- Вот что, Вова, - сказал он грубовато и строго. Так он разговаривал в исключительных случаях. Когда понимал, что именно такой тон сможет принести желаемый результат. - Может ты мне растолкуешь, какая хня здесь происходит? Мою жену чуть инсульт не хватил. Объяснись, пожалуйста!
- Что вы имеете в виду, Николай Трофимович? - теперь Сорокин и не скрывал своего испуга. Забыл, наверное, о правиле настоящих джентльменов - при любых обстоятельствах требуется сохранять лицо.
- Ну как же… - вздохнул Барсуков, словно расстроенный непонятливостью "Вовы". - Какие-то страшные люди по Новоладожску ходят. С неестественным цветом лица. Мода тут у вас такая пошла? Или химикалии в речку вытекли? Говори, как на духу, я должен знать - оставаться тут грядки копать или недвижимость срочно продавать? В долгу за информацию не останусь. Ты мое твердое слово знаешь.
Вопрос был задан грамотно. На языке полковника Сорокина. Понимал он этот язык - язык беспокоившегося о своем благополучии человека. А о твердом слове полковника Барсукова знал слишком хорошо. И верил, что, как бы ни сильны были его покровители, питерский полковник - тоже фигура не слабая.
- Николай Трофимович, о чем речь? - пролепетал он. Именно пролепетал, хоть и имел фигуру шестидесятого размера, рост два метра пять сантиметров. - Что именно вас интересует?
- Но я же сказал, что меня интересует, - Барсуков деланно удивился. - Став начальником, ты перестал понимать простой русский язык?
- Может холодного пива, освежиться? - попытался сделать паузу Сорокин. Прямо как те рекламные персонажи, которые без помощи пива давно бы прекратили всякую жизнедеятельность.
Холодного пива Барсуков не желал. Потому что, во-первых, был уже сыт пивом Лукина. А во-вторых, потому что предпочитал более серьезные напитки. Даже в такую жару, как сейчас. Но серьезные напитки он пил только с теми, кому доверял. Поэтому отказался от угощения в принципе.
- Некогда мне, Сорокин, - строгим тоном произнес он. - Рассказывай. И… советуй.
- Ну… - протянул главный новоладожский милиционер. - Недвижимость вашу, конечно, и в нынешней ситуации купят. Но не за дорого. У нас ведь не черноморский курорт.
- Цены потом обсудим, - оборвал его Барсуков, поняв Сорокина верно - тот спал и видел, как бы во всем походить на трехлетней давности Барсукова. В смысле, не только кабинет занять, но и "загородную резиденцию" поиметь, которая, по его мнению, досталась питерскому полковнику незаслуженно. - Ты по существу выскажись, будь любезен.
- Я и сам за родных беспокоюсь, - произнес Сорокин с трагическим придыханием. - У меня ведь и жена, и теща, и дети здесь на постоянном месте проживания находятся. И думаю - не дай Бог!..
Барсуков шумно выдохнул, как породистый конь, и улыбнулся улыбкой чеширского кота. Он решил более не подгонять своего бывшего заместителя. Пусть скажет то, что считает нужным. А там видно будет.
- Есть такой прискорбный факт, - секунд через тридцать проговорил Сорокин. - Ходят по Новоладожску синяки. И хрен их знает, почему они синие.
- Очень вразумительно, Володя, - насмешливо заметил Николай Трофимович. - Ты как бабка на базаре. Было тут, мол, дело - то ли у губернатора дрова украли, то ли он украл. Ты ситуацию в городе сечешь или, по-прежнему, своим бытовым обустройством занят?
- Николай Трофимович! - Сорокин оскорбился, и это было хорошо. Сейчас начнет лишнюю информацию в запале выдавать, подумалось Барсукову. - Николай Трофимович! Вот напраслину на меня возводить не надо. Ситуация в городе под контролем. Может быть, даже под более жестким, чем в прежние времена.
"Отлично, хвастайся, - подумал полковник. - Выпендривайся перед прежним начальством. Авось, о чем-нибудь проболтаешься. Ты ведь подписку вряд ли давал. А если и давал, какие секреты перед коллегами? Особенно перед теми, которым очень хочется свою силу показать. И власть".
- Я рад за тебя, Володя, - Барсуков нарочито смягчил тон. - Но мне хотелось бы знать, что это за ситуация. Я же тебе говорил. Либо нам стоит картошку сажать на участке, либо - перемещаться в другом направлении.
- Картошку поздно сажать, не сезон, - не удержался от ухмылки выросший в деревне Сорокин. - А по поводу переезда… Ну, скажу так - вряд ли вам и вашей семье что-либо угрожает. Вы ведь в ларьках привокзальных не отовариваетесь?
- Жвачку иногда покупаю, - сказал Барсуков. - Антиполицай. Кока-колу. Рыбку вяленую. А что - из ларьков зараза пошла?
- А черт его знает! - с искренней досадой проговорил Сорокин. - Может, и из ларьков. Никому не известно. Но большей частью синеет народ простой. Который в ларьках отоваривается.
- Не понимаю, - картинно возмутился Николай Трофимович. - По городу гуляет зараза, а городскому милицейскому начальству не известна ее причина. Из доверия ты, Владимир, у мэра вышел, что ли?
- Вовсе нет! - клюнул Сорокин. - Я знаю то же, что и мэр. Ему причина также неизвестна.
- Не понимаю, - повторил Барсуков. - А если это какая-нибудь разновидность чумы? Если город срочно эвакуировать надо? Или карантин объявлять? О чем он думает? Нужно же срочно все выяснить и действовать согласно обстановке.
- Скажете тоже - чумы, Николай Трофимович, - деланно улыбнулся Сорокин. - Тогда население перемерло бы давно. А тут всего несколько случаев, и все живехоньки. От прочих граждан изолированы по особому распоряжению мэра. Скоро все выяснится, конечно. Вот только европейская комиссия отбудет.
- Что еще за комиссия? - нахмурился Барсуков.
- Разве вы не знаете? Об этом во всех газетах пишут и по телевизору вещают. Европейцы хотят удостовериться, что наш район не представляет угрозы в смысле экологической чистоты. Новоладожский химический комбинат, видите ли, у них подозрения вызывает. Мы же запустили его недавно, слышали?
- Так… - мрачно произнес полковник. - Запустили комбинат, у людей стали синеть лица. Никакие ларьки здесь не при чем. И все это понимают, только перед европейцами охота выглядеть красиво. Правильно? Что там стряслось - на комбинате, полковник? Воду заразили? Опять на очистке сэкономили?
- Если бы воду заразили, Николай Трофимович, я бы перед вами тоже синий сидел, - прищурившись, сказал Сорокин. - Из одного источника пьем - что мэр, что бомж. Причина болезни, действительно, неизвестна. Неделя-другая - все выяснится. А пока руководство не хочет волну поднимать. Вы же понимаете, товарищ полковник. Зачем городу скандал? Да что там городу! Пойдет гулять информация - позор для всего нашего великого государства.
- Да, конечно… - пробурчал Барсуков. - Ты уверен, что эту информацию можно будет скрыть?
- Над этим тоже работаем, товарищ полковник, - отчеканил Сорокин. - Население и журналюги предупреждены о санкциях за разглашение, люди высшего ранга и сами понимают, что болтать не следует. Ради блага родины.
"Чего только не случается в нашем отечестве для его блага", - сердито подумал Барсуков.
* * *
Аркадий Брыкин отнюдь не производил впечатления буйного. Перед визитом к Барсуковым он посетил парикмахерскую и теперь аккуратно причесанный и благоухающий импортным одеколоном, в белой, идеально отглаженной рубашке смирно сидел за столом и не без трепета посматривал на хозяев. Было заметно, что он волновался. Тамара Сергеевна заботливо подкладывала ему мясо в тарелку и задавала вежливые, неизбежные в легкой застольной беседе вопросы. Полковник и Саша в разговор почти не вступали, с нетерпением ожидая, когда Аркадий насытится и решится, наконец, высказать то, ради чего он пришел сюда. Но журналист не торопился. Возможно, робел перед полковником. Когда Тамара Сергеевна стала разливать чай, Саша не выдержала.
- Уважаемый Аркадий, мне вовсе не хочется быть невежливой, но мама сказала, что вы обладаете какой-то сногсшибательной информацией. Я как журналист сгораю от любопытства. Полагаю, вы меня понимаете.
Брыкин отставил чашку и со скорбным видом оглядел комнату, остановив свой взгляд на собаке Кляксе.
- Да… - тихо проговорил он. - Да… Но я не знаю, будет ли это интересно всем присутствующим…
Клякса ободряюще повиляла Брыкину хвостом. Полковник едва заметно усмехнулся, а Тамара Сергеевна посмотрела на журналиста самым добрым взглядом, на который только была способна.
- Конечно, интересно, - небрежно пожала плечами Саша. - Если речь идет о гибели человечества. Я правильно поняла тему?
- Я понимаю, это смешно… - грустно улыбнулся Брыкин. - Может быть, я не совсем точно выразился, когда разговаривал с Тамарой Сергеевной… Но речь идет, действительно, о серьезных вещах.
- Не томите, Аркадий, - подбодрила его Саша. - Если вам нужна какая-то помощь, обещаю вам, что сделаю все возможное.
- Помощь нужна не мне, - вздохнул Брыкин. - Хотя в последнее время у меня появились некоторые проблемы. Видите ли… Может быть, вы знаете, что в нашем городке снова заработал химический комбинат.
- Да-да… Уже знаю, - ворчливо произнес Барсуков. - А как давно он начал работать?
- Около двух месяцев назад, - ответил журналист. - Пока он работает вполовину мощности, но власти города намерены раскрутить его на полную катушку. У них появились некоторые перспективы. Иностранные инвестиции, государственные программы, в общем, все, что нужно для того, чтобы возродить умирающее производство.
- Понятно, - кивнула Саша. - И с этим комбинатом что-то не так?
- Все, - выдохнул Брыкин и, судорожно вытащив из кармана брюк огромный носовой платок, утер им лицо. - Начнем с того, что комбинат то открывался, то закрывался. А теперь, когда он открылся в очередной раз, туда набрали иностранных рабочих из Кореи, Китая, Турции и ближнего зарубежья. Нашим же работягам, которых в незапамятные времена отправили в бессрочный отпуск за свой счет, дали от ворот поворот. Официально они до сих пор находятся в этом отпуске. А на их месте работают гастарбайтеры. Которые по-русски ни бум-бум. И когда их спрашивают: какую продукцию они изготовляют, они вежливо разводят руками и отвечают: твоя моя не понимай. Два месяца как запущено производство, а общественности до сих пор неведомо, какой продукт изготавливается у нее под боком. И это не может не настораживать.
- Как объясняет руководство комбината эту секретность? - спросил Барсуков.
- Руководство комбината никому ничего не объясняет, - покачал головой Брыкин. - А вот руководство города одному моему коллеге объяснило. Иностранные инвесторы, мол, согласились вложить свои капиталы в модернизацию производства с условием сохранения коммерческой тайны. Но это же полная ерунда… Коммерческая тайна не предполагает сокрытия предмета производства. Я понимаю еще всякие "легенды", когда комбинат на "оборонку" работал. Но сейчас-то? Мало того, что руководство завода беспардонно нарушает закон о труде, так оно еще и производство засекретило. Однако это - на поверхности… Самое главное - никто точно не знает, кто владеет заводом.
Журналист снова утер пот со лба и помолчал некоторое время. Лицо его приобрело страдальческое выражение. Он повздыхал, а затем продолжил:
- Я попытался написать об этом в "Новоладожском вестнике". Но главный редактор дал мне понять, что такие статьи нынче писать и публиковать не рекомендуется. Во всяком случае, на нашем, областном уровне.
- Папа Вася стал трусить? - удивилась Саша. - Никогда за ним этого не водилось!
- Папа Вася полгода как на пенсии, - скривил рот Брыкин. - Вы не знали?
Саша смутилась. К ее стыду, она совсем ничего не знала о своих бывших коллегах по газете.
- Он стал жаловаться на сердце, - сказал Брыкин. - Говорил, что теперь ему невмоготу везти такой воз. Ну, и отправился на покой. Цветы на своем участке разводит…
- Надо бы его навестить… - задумчиво проговорила Саша.
- Он будет рад, - кивнул Брыкин. - Теперь редактором у нас Перепелкин. Помните?
- Что? - воскликнула Саша. - Ему же под восемьдесят!
- Ну, во-первых, всего только семьдесят три, - усмехнулся журналист. - А во-вторых, его очень долго упрашивали в нашей администрации. И он не устоял. Говорит, хоть перед смертью поруковожу. Но политика газеты под его началом резко изменилась. Он ведь человек старой формации, когда жили по принципу "как бы чего не вышло". В общем, зарубил он мне статью. Но это бы ладно, его можно понять. Отослал я свою статью в пару центральных газет под псевдонимом. В "Комсомолке" заинтересовались и обещали ее опубликовать. Даже число назвали, когда газета выйдет с моим опусом. И более того - гонорар заплатили. Случай беспрецедентный. То есть, вы понимаете - никаких проблем не должно было возникнуть в принципе. И вдруг - как гром среди ясного неба. На полосе, где должна была находиться моя статья, устроился большой рекламный плакат с БАДами.
- Бады - это что? - осторожно поинтересовалась Саша.
- Биоактивные добавки, - махнул рукой Брыкин. - Я - в редакцию звонить. Они извиняются и говорят, что гонорар я могу оставить себе. А вот статья моя приказала долго жить. То есть отправилась в корзину. Хе… В корзину редакционного компьютера. Это обстоятельство наводило на определенные мысли. Мне бы успокоиться, только натура не позволяет, да и от профессиональных привычек очень трудно освободиться. Стал я размышлять: ну что тут такого - написана критическая статья о комбинате. Перепелкин ее не печатает, чтобы не ссориться с местным руководством. Мотив по-человечески вполне понятный. Но статью не печатает и центральное издание. А тут уже напрашивается вывод, что за всей историей стоит вовсе не наш новоладожский мэр… или не только он, а кто-то еще. Более серьезный и могущественный.
На этой фразе Брыкин умолк, покомкал платок, а затем попросил еще чаю. Видно было, что он чрезвычайно взволнован. Саша подумала, что вряд ли бы он стал так нервничать из-за того, что его статья не пошла в печать. Брыкин на се памяти был удивительным пофигистом и не расстраивался даже тогда, когда в трудные для редакции времена зарплату журналистам задерживали на два - три месяца. Не похоже было и на то, что его особенно волновало соблюдение закона о труде. Наши государственные структуры что хотят, то с народом и вытворяют. И никого это особенно не печалит, не исключая и журналиста Брыкина. Александра ждала продолжения рассказа.
Аркадий опустошил чашку в два глотка, энергично потер переносицу, почесал за ухом собаке Кляксе, улыбнулся и виновато оглядел хозяев дома.
- Позвольте мне рассказать о дальнейшей своей одиссее, - заговорил он. - Возможно, все мои приключения вовсе не связаны с событиями в городке, но уж больно ловко все совпало… Дело в том, что днем, когда я встретил Тамару Сергеевну, меня только что отпустили из отделения. Где я пробыл пятнадцать суток.
- За что? - настороженно спросил Николай Трофимович.
- За мелкое хулиганство. Можно было ограничиться штрафом, но в последнее время у меня появились проблемы с финансами…
- И что же вы натворили такого ужасного? - попробовала уточнить Саша.
- Избил компанию молодых людей в количестве пяти человек, - нервно засмеялся Брыкин. - Все пятеро по одиночке в полтора раза превосходят меня по весовой категории. Представляете, как им от меня досталось?
Александра взглянула на бывшего коллегу. Две недели - большой срок, однако, если Аркадия серьезно избили, на его лице не могло не остаться следов борьбы. Журналист перехватил ее взгляд.
- Били подозрительно профессионально, - хмуро возвестил он. - Приди мне в голову пройти освидетельствование, меня бы зачислили в отряд космонавтов. Ни одного синяка. При том, что я тогда едва поднялся. Да и до сих пор голова кружится.
- Они сообщили, чем вы им не угодили? - спросила Саша.
- Увы, - развел руками Брыкин. - Кроме нелестных определений в свой адрес, я ничего не услышал. И я бы мог считать это обычной акцией обычных отморозков, если бы меня не изолировали от мира на две недели. За которые много чего могло бы произойти.
- Что именно?
- Например, я мог бы встретиться с одним очень интересным человеком, - внезапно всхлипнул Брыкин. - И получить от него любопытный материал. Теперь… Теперь он исчез.
- Что это за человек? - подал голос Барсуков.