- Давай. - Колина рука потянулась к лежавшей на одеяле колоде. - Двадцать конов, потом подбиваем лавэ и расчет. Нормально?
Сперва удача сопутствовала Кашкету. Из двадцати конов он выиграл четырнадцать, из которых три - вчистую, бурой, то есть имея на руках сразу три козыря. К концу вечера денежные запасы удачливого игрока пополнились приличной суммой долларов, которые Равиль сразу же отдал сопернику.
На следующий вечер картежники вновь сели за буру. И вновь Кашкетину повезло: из двадцати конов он выиграл тринадцать. Удивительно, но татарин оказался игроком не менее азартным, чем Коля…
- У меня только тридцать баксов осталось. - Равиль тяжело вздохнул, извлек из-под стельки ботинка две замусоленные купюры по пять долларов и две по десять. - Или проигрываю, торможу, и все на этом, или… Давай еще три кона.
Наверное, в тот момент Кашкету следовало остановиться - ведь по всем правилам тюремной игры картежник, независимо от выигрыша или проигрыша соперника, имеет право в любой момент сказать "нет", и никто не может его за это осудить.
Наверное, следовало подальше запрятать выигранные баксы, радуясь удаче.
Наверное, следовало вообще больше не прикасаться к "стирам" на этой проклятой Краснопресненской пересылке.
Но азарт игры пьянил Колю, как вино, и шелест колоды звучал самой сладкой музыкой. Он верил в свой фарт, в свою удачу и, видимо, потому решил посадить Равиля на рогатину, то есть выиграть у него последнее.
- Теперь я банкую, - небрежно сообщил он, перетасовывая колоду.
За остаток вечера Кашкет умудрился спустить и выигранные баксы, и даже свои кровные пятьсот рублей; соперник, заметно повеселев, честно посчитал их по шесть рублей двадцать копеек, оставив проигравшему бумажную мелочь.
- Все? - Равиль вопросительно взглянул на Кашкета.
- У меня больше ничего нет, - пытаясь сохранить невозмутимое выражение, произнес тот.
- Дорога на волю есть?
- Ну, есть… А что?
- Я тут еще долго париться буду, - прищурился татарин, - дело мое на доследование отправили. Ты кассационку писал?
- Адвокат писал. А что?
- Давно?
- Позавчера.
- Значит, минимум четыре дня в запасе имеешь. Хочешь, могу в долг сыграть. На четыре дня.
Оставаться в безденежье перед лицом неизвестности - для Кашкета это был полный крах. Он все еще верил в свой фарт, он все еще наделся отыграться, он уже не чувствовал, как срывается с тормозов… К тому же Коля сильно рассчитывал на свою старую любовницу Зинку - в случае чего можно было бы попросить ее передать хоть какие-то деньги через адвоката.
И потому, помедлив, кивнул утвердительно:
- Давай… В долг как даешь - со счетчиком, без счетчика? - Кашкет имел в виду проценты.
Татарин нахмурился.
- Да ладно тебе… Я ведь не барыга, чтобы людям счетчик включать. Если есть желание играть, давай на тех же условиях - десять баксов кон. А через четыре дня, то есть двадцать второго, или долларами отдашь, или рублями по курсу, какой будет на тот день в обменке… - Отдернув простыню-занавеску, татарин подозвал нескольких арестантов, коротко изложив суть вопроса: - Пацаны, все слышали про наш уговор?
- Ага…
- Короче, еще раз: или баксами, или рублями по курсу на день отдачи. Мне все равно. Тут сто баксов, - Равиль небрежно пододвинул стопку мятых долларовых купюр. - Это тебе в долг. Послюнявь-ка пальцы…
- Все верно, - кивнул Кашкет, пересчитав отдельно рубли и отдельно доллары.
- Тогда давай…
Сто долларов Коля просадил меньше чем за час, и только проиграв, понял, в сколь неприятную историю он влетел. Он стал должником, попав в полную зависимость от Равиля. Надо было как можно скорей связаться с Зинкой и уломать ее в четырехдневный срок передать на пересылку сто баксов или шестьсот двадцать рублей.