паша, - улыбнулась Мария. - Недалеко. Если сейчас надо, давай подъедем, тут два шага.
- Ну, ладно, - сказал, поднимаясь, Дергунов. - Поедем, с Богом. Давайте попробуем. Я-то обязан заявление принять и зафиксировать, а вот как оно дальше пойдет, не знаю…
Много позже Турецкий узнал и от самой Аллы, и от ее коллег в газете о том, какую нелегкую борьбу пришлось выдержать девушке…
Слухи о чрезвычайном происшествии в Пригородном ОВД как-то очень шустро распространились по городу. Докатились они и до редакции задиристой оппозиционной газеты "Ваш город". Сам по себе факт выпадения человека из окна дома ничего любопытного не нес. Но, поскольку речь шла не о простом жилом доме, а об одном из городских отделов милиции, недобрая слава которого была "на слуху", в газете информацией заинтересовались. И молодая корреспондентка газеты Алла Стерина, подхватив с собой фотокорреспондента отдела оформления Костю Прошенко, ринулась выяснять скандальные подробности.
В самом отделе милиции ей, разумеется, ничего объяснять не стали, и даже, образно говоря, "турнули вместе с фотографом". Но, обзвонив городские больницы, Алла отыскала след "выпавшего" из окна мужчины. А дальнейшие подробности, которые она смогла узнать у одной из медсестер, указали ей на то, что предварительно жестоко избитый молодой человек - живого места на нем не было, как оказалось, был сотрудником дорожно-патрульной службы Евгением Макаровичем Маркиным. Этот недавно окончивший высшую школу милиции молодой лейтенант был явно выброшен из окна кабинета уголовного розыска. А вот это уже был настоящий, злободневный материал! Но требовалось как можно больше сенсационных подробностей. И они стали у корреспондентки накапливаться - для будущих острых публикаций. А фотокор газеты Костя Прощенко активно помогал коллеге наглядным материалом…
Однако серьезные неприятности и испытания еще только ожидали их, Алла Стерина не предполагала, какие на ее пути будут немедленно выстроены баррикады и прочие непробиваемые стенки. Сходу взять препятствия не удавалось, и тогда девушка решила действовать обходными путями. Вспомнила к месту древнее изречение: кому выгодно? И после этого потянулась новая ниточка…
Настырная журналистка стала вытягивать на свет такие подробности, после публикации которых кое-кому из городского, да, впрочем, и областного начальства, могло стать совсем нехорошо.
В газете тогда подняли прямо-таки мощную кампанию против милицейского произвола и преступного беспредела. И все шло к тому, что искалеченный лейтенант милиции, когда он сможет действовать самостоятельно, должен будет обязательно подать заявление в суд на всех тех, кто издевался над ним, - то есть на своих же собственных коллег, занимавших, оказывается, высокие посты в городской и областной иерархии. Вот где виделся Алле Стериной простор для обличающих безудержную коррупцию журналистских расследований. И она предложила своему главному редактору, человеку не робкому, но отчасти осторожному, - он уже "наигрался" в битвах с "иерархами" еще в прошлом веке и знал, чем обычно подобные сражения кончаются для "независимых" провинциальных газет, - провести собственное "независимое расследование". Алла была уверена в успехе, потому что само дело представлялось ей предельно ясным. Ведь именно в борениях, как утверждали некоторые классики вечного учения о свободе, всеобщем счастье, равенстве и братстве всего человечества, и обретаются истинные силы и твердость убеждений.
Сил Алле потребуется еще много. И горячего убеждения в том, что вершится - и с ее помощью также - в высшей степени справедливое дело. Она тогда и не догадывалась, что борьба растянется не на недели или месяцы, как поначалу предполагалось, а на годы. И в этой бескомпромиссной - характер уж таков! - борьбе не только закалится бойцовский характер журналистки, но придут и многие поражения, обиды, горечь, которые, в конечном счете, согнут и почти сломят прекрасное деревце правды…
Все это вспоминал Александр Борисович Турецкий, читая аннотации материалов и сами вырезки, расклеенные в детском альбоме для рисования, и вспоминая, в общем-то, недавнее прошлое, когда ему самому пришлось подключиться к скандальному делу ввиду того, что огромная, почти военная кампания грозила перелиться через край не только региона, но и всей страны и выйти на международный уровень. Ничего не могли сделать и доказать борцы с несправедливостью: власть крепко занимала свои позиции и отступать даже на шаг не собиралась.
Это ж, известное дело: стоит только "сдать" хотя бы одного виновного в противозаконных действиях своего сотрудника, как вся крепко и надежно выстроенная пирамида власти и внутренних связей внутри нее может обрести неустойчивость и разрушиться. А журналисты и представители общественных организаций, заинтересованные в правде, и только в правде, грозили расшатать существующее положение вещей. Кто ж позволит? Это ж - основы!
Но… выбор был сделан, и молодая журналистка Алла Стерина сходу ринулась в атаку…
Однако до начала настоящей войны еще оставалось время, в течение которого пострадавшие, оскорбленные люди пытались самостоятельно найти виновников тяжкого происшествия, чтобы наказать их.
Глава пятая
"НЕЗАВИСИМОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ"
Итак, шокирующий факт в течение буквально одного дня обрел широкую известность, как ни старались скрыть его сотрудники Пригородного ОВД. А уж о городском отделе и областном Главном управлении внутренних дел и говорить нечего: по телефону просто не отвечали, а при личном контакте оказалось, что там вообще никто ничего не знал, только руками разводили, возмущенно удивляясь при этом, откуда только берутся всякие ложные, непроверенные сведения!
Красиво удивлялись, главное, искренне. Невозможнобыло не поверить этим изумленным глазам и убедительным жестам. Но, будучи журналисткой молодой и нахальной - иначе на хлеб не заработать! - Аяла не верила им и продолжала обивать пороги официальных учреждений. Где же еще она могла раздобыть компромат на участников свершившегося преступления. В больницу ее не пускали. Пострадавший, оказывается, не пребывал в коме, как предполагалось вначале, когда его доставили "Скорой помощью", а просто долгое время находился без сознания.
Из всех сведений, которые девушке удалось "выудить" из молоденькой медсестрички, работавшей в реанимационном отделении, где лежал Евгений Макарович Маркин - теперь уже и имя его было установлено, - Алла узнала, что палату, где находился не только Евгений, но и другие тяжелобольные, постоянно охраняя специальный пост милиции. Посторонних лиц теперь не допускали ни к кому. Прежде хоть бывало так, что посетитель, который хотел видеть "своего" больного, совал потихоньку купюрку зав отделением, и тот "в порядке исключения" выдавал тому бахилы на ноги и разрешал провести у постели "страдальца" десяток-другой минут. Теперь все отменили. Не пускали никаких родственников, будто постоянно впадающий в бессознательное состояние лейтенант был не бог весть какой важной фигурой!
На вопрос, как выглядит пострадавший, Люся ответила:
- Знаешь, мы как посмотрели, просто в ужас пришли. Все утверждают, что он просто выпрыгнул неудачно из окна и ударился спиной о мотоцикл, отчего и случился перелом позвоночника. Более точно установить пока просто невозможно, он фактически нетранспортабелен. И нам даже непонятно, как его ухитрились живым довезти до больницы. Положение у него было совсем, понимаешь?
- А говорили еще - все лицо..? Нет?
- Да ты что! Какое лицо?! - Люся "сделала" огромные глаза. - Лицо - это ерунда, порезы от стекла. На его тело страшно смотреть - одна сплошная гематома! Такое впечатление, что по человеку трактор катался, ты представляешь? Живого места нет! И где его так отделали?..
- Да как - где? Говорят, в той же милиции. Кто утверждает - допрашивали, а кто - просто убивали. Но за что? Что он натворил такого, за что его следовало убивать?
- Ну, ты и спрашиваешь! Кто ж теперь правду скажет? У нас единственная забота: поддерживать, как говорится, угасающую жизнь. Он большую часть времени без сознания.
- Большую часть? Значит, все-таки приходит в себя? Хоть ненадолго?
- Приходит, но… К нему - никого, будто боятся чего. Непонятно. Я ж говорила тебе, вчера даже мать не пустили, сказали: опасно, может не выдержать и… ну, сама знаешь…