– Умею, – загоготал Денис, – вот щас прямо тут трахну в жопу тебя.
Он тряхнул и крутанул меня так, что я, словно бальная партнерша в танго, сделала по крайней мере два оборота вокруг своей оси и уткнулась в холодную стену. Денис тяжело и возбужденно задышал мне в затылок. Но это не было дыхание обуреваемого жаждой секса самца. Это было жаркое и хриплое клокотание ненависти и злобы. Он завел мою правую руку за спину и встал вплотную ко мне.
– Ну как, нравится? – язвительно спросил он, – это только начало. Хочешь, я познакомлю тебя с процессом нежного, как укус сколопендры, умерщвления? Возможны разные варианты, но результат будет один и тот же – твой милый ротик, которому бы сосать и сосать, забьют комья земли.
– И кто же, интересно, ковырять будет мерзлую землю? Или это входит в твои обязанности? Ты, наверное, не только сутенер, но и что-то вроде шестерки у тех, кто охраняет твой грязный бизнес, – с ненавистью проговорила я.
Ответом был сильный толчок в спину. Я едва не влетела лицом в стену.
– Я не посмотрю на твой фейс, разукрашу так, что родная мама не узнает! – разъярился он еще больше.
– Ты, наверное, привык к подчинению маленьких несмышленых девочек, папочка безусый. – Я отдавала себе отчет в том, что рисковала, по крайней мере своей физиономией, но возмущение, кипевшее во мне, заглушило голос инстинкта самосохранения.
Брусков еще несколько раз тряхнул меня и… отпустил. До моего слуха донесся звук неторопливых шагов. Кто-то шел сюда.
– Ладно, сука, – прорычал Денис, – живи пока. Но если сунешься, предупреждаю – убью!
Я резко повернулась к нему и плюнула прямо в его смазливую порочную морду. Его грозящая мне хорошей затрещиной рука было взлетела, но опустилась, нерешительно повиснув в воздухе на уровне груди.
Да, страсти накалились. Но каково же было мое изумление, когда рядом с нами выросла фигура невозмутимого Шилкина. На Александре было длинное темно-серое пальто. Черный шарф был эффектно повязан вокруг шеи.
– Тебе не делает это чести, Дени, – спокойно сказал он, глядя на Брускова, как на пустое место, – пойдем, – обратился он ко мне в своей расслабленно-меланхоличной манере, – или ты хочешь продолжить общение с этим хамом?
Брусков с ненавистью посмотрел на Александра.
– Тоже мне, заступник нашелся, бери свою су…
Он не договорил, потому что тяжелый кулак Шилкина припечатал его к стене. Денис закрыл лицо руками и стал оседать на пол. Сквозь его сомкнутые пальцы сочилась тонкая струйка крови. Господи, какой яркий цвет, – в оцепенении подумала я. Мне казалось, что я нахожусь в какой-то виртуальной реальности. Вокруг меня выросли зеркальные стены, и все слова и движения людей, скользящих, подобно смутным отражениям, по поверхности этих стен, почти не затрагивают моих органов чувств.
"…Какой-то свет, какой-то звук
С трудом доходят до сознания…"
Шилкин дотронулся до меня. Я удивленно посмотрела на него.
– Так ты идешь? – ни один мускул не дрогнул на его бледном лице.
От того восторженного и увлеченного человека, которым он предстал передо мной в своем причудливом жилище, не осталось и следа. Маска заиндевелого бесстрастия не давала пробиться ни одному бесконтрольному движению мышц. Ни гнева, ни раздражения…
Я наконец пришла в себя и поплелась по коридору. Александр двинулся за мной. У гардероба мы остановились.
– Поехали ко мне, – тихо сказал Александр, – или у тебя дела?
Тут я вспомнила, что искала его. Амнезия, национальная болезнь латиноамериканцев, столь ярко представленная в бесчисленных сериалах, и в наших, северных широтах, как видно на моем примере, давала о себе знать.
– Мне нужно кое-что сказать тебе. – Я механически достала из сумки номерок и протянула его Александру.
Он положил блестящую кругляшку перед Кирюшей. Тот подал шубу. Александр галантно помог мне ее надеть.
Мы вышли из бара и сели в машину. Уже начинало смеркаться. Я с тревогой посмотрела на Шилкина.
– Ко мне приходил Волков. Он расследует убийство Беловой. Спрашивал про тебя.
– Что конкретно?
– Выходил ли ты из бара незадолго перед тем, как обнаружили труп Насти?
– И что ты ему сказала? – равнодушно спросил Александр.
– А что я должна была ему сказать? – с раздражением спросила я.
Меня начинала бесить его безучастность, выглядевшая нарочитой. Я, понимаешь ли, переживаю за него, выгораживаю, вру следствию, а он сидит как каменное изваяние и со снисходительной небрежностью внимает мне или только делает вид, что внимает, а сам думает о чем-то своем, о Шопенгауэре, например, или представляет, как он мумией плывет по волнам вечности?.. Мне стало смешно. Гнев остыл. Только на дне души все еще томилось капризное недовольство глупенькой, маленькой девочки, которую взрослые отказываются воспринимать всерьез.
– Правду, ты должна была сказать правду, – пробубнил Александр.
– Ты сегодня случайно не разговаривал с майором? – насторожилась я.
– Нет. Успею еще пообщаться с ним.
– Я сказала, что ты никуда не выходил. Никто ничего не помнит, так что…
– Не надо было этого делать, или ты боишься за меня? – склонив голову набок, вяло усмехнулся Александр.
Да он что, издевается? Конечно, боюсь, а то как же?! Стала бы я к нему по сто раз на дню ездить и Волкову мозги пудрить, если бы не переживала за него.
– Откровенно говоря, да. – Я в упор посмотрела на него.
– Подумай, кто я тебе? Зачем тебе все это? – с грустью произнес он.
Ну, прямо лебедь умирающий или Сенека на последнем издыхании: вены вскрыты, кровь почти вся вытекла, и вместо нее по всему телу разливается могильный холод…
Мне опять стало весело. Может, это такое тихое помешательство? Скорее помешательством страдает сидящий рядом со мной мужчина. Я украдкой взглянула на задумчиво-отрешенного Шилкина. Да что с него взять? Он, наверное, витает сейчас где-нибудь за тысячу километров от земли. Путешествует в астрале, так сказать. Это сладкое облако – грез ли, искусства ли – для него настоящая реальность. А действительности, где я распинаюсь, жалею его, нет, бери выше, сострадаю ему, не существует. Нет, она есть, но как некое отраженное несамостоятельное бытие, несовершенно-расплывчатая проекция высшего мира, мира творческой фантазии и духовных откровений… Платонизм, одним словом.
– А про то, что я у туалета с Денисом, Оксана тебе сказала? – выпалила я.
– А что?
– Сказала, что Денис мне расправой угрожает? – решила я уточнить.
– Что вы с ним отношения выясняете… Я же говорю тебе: брось ты все это, занимайся своими делами.
– И поэтому ты так медленно шел? – Я вспомнила его неторопливо-уверенные шаги. – Но я же пришел. – Он словно проснулся, в его голосе зазвучала обида. – И потом, чего ты от меня хочешь?
– О-о! Наконец-то живая интонация! – обрадовалась я.
– Ну ладно, извини. Я ценю твою заботу, но прошу тебя… – начетническим тоном заговорил он.
– Я уже слышала: не лезь, не суетись, не делай того, не делай другого, – вскипев, перебила я Александра, – я не жду благодарности за свою, как ты выразился, заботу.
Я почувствовала, как в горле встал комок слез, ледяной шар смерзшихся разочарования и обиды.
– Если я не достоин твоего внимания, оставь меня. Я не хочу, чтобы ты рисковала из-за меня. Я себе никогда не прощу, если с тобой что-нибудь случится. – Он с теплым светом в глазах посмотрел на меня.
Меня тронули последняя фраза и проникновенный взгляд, но я не могла забыть его неторопливых шагов по коридору, шагов скучающего денди.
– Поэтому ты и не спешил… – с горечью сказала я.
– Денис не опасен, – спокойно возразил он.
– А ты откуда знаешь?
– Исходя из того, что про него рассказывали девочки… – Он кашлянул. – Правда, иногда, говорили они, просыпается в нем какая-то свирепость… Но это быстро проходит.
– Ты думаешь, это он убивает? – Мой голос дрогнул, а по спине забегали мурашки.
Александр пожал плечами.
– Понятия не имею.
– Так ты подтвердишь мои показания Волкову? – умоляюще посмотрела я на него.
– А что мне остается делать? – улыбнулся Шилкин.
Мне показалось, что он улыбнулся с благодарностью.
– Да, хотела тебя спросить. В тот злосчастный вечер, когда убили Настю, ты случайно никого не видел, когда выходил из зала?
Александр с недоумением посмотрел на меня, нахмурил лоб, скосил глаза и глухо произнес:
– Нет, не могу вспомнить.
– Это и неудивительно, – добродушно усмехнулась я, – витаешь где-то в облаках…
– Так мы едем?
– Я, честно говоря, не обедала. Этот кретин не дал мне возможности насладиться блюдами местной кухни, – шутливо сказала я.
– Пообедаем у меня.
– А чем у тебя кормят? Надеюсь, не высохшими останками царей Древнего Египта?
– Дежурное блюдо – запеченная в духовке птица Тот, – съюморил Шилкин.
Глава 6
Птица, запеченная в духовке, у Шилкина действительно была. Конечно, не Тот, а обыкновенная курица, но вполне сносно приготовленная, с румяной хрустящей корочкой. Вообще еда у него была простая, но вкусная. После обеда мы сели у камина: он – с рюмкой коньяка, я – с бокалом безалкогольного пива, которое он отыскал в недрах своего саркофага-холодильника.
На улице было уже совсем темно, и комната освещалась лишь пламенем горящих в камине дров.
– Ты случайно оказался сегодня в "Гриве"? – Я пыталась заглянуть в его глаза.
– Был в выставочном зале, у меня завтра выставка, – объяснил Шилкин. – Потом зашел промочить горло.
– Все так просто, – вздохнула я. – Представляешь, если бы ты не зашел. Этот гад мог покалечить меня.
– Ничего бы он тебе не сделал, – флегматично произнес Александр, – кишка у него тонка.
– Ты сказал, что у тебя выставка?
– Да, завтра в пять вечера.
– Где?
– В галерее "Арбат". Кстати, я тебя приглашаю.
– Спасибо. Я обязательно приду.
Наш романтический разговор прервало пиликанье мобильника. Я достала трубку.
– Да.
– Оля? Слава богу, – услышала я в трубке: Кряжимский был взволнован. – У тебя все в порядке?
– Да, а что?
– Ты убежала в час и сказала, что вернешься через сорок минут. Скоро будет шесть. Я уже не знаю что и думать.
– Простите, Сергей Иванович, – дела, я скоро приеду.
Я убрала трубку и взглянула на Шилкина.
– Ну, мне пора.
– Ты не останешься? – Он поднялся и, подойдя ко мне, попытался поцеловать.
– Не сегодня. – Я увернулась и направилась к выходу, в глубине души надеясь, что он остановит меня.
Но он не остановил.
* * *
Ну и черт с тобой, ругала я Шилкина по дороге в редакцию, тоже мне – гений. Я ругала его и в то же время злилась на себя, на свою слабость, потому что знала: еще бы немного, еще чуть-чуть – и я утонула бы в его карих, таких безразличных глазах. Утонула бы и даже не попыталась выплыть. Я не могла понять, в чем тут дело. Он ведь не показал мне никакой заинтересованности, даже не захотел, чтобы я осталась. Не ври себе, он оставлял тебя, шевельнулось что-то во мне. Оставлял, хмыкнула я, если бы так, я бы осталась. Все равно я тебя спасу, спасу от этого Волкова, от пустых, гнусных обвинений. Даже если тебе это не нужно.
По дороге я заехала в магазинчик и купила несколько пакетиков черного кофе без сахара. Садясь в машину, я увидела, что позади моей "Лады", метрах в двадцати, стоит "шестерка". На нее падал свет от фонаря, и было хорошо видно, что она голубая. Это та самая, которую я видела в Новом поселке сегодня утром.
"Что-то ты, дружок, мне не нравишься", – подумала я, трогаясь с места. "Шестерка" двинулась следом. Я ехала не спеша, сворачивая с одной улицы на другую, "шестерка" неотступно следовала за мной, не отпуская далеко, но и не приближаясь вплотную. Я открыла сумочку, лежащую на переднем сиденье, и достала оттуда газовый пистолет, который подарил мне один ухажер пос-ле того, как на меня было совершено покушение. Ухажер давно испарился из моей жизни, а подарок остался, и сейчас я с благодарностью вспомнила о нем. Об ухажере, естественно.
Свернув во двор, я остановилась у входа в редакцию, но из машины выбираться не стала. Через несколько секунд появилась и голубая "шестерка". Осветив "Ладу" фарами, водитель остановил машину и выключил свет.
Ну что, так и будем сидеть? Эта "шестерка" начала раздражать меня. Я вышла из машины и сделала вид, что иду в редакцию. Сжав пистолет в руке, я сняла его с предохранителя, как научил меня Кряжимский, прошла вдоль дома, так чтобы водитель "шестерки" не заметил меня, и направилась к ней.
Страха почему-то я не испытывала, но, видно, сердце начало гнать в кровь адреналин, потому что во всем теле ощущался какой-то мандраж. Я подошла к "шестерке" со стороны водителя, открыла дверь и, сунув пистолет в лицо сидящему за рулем парню, скомандовала:
– Вылазь.
Пистолет выглядел как боевой, а может, парень просто был таким же знатоком оружия, как и я, поэтому, испуганно глядя то на дуло, то на меня, он медленно выбрался из машины.
– Ты кто такой? – Я чувствовала себя героем боевика, спасающим планету от нашествия враждебных неземных цивилизаций.
– Макс. – Парень мандражировал не меньше моего. – Максим Поляков, – пояснил он.
Он был с меня ростом, то есть около ста семидесяти пяти сантиметров, на несколько лет моложе, стройный, в распахнутой куртке "пилот".
– Почему ты следишь за мной? – в свете, падающем из окон дома, где размещалась редакция, я пыталась заглянуть в его глубоко посаженные глаза под темными бровями.
Он замялся и сделал движение, чтобы поправить длинные волосы, прядь которых упала ему на лоб.
– Не двигайся, если не хочешь получить пулю. Отвечай, зачем ты следишь за мной?
– Я не следил. – Он растерянно шмыгнул носом. – Я хотел предупредить.
– Не вешай мне лапшу на уши, мальчик, – поигрывая стволом, сказала я. – Я тебя давно заприметила.
– Ну, я следил, да, – выдавил он, с опаской поглядывая на пистолет, – но только чтобы предупредить тебя.
– И о чем же, интересно, ты хотел меня предупредить? – недоверчиво глядя на него, спросила я. – Только не ври.
– Чтобы ты не встречалась с Шилкиным. Он может убить тебя.
– Ого, так сразу и убить? – усмехнулась я.
"У парня точно навязчивая идея, – подумала я, – но, похоже, он не опасен. Нужно только расспросить его, откуда такие мысли?"
– Ладно, – я опустила пистолет, – пошли пообщаемся.
– Куда это? – испуганно спросил Максим.
– Не бойся. – Я ободряюще хлопнула его по плечу. – Здесь недалеко.
* * *
В кабинете я познакомила Максима с Кряжимским, и мы выпили по чашке кофе. Себе я сделала "три в одном": три пакетика черного кофе в одну чашку и без сахара.
Тут я смогла лучше разглядеть этого героя. У него было вытянутое лицо, узкий изящный нос, большие карие глаза и высокий лоб. Каштановые волосы он зачесывал назад. На нем были черные джинсы и меланжевый светло-серый джемпер. Поняв, что ничего плохого ему не сделают, он немного повеселел и даже пару раз растянул в улыбке тонкие губы.
– Ну, герой. – Я сглотнула горечь выпитого кофе и закурила, – рассказывай, откуда ты знаешь Шилкина?
– Он встречался с моей сестрой, – сказал Поляков, – несколько раз я видел с ним Анну на улице.
– И что дальше? – Я стряхнула пепел.
– Он убил ее. – Глаза его метнули огненные молнии.
– И как же он это сделал?
Я спрашивала об этом спокойно, как о самой обычной вещи. Так разговаривают психиатры с неизлечимо больными в лечебницах, зная, что их пациентам уже ничего не поможет, но питая к ним чисто научный интерес.
– Он задушил ее.
– Ты это видел?
– Нет. – Он начал нервничать, крутя в руках ключи от машины.
– Откуда же ты об этом знаешь?
– Знаю, и все. – Максим упрямо сжал губы.
– Ну хорошо, – кивнула я, – предположим, что это так, Шилкин задушил твою сестру. Зачем ему это было нужно?
Поляков замкнулся и замолчал. Я подозревала, что на этот вопрос ответа у него нет.
– Расскажи, пожалуйста, как это случилось? – Я настолько увлеклась, что начала курить фильтр. Пришлось зажечь новую сигарету. – Не хочешь? – Я протянула ему пачку.
– Понимаешь, – взволнованно сказал он, когда закурил, – последнее время мы с Аней жили отдельно от отца – она с ним не ладила после того, как погибла наша мать.
– Отчего она погибла?
– Отравилась таблетками. – Он глубоко затянулся и закашлялся.
– Несчастный случай?
– Не знаю, – Максим пожал плечами, – может, она и случайно эти таблетки съела. Она с отцом тоже не ладила. После этого Анька обвинила во всем отца и ушла из дому. К подружке, Машке Гулькиной, они учились вместе. Та уже тогда проституткой была. Почти каждый день мужики, шампанское, дорогие сигареты, деньги. Потом намекнула Аньке, что за квартиру и жратву, мол, платить надо…
– И твоя сестра пошла на панель?
– Да, – с горечью произнес Максим. – Я пытался ее от этого отвадить, работу ей подыскал. Но там же деньги не такие… Короче, она втянулась. Я потом тоже от отца ушел, снял квартиру, Аньку чуть не силком туда перетащил. Сначала вроде одумалась, даже на работу пошла – она парикмахер неплохой, – а потом опять сорвалась. Когда она с Шилкиным связалась, он сразу мне не понравился – такой надменный, на всех свысока смотрит. А Анька мне говорила, что он из нее фотомодель сделает, ее фотографии во всех журналах печатать будут. Она и правда красивая была, длинноногая… – Максим затушил окурок и замолчал.
Кряжимский слушал молча, только беззвучно шевелил губами.
– И что же было дальше? – спросила я.
– Убили Гулькину, – сказал Максим, – Анькину подружку, у которой она сначала жила. В "Коньке-Горбунке". А через день в "Руси" нашли Аню.
– Почему же ты думаешь, что это сделал Шилкин?
– А кто же еще? – без тени сомнения в голосе сказал Поляков.
– Мало ли у них клиентов было…
– Да это он, он, – убежденно воскликнул Максим. – Я его все равно убью.
– Погоди, погоди, – мне вдруг показалось, что я поняла, чья "шестерка" наехала на Шилкина. – Это ты пытался сбить его машиной?
– Я все равно его подкараулю. Он от меня не уйдет, – зло сказал Максим.