- Как тебе это нравится? - с сердитым видом спросил Барсуков Сашу, когда они поднимались по мраморной, местами изрядно выщербленной лестнице. - Их тут целая рота. И какие орлы! Нашим омоновцам до них, как малолеткам до Тайсона. Ты видела их хари? Не иначе специальное подразделение федеральной службы. Откуда они в Новоладожске?
- Думаю, этот вопрос надо задать главе новоладожской администрации, - хмуро ответила Саша. - Ты зачем ему сказал, что у меня проблемы?
- Для убедительности, - хмыкнул Барсуков. - Школа игры по Станиславскому требует жертв.
- Откуда ты знаешь про Станиславского? - проворчала Саша и резко остановилась. Потому что навстречу им, покачиваясь, спускался худощавый человек с безумным взглядом и ярко-фиолетовым лицом. Саша от неожиданности даже отступила за мощную фигуру отца. Через секунду первый кадр был готов. Человек остановился в двух шагах от визитеров и уставился на них с явным интересом.
- Здравствуйте, - хрипло поприветствовал его полковник, не сумев справиться со смущением. - А-а-а… Вы случайно не из первого отделения?
Фиолетовый человек почему-то рассмеялся, чем еще больше смутил полковника и Сашу, которая в испуге теребила маленькую сумочку.
- Я сказал что-то смешное? - строго поинтересовался полковник, стараясь прийти в себя и придать интонации уверенность.
- Разве я похож на женщину? - продолжал смеяться фиолетовый и почему-то оглянулся по сторонам.
- Первое отделение - женское отделение, - вздохнул Барсуков, рассудив логически. - Значит, мы что-то перепутали. Мы ищем здесь своего знакомого.
Фиолетовый вытаращил глаза еще больше и недоверчиво покачал головой.
- Вряд ли он здесь находится, - проговорил он. - Здесь лежат люди попроще. В основном, работяги.
- Он у нас простой, - уверил его полковник. - У кого можно что-нибудь узнать?
Фиолетовый задумался и медленно покачал головой.
- Персонал почти весь разбежался. Во всем здании если пару сестричек найдете, то считайте: вам сильно повезло. Один Семен Петрович за всех работает. Даже уколы делает. Добрейшей души человек. Всегда куревом угощает. Кстати, у вас сигаретки не найдется? К дуболомам неохота спускаться. Да и жадные они…
- Мы не курим, - с сожалением проговорил Барсуков. - Так что же нам - самим по палатам шастать?
- Это сколько угодно, - фиолетовый резко утратил к ним интерес. - Войти сюда трудно, а уж коли вошли - никто не остановит. И сидеть можно, хоть до ночи. Повезло вашему знакомому. А моих домашних не пустили. Они мне плакат написали, внизу во дворе стояли. Не пускают, мол, Толян, извини. Пирожки передали, а пузырь - не разрешили. Сдохнуть можно от такого поста. Лечить - не лечат, а трезвенников делают.
С этими словами он стал спускаться, печально покачивая головой.
- Подождите, - окликнула его Саша. - А чем вы таким больны, что к вам не пускают?
- Не бойсь, мы не заразные, - хмыкнул фиолетовый. - Все здесь болеют одинаково. Синюхой. А мы, значит, все тут - синяки… А как лечить, никто не знает.
- Повезло! - сказала Саша, когда "синяк" исчез из виду. - Такое в эфире показать и можно на пенсию собираться.
- Ты снимала, что ли? - не без восхищения спросил Барсуков.
- Нет, так, помаду в сумке искала, - ответила она.
- Люблю профессионалов, - хмыкнул полковник. - Ну, что - по палатам прогуляемся или сразу к Семену Петровичу?
- Я бы прогулялась, - ответила она. - Охраны внутри, похоже, нет.
- Да, странно… - пробормотал Барсуков. - Персонал разбежался. Охраны в коридорах нет. Может быть, это действительно что-то заразное?
- Думаешь, синего тебя мама будет меньше любить? - рассмеялась девушка. - А подчиненные слушаться перестанут?
Барсуков немного подумал и развеселился от той картины, которую себе представил: он у себя в кабинете с синим лицом распекает нерадивых сотрудников. И синими руками машет, как Фантомас. Ничего. Люди с малиновыми лицами и фиолетовыми носами во многих кабинетах сидят, и никого это не удивляет. Только не хотелось, чтобы его из Барсука в Синяка переименовали. Да чтобы дома кот Кешка и собака Клякса шерсть вздыбливали.
- А ты моду новую откроешь, - сказал он. - Фиолетовыми волосами уже никого не удивишь. А тут появится телеведущая с новым модным цветом лица.
- И полоски нарисую желтенькие, - не стала спорить Саша. - На подбородке. Ну что же… Экскурсию объявляю открытой. Прошу вас, господин полковник.
- Благодарю, мадемуазель, - фыркнул Барсуков.
Экскурсия оказалась занимательной и плодотворной. Барсуковы, подобно озорникам-школьникам, распахивали двери, валяли дурака и вообще вели себя довольно артистично, не только по системе Станиславского, но и по системе Мейерхольда, Вахтангова и Ежи Гротовского. Одно было неизменным: Саша постоянно копалась в сумочке либо судорожно поправляла мобильник. Завидя новых персонажей в больнице, синие и фиолетовые пациенты стряхивали с разноцветных лиц безнадежную больничную дрему, а узрев полковничий мундир на Николае Трофимовиче, торопились пожаловаться на судьбу и воззвать к справедливости.
* * *
Дабы раньше времени не столкнуться с главным врачом больницы, Барсуковы миновали второй этаж и оказались в коридоре третьего, который поражал мертвящей тишиной, мрачностью и совсем не больничным запахом. Почему-то здесь пахло квашеной капустой. Освещался коридор одной-единственной тусклой лампочкой в тупике возле грузового лифта.
- По-моему, это морг, - мрачно пошутила Саша.
- В морге не пахнет кислой капустой, - возразил Барсуков.
- Мне что-то расхотелось посещать болящих, - робко проговорила она. - И здесь слишком темно для съемки.
- Струсила? - бодро произнес Николай Трофимович и со словами "Здравствуйте, товарищи!" решительно толкнул дверь в одну из палат. Александра осторожно протиснулась следом.
Синхронно скрипнули кровати и шестеро мужчин разного возраста приподняли головы с подушек.
- Здравия желаем, товарищ полковник! - просипел сухощавый старичок, лежавший ближе всех к двери, и почему-то захихикал.
- Это не полковник, это твой сон, - отозвался другой больной, мужчина средних лет с острой, слегка голубоватой мушкетерской бородкой. - Скажешь, и девушку красивую видишь рядом с полковником?
- И девушку вижу, - согласился старичок.
- Точно глюк, - сказал "мушкетер". - С какой стати тебя полковник и красивая девушка навещать станут? Эй, ребята, чьи это родственники?
Никто не отозвался.
- Ну вот, а ты говорил, - удовлетворенно произнес "мушкетер" и уронил голову на подушку. - Мульты. Мне вчера еще круче девка привиделась. Воображение у меня богаче.
Больные, похоже, поверили его словам и последовали его примеру.
- Сам ты мульты! - рявкнул Барсуков и прошел в середину палаты, таща за собой Сашу. - Вот стукну тебя по дурной башке, тогда узнаешь, кто кому мерещится.
Больные снова подняли головы, а некоторые даже туловища. В их глазах засветился неподдельный интерес. Старикашка опять захихикал, а "мушкетер" откинул одеяло и спустил ноги на пол. Саша еле удержалась от того, чтобы не зажать нос - судя по всему, мыться в этой больнице у пациентов было не принято. Стараясь дышать пореже, она незаметно сделала кадр.
- Во как… - проговорил молодой парень, лежавший у окна. - Вы по чью душу, товарищ полковник?
- Приятеля ищем, - ответил Николай Трофимович. - Сказали, что он тут, да, видать, ошиблись. Вы тут с чем лежите-то? Я что-то не пойму никак.
- Мы и сами не поймем, - отозвался старичок. - Болячка сия науке не известна. А я так думаю, все дело в мыле. Мыльная у нас болезнь, во!
- Что? - Барсуков изобразил на лице тупое непонимание.
- Да не слушайте вы его, - махнул рукой "мушкетер". - У дедушки Коляныча что ни день, то новая идея. То иностранцы-паскуды на нас химическую атаку напустили в виде дождя. То грибы в лесу выросли отравленные, а мы ими не вовремя закусили. Теперь вот - мыло. Интересно, что ты завтра сочинишь, дедуля! Крыс в водопроводе? Или соитие с инопланетянами?
- Я, в отличие от тебя и от наших медиков, думаю иногда, - обидчиво произнес старик. - Все мы тут одного поля ягоды, одной болезнью болеем. Следы на коже остаются, значит, влияние извне происходит. Девок валютных никто из нас позволить себе не может. Получается, зараза исходит из другого места. Мыло мы в виде зарплаты на комбинате все получали? Все. Мылись им? Мылись, факт. Семьи у нас болеют - болеют. Даже старуха моя, а она ни грибами не закусывает, ни на улицу не выходит. Ноги у нее пять лет назад отнялись. Значит, ни дождь, ни грибы тут не при чем. Точно - мыло. Мыло Ка.
Больные рассмеялись.
- Разве что Ка! - заходясь от смеха, воскликнул молодой пациент. - Ка, ка…
- Глупый вы народ, - обиженно проговорил старик, когда смех стих, и полез под подушку. Оттуда он извлек толстый том темно-синего цвета. - Вот я тут из кабинета нашего доктора энциклопедию позаимствовал. Пятьдесят четвертого года издания, между прочим. И про эту отраву здесь все сказано.
Пациенты клиники притихли. Даже Николай Трофимович с Сашей вытянули шеи.
- Читаю! - важно объявил старик, уловив всеобщее внимание. - Мыло "К" - советский препарат из смеси равных частей препарата "К"… биэ…биэтил…ксанто… гена… и хозяйственного мыла. Применяется как сильное иксенц… тьфу, хрен с ним, особенно для предупреждения вшивости. Ядовитого действия на человека не оказывает. Ха! Не оказывает! Это они просто народ так успокаивали. А я вам так скажу. Неядовитое вещество на вошь никакого действия оказать не может. Сдается мне, что наше голубое мыло только подкрасили немного. А изготовили по старой технологии с этим биэ… кс… геном… Может быть, от вшивости собак? Да потом решили людям отдать. Припоминаю я, что в пятьдесят четвертом году от хозяйственного мыла тоже руки синели… Вот…
- Вот фантазия у дедка! - выкрикнул молодой.
- Ты доктору это расскажи, то-то он повеселится, - усмехнулся "мушкетер".
- Доктор наш - человек хороший, только недалекий, - проворчал старик. - А может, у него аппаратуры нормальной нету, чтобы нашу кожу исследовать. А про то, что мыло виновато, говорит тот факт, что синева на мне сходить начала. А на тебе нет.
- Не понял… - протянул "мушкетер".
- Я как дошел до мысли, а потом статью энциклопедийную прочел, сразу мыться перестал, - важно проговорил старик. - Смотрю, руки розоветь начали. А старуху мою и вовсе никто не моет - некому. Так вот: у нее синяки напрочь сошли. Семен Петрович ее выписывать хотел даже. Да я уговорил, чтоб оставили - куда она без меня одна дома?
- Не свисти, старикан, - сказал парень у окна. - Я, например, другим мылом моюсь. То я давно ларечникам продал. За полцены.
- Значит, у тебя синяки по другой причине, - строго заметил старик. - От денатурату, может.
- Пошел ты… - буркнул парень.
- А у кого-нибудь из вас это мыло осталось? - спросил Барсуков.
- А как же, - с готовностью отозвался "Коляныч". - Если не боишься, возьми, вон в тумбочке лежит. А если не поленишься, снеси на эту, как ее? Экспертизу. Может, загадку нашей эпидемии разрешишь. Коли охота есть, конечно.
Полковник молча кивнул, извлек из стариковской тумбочки мыльницу, в которой лежал бледный голубоватый обмылок, и строго спросил:
- Оно?
- Оно, оно, - затряс головой старик. - Зарплата наша. За прошлый год. Хочешь - мойся, хочешь - на хлеб намазывай. Хочешь, торгуй, как этот вот… А я так думаю, этим мальцам повезло еще. Здесь хоть и плохо, а кормят, и с потолка не течет. Они ведь, почитай, все в отпуске бессрочном, неоплачиваемом. Теперь и мылом им никто не платит. А у нас со старухой пенсия небольшая, но с голоду не помрем. Так что, неизвестно, может, им есть смысл и дальше этим мылом намыливаться.
- Послушайте, а вы правда своего знакомого проведать пришли? - осведомился у Барсукова мрачный пациент, доселе молчавший. Его лицо, в отличие от лиц прочих, было покрыто не синими, а ярко-коричневыми пятнами. Глаза же смотрели тоскливо, безо всякого выражения. - А то, может быть, с проверкой какой? Я смотрю, форма на вас милицейская… Вы из Питера, наверное? Здешнее начальство милицейское я знаю.
- Я здесь служил три года назад, - сказал Барсуков.
- Три года назад меня здесь не было, - ответил мрачный. - На зоне парился. Ни за что, ни про что… Вы вот скажите, законно ли все, что здесь происходит?
- А что здесь происходит? - нахмурившись, спросил Николай Трофимович.
- Очень на зону похоже, - сказал тот. - Ни войти, ни выйти. Посетителей не пускают, передачи передают через раз. Лечить - не лечат, а вокруг больницы охрана, и не простая, а специальная - сразу видно. Вы можете объяснить, что это значит?
- Нет пока, - отозвался Барсуков. - Я вообще недавно узнал, что здесь у вас эпидемия.
- Какая к черту эпидемия! Мы тут не от эпидемии сдохнем, а от голода и безнадеги. У зеков хоть надежда какая-то есть, что когда-нибудь они на волю выйдут. А у нас и этого нету. Знал бы, что в такую переделку попаду, срок бы себе самолично накрутил в зоне. Вы зайдите в соседние палаты - там вообще люди рассудок потеряли. Лежат и в потолок смотрят, ни на что не реагируют. Скоро и мы - тоже. Я удивляюсь, как тут еще не повесился никто.
- Во как… - хмыкнул парень у окна. - Немой заговорил. Тушите свет. Но он прав, товарищ полковник. Нету такого закона, чтобы обыкновенных людей привычных условий лишать. Про веревку я уже думал. Намылю ее дедушкиным мылом и - привет!
- Погоди с веревкой, - пробурчал Барсуков. - Разберемся.
В следующих трех палатах, как и сказал бывший "зек", люди лежали неподвижно и на появление визитеров не реагировали. Полковник только что польку не плясал, вызывая их к жизни, проку было ноль. Саша прошлась вдоль ряда коек, сняла несколько крупных планов, а выйдя из последней палаты, почувствовала невероятную усталость. Словно болезнь эта, действительно, была заразной.
- Пап, я еще не посинела? - тоскливо спросила она.
- Наоборот, порозовела, - усмехнулся Николай Трофимович. - Держись, дочка. Мы еще не все палаты обошли. Одну версию, мыльную, мы уже получили. Но этого для следствия недостаточно, не так ли? Не раскисай, скоро откроется второе дыхание.
Саша посмотрела на отца с благодарностью. С детства она знала, что он толковый сыщик, уважаемый коллегами профессионал, любимый подчиненными начальник, но в "совместной операции" с ним участвовала впервые. И почувствовала, что с отцом ей не страшно.
Они спустились на второй этаж, где, как объяснил им старик Коляныч, лежали женщины, в том числе и его старуха, и тут (в конце концов, это должно было когда-нибудь случиться!) им попалась фигура в белом халате. Фигура была неопределенной формы и неопределенного пола. Лохматые, торчавшие во все стороны рыжие волосы выбивались из-под белой шапочки и наполовину закрывали лицо, мятый халат сидел на фигуре мешком, а драные кеды на ногах сорокового размера могли принадлежать как женщине, так и мужчине. Когда фигура заговорила, сомнения визитеров не рассеялись. Голос был слишком низким для женщины и слишком высоким для мужчины.
- A-а вы-ы тут что-о? - пропела фигура. - К ко-му-у-у?
- А вы тут кто? - строго и даже сердито спросил полковник. - И где весь персонал, черт возьми? Где дежурные сестры, врачи и санитарки? Что за бардак у вас здесь творится? Почему на третьем этаже воняет, как в морге?
Бесполая фигура обездвижела напрочь. Только короткие ручки задвигались по хаотичной траектории - бесцельно и беспомощно.
- Нет, ну ты посмотри, - возмутился Барсуков. - Стоит тут, понимаешь, руками размахивает. Отвечать, когда я спрашиваю!
Фигура икнула. Потом вполне нормальным, мальчишеским голосом отрапортовала:
- Боец альтернативной службы рядовой Курочкин. А кроме меня тут сегодня… это… нету никого… Только главный врач… И повар.
- Это по-нашему, - проворчал Барсуков. - Почему же кроме тебя тут нету никого, рядовой Курочкин?
Рядовой Курочкин развел руками.
- Все уволились, - плачущим голосом проговорил он. - Даже баба Люба ушла.
- Кто такая баба Люба? - строго спросил Барсуков.
- Санитарка, - шмыгнул носом боец альтернативной службы. - Она сказала, что Семен Петрович ей мало платит.
- Сколько, не знаешь? - поинтересовалась Саша.
- Пятьсот рублей в месяц.
- Бешеные деньги, - вздохнула девушка. - А есть еще здесь бойцы альтернативной службы?
- Леша Сиволапов, - кивнул Курочкин. - Мы с ним посменно работаем. А гражданские все разбежались. Заразы боятся.
- А ты не боишься? - спросила Саша.
- Боюсь, - всхлипнул парень. - Только нам с Лехой обратной дороги нет. Сами подписались. Теперь трубить.
- Тем, кто служить не хочет, никогда не угодишь, - притворно сердито проговорил Барсуков. - То они стрелять не хотят учиться. Им предлагаешь теплое местечко, в уютной больничке, так опять недовольны. Я б таких… пацифистов порол.
- Да за что? - возмутился Курочкин. - Я б уж лучше под пулями бегал! Там хоть все ясно. Враги - там, свои - здесь. А тут… не знаешь, когда… посинеешь. Леха вот уже начал…
- Посинел? - заинтересовалась Саша.
- Ногти посинели, - энергично кивнул Курочкин. - И еще кое-что, не при даме будь сказано.
- Если исходить из версии старика Коляныча, - пробормотал Барсуков, - этот Леха следит за двумя вещами. За ногтями и еще кое-чем. А рядовой Курочкин относится к жизни проще. А может быть, напротив, сложнее. Ты, парень, где мыло берешь?
- Мыло? - растерялся Курочкин. - У меня лосьоны…
- Понятно, - крякнул Барсуков. - Проводи-ка ты нас, рядовой, к главному врачу. А то мы тут совсем заплутали…