- Чего так? - удивился Агеев. - Прокуратура! Белая кость. У вас и работенка почище нашей была, да и возможностей побольше.
- Может, и так, - без особого энтузиазма в голосе поддержал его Ткачев, но я как залудил по-черному, так и…
И он безнадежно махнул рукой.
- Неужто только за это выгнали? У нас порой так попивали, что аж стены дрожали, да и то ничего.
- У нас тоже попивали неплохо, - вздохнул Ткачев, но…
- Что, кому-то дорожку перебежал?
- Если бы. Подставили, как щенка беспородного, а тут как раз очередная смена власти, ну и пошло-поехало. Надо же было на ком-то отыграться.
- Что, попал под каток борьбы за чистоту кадров? - со знанием уточнил Агеев.
- Считай, что так.
- Расскажешь? Или, может, секрет?
- Какой там на хрен секрет! Одевайся, по пути в магазин расскажу.
- А, может, стопорнем? - резонно заметил, Агеев. Денег-то мне не жалко, но…
- Что? Завестись боишься?
- Я-то не заведусь, а вот ты-то как?
- Будь спок! - обнадеживающе произнес Ткачев. - У меня еще, считай, двое суток впереди.
Не заезжая домой, чтобы хоть немного привести себя в порядок, Агеев сразу же поехал в район Сандуновских бань, где в цокольном этаже располагался офис "Глории", и этого невозможно было не оценить, хоть и встречен был понимающими ухмылками.
В затасканной камуфляжной форме, изрядно помятый, с подпухшим лицом и набрякшими мешками под глазами, он представлял собой классический образец мало-помалу опускающегося отставника, который и хотел бы жить "как люди", да водка не позволяла.
- Филя, да ты ли это? - всплеснула руками Ирина Генриховна. - А я-то думала, что ты дурку ломаешь, когда надумал позвонить мне.
Турецкий только хмыкнул на это понимающе, но заключительный вердикт поставил Голованов. Окинув друга оценивающие взглядом, он понимающе кивнул и, едва сдерживая смех, поднял большой палец.
- Станиславский отдыхает.
- Вас в мою шкуру, - буркнул Агеев и почти упал в кресло. - Вообще-то за подобную работу в нормальных конторах молоко дают, как за вредное производство, но я согласен и на кофе.
- А ежели чайку? С сахаром да лимончиком? - предложил Турецкий. - Оттягивает.
- Да хоть динамит с тротилом, лишь бы трубы загасить.
- Что, неужто так нажрались? - посочувствовал ему Голованов.
- Не то слово!
- Так, может, того… коньячку или водочки стопарик?
- Да пошел бы ты!.. - окрысился на Голованова Агеев. - Я теперь на эту гадость год смотреть не буду.
- И то хорошо, - засмеялась Ирина Генриховна. - Считай, на пользу все пошло.
Позволив Агееву насладиться крепко заваренным чаем с лимончиком, в который ушлый и мудрый как змей Турецкий все-таки плеснул двадцать грамм коньяка, поболтали еще о том о сем, и когда у Филиппа наконец-то появился в глазах привычный блеск, Ирина Генриховна негромко произнесла:
- А теперь колись, "муженек" ты мой ненаглядный. Да чтобы все по порядку. Судя по твоему телефонному звонку ночью, тебе есть что рассказать?
Попросив еще стакан чая и "двадцать капель поверх", Агеев вкратце пересказал момент знакомства с Ткачевым, который то начинал раскрываться понемногу, то опять замыкался в себе, словно устрица в створках. Оттого и приходилось "гробить свое здоровье", чтобы поддерживать его до ночи в "требуемом подпитии".
- Это как, в "требуемом"? - попросила уточнить Ирина Генриховна.
- Чтобы и пьян был и мог еще говорить, но при этом не засыпал, - пояснил Голованов. - И это, я вам скажу, высший пилотаж.
- И как? - с язвинкой в голосе поинтересовалась она. - Судя по телефонному звонку…
Агеев покаянно склонил голову.
- Как говорится, и на старуху бывает проруха. Каюсь, не смог рассчитать своих сил. Да и кто бы мог подумать, что он пьет как лошадь.
- Школа! - покосившись на Турецкого и подняв палец, многозначительно произнесла Ирина Генриховна. Районной прокуратуре, конечно, далековато до той же городской или Генеральной, но чего не отнять, того не отнять.
Молча проглотив пилюлю, Турецкий кивнул Агееву:
- Ладно, насчет его способностей все ясно. Оттого из резервной прокуратуры и поперли. К делу переходи.
- Сейчас и до дела дойдем, - успокоил Турецкого Агеев. - Дойдем. Только вот насчет того, за что мужика из прокуратуры поперли… Я тоже поначалу так думал, но оказалось, что все гораздо сложнее. Хотя. Может, ты в чем-то и прав.
- Не тяни!
- Вот и я говорю, - отхлебнув глоток "задиристого" чая, - произнес Агеев. - Гораздо все сложнее. Короче говоря, подставили Ткачева, и подстава была на профессиональном уровне. Он тогда вел довольно интересное уголовное дело по факту гибели помощника депутата Государственной Думы Мытникова и…
- Это тот Мытников, который то ли сам поскользнулся на улице и ударился головой об асфальт, то ли его кастетом приложили? - припомнил Турецкий.
- Так точно, он самый. И когда Ткачев копнул дело Мытникова поглубже, то выяснилось, что помощник депутата был постоянным клиентом массажного салона "Зося", где обслуживали далеко не каждого клиента, а только избранных, и явно не довольный чем-то Мытников пообещал упечь владелицу салона за решетку.
- То есть, этот конфликт мог стать довольно серьезным поводом для того, чтобы заставить Мытникова замолчать?
- Совершенно верно. Ткачев выдвинул эту версию в качестве рабочей и стал исподволь копать "Зоею", так его сразу же предупредили по телефону, что этот салон приютил в своих объятиях немало влиятельных особ государственного масштаба, и если он не хочет на свою задницу неприятностей, то лучше будет, если он все спустит на тормозах, а смерть непутевого помощника депутата так и останется несчастным случаем.
- И он?..
- Да! Обиделся, что его кто-то смеет держать за дешевого, продажного щенка, и стал работать по "Зосе", набирая довольно пикантный материал. А для этого, как сами догадываетесь, надо было не столько вызывать "массажисток" на допросы, все равно они ничего бы не сказали, сколько попытаться прощупать криминальную глубину салона.
- И он решил посетить его на правах лучшего друга, то есть раскаявшегося следователя? - высказал предположение Голованов.
- Не знаю, - признался Агеев. - По крайней мере, сам Ткачев не заострял на этом внимания, а расспрашивать его, как сам догадываешься…
Агеев отхлебнул еще один глоток исходящего коньячными парами чая, отер выступившие на лбу крупинки пота.
- Короче говоря, Ткачев утверждает, что хозяева "Зоси" заподозрили что-то неладное и решили попросту убрать слишком уж навязчивого следака. И когда он в очередной раз нарисовался в салоне, его пригласил в свою каморку человек, который отвечал за службу безопасности. Предложил выпить, и вот тут-то…
- Наш следак не смог ему отказать.
- Да он и не мог ему отказать, - заступился за Ткачева Агеев. - Не мог. Иначе бы вся его игра пошла коту под хвост.
- Ладно, не заводись. Что дальше?
- А дальше все очень просто. Проснулся в милиции, в камере, без денег и без удостоверения в кармане. Голова трещала от боли, да и во рту что в хлеву.
- Не позавидуешь мужику, - хмыкнул Голованов. - Как говорится, ситуация.
- Вот и я о том же. Короче говоря, то ли на прокурора надавил кто-то, то ли еще что, но его в тот же день вызвали на "большой ковер" и безо всякого выходного пособия…
- Дали под зад, - завершил рассказ Турецкий, которому за время его следственной практики приходилось не единожды копаться в подобных делах.
В комнате зависло молчание, которое нарушила Ирина Генриховна:
- Хорошо, пусть все будет так, как рассказал Агееву Ткачев, и его рассказ мы принимаем на веру. В таком случае, у меня вопрос. Как пропавшее удостоверение Ткачева могло попасть к человеку, который…
- То есть, к Чистильщику, - уточнил Турецкий.
- Я уже думал об этом, - отозвался Агеев, и вывод напрашивается один. Человек, подсыпавший в рюмку Ткачева какой-то дряни, и наш Чистильщик как-то завязаны между собой и копать надо именно в этом направлении.
- А если пропажа удостоверения всего лишь случайная накладка, и кто-то совершенно посторонний почистил карманы Ткачева, когда тот, в задницу пьяный, заснул на улице? - усомнился Голованов.
- Исключено, - сказал, словно отрезал, Агеев. - Ты, Сева, знаешь сколько я могу выпить и не сломаться при этом. Так вот, наш Ткачев даже меня переплюнул. И он никак не мог вырубиться по дороге домой. Это я тебе гарантирую.
- В таком случае, надо копать "Зосю", - подытожил Турецкий. - Глядишь, действительно выйдем на лже-Ткачева. Кстати, сам-то он не пробовал разобраться в этом деле?
Словно винясь за собутыльника, с которым он провел едва ли не сутки, Агеев развел руками.
- Как же, попробовал, да слишком поздно спохватился. Он тогда чуть ли не на месяц запил, а когда оклемался малость, то от "Зоси" даже следа не осталось. А в том помещении, что этот салон занимал на Ленинградском проспекте, теперь размещается ювелирный магазин.
- Хреновато. Был, кажется, кончик, да и тот ускользнул, - подытожил Голованов, но его успокоил Турецкий:
- "Зося", если таковой бордель в действительности существовал, не заштатная ночлежка для проституток, найдем. Главное, чтобы наш друг Ткачев не выдал желаемое за действительное.
Он повернулся к Агееву.
- Филя, под твою ответственность… Как думаешь, Ткачев не наврал? Не придумал этот рассказ?
Агеев отрицательно качнул головой.
- Не похоже. По крайней мере, лично я ему поверил.
- В таком случае, звоню на Петровку…
Оперативная информация по "массажному салону" "Зося", предоставленная по личному распоряжению начальника МУРа, генерала Яковлева, заставила Турецкого сделать охотничью стойку.
Не дожидаясь развала уголовного дела по факту гибели помощника депутата Госдумы Мытникова, теневые хозяева "Зоси" предпочли за лучшее свернуть свой бизнес, однако след директрисы массажного салона не затерялся. Не прошло и полгода, как на Юго-Западе Москвы было открыто модельное агентство "Прима", которое возглавляла все та же Валентина Ивановна Глушко.
Раскаявшаяся грешница? Возможно. Если бы не одно "но".
В авторской заявке Игоря Фокина, которую Ирине Генриховне показал ответственный секретарь "Шока" Новиков, упоминалась все та же Валентина Ивановна Глушко, директор модельного агентства "Прима". И если все это свести воедино, включая сначала попытку убийства журналиста, а затем и убийство, - Турецкий уже не сомневался, что смерть Фокина была насильственной, - выстраивалась цепочка, разорвать которую силами одной лишь "Глории" не представлялось возможным. С этим вынужден был согласиться и Голованов, когда Александр Борисович выложил ему весь расклад.
- И что предлагаешь? - оценив сложившуюся ситуацию, поинтересовался Голованов. - Передать это дело в прокуратуру? Но ведь ты же сам догадываешься, чем все это может закончиться.
- Зачем же сразу в прокуратуру? - вынужден был проглотить пилюлю Турецкий. - Мы ведь и МУР можем задействовать.
- Думаешь, Яковлев пойдет на это?
- По крайней мере, в помощи не откажет.
Когда Турецкий сказал, что начальник МУРа в помощи не откажет, он даже предполагать не мог, что сразу же после его звонка Яковлев затребует оперативную разработку "Зоси", из-за которой под ним в свое время едва не затрещало генеральское кресло, и, тщательно изучив довольно пухлую подшивку наружного наблюдения, спрячет серенькую папочку на тесемочках в свой сейф. Кое-кто из российской политической элиты многое дал бы, чтобы заполучить эту простенькую папочку в руки. И когда Турецкий, уже за чашкой кофе, пересказал генералу суть проблемы, с которой столкнулась "Глория", Владимир Михайлович уже догадывался, на каком поле решила поиграть бывшая владелица "Зоси".
Предложив Турецкому рюмочку коньяку, от которой Александр Борисович нашел в себе силы отказаться, прошел к столу, поднял телефонную трубку.
- Трутнев? Зайди ко мне.
Вернулся к журнальному столику, негромко пояснил:
- Майор Трутнев. Толковый опер и не менее приличный человек. По крайней мере, так бы хотелось думать. До того момента, как нам приказали забыть про этот паскудный массажный салон, занимался его разработкой, и, пожалуй, никто лучше его не сможет помочь твоему Голованову.
- А сам бы не хотел продолжить его разработку?
- Хотел бы, - не очень-то весело произнес Яковлев. - Да только, как сам знаешь, не все можется, что хочется. И до того момента, пока прокуратура не возбудит уголовное дело относительно госпожи Глушко, я могу оставаться только в позиции пассивного созерцателя, да еще, пожалуй, накопителя информации. Впрочем, мне ли тебе все это говорить? Сам не хуже меня знаешь, что нам можно, а чего нельзя.
Помолчал и зло добавил:
- До чего же паскудное слово - нель-зя-а-а…
Когда в дверном проеме застыла моложавая спортивная фигура Трутнева, хозяин кабинета представил ему своего гостя и попросил Турецкого вкратце рассказать о деле, которое вывело "Глорию" на "Зоею". Наконец, Турецкий замолчал, закончив свой рассказ, и повернулся лицом к Трутневу:
- Ну что, майор, врубаешься, надеюсь, в суть проблемы?
Утвердительный кивок головой и четкое: "Так точно, товарищ генерал!"
- Хорошо отвечаешь, толково, - хмыкнул Яковлев. - Непременно будешь полковником. Но пока что слушай дальше. Александр Борисович предлагает провести оперативную разработку "Примы" своими собственными силами. А для этого…
Заметив недоверчивую гримасу на лице майора и уже готовое сорваться с губ возражение, остановил его движением руки.
- Не спеши с выводами, майор. Я тебе еще не все сказал и поэтому вынужден буду просветить тебя, неуча. Мой старый товарищ и друг, которому ты имеешь счастье оказать услугу, не просто сотрудник лучшего на Москве агентства, он, вдобавок ко всему, в недалеком прошлом старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России, и он разрабатывал и прокручивал такие оперативные разработки, какие вам, молодняку, даже не приснятся. И поэтому ты должен будешь сделать все, чтобы помочь его человеку внедриться в ближайшее окружение госпожи Глушко. Теперь врубаешься, надеюсь?
- Так точно!
- Вот и хорошо. Тем более, что этим самым он и нам поможет. Насколько мне известно, у тебя есть какой-то выход на людей Глушко?
- Ну-у, не без этого, конечно, - покосившись на Турецкого, скромно произнес Трутнев.
- В таком случае, тебе и карты в руки. Запрягай!
Однако Трутнев не поспешал "запрягать". И в чем-то он был полностью прав.
- Товарищ генерал, но ведь это… это внедрение. И я несу ответственность за этого человека. На подобный шаг не каждый профессионал согласится, а тут…
Турецкий с тоской в глазах посмотрел на майора.
- Сынок… Ты когда-нибудь слышал про спецназ Главного разведуправления Генштаба Минобороны России? Так вот, майор запаса Голованов проворачивал такие операции, что тебе подобное никогда и не приснится.
Глава 10
Возможная слежка, о которой предупреждал жену Турецкий, не заставила себя ждать, и едва Ирина Генриховна покинула парковочное место напротив "Глории", как тут же следом за ней тронулся невзрачный, темно-синего окраса "Опель".
Еще не до конца сообразив, что именно заставило ее насторожиться, она переключила скорость и, уже влившись в монотонно гудящий поток, скосила глаза на зеркальце.
"Опель" двигался следом за ней, отделенный тремя иномарками.
Впрочем, и этот факт сам По себе еще ни о чем не говорил, однако встревоженная память уже прокручивала в обратном направлении "киноленту" прошедшего дня, пытаясь нащупать точку отсчета этой ее тревоги, как вдруг прозвучало обрывистое: "Стоп!"
Еще днем, когда она парковалась у "Глории", она словно споткнулась глазами об этот же "опель", с мордатым парнем на правом пассажирском сиденье. Он угощал водителя пирожками из огромного пакета, а в другой руке держал пластиковый "пузырь" - то ли с пивом, то ли с минеральной водой.
Картинка, привычная для оперов из службы внешнего наблюдения, и совершенно нетипичная для измотанных вечными пробками законопослушных москвичей.
В сознании заскреблись тревожные коготки, и все-таки в худшее не хотелось верить.
Переключив скорость и едва не подрезав светло-серый "мерседес", она мотнулась было в образовавшийся промежуток соседнего ряда, надеясь в душе, что "опель" как двигался в левом ряду, так и прошлепает дальше, однако ее надеждам не суждено было сбыться.
Почти незаметный в общем потоке машин, "опель" перестроился в правый ряд и, словно привязанный на фиксированный поводок, следовал за ней. И это уже не могло быть случайностью.
- Господи, этого еще не хватало!
Уже не в силах оторваться глазами от зеркальца и понимая, что все это к добру не приведет, - чем ближе к Садовому кольцу, тем все насыщенней становился поток машин и можно было совершенно запросто въехать в задний бампер впереди идущей тачки, Ирина Генриховна вдруг поняла, что ее нервы выходят из-под контроля, и если она не возьмет себя в руки…
Впрочем, об этом она не думала. Видимо, сработал защитный рефлекс, и мозги уже сами по себе просчитывали наихудшие варианты того, что могло с ней случиться по дороге к дому. А то что люди, пустившие по ее следу этот "опель", шутить не любят и времени попросту не теряют, в этом она уже могла убедиться не единожды.
Нападение с попыткой убийства на Игоря Фокина, взлом его квартиры, когда Марина была в театре, "посещение" редакции, граничащее с откровенной наглостью, и, в конце концов, убийство журналиста - в том, что Фокин умер не своей смертью, в "Глории" уже никто не сомневался, и теперь… Это уже была "тенденция".
Зачистка "поля" шла по высшему разряду, без оглядок на возможные последствия, и теперь, судя по всему, заказчикам этого дела требовалось обрубить последние концы, которые могли бы пролить свет на истинное положение вещей. И "концом" этим было агентство "Глория", точнее говоря, она - Ирина Генриховна Турецкая, засветившаяся в редакции "Шока".
Ее охватило паническое состояние, и она сглотнула подступивший к горлу комок.
Потемнело в глазах, и она судорожно вцепилась в руль, чувствуя, как дрожат руки, и понимая, что она со-вер-шен-но ни-че-го не может с собой поделать.
В какую-то секунду подумала о том, не "вписаться" ли в задок тянувшегося впереди нее "форда" - по логике вещей подобное ДТП, видимо, не просчитывалось водителем "опеля", и это помогло бы ей избавиться от преследователей, но она тут же отбросила эту мысль, как кощунственную.
"Впрочем, кощунственную ли? - подумала она, сморщившись в гримасе.
Теперь уже мозги работали в лихорадочно-рваном режиме, и она даже не заметила, как вписалась в ревуще-загазованный поток Садового кольца.
На какое-то время потеряла из вида тянувшийся за ней темно-синий "опель" и уж было вздохнула свободно, как вдруг его надвигающийся передок снова появился в зеркальце, и Ирина Генриховна почувствовала, как ее пробирает пот.
- Сволочь! Какая сволочь!
Понимая, что у нее в запасе небольшое ДТП, за которое, конечно, придется расплачиваться из личного кармана, она сжала губы и почти силой заставила себя успокоиться. Или хотя бы попытаться взять себя в руки.
Всмотрелась в зеркальце.