"Опель" все так же тащился за ней с дистанцией в две машины, прикрываясь ими, как щитком. Однако в какой-то момент его попытался обойти забрызганный грязью "жигуленок", и он, чтобы избежать столкновения, взял резко вправо. Образовалось "окно", и этого времени хватило, чтобы она смогла рассмотреть своего преследователя.
Молодое широкоскулое лицо славянской национальности. Вроде бы, ничего особенного, на чем можно было бы зацепиться глазами. Но главное, на что она не могла не обратить внимания, водитель был один, без своего напарника, с которым он пожирал пирожки, припарковавшись неподалеку от цокольного этажа дома, в котором находился офис "Глории". И уже тот факт, что водила остался один, без напарника, немного успокоил ее.
Теперь уже она могла рассуждать более спокойно и даже проанализировать создавшуюся ситуацию.
Первое, что пришло на ум, вернуться в "Глорию", но это ровным счетом ничего не давало. Ее Александр Борисович вместе с Головановым еще днем уехали на Петровку, Плетнев с Агеевым тоже были в "разгоне", а она оставалась в офисе за дежурную. К тому же этот финт показал бы, что она засекла слежку, а именно этого не надо было делать. Это был хоть и опасный, но все-таки шанс поиграть с Чистильщиком в кошки-мышки. Ирина Генриховна уже не сомневалась, что водила в "опеле" - человек Чистильщика.
"Но в таком случае?.." - пыталась рассуждать она сама с собой.
В голову ничего толкового не приходило, и она, понимая, что без помощи "своего Турецкого" не сможет расшнуровать ситуацию, достала из сумочки мобильник.
- Тут такое дело… - откашлявшись, произнесла Ирина Генриховна, услышав голос мужа.
- Что, случилось чего? - моментально отреагировал Турецкий.
- Ну-у, в общем-то, пока что ничего страшного, - Ирина Генриховна старалась оставаться предельно спокойной, однако ее голос, видимо, выдавал ее состояние.
- Ира, не тяни!
- Да я и не тяну! - в конце концов, сорвалась она. - Просто я еще и сама не уверена в том, что говорю. Короче, за мной от самой "Глории" увязался темно-синий "опель" и тащится теперь за мной по Садовому кольцу.
Она замолчала, представляя в эту секунду лицо мужа, который не понаслышке знал, ЧЕМ заканчиваются подобные слежки, молчал и Турецкий. Наконец произнес на выдохе:
- А ты… ты не ошиблась, случаем?
- Если бы… - усмехнулась Ирина Генриховна. - Я их еще у офиса засекла.
Молчание, и наконец уже с нескрываемой тревогой в голосе:
- Сколько их… в "опеле"?
- Сейчас один, скуластый такой молодой парень, но днем он был с напарником.
Турецкий, видимо, еще в чем-то сомневался, возможно, не хотел верить в худшее.
- Думаешь, что это люди Чистильщика?
- Да! - сорвалась в крик Ирина Генриховна. - Больше некому!
- Ты того, успокойся…
- Да я и без того спокойна.
- Тогда слушай сюда. То, что этот мордатый сейчас один - это хорошо, значит они просто отследить тебя хотят, и сейчас их нельзя вспугивать, можно дров наломать. Но и подставляться нельзя. Так что будь умницей и постарайся не нервничать. Подъезжай сейчас к дому Плетнева, паркуйся так, как будто ты там живешь и поднимайся в подъезд. Плетнев будет знать, что делать. Я подъеду позже.
Ирина Генриховна утвердительно кивнула, будто в этот момент ее мог видеть Турецкий, однако не удержалась и как-то очень тихо произнесла:
- А ты… ты не мог бы меня встретить?
- Господи, родная ты моя! Не бойся.
Даже не дослушав Турецкого, но уже сообразив, ЧТО может грозить его жене, Плетнев тут же выдал свое предположение:
- А может, проще будет перехватить этого орла? Пока ты будешь добираться до моего дома, возьму его за жабры и…
- Проще - не всегда хорошо, - осадил его Турецкий.
- Но ведь расколется гаденыш, - настаивал Плетнев. - До самой задницы заставлю расколоться. И тогда мы этого сучьего Чистильщика вместе с заказчиком…
- А если не расколется? И если этот жучок упрется в то, что он знать ничего не знает, а эта "психопатка" просто спутала его с кем-то? Тем более, мол, что днем он мотал на своем "опеле" по Москве, а не отсвечивал у Сандуновских бань, как утверждает эта бабенка. И что тогда?
- Но ведь мы-то с тобой знаем, ГДЕ он был днем и за кем увязался вечером! - не отступал Плетнев. - И после коротенькой обработки…
- А вот про это забудь! - уже более резким окриком осадил Антона Турецкий! - Не хватало еще, чтобы мы наших клиентов раскаленными утюгами пытали.
- Зачем же утюг? - пробурчал в трубку явно обиженный Антон. - Я и без утюга любую информацию из этих гадов выбью.
- Даже не сомневаюсь в этом, - успокоил его Александр Борисович. - Но только в другой раз. А пока что, будь добр, сделай то, что я тебя прошу.
Окна квартиры выходили во двор, и можно было без всякого риска отследить действия "хвоста" не выходя из дома, однако, наученный горьким опытом, когда далеко не все складывалось так, как можно было предполагать, Плетнев предупредил Ирину Генриховну, что будет ждать ее на скамейке у детской площадки, и за десять минут до того момента, когда она должна была въехать во двор, спустился вниз. Поздоровался с консьержкой и, предупредив ее, что к нему вскоре должна подняться "эффектная, красивая" женщина, вышел во двор.
Закатное солнце уже отсвечивало в окнах соседнего дома, на детской площадке, под строгим наблюдением своих бабушек и молодых мам, играла малышня, и такая истома разливалась вокруг, что даже представить трудно было, что какой-то гаденыш в "опеле" может покуситься в такой вечер на жизнь боготворимой тобой женщины. А Ирину он действительно боготворил, хотя и вынужден был скрывать это не только от Турецкого, но и от того же Голованова с Агеевым.
Присел на угол свободной скамейки и представил, как бы он выглядел со стороны.
Ничего подозрительного. Молодой дед или же папаша-переросток, которому жена поручила посмотреть за ребенком.
К его ногам подкатился мяч, за которым поспешал пятилетний пацан, и Антон подтолкнул его в сторону мальчишки. Видимо, вконец озверевший от своей бабушки, которая только и делала, что покрикивала на него, мальчишка мгновенно переключил свое внимание на огромного, как индийский слон, незнакомца, приглашая его поиграть в мяч, но в этот момент из-за дома вырулила ухоженная "ласточка" Ирины Генриховны, и Плетнев вынужден был только руками развести, потрепав мальчишку по вихрастой голове. Мол, не обессудь, друг, в другой раз обязательно поиграем.
Вписав машину в свободное пространство под окнами дома, Ирина Генриховна окинула взглядом освещенный закатным солнцем двор, и не очень-то поспешая, ступила ногой на землю.
Оглянулась, не появился ли в торце дома примелькавшийся темно-синий "опель", но его почему-то не было, и она, все так же не торопясь, достала с заднего сиденья свою куртку, которую в случае непогоды возила с собой, проверила "бардачок" и только после этого с силой хлопнула дверцей.
Уже с некоторой растерянностью покосилась на торец дома, не понимая, что именно заставило хозяина "опеля" задержаться, и в этот момент появился он сам, без машины. Мордатый, крепко сложенный и, видимо, весьма уверенный в себе и в своих способностях.
Остановился, прикуривая, и было видно, как он из-под руки высматривает пространство двора, забитого разномастными иномарками и отечественными "Жигулями".
В какой-то момент, видимо, заметил уже идущий к подъезду "объект", проводив Турецкую долгим взглядом, но даже шага не сделал, чтобы нагнать ее в том же подъезде или в дверях.
Судя по всему, Чистильщик и его команда еще не решили до конца, как поступить с "Глорией", и это позволяло Турецкому сделать опережающий ход.
Глава 11
Модельное агентство "Прима" арендовало второй этаж вытянутого по фасаду двухэтажного строения, первый этаж которого занимал развлекательный центр с ночным клубом и бильярдным залом на четыре стола. Представленный "госпоже Глушко", которая, судя по всему, не доверяла кому бы то ни было подбор кадров, Голованов вдруг подумал, о том, в какую копеечку может влететь аренда подобных площадей, и невольно прицокнул языком. Если развлекательный центр, не страдавший недостатком посетителей, еще мог позволить себе подобную роскошь, то заведение госпожи Глушко…
И этот факт также заставлял задуматься о том источнике денежных поступлений, которым располагала Валентина Ивановна. Впрочем, сейчас не об этом надо было думать.
Рекомендованный как "надежный профи, на которого можно положиться в самую трудную минуту", Голованов с интересом рассматривал художественно сделанные фотографии известнейших модельеров, которые украшали стены роскошного кабинета хозяйки модельного агентства, и ждал, когда она закончит чисто бабский треп по телефону. Впрочем, это могло быть ее тактическим ходом, когда она, как бы занятая разговором, присматривалась к очередной кандидатуре на реально оплачиваемую должность, делая при этом свои собственные выкладки. Однако, как бы там ни было, но надо было не ударить лицом в грязь и не переиграв при этом.
В своем рабочем полукресле сидела холеная и в то же время хваткая, со вкусом одетая блондинка неопределенного возраста и, словно кошка за мышкой, следила за каждым движением, за каждым шагом Голованова. И этот взгляд, почти впившийся в его спину, он чувствовал всей своей шкурой.
Наконец она закончила говорить по телефону, отложила мобильник на край стола и как-то пристально посмотрела на Голованова, кивнула ему на свободный стул.
- Садитесь. Как говорят на Руси, в ногах правды нет.
Судя по всему, она уже вынесла для себя лично какое-то определение, и теперь настала очередь чисто формальной части беседы.
- Вы когда-нибудь работали до этого в модельных агентствах?
Голованов отрицательно качнул головой.
- Признаться, не приходилось.
- А в заведениях, где много красивых девушек и молодых красавцев?
- Вы имеете в виду ночные клубы?
- Ну-у, допустим.
Голованов пожал плечами.
- Да как вам сказать?.. Какое-то время мне пришлось жить в Париже, естественно, надо было как-то зарабатывать на жизнь, и вот там-то…
- Даже так?! - искренне удивилась хозяйка "Примы". - В самом Париже?
- Ну, я бы не сказал, что тот клуб находился на Монмартре, но то, что это был самый настоящий Париж, а не алжирский пригород, за это могу ручаться.
- Надо же! - хмыкнула хозяйка "Примы", для которой ночной Париж с его увеселительными заведениями, видимо, так и остался недосягаемой сказкой. И это тоже не мог не отметить Голованов. В ней еще не выветрился комплекс провинциалки, сумевшей завоевать Москву. Впрочем, мелькнула мысль, он мог и ошибаться.
- И что же вас заставило покинуть Париж?. - продолжала расспрашивать Глушко.
- Чисто семейные обстоятельства, - не вдаваясь в подробности, ответил Голованов. - Уже пять лет прошло, как я вернулся в Москву, и вспоминать об этом…
- Не скажите, - позволила не согласиться с ним хозяйка кабинета. - Мне кажется, Париж - это такой город, о котором невозможно не вспоминать.
Голованов на это только пожал плечами. Мол, каждому свое. Но лично ему этот Париж, с его зачумленными парижанами и вконец обнаглевшими арабами, порядком осточертел.
Теперь уже она смотрела на него с неподдельным интересом.
- Впрочем, может, вы в чем-то и правы. Ну, да ладно об этом.
Она взяла со стола прикрытый красочным журналом исписанный лист бумаги, в котором Голованов признал свою "анкетку", которую он набросал по просьбе своего протеже, пробежалась по ней глазами. Отодвинула лист в сторону, и в ее глазах застыл прежний пристальный интерес.
- Вот тут вы пишете, что долгое время служили в армии, однако вынуждены были уйти в отставку.
- Так точно.
- А можно было бы узнать, что за войска…
- Спецназ ГРУ при Генеральном штабе Министерства обороны России.
- Но ведь ГРУ - это…
- Не путайте с КГБ СССР, - поспешил опередить ее Голованов. - Мое ГРУ - это Главное разведуправление министерства обороны, а то, о чем вы подумали, это уже КГБ. Точнее говоря, история.
- И вы?..
- Майор запаса.
С нескрываемым недоумением она смотрела на Голованова.
- И вы, что же, с таким прошлым?..
- Хотите сказать, не мог ли найти работу получше, чем охранник ночного клуба в Париже?
- Ну-у, можно сказать и так.
Голованов вздохнул, какое-то время молчал, наконец произнес негромко:
- Что касается Парижа, так это всего лишь довольно короткий эпизод в моей жизни. Ну, а что касается всего остального…
Он задумался, хрустнул пальцами правой руки.
- Не знаю, как думаете вы, но лично я считаю, что каждый должен делать то, что он умеет делать. - Он с силой произнес "умеет". - А бросаться из крайности в крайность - это удел молодых да глупых.
- И вы, значит, считаете, что ваше призвание - это?..
Глушко замолчала, подыскивая наиболее правильное слово, и вновь он вынужден был опередить ее:
- Да, это действительно так. Причем, я не только хорошо стреляю с двух рук и в совершенстве владею приемами рукопашного боя, но к тому же я обучен анализировать и принимать единственно правильные решения в экстремальных условиях, когда отсчет времени идет даже не на минуты, а на секунды. А это, согласитесь, тоже неплохой багаж, да и дано это далеко не каждому.
Хозяйка кабинета молчала, внимательно изучая лицо Голованова. Казалось, она размышляет, стоит ли с подобным типом связываться вообще, как вдруг она поднялась со своего полукресла, открыла дверь и, приказав секретарше сварить две чашечки кофе, села в кресло, что стояло у журнального столика. Кивнула Голованову, чтобы он пересел в кресло напротив. И пока он неторопливо усаживался в нем, видимо, приняла окончательное решение.
- Насколько я понимаю, вы идеальный кандидат на должность начальника службы собственной безопасности. Однако, как сами догадываетесь, сразу поставить вас на эту должность я не могу, и поэтому на первых порах предлагаю вам зарплату охранника. Кстати, деньги довольно приличные.
- Это понятно, - "вынужден" был согласиться Голованов, - и вполне приемлемо. Но что за работу я буду выполнять при этом? Стоять у двери?
- Зачем же у двери? - усмехнулась хозяйка "Примы". - У двери у меня есть и без вас кому постоять. А вы… Пока не обживетесь и не вникнете в специфику агентства, будете кочующим телохранителем.
- А это что еще такое?
- Сопровождение девушек на показы и… Впрочем, будут и другие поручения.
Уже поздним вечером, вернувшись домой, Голованов позвонил Турецкому. В деталях рассказал о первом впечатлении относительно Глушко и тут же добавил:
- Впрочем, точно могу сказать одно. Баба хоть и стерва, но умна и довольно-таки привлекательна. И если бы кто сказал мне, что она была содержательницей борделя…
- Заметь, пятизвездочного борделя, - усмехнулся Александр Борисович. - К ней нас бы с тобой просто не пустили.
- Так вот, в это я никогда бы не поверил.
- А ты и не верь, - пробурчал Турецкий, - ты мне ее нынешнюю закрутку размотай. И чем быстрее ты это сделаешь…
Он не стал говорить о том хвосте, что увязался за Ириной, и, пробурчав: "До связи", - положил трубку.
С того момента, когда Марина Фокина узнала о смерти Игоря, в ее душе словно что-то надломилось, и она стала похожа на биоробота, запрограммированного на короткое "да", "нет", да еще на те роли в спектаклях, которые шли на сцене театра. Видя ее состояние и сочувствуя ей, главный режиссер предложил ей взять отпуск, чтобы она могла хоть немного прийти в себя, но Марина отвергла это предложение.
- Нет!
- Но почему?
- Я не могу оставаться дома. Мне… мне как-то легче в театре, среди людей.
И она, осунувшаяся и почерневшая лицом, чем-то похожая на ту самую смерть, которую изображают с косой, продолжала ходить на репетиции спектакли, повергая тем самым в шок своих товарок по сцене. А вечерами, когда заканчивался спектакль, шла домой, отвергая провожатых.
Поднявшись на этаж, открывала дверь опустевшей квартиры, которая за эти дни словно пропиталась духом смерти, включала в прихожей свет и, сбросив у порога туфли, шла на кухню.
Доставала из пакета очередную чекушку водки, которую регулярно покупала по дороге домой, наполняла бочкообразную рюмку.
Закусив кусочком колбасы или сыра, выпивала водку и включала телевизор, тупо уставившись в экран.
Биохимическая экспертиза относительно смерти Игоря, на которой настаивали и она, и Александр Борисович Турецкий, отчего-то затягивалась, и для нее словно остановилось время.
Ей звонили из Саратова, но она стоически отвергала помощь, не желая видеть кого-либо из родственников в своем доме. Знала, что будут плач, длинные слезливые разговоры, охи и вздохи, а именно этого она и боялась пуще всего. Боялась, что не выдержит, заголосит по-деревенски, и тогда уже ее невозможно будет остановить.
В этот вечер все повторилось точь-в-точь, как и в предыдущие. После того как опустился занавес, их несколько раз вызывали на "бис", и когда наконец-то затихли аплодисменты, Марина смыла грим и поехала домой. Зашла в магазин, где, видимо, уже успела примелькаться - по крайней мере, продавщица гастрономического отдела одарила ее понимающей улыбкой, и затоварившись докторской колбасой, батоном белого хлеба и чекушкой водки, направилась к дому, который она уже ненавидела всей душой. Прошла безлюдную в этот час темную арку и уже вышла было во двор, высвеченный светом окон, как вдруг словно споткнулась обо что-то.
Застыв на какое-то мгновение, резко крутанулась назад, однако позади нее никого не было, и она, негромко обругав себя, заспешила к подъезду.
Шла и ругала себя матерным шепотком, в то же время всей своей шкурой ощущая непонятную пока что опасность.
Жаркой волной ударило в голову, и она слизнула языком пересохшие губы.
- Господи, вот дура-то, вот дура! - ругала она себя, пытаясь остудить непонятно с чего навалившийся страх, однако это не помогало, и она заставила себя отдышаться только когда нырнула в спасительный подъезд, неподалеку от которого бренчали на гитарах трое ребят.
Перепроверив, не прячется ли кто-нибудь в темноте подъезда, заскочила в опустившуюся кабинку лифта, осторожно осматриваясь, вышла на своем этаже и только когда захлопнула за собой входную дверь и включила свет в прихожей, почувствовала, как где-то под горлом, готовое выскочить из груди, молотит сердце.
Попыталась заставить себя успокоиться, уговаривая, что все эти страхи - конечный результат того ее состояния, в котором она находилась все эти дни, и в то же время понимала, что эта далеко не так. Но тогда, что же?
Прошла на кухню, включила свет и тут же нырнула в неосвещенную большую комнату. Почти крадучись, подошла к окну, затаившись за тяжелой портьерой.
Осторожно, чтобы не выдать себя, выглянула из-за портьеры во двор.
Никого. И только приглушенные аккорды гитары, доносившиеся из-под козырька навеса.
Однако, чувство страха не отпускало и она продолжала всматриваться в темноту утопающего в ночи двора.
В какой-то момент подумала даже, не поехала ли у нее крыша от ирреальности происходящего, как вдруг что-то заставило ее всмотреться в дальний конец двора, закрытый шеренгой припаркованных машин, и она увидела едва различимый в темноте силуэт, появившийся из-за дерева…