Они снова встретились взглядами, улыбнулись и стали молча рассматривать друг друга. Майрон чувствовал себя участником какой-то дурацкой телеигры. Неожиданно ему пришла в голову одна мысль.
– Ты спала с Грогом Даунингом? – спросил он.
– В 1993-м, – ответила Мэгги. – Он был одним из первых моих "Драконов".
Хм, наверное, он должен быть польщен.
– Ты с ним общаешься?
– Конечно. Мы хорошие друзья. Я дружу почти со всеми парнями.
– Вы разговариваете?
– Иногда.
– А в последнее время?
– Месяца два уже не виделись.
– Ты не знаешь, он с кем-нибудь встречается?
Мэгги бросила на него удивленный взгляд.
– А почему ты спрашиваешь?
Майрон пожал плечами:
– Просто поддерживаю беседу.
Снова сел в лужу.
– Странная темя для беседы, – заметила Мэгги.
– Я вообще о нем часто думаю. Знаешь, все разговоры о том, что я играю в команде Грега, о нашем прошлом… Меня волнует это.
– Тебя волнует любовная жизнь Грега?
Мэгги явно не устроило его объяснение.
Майрон сделал неопределенный жест и пробормотал что-то неразборчивое. С противоположной стороны бассейна донесся смех. Его друзья по команде веселились вовсю. Среди них был Леон Уайт. Он встретился взглядом с Майроном и поприветствовал его кивком. Болитар кивнул в ответ. Он вдруг заметил, что никто даже не смотрит в их сторону – всем и так известно, о чем они беседуют. Майрону показалось, что он вернулся в колледж, хотя теперь ему было не так весело.
Проба смотрела на него открыто и внимательно. Майрон постарался напустить на себя небрежный вид, но чувствовал себя полным идиотом. Как надо себя вести, когда тебя рассматривают в упор? Он попытался ответить на ее взгляд.
Мэгги вдруг широко улыбнулась и скрестила руки на груди.
– Я поняла, – объявила она.
– Что?
– Теперь все ясно.
– Что именно?
– Ты хочешь отомстить, – сообщила Мэгги.
– Отомстить за что?
– Грег украл у тебя Эмили. Ты решил украсть кое-что взамен.
– Он не крал у меня Эмили! – быстро возразил Майрон. В его голосе проскользнуло раздражение, и ему это не понравилось. – Мы расстались раньше, чем она начала встречаться с Грегом.
– Ладно, если ты так говоришь.
– Да, я так говорю.
Мистер Обидчивый.
Мэгги хрипло рассмеялась и взяла его за руку.
– Расслабься, Майрон. Я тебя просто дразнила.
Она снова посмотрела на него. Все эти переглядывания начали действовать Майрону на нервы.
– Ну как, мы это сделаем? – спросила Мэгги.
– Нет.
– Если боишься заболеть…
– Нет, нет. Я встречаюсь с другой.
– И что?
– Не собираюсь ее обманывать.
– А кто сказал, что ты ее обманешь? У нас будет только секс.
– По-твоему, это взаимоисключающие вещи?
– Разумеется. Занятие любовью никак не отражается на личных отношениях. Я не хочу, чтобы ты перестал заботиться о своей девушке. И не намерена становиться частью твоей жизни. Мне даже не нужна интимная обстановка.
– Звучит чертовски романтично, – буркнул Майрон.
– Да, но в том-то все и дело. Никакой романтики. Лишь физический акт. Конечно, это очень приятно, но в конечном счете все упирается в физиологию. Как рукопожатие.
– Да, – покачал головой Майрон. – Жаль, ты не пишешь поздравительные открытки.
– Давай я тебе все объясню. Древние цивилизации, интеллектуальное развитие которых намного превосходило наше, не считали плотские наслаждения грехом. Связь секса с чувством вины – новейшее и абсолютно нелепое изобретение. Мысль, что любовный акт имеет какое-либо отношение к обладанию, унаследована от изуверов-пуритан, желавших сохранить контроль над своей главной ценностью – собственной женой.
Экскурс в историю, подумал Майрон. Очень увлекательно.
– Где написано, – продолжила Мэгги, – что двое людей не могут пережить физического экстаза без того, чтобы влюбиться друг в друга по уши? Подумай, как это смешно. И даже глупо, правда?
– Возможно, – ответил Болитар. – Но я все равно пас. Спасибо.
Мэгги пожала плечами.
– Терри будет разочарован.
– Ничего, он справится.
– Ладно, – вздохнула Мэгги, хлопнув в ладоши. – Пожалуй, пойду к гостям. Было приятно познакомиться, Майрон.
– Взаимно.
Майрон тоже присоединился к обществу. Какое-то время он беседовал с Леоном. Тот представил его своей жене, сексапильной блондинке по имени Фиона. Настоящая модель "Плейбоя". Она говорила с придыханием и относилась к тому типу женщин, которые привыкли пускать в ход свои внешние достоинства к месту и не к месту, внося двусмысленность в самый обычный разговор. Майрон поболтал с ними несколько минут и, извинившись, отошел.
Бармен сообщил ему, что в доме нет ничего похожего на "Йо-Хо". Он решил взять оранжину. Не содовая с апельсином – оранжина. Европейский стиль. Он сделал глоток. Неплохо.
Кто-то хлопнул Майрона по спине. Это был Терри Коллинз. Он сменил свой роскошный костюм на брюки и жилет из белой кожи. Рубашка не предусматривалась. В темных очках.
– Развлекаешься?
– Набираюсь впечатлений, – произнес Майрон.
– Пойдем. Я тебе кое-что покажу.
Они молча двинулись по травянистой лужайке за бассейном. Лужайка постепенно превратилась в холм, который делался все круче. Громкая музыка начал стихать. Вместо рэпа теперь играла группа "Крэнберриз". Майрону нравились их песни. Он услышал знакомую мелодию из "Зомби": солистка Долорес О'Риордан повторяла "в твоих мозгах, в твоих мозгах", пока ей не надоедало и она не переходила на слова "зомби, зомби", твердя раз сто подряд, не менее. Пожалуй, им не мешало поработать над припевом, но в целом песня получилась неплохая. Можно слушать.
Электричества здесь уже не было, но доходившего от бассейна света вполне хватало, чтобы рассеять мрак. Когда они поднялись на холм, Терри указал вперед.
Майрон взглянул, и у него перехватило дыхание. Они стояли так высоко, что могли свободно окинуть взглядом всю панораму Манхэттена. Море огней мерцало над заливом, как капельки росы. Мост Джорджа Вашингтона висел совсем рядом. Несколько секунд стояла тишина.
– Здорово, правда? – воскликнул Терри.
– Потрясающе.
Баскетболист сиял темные очки.
– Я иногда прихожу сюда. Хорошее место для размышлений.
– Мэгги тебе уже сказала? – спросил Майрон.
Тот кивнул.
– Ты разочарован?
– Нет. Я знал, что ты откажешься.
– Почему?
Терри пожал плечами:
– Просто чувствовал. Но ты не думай, она хорошая девчонка. Единственный человек, которого я почти готов назвать своим другом.
– А как же компания, которая вилась вокруг тебя?
Терри Коллинз усмехнулся:
– Ты имеешь в виду тех белых ребят?
– Да.
– Это не друзья. Если завтра я перестану играть, они будут смотреть на меня так, будто я нагадил у них на ковре.
– Забавное сравнение.
– Я говорю правду, парень. Человек на моем месте не может иметь друзей. Такова жизнь. Белый ты или чернокожий, не важно. Люди липнут ко мне, поскольку я богач и суперзвезда. Они хотят получить что-нибудь на дармовщину. Вот и все.
– И ты не против?
– Какая разница? – пожал плечами Терри. – Я не жалуюсь.
– Тебе одиноко?
– Вокруг меня всегда толпа.
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Да. – Терри подвигал шеей, словно хотел размять ее перед игрой. – Люди часто рассуждают о цене славы, но хочешь знать, какова она на самом деле? Забудь всю эту чушь про личную жизнь. Да, теперь я не могу ходить в кино. Ну и что такого? Там, откуда я родом, тоже нельзя было ходить куда пожелаешь. Дело в том, что ты перестаешь быть личностью. Ты вещь, блестящая игрушка, вроде одного из тех автомобилей, что здесь стоят. Мои бедные братья считают, что я волшебный сундучок, из которого можно горстями черпать золото. Богатенькие белые представляют меня забавным зверьком. Так же, как О-Джей Симпсона. Помнишь ребят, болтавшихся в его трофейном зале?
Майрон кивнул.
– Я не жалуюсь. Это лучше, чем добывать газ или вкалывать на шахте. Но я знаю правду – единственное, что отличает меня от любого ниггера на улице, – это игра. Только она. Разбей я себе колено, как произошло с тобой, и меня мгновенно вышвырнут. Я об этом помню. Всегда. – Он бросил на Майрона жесткий взгляд, давая ему время осмыслить сказанное. – Поэтому когда какая-нибудь смазливая малышка смотрит на меня как на чудо света, я сознаю, что она видит не меня. Ее ослепляют деньги и слава. Так же, как и всех других.
– По-твоему, мы не можем стать друзьями?
– Вопрос в том, спросил бы ты меня то же самое, если бы я был каким-нибудь безвестным придурком на бензозаправке?
– Возможно.
– Чепуха, – улыбнулся Терри. – Людям не нравится мой характер. Они полагают, что я веду себя высокомерно. Изображаю примадонну. Но они меня бесят, поскольку я вижу их насквозь. Мне известна правда. Все – владельцы клубов, тренеры и остальные – считают меня паршивым ниггером. Так с чего мне их уважать? Они общаются со мной лишь потому, что я умею забрасывать мяч в сетку. Я обезьяна, приносящая им деньги. Стоит мне остановиться, и все закончится. Я опять стану куском дерьма из гетто, который не должен лезть со своей черной задницей в их сортир.
Терри Коллинз замолчал, словно ему не хватало дыхания. Он взглянул на панораму города. Казалось, этот вид придает ему сил.
– Ты знаком с Исайей Томасом?
– Из "Детройтских пистонов"? Да, встречался.
– Я слышал его интервью после того, как "Пистоны" выиграли чемпионат. Какой-то репортер спросил его, чем бы он занимался, если бы не играл в баскетбол. Знаешь, что ответил Исайя? Заявил, что стал бы сенатором Соединенных Штатов. – Терри сухо рассмеялся. Его голос эхом разнесся по округе. – Видимо, спятил, не иначе. Сенатор Соединенных Штатов! Кого он хочет обмануть? Я скажу тебе, кем бы я стал. Я бы вкалывал на сталелитейном заводе – в ночную смену, с полуночи до десяти утра, – или сел бы за решетку, или просто сдох. Не знаю. – Он покачал головой. – Сенатор Соединенных Штатов. Вот дерьмо!
– А как насчет игры? – спросил Майрон. – Тебе нравится играть в баскетбол?
Терри бросил на него удивленный взгляд.
– А тебе нравится? Ты что, купился на всю эту чушь типа играть ради игры и тому подобное?
– А ты нет?
Терри покачал головой. Луна блестела на его лысом черепе, окутывая голову почти мистическим сиянием.
– Эта сказка не для меня, – усмехнулся он. – Баскетбол для меня всегда был только средством. Я видел в нем хороший способ делать деньги. И пробиться наверх.
– Тебе никогда не нравилось играть?
– Нравилось. Я любил ходить на матчи. Хотя дело было не в самой игре – не в прыжках, бросках и прочем дерьме. Просто все остальное мне не подходило. В других местах на меня смотрели как на еще одного черного придурка, и лишь на баскетбольной площадке я был человеком. Даже героем. Чертовски приятно, когда люди смотрят на тебя снизу вверх. Понимаешь, о чем я говорю?
Майрон кивнул. Он отлично понимал.
– Можно тебя кое о чем спросить?
– Валяй.
– Зачем тебе все эти колечки и наколки?
Баскетболист улыбнулся:
– Они тебя достают?
– Нет. Просто любопытно.
– Скажем так – я от них тащусь, – объяснил Терри. – Тебя это устроит?
– Да.
– Но ты этому не очень веришь?
– Пожалуй, нет.
– Мне и вправду нравятся эти штучки. Но правильный ответ – бизнес.
– Бизнес?
– Да. Все ради него. Для заколачивания денег. Больших денег. Знаешь, сколько я зарабатываю на рекламе? Кучу баксов. Почему? Потому что скандальность продается. Возьми хоть Диона. Или Родмана. Чем психованнее я себя веду, тем больше мне платят.
– Значит, ты прикидываешься?
– По большей части. Я люблю шокировать людей, это у меня в крови. Но в основном я стараюсь для прессы.
– Пресса смешивает тебя с грязью, – заметил Майрон.
– Не важно. Если они обо мне пишут, значит, делают мне деньги. Все очень просто. – Он улыбнулся. – Открыть тебе еще один секрет? Пресса – самое тупое животное на свете. Знаешь, что я намерен выкинуть в один прекрасный день? Я сниму с себя свои колечки и выряжусь пай-мальчиком. Буду вежливо отвечать на вопросы, начну говорить только "да, сэр" и "да, мэм", пороть чушь насчет духа солидарности в команде и прочее дерьмо, которое они так обожают. Как ты думаешь, что произойдет? Те же самые козлы, утверждающие, будто я разрушаю целостность игры, станут целовать мне зад, словно я новый Бларни-стоун. Раструбят о моем чудесном превращении. Сделают меня героем. И все потому, что я решил сменить пластинку.
Терри Коллинз расплылся в широкой улыбке. Майрон пробормотал:
– Да, ты парень не промах.
Хозяин дома повернулся к воде. Болитар молча смотрел на него со стороны. Не все, что сказал его собеседник, звучало справедливо. Кое-что требовало уточнения. Он не лгал, но и не говорил всей правды – а может, не хотел в ней признаваться. Терри действительно страдал. Он искренне верил, что его никто не любит, а это уязвляет любого человека. Ты чувствуешь боль, гложущую тебя внутри. И поэтому инстинктивно начинаешь прятаться и строить вокруг себя защиту. Самое скверное, что во многом Терри был прав. Кто обратил бы на него внимание, не будь он профессиональным баскетболистом? И кем бы он стал сейчас, если бы не его способность играть в эту детскую игру? Терри напоминал красивую девушку, всю жизнь мечтающую о том, чтобы кто-нибудь оценил ее душу, тогда как все парни липнут к ней только потому, что у нее смазливое личико. Стань она уродиной, никто и пальцем не шевельнет, желая поскрести поглубже и обнаружить внутреннюю красоту. Потеряй Терри Коллинз свои физические качества, и с ним произойдет то же самое.
В общем, он не был ни бесшабашным шалопаем, которым прикидывался перед публикой, ни глубокомысленным философом, каким предстал перед Майроном. Болитар не очень разбирался в психологии, но сознавал, что все эти пирсинги и татуировки не сводились лишь к бизнесу. Слишком простое объяснение для столь саморазрушительной причуды. За поступками Терри крылись куда более сложные мотивы. Майрон понимал их, он сам когда-то был суперзвездой, но многого не знал, поскольку вырос в иной среде.
Терри прервал затянувшееся молчание.
– А теперь я задам тебе вопрос, – произнес он. – Кто ты на самом деле?
– В смысле? Здесь, в твоем доме…
– Нет, в команде. Послушай, парень, я видел тебя, когда ты играл в колледже за молодежную сборную. Ты классно выступал. Но это было давно. Теперь ты уже не тот, и мы оба это знаем. Возьми хоть последнюю тренировку.
Майрон попытался скрыть изумление. Неужели он говорит о той самой тренировке? Да, о ней. Конечно, Терри абсолютно прав. Господи, разве он не помнит время, когда сам являлся лучшим игроком команды? Когда выставленный против них второй состав из кожи вон лез, а их первая пятерка играла с прохладцей и почти шутя, не прилагая усилий? И как парни из второй пятерки наивно пыжились, думая, что могут составить им конкуренцию, тогда как они просто валяли дурака, отдыхая от настоящих схваток? Не говоря уже о том, что Майрон тогда был юниором. Он играл максимум двадцать пять матчей за сезон, а эти профи – не менее сотни, и с куда более опытным противником.
И он надеялся стать одним из них? Кого он хотел обмануть?
– Просто решил попробовать, – пробормотал Майрон.
– Не смог устоять, да?
Болитар ничего не ответил.
– Да, чуть не забыл, – добавил Терри. – Я слышал, ты в дружбе с какой-то шишкой из "Лок-Хорн секьюритиз"?
– Верно.
– Это не тот кусок белой говядины, с которым ты говорил после игры?
Майрон кивнул:
– Его зовут Уиндзор.
– Ты в курсе, что Проба работает на Уолл-стрит?
– Да.
– Так вот, Проба хочет сменить работу. Твой друг не поможет ей?
Майрон пожал плечами:
– Я у него спрошу. – Уиндзор наверняка оценит ее взгляды на роль секса в древних цивилизациях. – А где она работает?
– В маленькой компании. Называется "Братья Киммел". Но ей нужно продвижение, понимаешь? Боссы не собираются сделать ее партнером, хотя она рвет для них задницу.
Терри говорил что-то еще, но Майрон не слушал. "Братья Киммел". Он сразу вспомнил эту фирму. Когда он нажал кнопку повторного набора на телефоне Грега, женский голос ответил: "Братья Киммел". А Проба сообщила Майрону, что не общалась с Грегом уже пару месяцев.
Совпадение? Вряд ли.
Глава 16
Проба уже ушла.
– Она приходила ради тебя, – объяснил Терри. – А когда дело сорвалось, сразу удалилась. Завтра утром ей на работу.
Майрон взглянул на часы. Половина двенадцатого. Какой длинный день. Пора и отдохнуть. Он пожелал Терри спокойной ночи и направился к своему "форду-таурусу". У машины, прислонившись к капоту и скрестив руки на груди, стояла Одри. Легкость и непосредственность.
– Ты едешь к Джессике? – спросила она.
– Да.
– Подбросишь?
– Садись.
По губам Одри скользнула та же улыбка, которую Майрон заметил на тренировке. Тогда он подумал, будто она поражена его игрой, теперь ему стало ясно, что ее лицо выражало не столько удивление, сколько насмешку. Он молча открыл дверцу. Одри сняла куртку и положила ее на заднее сиденье. Майрон сделал то же самое. На Одри остался темно-зеленый джемпер с воротником под горло. Она отвернула "хомут" воротника, спустив его пониже, потом сняла жемчуг и засунула в карман джинсов. Майрон завел автомобиль.
– Кажется, я начинаю понимать, что к чему! – бросила Одри.
Майрону не понравились сухие нотки в ее голосе. Они звучали очень властно. Он не сомневался, что на самом деле Одри не нуждалась в том, чтобы он подбросил ее до дома. Она хотела побеседовать с ним с глазу на глаз. Это было скверно. Он добродушно улыбнулся и спросил:
– Ты имеешь в виду мою задницу?
– Что?
– Джессика сказала, вы обсуждали мою задницу.
Одри рассмеялась.
– Ничего не поделаешь, – согласилась журналистка, – она выглядела великолепно.
Майрон удовлетворенно кивнул.
– Напишешь об этом статью?
– О твоей заднице?
– Да.
– Конечно. Мы поместим ее на полный разворот.
Майрон хмыкнул.
– Кстати, ты меняешь тему беседы, – промолвила журналистка.
– А была тема?
– Я сказала, что начала кое-что понимать.
– Это и есть тема?
Майрон взглянул на нее. Одри сидела, повернувшись к нему боком и поджав под себя ногу. У нее было широкоскулое лицо и редкие веснушки, которые в детстве, наверное, щедро покрывали кожу. Приятель, помнишь ту рыжую девчонку из шестого класса? Теперь она выросла. Красоткой, конечно, не стала – в классическом смысле. Но что-то симпатичное в ней было – какой-то грубоватый шарм, вызывавший желание крепко обнять ее за плечи и с головой зарыться в осеннюю листву.