При этих словах Филатова. Галя ожидала увидеть за очередной дверью нечто вроде оркестровой ямы. Но нет – просто прокуренное помещение, в котором прохаживались, переговариваясь, человек десять – мужчины и одна женщина лет сорока. От неожиданно-сильного запаха табачного дыма Галя отшатнулась:
– Ой! Нельзя ли проветрить?
Присутствующие всполошились – бросились открывать окно и тушить сигареты. Филатов заволновался:
– Тысяча извинений, Галина Александровна, мой недосмотр! Сейчас-сейчас всё будет в порядке!
Девушка боязливо вступила в помещение и сразу прошла к окну. Сквозняка она боялась куда меньше, чем сигаретного дыма, на который у неё с детства была аллергия. Помимо прочего, дым мог негативно сказаться на голосовых связках.
– Давайте сразу начнём, – пробормотала она, стараясь поменьше вдыхать малоприятный аромат.
– Да-да, конечно! У нас программа на полтора часа, в двух частях с перерывом!
Галя чуть не ахнула: направляясь сюда, она думала, что речь пойдёт об одной-двух песнях, как обычно. Это что же выходит – целый концерт в двух отделениях?
– Извините… а сколько я получу?
– Сорок пять рублей, – смущённо ответил Филатов. Галя мысленно пожала плечами: такие деньги, а то и больше, составлял обычно гонорар за выступление в любом ресторане. Вместе с тем, ясно, что здешнее заведение небогато, и требовать от него слишком много не следует, ведь не народная артистка СССР поёт. Да и интересно выступить в сопровождении профессионального оркестра. Заодно показать всем здешним знакомым, на что способна Галка из десятого "А".
– Хорошо, давайте обсудим программу, – деловито заговорила она. – У вас какие ноты моих песен имеются? – она обвела присутствующих вопросительным взглядом. Самый высокий из мужчин, одетый в чёрные брюки и свитер, подал ей несколько партитур. Галя смутилась: нотной грамотой она, разумеется, владела, но до сих пор партитуры своих песен в руках почти никогда не держала – ансамбль "До-ре-ми" всё репетировал и исполнял на слух – благо на него не приходилось жаловаться, – пользуясь магнитофонными записями. В концертном зале дело было поставлено профессионально, словно речь шла о предстоящем исполнении симфонии Моцарта. С одной стороны – приятно, но с другой – смущало и волновало.
– Да, хорошо, – растерянно произнесла девушка, стараясь запомнить сегодняшний репертуар и машинально отмечая, что в комнату входят новые люди. – Давайте так: вот эта песня у нас пойдёт первая, эта – вторая…
Дирижёр послушно кивал, делая пометки. Гале пришло в голову, что доходы концертного зала невелики, и Филатов непрочь поправить дело с помощью предстоящего мероприятия, которое очень трудно отнести к сфере музыкальной классики. Но если так, то главной исполнительнице мог бы заплатить и больше… Впрочем – он ли решает подобные вопросы?
Обстановка была непривычная, не так готовилась обычно Галя к концертам и не такой объём репертуара выдавала за один раз. Однако вчерашняя договорённость с Филатовым обязывала, афиши уже готовы – возможно, даже расклеены по городу – а потому отступать некуда. И потом – если отставить меркантильные вопросы, вроде гонорара, то в остальном такой концерт – просто находка для малоизвестного эстрадного исполнителя.
Когда девушка покинула концертный зал, в голове шумело, а ноги подкашивались. Неожиданно рядом остановилась знакомая "Чайка":
– Галочка, вас подвезти? – галантно поинтересовался знакомый товарищ в очках, приглашающее открывая правую заднюю дверцу. Певица не сразу сообразила, что делает – села рядом и только потом спохватилась:
– Ой, нам же, наверное, не по пути!
– Почему – не по пути? – широко улыбнулся очкастый. – Вы ведь домой едете, верно? Мне нетрудно вас подкинуть. Даже приятно.
– Спасибо, – невольно улыбнулась девушка. Она уже порядком устала от обсуждения предстоящего концерта, а ведь самое трудное впереди.
– Что, если мы подъедем в ресторан?
– Нет, спасибо! – насторожилась Галя. – Я сейчас домой. Мне нужно готовиться к концерту, к тому же утром я рано встала, хотелось бы прилечь.
– Вы правы, к концерту подготовиться нужно, – кивнул хозяин "Чайки". – Что же, успешного вам выступления.
Последние его слова были произнесены каким-то недовольным тоном, но девушке было не до того, чтобы разбираться в нюансах. Поскорее добраться до дома, в постель – и спать. А затем готовиться к вечернему мероприятию.
Машина остановилась, Галя вышла, переступила через порог – и через десять минут уже забылась сном. Мать тихо подошла к ней, склонилась над спящей дочерью, улыбнулась и покачала головой.
Когда Галя проснулась, часы показывали без десяти два. Время ещё есть, но начинать готовиться нужно прямо сейчас. Как? Наверное, прежде всего подобрать подходящее платье. То, в котором Галя обычно выступала, осталось в Москве, да и вряд ли подошло бы для концертного зала, где со стен сурово смотрят Чайковский, Мусоргский и Римский-Корсаков. Нужно что-то закрытое, тёмное, с длинным подолом… Однако ничего подобного не было. Галя сумрачно рассматривала содержимое своего платяного шкафа, когда вошла мать:
– Доча, тебе нужно платье?
Сознаваться не хотелось, но деться некуда, и девушка грустно кивнула.
– Пойдём ко мне, попробуем подыскать.
Галя не поверила своим ушам: всего лишь позавчера мать так грозно осуждала выбор ею профессии, чуть не оскорбляла, а вчера не без труда согласилась прийти на концерт – и вдруг помогает готовиться? Девушка пролепетала смущённо:
– Да, мама, спасибо тебе…
Они прошли в соседнюю комнату, где Серёженька играл с пожарной машиной. Аккуратно прошли мимо мальчика, чтобы поменьше мешать – к платяному шкафу. Мать распахнула, демонстрируя одеяния… Галя ахнула:
– Мамочка, почему ты всё это не носила?
В той части шкафа, которая предназначалась для платьев, красовались пять великолепных костюмов ручной работы – несомненно, мать сама их сшила. Красное платье, чёрное, синяя юбка с жакетом – всё старомодное, но вполне пригодное для того, чтобы нарядиться для выступления на сцене строгого концертного зала, под недреманным оком композиторов-классиков.…
– Галочка, девочка моя хорошая, как-то случая подходящего не было. Но, доча моя маленькая, – мать нежно прижала к себе и поцеловала девушку, словно та опять стала ребёнком, – я думаю, что-нибудь из этого тебе подойдёт.
– Да, мама, конечно!
Впрочем, красное платье едва ли годилось для концерта. Вот сидеть в нём среди публики… После недолгого колебания, девушка остановила выбор на чёрном платье – длинном, до пола: такое модно во все времена, выдержит критические взоры любых блюстителей нравственности.
– А я надену красное! – вдруг объявила мать и улыбнулась. Галя просияла и захлопала в ладоши:
– Мамочка, я так рада! Ты у меня будешь самая красивая!
Тут же началась примерка обоих платьев. Чёрное пришлось немного ушить, а вот красное – увы, оказалось туговато для Надежды Николаевны. Дочь вздохнула:
– Может, какой-нибудь жакет сверху?
Мать кивнула и после недолгих поисков выудила из закромов шкафа чёрный жакет.
– Ну, теперь, кажется, всё в порядке, – неуверенно сказала она, рассматривая себя в зеркале.
– Да! – энергично подтвердила Галя. – А Серёженька что наденет?
Мать бросила на неё задумчивый взгляд и открыла детскую секцию шкафа. После недолгих поисков и для сынишки нашёлся красный костюмчик.
– Сколько стоят билеты?
– Для тебя, мамочка, нисколько! – гордо ответил Галя. – У меня контрамарка! – Тут ей на глаза попались настольные часы, и девушка вздрогнула:
– Ой, уже пол-четвёртого! А в пять мне надо быть на месте – репетировать с оркестром!
– Не волнуйся, доча, успеем, – деловито отозвалась мать. – Сейчас покушаем!
Трапеза перед уходом на концерт представляла собой нечто среднее между обедом и ужином. Собственно ужин ещё предстоял по возвращении.
– А куда мы идём? – то ли с интересом, то ли чуть капризно спросил братишка, когда его стали одевать на улицу.
– На концерт! Послушаешь, как поёт твоя сестра! – многообещающе улыбнулась мать.
– Ой, хочу! – обрадовался мальчик. – А почему здесь нельзя, у нас дома?
Галя засмеялась от неожиданности и логичности вопроса. В самом деле – почему она ещё ни разу не пела под родной крышей?
– Братик мой хороший, для пения мне нужен аккомпаниатор…
– А кто это?
Сестра в затруднении посмотрел на мать. Та перехватила эстафету:
– Серёженька, сейчас пойдёшь с нами – и всё увидишь!
Они вышли на улицу и вскоре прибыли к служебному входу в концертный зал.
– Они со мной! – упреждая ненужные вопросы, обратилась Галя к женщине-администратору при входе. Та неуверенно кивнула.
– Где мы будем репетировать?
– Идите на сцену, вон туда! – показала администратор на узкую деревянную лесенку. – Ваши сопровождающие оттуда спустятся в зал.
– Спасибо, – вздохнула Галя. Лестница, на которую их отправила администратор, выглядела довольно старой и ветхой. Сама певица и не такое видала, но своих близких водить в такие места не приходилось.
– Мама, Серёженька! Будем осторожны!
Они медленно, боязливо прислушиваясь к каждому скрипу ступенек, поднялись наверх – впереди Галя, позади мать, а между ними мальчик, подстраховываемый обеими. Они оказались в пыльной комнате. Галя поискала глазами и обнаружила нечто вроде указателя – криво нарисованную мелом стрелку и надпись "сцена". Стрелка указывала в правый угол. Пройдя туда, Галя обнаружила узкий полутёмный коридор.
– Мама, сюда!
– Ой, как интересно! – обрадовался братик. – Это лабиринт, да?
– Надеюсь, нет, – вздохнула сестра. Таинственные пыльные переходы в полутьме ей решительно не нравились, но увы – таковы реалии слишком многих заведений, в которых имеются сцена и кулисы. Серёженька позади чихнул, и Галя мысленно велела себе как можно скорее выйти отсюда.
Неожиданно коридор завернул, и в новом проходе девушка услышала голоса. По крайней мере, там люди…
Ещё поворот – и перед её взором предстал зрительский зал.
– Всё, мама, пришли! Спускайтесь и садитесь!
– Где спускаться? – опасливо оглянувшись, спросила Надежда Николаевна. Галя прошла к переду сцены и обнаружила, что в оркестровой яме уже собрались люди. Она посмотрела на часы.
– У меня ведь ещё три минуты?
– Да, всё в порядке, – металлическим голосом отозвался режиссёр – он просматривал одну из партитур. Галя заметила ступеньки справа, взяла мать за руку и отвела её вместе с мальчиком. Помогла обоим спуститься в зал.
– Где можно садиться? – растерянно спросила Надежда Николаевна, окидывая взглядом пустой зал.
– Где угодно! – улыбнулась девушка. – Потом, когда начнут собираться люди, администратор покажет, где свободно, тогда и пересядете.
– Галина Александровна, вы готовы? – официальным тоном спросил режиссёр.
– Да! Можем начинать?
Галя прошла к середине сцены – к микрофону. Оркестр заиграл мелодию первой песни.
Что же ты ищешь, красотка?
Чем тебя манит простор?
Как твое имя, красотка?
Мне имя – Жюли Кревкёр.Путь мой в Америке долог
В поисках вечной любви.
Призрачный образ любимый
Ждет меня где-то вдали.
Девушка поймала взгляды самых дорогих людей: мальчик сидел открыв рот и выпучив глаза, на его лице проступало восхищение. Мать смотрела изумлённо, словно не верила, что это поёт её дочка.
Падает конь мой усталый.
Ветер колюч и остёр,
Но не падет на колени
Пылкое Сердце – Кревкёр!А воспоминаний рой
Не дает уснуть порой.
Терзают мысли меня.
Так хотелось отдохнуть,
Но назавтра – снова в путь,
И вновь седлать коня!
Галя мысленно отметила великолепную, техничную, изысканную игру оркестрантов. Ах, вот бы всегда выступать в таком сопровождении…
Знаю, что счастье я встречу,
Буду вперед я идти.
Ведь никогда не сдается
Пылкое Сердце – Жюли.Так все время день за днем
Я спешу своим путем:
Океаны и города.
Хоть в пути опасность ждет,
Буду я идти вперед.
То джинсы, то кружева.Сын мой однажды родится,
И отразится в нем тот,
Чей образ ночью мне снится,
Образ, что в сердце живет.Что же ты ищешь, красотка?
Чем тебя манит простор?
Как твое имя, красотка?
Мне имя – Жюли Кревкёр.
Прозвучал заключительный аккорд, словно знаменуя прощание слушателя с прекрасной песней. Галя отошла от микрофона и перевела дух. Послышались хлопки аплодисментов – это были оркестранты, но через секунду к ним присоединились также Серёжа и мама.
– Вот это голос! – восхищённо произнёс скрипач. – Вам аккомпанировать, Галина Александровна, истинное удовольствие! Поверьте знатоку!
– А что за песня? – поинтересовалась мать.
– "Жюли Кревкёр – Пылкое Сердце", из репертуара Мари Лафоре, – пояснила Галя.
– Не знаю её, – покачала головой Надежда Николаевна.
– Знаешь, мама. Однажды её по телевизору показывали, она пела "Манчестер и Ливерпуль". Тебе понравилось.
– А эту песню вы будете исполнять сегодня? – заинтересовался скрипач.
– А у вас партитура есть? В программу эту песню не включили, но если публика захочет…
– Давайте продолжать репетицию! – с нетерпением в голосе произнёс режиссёр. – У нас впереди ещё вся программа. О внеплановых песнях поговорим, если останется время.
– Да, продолжаем, – послушно ответила Галя, и зазвучала новая мелодия.
– Ну, мама, как тебе? – обратилась к Надежде Николаевне Галя, когда они уже уходили из концертного зала. Позади были сначала репетиция, а потом и сам концерт – два десятка песен в сопровождении профессионального симфонического оркестра. Грохот зрительских оваций… Единственное, чего практически не было – цветы, к которым Галя так привыкла по московским выступлениям. Причина понятна: певица неизвестная, публика пришла скорее из интереса к популярным мелодиям в исполнении профессионалов высшего класса, а потому и букетами запаслась, главным образом, для музыкантов. И хотя Гале тоже кое-что перепало, это ни в какое сравнение не шло с любым выступлением в заштатном московском клубе. Девушка старалась не сердиться, и всё же досада не оставляла.
Прежде чем они вышли на улицу, появился Филатов:
– Галина Александровна, как вы относитесь к тому, чтобы в воскресенье дать ещё концерт?
– Извините, не могу. Мне пора в Москву. – Девушка поймала печальный взгляд матери.
– Вы так понравились публике!
– Да? Если судить по цветам, которые мне поднесли – не очень.
– Это только в первый раз!
Галя начала злиться:
– Во второй всё будет замечательно? И гонорар побольше сорока пяти рубликов?
Директор растерялся:
– Галина Александровна! У меня по инструкции так полагается! Вы же не заслуженная артистка…
– Герман Сергеевич, почему бы вам не пригласить заслуженную артистку? Пусть она и споёт то же самое.
Филатов застонал:
– Галина Александровна, где вы видели заслуженную или даже народную артистку с таким диапазоном голоса, как у вас?! Я отлично понимаю ваше недовольство – и гонорар маленький, и публика цветов не поднесла толком. Но поймите: вас ещё утром никто не знал!
– Вы же знали!
– Мне знакомый рассказал, который был на вашем концерте в Москве! И запись вашего выступления показал. Что мне делать? Меня вот так за горло держат проверками! – Филатов изобразил, что его душат. – Мне ваше выступление очень понравилось! И всем в зале!
Девушка начала остывать. В самом деле, зрители хотя и опозорились, но аплодисментов не пожалели – не только для оркестра, но и для солистки. И на бис вызывали, но обиженная Галя не пошла.
– Ладно, Герман Сергеевич. Мне вот-вот надо ехать в Москву, там полно дел, но если будет возможность, я подумаю о вашем предложении.
– Да, Галина Александровна, умоляю вас! Поверьте, я сделаю всё от меня зависящее!
Девушка кивнула, взяла под локоть мать, улыбнулась братику, и все трое вышли наружу.
– Доченька, милая! – со слезами в голосе заговорила вдруг мать. – Прости меня, пожалуйста!
– Ты о чём, мама?
– О позавчерашнем… Я не знала, что это так красиво – то, что ты делаешь! Твоё пение! Я бы хоть всю жизнь тебя слушала!
Галя слабо улыбнулась:
– Мамочка, поверь, всю жизнь не получится. Да и здесь так удалось благодаря оркестру, у них очень хорошие исполнители.
– Доча, а что бы тебе вернуться к нам насовсем? Ну её, эту Москву! Видишь, как тебя принимают. Будешь концерты давать, на жизнь заработаешь. И мужа подходящего найдёшь. Вон – Женя, чем не муж? Парень хоть куда, ладный, работящий, непьющий.
Девушка ответила не сразу, и причиной этому был как раз Женя. Галя никак не могла разобраться в своих чувствах к нему. С одной стороны – да, мать правильно говорит о нём. Но с другой – разве не любовь всему глава? Есть ли она? Утром даже невестой Жени назвалась… Но вот потом, сейчас, когда готовилась к концерту и пела, забыла и про Женю, и вообще про мужчин. Всё человечество на несколько часов разделилось на оркестр сопровождения, слушателей и прочих, которые в эти минуты слишком далеко, чтобы о них думать. Но увы – среди этих прочих и Женя…
– Мама, у меня скоро начинаются съёмки фильма, я не могу их сорвать. А потом… посмотрим. Может, действительно, не получится из меня киноактриса, тогда – мало ли…
Мать настойчиво заглянула в лицо:
– Женя тебе нравится?
– Не знаю. Наверное, да, но не могу сказать, что люблю его. Хотя он хороший, приятный, заботливый…
Мать вздохнула:
– Галочка, дождись его. Он будет тебе хорошим мужем, верным. В дом будет приносить получку.
Девушка кивнула, хотя и без уверенности, что мать права – просто сил нет спорить. Усталость наваливалась, угрожая вот-вот ударить по голове мигренью.
Вскоре они уже были дома. А ещё через два часа Галя забылась в блаженном сне, стряхивая с себя волнения и тяготы минувшего дня.
На следующее утро, едва выйдя из квартиры, чтобы купить молока, Галя наткнулась на Марину Николаевну – соседку, учительницу музыки в ближайшей школе. Та вдруг всплеснула руками и ахнула:
– Здравствуй, Галочка! Как ты прекрасно спела вчера!
Девушка покраснела, но скорее от удовольствия:
– Добрый день, Марина Николаевна. Вы были на концерте?
– Да! И получила огромное наслаждение! Ты очень талантлива! Только, девочка моя, тебе надо сменить репертуар.
– Вам не понравились песни? – удивилась девушка. Претензии к репертуару со стороны зрителя были для неё внове.
Соседка пренебрежительно пожала плечами:
– Ничего так. Получше, чем то, что молодёжь бренчит на гитаре – всякие там Окуджава, Высоцкий и прочие. Но это не твоё! Тебе нужна классика!
Несмотря на комплимент, Галя почувствовала себя задетой.
– Марина Николаевна, классику и без меня многие поют. Мне, извините, неинтересно быть одной из многих. Может, и буду исполнять классику, но только в дополнение к основному репертуару. И Высоцкий с Окуджавой мне очень нравятся, только голос у меня не тот, чтобы их петь.
Учительница осуждающе покачала головой: