Коль скоро купил пузырь, надо раздобыть и лед. Поблизости находился винный магазин, он купил два пакета льда в кубиках. Затем взял из наваленной горы упаковку из шести банок "будвайзера". Покупок набралось довольно много. Как я выгляжу со стороны? - подумал он. Одинокий студент? Молодой супруг?
Но толпящиеся вокруг люди не обращали на него ни малейшего внимания. Скорее всего даже не замечали. Кто мог предположить, что у него напрочь отшибло память, что его ждет девушка, которая даже не помнит, как ее зовут, и что он направляется в квартиру, не ведая, кто ее хозяин!
Умение ориентироваться его не подвело. Он хорошо запомнил обратный путь.
Пока он шел, небо быстро темнело, подул душный ветер. Наверно пойдет дождь. Та гряда облаков над домами… Когда подходил к "Паласу", вдруг вообразил, что, может быть, Саэгуса все еще находится на стоянке. Заглянул за угол дома. Никого. Машина с помятым бампером стояла у дальней стены. На кране у въезда висел свернутый синий шланг.
Поднявшись на шестой этаж, задержался перед дверью и посмотрел на левый простенок. На табличке указан номер квартиры - 707, имя жильца отсутствует.
Едва приоткрыл дверь, она выбежала навстречу. Поверх пижамы была накинута незастегнутая, просторная рубаха.
- Как же ты долго! - выпалила она, чуть не набрасываясь на него. Без осуждения, со слезами на глазах.
Прислонившись спиной к двери, он перевел дух.
- Привет! - и тотчас за окном что-то сверкнуло и послышался глухой рокот, точно покатилось что-то тяжелое.
- Сейчас ливанет, - сказал он, беря ее за руку.
Рука была маленькая и холодная.
9
Пока его не было, она сделала важное открытие. Она нашла карту.
- Где?
- В шкафу, в кармане жакета. Искала, что бы на себя накинуть, и вдруг наткнулась на нее.
Торопясь показать ему, она развернула карту и положила на стол в кухне.
Это была ксерокопия. Форматом в обычный лист бумаги, аккуратно сложенная, так что остались следы от сгибов.
На карте были отмечены не только названия улиц и станций метро, но даже имена владельцев частных домов и названия строений.
"Палас" располагался в нижнем левом углу. Он нашел торговую улицу, по которой только что проходил, и супермаркет "ROLEL". Согласно карте, улица, на которой стоял дом, называлась Синкайкё, к югу она пересекалась с проспектом Синдайкё. С левой стороны перекрестка - станция метро. К северу проходит улица Кэйба, и параллельно ей - скоростная трасса Комацугава.
Никаких сомнений, что они в восточной части Токио. У самой восточной окраины. За мостом уже город Итикава, префектура Тиба.
- Что-нибудь припоминаешь? - спросил он.
Она печально покачала головой.
- Ни станций метро, ни улиц, ничего. При амнезии память полностью пропадает, глядишь на что-то хорошо знакомое и не узнаешь. Даже хуже, как у новорожденного, голова - чистый лист…
Он задумался.
- Не знаю, так ли это… Я вот давеча немного поэкспериментировал. Могу считать. Могу вспомнить, как называется та или другая вещь. Я без труда сделал покупки, спросил, где найти аптеку, и сразу нашел.
- А главное, вернулся назад.
- Вот и ты только что употребила сравнение.
- Сравнение?
- Да, ты сказала - как у новорожденного. Настоящий новорожденный, конечно, способен что-нибудь пролепетать, но вряд ли дойдет до сравнения. Потому что он действительно ничего не знает.
- Пожалуй, ты прав…
- Мы полностью сохранили наши умственные способности. Но изгладилось все, что непосредственно касается нас, вся та часть памяти, в которой хранятся наши сугубо личные воспоминания. Отсюда эта наша уверенность, что при благоприятном стечении обстоятельств все сразу вспомнится.
Прижав пальцы к губам, она закрыла глаза, точно пытаясь заглянуть внутрь себя.
- Ну что?
- Не знаю…
- Ведь ты сразу поняла, что мы в Токио?
- Токио, - повторила она. - Токио…
Он вдруг вспомнил, что забыл спросить самое важное.
- Как твоя голова?
- Все еще болит, - сказала она, приложив руки к вискам. - Но теперь это больше похоже на зуд. Не ломит, как раньше. Странное ощущение.
- Уже хорошо, что боль утихла.
Однако выглядит она все еще неважно. Под глазами темные круги.
- Токио, Токио, - повторяла она нараспев. - Конечно же знаю. Но кто же не знает названия столицы! - Она впервые от души рассмеялась.
У него отлегло от сердца.
- Знаешь Токийскую башню? Ее хорошо видно из коридора.
Она подняла на него глаза.
- Я уже выходила.
- Ну и как, вспомнила?
- Да. Мне кажется - мы поднимались на нее всей семьей. В детстве. Я держала кого-то за руку. Взбиралась по лестнице. Было ужасно страшно смотреть вниз. Я помню.
Детство, семья… Удивительно, но поглощенный навалившимися проблемами, он совершенно это упустил. Наверняка и у них есть родители, братья, сестры и, разумеется, детские воспоминания.
И однако…
- Как странно, - сказала она. - Ты помнишь лица родителей?
Он отрицательно покачал головой.
- Я тоже… Хуже того. У меня нет ощущения, что они вообще существовали. Как будто на их месте зияет пустота… Ничего не видно.
Вот и она произнесла это слово - не видно.
- Ладно, давай, показывай, что купил, - сказала она, чтобы сменить тему. - Так как мне уже полегчало, приготовлю что-нибудь поесть. Небось проголодался?
В тот момент, когда она осторожно встала, раздался быстро нарастающий рокот грома. Точно кто-то бросил камешки в оконное стекло - полил дождь.
- Терпеть не могу грозы. Вот будет жуть, если отключится электричество. Мы даже не знаем, как вызвать электрика.
Вдруг он вспомнил. Комната консьержа!
- Ну-ка подожди, - прервал он ее, схватил оказавшийся под рукой бумажный пакет, кстати купленную шариковую ручку и выскочил из квартиры. Спустился на нижний этаж. Переписал телефон, по которому предлагалось звонить в экстренных случаях, и бегом вернулся назад.
Она смотрела на него с недоумением. Он торопливо объяснил. Был уже шестой час.
- Рабочий день еще не кончился. Может, удастся узнать, кто хозяин квартиры.
Она подошла вместе с ним к телефону и стояла, обхватив себя руками. Прошло несколько томительных секунд, послышались длинные гудки.
Щелчок - соединилось.
- Алло, алло?
Полилась классическая музыка, заговорил записанный на пленку голос.
- Ну что? - спросила она.
Он протянул ей трубку.
- В связи с периодом летних отпусков с одиннадцатого по семнадцатое августа не работают, вот что.
Она пожарила омлет, налила кофе и стала срезать кожуру с яблока, найденного в холодильнике. Глядя на ее ловкие движения, он спросил:
- Ты знаешь - что это?
Она задержала руку и подняла голову.
- Яблоко?
- Нет, то что у тебя в правой руке.
Посмотрела на него, перевела глаза на правую руку.
- Кухонный нож?
Ну конечно же - нож!
- Я никак не мог вспомнить.
- Мужчины редко им пользуются.
- Но не настолько, чтобы забыть название! - горько улыбнулся он. - Меня тоже учили на уроках домоводства, как пользоваться кухонным ножом. Но в голову лезло другое слово.
- Другое слово? Тесак?
- Нет - тотем.
- Тотем? - она прыснула. - Как у индейцев?
Действительно, странно. Почему это вдруг нож - тотем?
Ни у него, ни у нее не было особого аппетита. Он набил желудок, убеждая себя, что организм нуждается в топливе, она, поклевав чисто символически, ограничилась чашкой кофе.
За едой он рассказал обо всем, что с ним произошло на улице.
- Значит, этот Саэгуса наш сосед?
- Да, и он уверял, что ничего не знает о хозяине этой квартиры. Даже не знает, живет ли здесь вообще кто-нибудь.
- Совсем не за что зацепиться. - Она удрученно поникла.
Он уже раскаивался, что рассказал об этой встрече.
- Я приберусь, а ты иди, ложись. У тебя лицо, как будто тебя отправили в нокаут.
- Может, меня и вправду отправили в нокаут, - бросила она.
- Что? - не понял он.
- В переносном смысле, - улыбнулась она. - Я хочу сказать - в прошлом.
Уложив ее в постель, он помыл посуду, прибрался и, немного поколебавшись, решил принять душ. На полке в ванной лежали стопками два больших полотенца и два халата - голубой и розовый. Как предусмотрительно! Только непонятно, кто предусмотрел.
В кухне - панель с кнопками для включения нагревателя воды. Раз взглянув, он сразу во всем разобрался. Разумеется, это и ребенку по зубам, но бесило, что приходится убеждаться в этом вновь и вновь.
Взбодрившись, накинул халат, повязал на голову полотенце и вышел в кухню, когда услышал ее голос:
- Душ?
- Да.
- Нашел, где включать горячую воду?
- Конечно.
Она спустилась с кровати.
- Я тоже хочу.
- Только подожди немного. Переоденусь и ненадолго выйду.
- Выйдешь? Куда?
- В коридор. Кажется дождь уже кончился. Запрись изнутри. Когда закончишь, позови.
Может быть, и не стоит быть настолько щепетильным, но в создавшихся обстоятельствах, разумеется, кроме тех случаев, когда не обойтись без взаимной помощи, следует соблюдать дистанцию. Пусть это перебор, а ну как вернется память и выяснится, что он преступник, совершивший ограбление, убийство и теперь скрывающийся от полиции, взяв ее в заложницы…
Странные знаки, написанные на руке, под душем не смылись. Ужасно противно, но ничего не поделаешь. Закончив переодеваться, он вышел из квартиры.
Ночь все преобразила.
Даже бетонная загородка не казалась уже такой унылой. Ливень прошел, очистив воздух и оставив после себя свежий ветерок. Положив локти на ограду, он, попыхивая сигаретой, некоторое время с наслаждением созерцал ночной город.
Какая красота! Как много огней! Но разве свет исходит от изящных ламп, приобретенных в магазине электротоваров или в отделе бытовой электроники универмага? Увы, если посмотреть вблизи, это всего лишь обросшие пылью, набитые изнутри мертвыми насекомыми, облупившиеся уличные фонари…
Вдалеке, ярко выделяясь на темном фоне, мерцала Токийская башня. Кружево алых и желтых гирлянд неземной красоты. Благодаря искусной подсветке, она казалась такой близкой, что возникало полное ощущение: достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться.
В отличие от однообразного уличного освещения, свет в окнах соседних домов поражал богатством оттенков. Это из-за штор. Бесконечное множество комнат, бесконечное множество штор. За ними бесконечное множество людей.
И где-то среди них есть зашторенные окна комнат, в которые должны вернуться он и она. Но сейчас неизвестно даже то, хотят ли они возвращаться. И нет никакого способа узнать.
В коридоре безлюдно, не слышно шума поднимающегося или спускающегося лифта. Безмолвно выстроились двери. Он посмотрел на дверь номер семьсот шесть, но никаких признаков, что Саэгуса у себя.
Он вспомнил, как Саэгуса сказал, что не знает, живет ли вообще кто в соседней квартире. Теперь он уже не удивлялся.
За спиной скрипнула дверь. Вышла она. Воскликнула:
- Ах, как хорошо!
Ее лицо сияло чистотой, точно с него сняли маску из пота и пыли. Щеки зарумянились. Она была по-прежнему в рубашке поверх пижамы, с полотенцем на плече. Прелестные распущенные мокрые волосы отливали зеркальным блеском.
- Красотища!
Встала рядом. Он ощутил аромат шампуня.
- Пива хочешь? - спросила она.
- Хочу.
- Фокус-покус! - сунула под нос две банки "будвайзера", которые прятала за спиной. - Уже охладились.
Беря банку, он дотронулся пальцем до виска:
- Не боишься?
- Чего?
- Принимать ванну, потом пить пиво…
- Не боюсь, - она потянула за кольцо на банке. - Не хочу об этом думать. Да и хуже уже вряд ли будет.
Он молча начал прихлебывать пиво. Горячий душ вместо того, чтобы взбодрить, настроил ее на меланхоличный лад.
- Пиво… Правильно? Это пиво? Все-то я помню! Вот только имя свое забыла… - она прижала холодную банку к щеке. - Красивый город - Токио!
- Только по ночам.
- Тебе знаком этот вид?
Подумал, что не может утверждать наверняка. И все же есть смутное ощущение чего-то знакомого.
- То ли да, то ли нет.
- Со мной то же.
Где-то заплакал ребенок. Едва слышно. В каком-то из этих домов…
- Ты обратил внимание, что в квартире нет балкона?
- Да, действительно.
- В соседней квартире есть, и в следующей. Может, потому, что наша угловая?
- Скорее всего - разная планировка.
- Но зато ванная комната оборудована так, что при необходимости ее можно использовать как сушильную камеру. Обратил внимание?
- Нет. Разве такое бывает?
- Да, но стоит бешеных денег.
Она смахнула упавшие на лицо волосы.
- Кроме того есть стиральные порошки, смягчитель. И чистящий порошок для ванны, и средство для очистки труб - полный набор. Вот только…
Он ее опередил:
- Все новое.
- Да, даже упаковки не сорваны. Шампунь тоже был запечатан. Я еще в кухне заметила - губка для мытья посуды лежала в ящике в упаковке, так? И нож такой острый, того гляди порежешься. Все только что куплено.
- И что из этого следует?
Он поставил банку на ограду и повернулся к ней. Она нахмурилась, сморщив лоб. Похожа на обиженную школьницу.
- Если предположить, что эта квартира наша, наша - в смысле твоя или моя, или даже принадлежит кому-то другому, с момента ее заселения не могло пройти много времени. Один-два дня, не больше.
- Я это с самого начала почувствовал.
- Да? К тому же - могу поспорить - до нашего появления она пустовала.
- Потому что дом построен недавно?
Он вспомнил слова Саэгусы о том, что многие квартиры еще не заселены.
- Хотя бы потому, что у водопроводной воды неприятный привкус. - Она подняла на него глаза. - Я почувствовала, когда запивала лекарство. Ужасно противная вода. Наверное оттого, что застоялась в трубах. За короткое время так не бывает.
Он нерешительно кивнул.
- Однако и электричество, и газ подключены. Водопроводный вентиль также отвернут.
Как будто что-то забрезжило…
- Конечно же! - воскликнул он. - Как глупо. Надо было раньше об этом подумать!
- О чем?
- Ладно электричество, но телефон и газ нельзя подключать собственноручно. Необходимо связаться с обслуживающей фирмой и вызвать мастера. В таком случае у них должен быть договор с жильцом об оплате. Они не примут вместо подписи - "Компания "Палас"", квартира семьсот семь".
Совсем не обязательно обращаться в компанию, управляющую домом, чтобы установить владельца квартиры.
- Завтра же утром позвоним. У них обязательно должно быть зарегистрировано имя владельца.
Вернулись назад в квартиру. Держа в руке пустую банку, она стала что-то искать.
- Ты что?
- Нет мусорного ведра! - сказала она, возмущенно вскинув голову. - Даже если это моя квартира, обставлял ее кто угодно, только не я. Я бы не забыла про мусорное ведро!
Этой ночью она спала на кровати, а он на полу, взяв одеяло и подушку. Она долго извинялась, но выхода не было. Впрочем, лето было в самом разгаре, поэтому особых неудобств он не испытывал.
Едва лег, сразу навалилась усталость. Хоть он и не особо много двигался днем, все мышцы болели. Он хотел покрепче уснуть и уже чувствовал приближение сна. Утро вечера мудреней.
Но странный этот день отнюдь не спешил его отпускать…
10
Тучи, несущие грозу, медленно проплыли над Токио с востока на запад.
- Вот-вот польет, - сказал Ёсио, отец Эцуко, взглянув на небо из окна ресторана "Болеро", расположенного у станции "Китисёдзи".
- Зарядит надолго, - отозвалась Эцуко.
- Нет, короткий ливень. Когда соберемся назад, кончится.
Отец, как всегда, прав, подумала Эцуко, вслушиваясь в отдаленные раскаты грома.
Было заведено раз в месяц ужинать втроем - Эцуко, Юкари и Ёсио. Иногда Эцуко сама что-нибудь стряпала дома, иногда, как в этот раз, вместе посещали какой-нибудь ресторан. Из двух вариантов Юкари, разумеется, предпочитала ресторан, вот и сегодня она была в отличном настроении.
Гордостью "Болеро" были бифштексы из говядины, импортированной из Австралии, в остальном же меню не могло похвастаться разнообразием.
Для Ёсио, приверженца японской кухни, такая еда была несколько тяжеловата, но Юкари обожала здешний роскошный торт из мороженого, поэтому, когда шли в ресторан в основном ради десерта, неизменно выбирали "Болеро".
Покончив с основными блюдами, переместились в специальный зал, где подавали кофе и десерт. Это-то больше всего и притягивало Юкари. Наслаждаться мороженым в особом, полутемном и изысканно декорированном зале. Сейчас она самозабвенно уничтожала гору шоколада, похожую на маленький Монблан.
- Папа, - начала Эцуко, плеснув в горячий кофе сливки и наблюдая, как они растворяются кольцами, - у меня проблема, и я не знаю, что делать.
Ёсио, положив ложечку, которой размешивал кофе, поднял глаза. Эцуко, стараясь ничего не упустить, подробно рассказала об обстоятельствах исчезновения Мисао и о беседе с ее матерью. Ёсио молча слушал, прихлебывая кофе.
В глазах Эцуко отец был в каком-то смысле "всемогущим" существом. И она, не раздумывая, несла к нему все свои заботы и печали.
Конечно, у нее, как у любой дочери, были свои тайны. Первый поцелуй, первая любовь. Потом был парень, с которым она впервые поцеловалась, разжав губы… Она считала, что утаивает подобные эпизоды из уважения к отцу.
Впрочем, ей всегда казалось, что он и так обо всем догадывается.
В студенческие годы подруги часто подсмеивались над ней:
- Ты, Эцуко, папина дочка. Рано выскочишь замуж, да еще за мужика, который тебе в отцы годится.
Она внутренне соглашалась и говорила себе, что отвергнет любого мужчину, который не будет похож на ее отца. Но в действительности, как и большинство девушек, вышла замуж в двадцать три, за Тосиюки, который был старше ее всего на четыре года. Так уж сложилось, а с судьбой, как известно, не поспоришь.
Но в своем браке Эцуко и Тосиюки напоминали не столько супругов, сколько дружных брата и сестру. В их жизни царили мир и согласие, они всюду ходили парой, заслужив прозвище "двугорбого верблюда", но при этом Эцуко не испытывала к мужу какой-то особой "тяги". Даже в период влюбленности, даже делая поправку на чрезвычайную занятость Тосиюки, их отношения никак нельзя было назвать страстными. Как будто выходила замуж за приятеля, с которым давно установились ровные, бесцветные отношения. С первых дней замужества было чувство, что они разделены стеклянной стеной: видеть друг друга видят, но дотянуться друг до друга не могут. Да ей как-то и не хотелось дотягиваться.
После смерти Тосиюки она впервые осознала, что любила его как старшего брата. Единственный ребенок в семье, Эцуко могла только предполагать, какие отношения бывают у братьев и сестер, но она находила в муже душевный отклик, который, как ей казалось, возможен лишь между людьми, связанными узами крови и общностью характера.