- Считай, что угадал, но это всего лишь цветочки. Главное, как мне кажется, на чем надо бы заострить особое внимание, это элитные проститутки из модельных агентств, поставляемые олигархам и так называемой российской элите. Тема пока что закрытая для широкой общественности.
- И наш Фокин?..
- Да. Но повторяю, это еще не факт, что его заказали именно из-за этого материала. Те же бордели на Москве-реке приносят колоссальные барыши, и я не сомневаюсь, что их владельцы пойдут в своем сговоре на что угодно, лишь бы не светиться лишний раз на газетных полосах.
- "Шок" - это, считай, желтая пресса, - пробасил Плетнев. - А кто ее читает, эту самую прессу? Так что, думаю…
- А вот ведь позволь не согласиться с тобой, - вскинулась Ирина Генриховна. - Насколько мне известно, по нескольким материалам, что опубликованы в "Шоке", были сделаны депутатские запросы, не считая других мер, и результаты не заставили себя ждать.
- Хотелось бы верить, - усомнился Плетнев. - Даже в советское время…
- Ладно, все! Потрепались, и будя, - поставил точку Турецкий. - Попытка убийства Фокина налицо, и если мы не беремся за это дело, а мы, надеюсь, беремся, то дело остается за малым…
- Найти и обезвредить, - хмыкнул Макс.
- Правильно, - поддержал его Турецкий. - Но до этого надо бы еще распределить между собой те темы, по которым работал Фокин, и уже по ним двигаться в едином направлении. Если вы не против, то я бы взял на себя модельные агентства.
Он покосился на свою жену и тут же пожалел о сказанном.
- А вы бы, Александр Борисович, не пожелали сразу же взять на себя ночное кабаре, да еще парочку специализированных массажных салонов в придачу? - поинтересовалась Ирина Генриховна. - А то ведь с вашими способностями, да единственный дом моделей… Скромничаете, Александр Борисович, скромничаете.
- Ириша!.. - попытался воззвать к ее мудрости Турецкий, однако она уже не слушала его.
- Я уже думала над этим, и этот расклад представляется мне следующим образом. Антон Плетнев - бордели на Москве-реке. Было бы не плохо, если бы Сева, как самый представительный из нас взял на себя элитных проституток из дома моделей. А вот Александр Борисович - общее руководство и координацию расследования. Ну а что касается меня, то я думаю, еще разок поработать с журналистским контингентом "Шока", впечатление такое, что там еще много чего можно накопать.
- Расклад понятен, - отозвался Плетнев, - но ведь еще остается наш сексуальный вымогатель.
- Если ты имеешь в виду следователя, которого взяли на взятке, то здесь, думаю, нам упираться не стоит. Судя по всему, этот козел работал в одиночку, и его уже разрабатывает прокуратура, - сказала Ирина.
- В таком случае, гоп, - подытожил Плетнев, но его остановил Турецкий:
- В общем-то, все разумно, но лично меня беспокоит интерес, проявленный прокуратурой к этому делу. То они категорически все отрицают, а то вдруг…
- Считаешь, что уже и на них успели надавить? - перехватил его догадку Голованов. - Чтобы изначально обрубить все концы.
- По крайней мере, не исключаю подобного варианта. Ира, ты не поинтересовалась, случаем, тем следаком, который звонил в редакцию?
- Ну а как же, Александр Борисович! - язвительно отозвалась Ирина Генриховна. - Совершенно случайно удалось узнать даже его фамилию.
- И?
- Следователь Ткачев. Думаю, что он уже беседует с ответсеком или копается в компьютере Фокина.
- В таком случае, по коням, - скомандовал Турецкий. - И еще вот что. К завтрашнему дню прошу предоставить оперативные планы по реализации тем.
Турецкий активно входил в свою роль руководителя.
Засиживаться в "Глории" не было смысла, и Александр Борисович поехал домой, с указанием жены заехать на рынок, чтобы прикупить зелени, фруктов и мяса, и пока стоял в очередной пробке, коим, казалось, уже не было ни конца, ни края, думал о возросшем интересе межрайонной прокуратуры к делу Игоря Фокина. Он слишком долго проработал следователем по особо важным делам, чтобы не знать неписанных законов российской прокуратуры, и его не мог не точить червь сомнения.
Ткачев… Следователь Ткачев. Интересно, с чьей подачи этот самый следователь Ткачев решил "пощупать" редакцию "Шока", если еще вчера его начальство даже слушать не хотело о том, что нападение на журналиста Фокина не имеет ничего общего с ограблением, и все это попахивает криминальным заказом?
Итак, Ткачев.
Еще со времени работы в Генеральной прокуратуре у Турецкого остались кое-какие завязки на уровне межрайонных прокуратур, и он, порывшись в записной книжке, нашел телефон бывшего следователя прокуратуры, который должен был знать Ткачева. По крайней мере, он мог бы дать по Ткачеву обобщающую характеристику: кто таков, его положение в прокуратуре, но самое главное, - склонен ли к тому, чтобы под нажимом повести следствие в заданном направлении.
У очередного светофора, перед которым ждали стартового рыка не менее полусотни иномарок и отечественных "Жигулей", Турецкий набрал по мобильнику нужный номер, и когда наконец-то прорезался приглушенный голос бывшего работника прокуратуры Цветкова, Александр Борисович напомнил ему о себе.
- Господи, Турецкий! - воскликнул Цветков. - Какими судьбами? Я ведь даже мечтать не мог, чтобы ты вспомнил обо мне.
- Прости, Степан, - покаянно вздохнул Турецкий. - Честно говоря, не до звонков было. Меня ведь тоже подчистую списали. Старые раны, новые власти и прочее. Так что, сам понимаешь, пока оклемался да в норму вошел…
- Наслышан, можешь не каяться, - успокоил его Цветков. - Лучше скажи: сейчас-то как?
- Живу, работаю.
- Где и кем? Надеюсь, следственную работу не бросил?
- Да как тебе сказать?.. В общем, может, слышал про агентство "Глория"? Так вот, в нем и нахожу отдушину.
- А как насчет материального подспорья?
- Ну, не могу похвастаться крутизной, однако к пенсии прибавка вполне приличная.
- Так ты-то того… про старые кадры не забывай. Сам ведь знаешь, квалификация выше нормы.
- Ты имеешь в виду постоянную работу или разовые задания?
- На что угодно согласен, лишь бы платили более-менее нормально да не видеть эти рожи в моем супермаркете, где приходится дежурить по двенадцать часов в сутки.
- ЧОП? - поинтересовался Турецкий.
- Нет, служба собственной безопасности, но хрен редьки не слаще.
- Хорошо, принимаю к сведению, но и ты мне помоги кое-чем.
- Излагай. И без того догадался, что не просто так звонишь.
- Вот за что я тебя люблю, Степан, так это за прямоту и конкретику, а теперь слушай сюда. Ты, надеюсь, со своей конторой связь поддерживаешь?
- Естественно.
- В таком случае, не можешь не знать Ткачева, и я бы хотел…
- Это что, этого раздолбона? - перебил Турецкого Цветков.
- Ну-у, вроде того. А почему, собственно, раздолбона?
- А кто же он еще? - удивился Цветков. - Раздолбон он и в Африке раздолбон. Хоть ты его в прокуратуру возьми работать, хоть на табачную фабрику самокрутки крутить.
- А ежели более конкретно?
- Алкаш беспросветный! - выдал "объективку" Степан Цветков. - Я, конечно, тоже не могу похвастаться трезвым образом жизни. Но мы-то с тобой знаем, когда пить, когда спать, а когда работать. А этот придурок…
- И что?
- Да много чего разного. Поначалу, конечно, когда в конторе узнали про его слабость, старались хоть как-то помочь, я сам закрывал его пьяным в кабинете, позволяя проспаться, чтоб начальство не видело. Ну а когда он уже вконец опускаться начал и как-то запил на три дня, потеряв при этом удостоверение, короче, все это выползло наружу, терпение иссякло, и этому придурку дали под зад.
- И где он сейчас?
- Признаться, не знаю, правда, как-то слышал, будто в каком-то ЧОПе службу несет.
- Что, больше не пьет?
- На хлеб мажет, - хмыкнул Цветков. - Трое суток пьет, а четвертые, во время дежурства, отсыпается.
Это уже была информация для размышления. Оказывается, бывший следователь Ткачев не только пил, похмелялся и отсыпался на работе, но у него еще находилось время для того, чтобы подъехать в редакцию "Шока".
Правда, неизвестно было, каким удостоверением он прикрывался во время знакомства с тем же ответсеком или главным редактором "Шока".
Турецкий посмотрел на часы. Шестнадцать сорок пять. А господин Ткачев должен был нарисоваться в редакции в пятнадцать ноль-ноль. И если он еще там…
Наскоро поблагодарив Цветкова и пообещав тому перезвонить вечером, чтобы уже более-менее конкретно поговорить о работе, Александр Борисович туг же набрал телефон жены.
- Иришка! Все объяснения на потом, а сейчас срочно позвони в "Шок", и если Ткачев все еще у них, заставь ответсека, или кого бы там ни было, задержать его в редакции хотя бы на полчаса. И тут же звони мне.
- Что?.. Что-нибудь?..
- Повторяю, все объяснения потом. Звони!
Мобильник ожил гораздо быстрее, чем он ожидал. И это не предвещало ничего хорошего.
- Ну?
- Слушай, Саша, твой Ткачев уехал сразу же, как только узнал, что Фокиным заинтересовалась наша "Глория".
- И?...
- Я разговаривала с Щегловой, и, как мне показалось, в редакции страшно раздосадованы тем, что поддались на мои чары и допустили меня к компьютеру Фокина.
- Насколько я понимаю, в первую очередь этим был недоволен сам Ткачев?
- Да. Щеглова говорит, что он чуть ли не кричал на нее, обвиняя в преступной халатности.
- И все? Больше ни в чем не обвинял?
- Не знаю.
- А насчет тебя и "Глории" этот самый Ткачев ничего не расспрашивал?
- Вроде бы нет, - отозвалась Ирина Генриховна. - По крайней мере, мне об этом ничего не говорили… Слушай, Саша, не темни. Настолько все, серьезно? И этот самый Ткачев…
- Дома расскажу. Все! Приезжай скорее.
- Как только освобожусь. А ты насчет рынка не забудь.
- Уже еду.
Тронувшись с места, Турецкий набрал по мобильнику еще один номер телефона, который он загодя внес в память. Жена Игоря Фокина отозвалась сразу же, словно ждала этого звонка.
- Марина? Турецкий беспокоит. Всего лишь на два слова. Вам, случаем, не звонил некто Ткачев. Я имею в виду следователя прокуратуры.
- Ткачев? - удивилась Марина. - Прокуратуры? Да нет, оттуда вообще никто не звонил. А что, он должен мне звонить?
- Да вроде бы как, - замялся Турецкий. - Но может и не позвонить. Однако просьба к вам будет такая. Как только он позвонит, и, возможно, потребует встречи, тут же перезвоните мне. И вот еще что. Боже упаси без моего ведома встречаться с тем же Ткачевым.
Какое-то время жена Фокина молчала, видимо, переваривая предупреждение Турецкого, наконец произнесла негромко:
- Думаете, могут надавить на меня, чтобы я не разжигала страсти?
- Возможно, что и так, - вынужден был соврать Турецкий. - Но как бы там ни было, ни-ко-му, ни-че-го без моего разрешения. Звоните мне в любое время дня и ночи.
Боялся ли он за ее безопасность? Скорее всего, нет. Жена Игоря Фокина даже при ее активности не представляла для "героев" журналиста Фокина никакой опасности. Хотя, впрочем, они могли решиться и на крайние меры, что тоже не исключалось. Гораздо большую опасность для них представляло засветившееся агентство "Глория" и конкретно Ирина Турецкая, успевшая до "следователя Ткачева" покопаться в редакционных материалах Фокина.
О возможном развитии событий даже думать не хотелось. Но если человек, заказавший Игоря Фокина, довольно публичного журналиста, что не могло остаться незамеченным, решился на столь рискованный шаг, то что говорить о сотруднице какой-то там "Глории", осмелившейся сунуть свой нос туда, куда посторонним вход запрещен, и все это вместе взятое не могло не тревожить Турецкого.
Уже поздним вечером, обсудив с женой "воскрешение" следователя межрайонной прокуратуры Ткачева и переговорив по телефону с Головановым, Александр Борисович позвонил Цветкову.
- Извини, Степан, за поздний звонок, но раньше никак не мог.
- Да брось ты извиняться, - хмыкнул Цветков. - Тем более, что я страшно рад твоему звонку. Колись, что случилось. Насколько я тебя знаю, абы просто так по ночам звонить не будешь.
- Ну-у, это, конечно, ты перегнул малость, - вроде бы как "обиделся" Турецкий. - Но ежели по существу… Короче, ты что-то говорил о дополнительном заработке и работе в агентстве.
- Ну!
- Так вот. Есть одно пикантное дельце, провернуть которое мог бы только ты. Естественно, оплачиваемое.
- Ну-у, для тебя, предположим, я и бесплатно все сделаю, - пробурчал явно задетый за живое Цветков. - Но если раскошелится твоя контора…
- Она самая, - успокоил его Турецкий. - А дальше уж по обстоятельствам.
- И что за дело? - перешел на деловой тон бывший следователь прокуратуры.
- Ткачев!
- Я так и думал.
- Почему?
- Да, видать, опять засветился где-то, но уже по-крупному. Угадал?
- Считай, что угадал. И сейчас мне нужен его словесный портрет.
- Что, настолько все серьезно?
- Серьезней не бывает.
- В таком случае, записывай…
Расписав на листе бумаги более чем подробный портрет Михаила Ткачева, тридцати семи лет от роду, разведенного, и поблагодарив Цветкова, Турецкий не мог не спросить:
- Слушай, Степан, а ты мог ради общего дела вступить с ним в контакт?
Бывший следователь только вздохнул на это.
- Мочь, конечно, можно все, но…
- Что, слишком сложные взаимоотношения? - догадался Александр Борисович.
- Сложные, это слишком мягко сказано, - пробурчал Цветков. - Этот алкаш меня несколько раз подставил по-крупному, и я этого гада…
- Ясно, - подытожил Турецкий. - Но в таком случае, от тебя потребуется дополнительная информация о нем.
- Что? Явки, дурные наклонности и прочее?
- Ну ты, прямо, как в воду смотришь, - подыграл ему Турецкий. - Но вдобавок ко всему прочему, домашний адрес, телефон и неплохо бы место работы.
- Годится, - согласился Цветков. - Но как скоро. - Еще вчера…
Глава 6
Разбудил Турецкого телефонный звонок, громкий и настойчивый, как весенний комар в лесу. Покосился на спящую жену, перевел взгляд на настенные часы, висевшие напротив широченной кровати.
Четверть восьмого. Оно бы самое время поспать еще минут пяток, однако на тумбочке в прихожей продолжал надрываться телефон, и Турецкому ничего не оставалось, как спустить ноги с кровати и взять трубку.
- Слушаю.
Хотел было добавить еще что-нибудь, нечто едкое, однако с него слетел весь сон, как только он услышал голос Марины Фокиной.
- Александр Борисович!.. - чувствовалось, что она едва сдерживает слезы. - Мне только что звонили…
- Кто? Кто звонил?
- Из больницы… В которой Игорь…
- И что? Говорите же!
Короткий всхлип, и словно выстрел, ударивший по ушам:
- Умер! Сказали, будто Игорь умер.
- Когда умер? О чем вы говорите! Его ведь уже из реанимации в общую палату перевели.
- Сегодня ночью… Под утро. Остановилось сердце.
Турецкий верил и не верил услышанному.
- Кто звонил? - осевшим голосом спросил он.
- Женщина какая-то. Наверное, врач, - видимо уже не в силах сдерживать слезы, она всхлипнула и, стараясь подавить рвущийся из горла крик, прошептала в трубку: - А я… Я не знаю, что делать. Я… Я ничего не могу понять. Ведь он же… Игорь…
- Ждите моего звонка и пока что оставайтесь дома.
Положив трубку на рычажки, он негромко выругался и тут же обернулся на дверной скрип. - На порожке стояла Ирина. В ночной рубашке, заспанная.
- Случилось что?
- Да.
- Так не тяни же!
- Только что звонили Фокиной… из больницы. Игорь умер.
- Как умер? - возмутилась Ирина Генриховна. - Этого… этого не может быть.
Турецкий полоснул по жене осатаневшим взглядом.
- Значит, может.
- Но ведь он же…
- Ира!
- Да ты на часы посмотри! - в свою очередь возмутилась Ирина Генриховна. - Там еще спят все, в больнице этой.
- Выходит, что не все спят.
- А если это просто психологический этюд, рассчитанный на измотанные нервы Фокиной? - предположила Ирина Генриховна. - Мол, если ты, голуба, не заставишь своего благоверного заткнуться…
Покосившись на жену, Турецкий зашелестел страницами телефонной книги, снял трубку.
Дождавшись не очень-то приветливого голоса дежурной медсестры, негромко, но довольно вразумительно произнес:
- Следователь Турецкий. Генеральная прокуратура. Меня интересует состояние поступившего к вам журналиста Фокина.
Словосочетание "следователь Генеральной прокуратуры" действовало безотказно, и он тяжело вздохнул, опуская на рычажки телефонную трубку.
- Умер.
- И… и что теперь?
- Ты - в "Глорию", а я - в больницу.
Дежурную медсестру звали Фаиной, и Турецкий еще раз усомнился в правоте утверждения великого Дарвина, будто люди произошли от обезьяны. Нет, нет! Часть из них несомненно произошла от коров, мирно пасущихся на зеленом лужке и лениво пережевывающих травяную отрыжку. Необыкновенно толстая в свои двадцать пять лет, с неопрятными лоснящимися волосами, Фаина была похожа на растекающуюся по стеклу огромную водянистую амебу, которой, казалось, даже лишнее движение сделать невмоготу, да и говорила она, вернее, отвечала на вопросы точно так же, как передвигалась по больничному коридору, - не поспешая.
Поняв после часового общения в комнате старшей медсестры, что вряд ли добьется от этой "ошибки Дарвина" большего, Александр Борисович решил для верности задать ей те же вопросы, без ответа на которые он не мог покинуть эти стены.
- Итак, давайте еще раз…
Чтобы Фаина не замолчала окончательно, Турецкий пытался оставаться максимально любезным и доброжелательным.
- Вспомните, пожалуйста, как можно точнее, время, когда здесь появился следователь.
- Я ведь говорила уже, - с тоскливым равнодушием протянула медсестра. - После обеда вскоре. У больных даже миски собрать не успели.
- Значит, после двух?
- Зачем же, двух? У нас больных в час дня кормят.
- Значит, вскоре после часа?
- Ну! Я же так и говорю. Больного перевели к нам до обеда, сразу же после обхода, а этот следователь был после.
Несмотря на все свое раздражение, Турецкий не смог сдержать усмешку. Похоже, у Фаины вся жизнь делилась на "до обеда" и "после обеда".
Впрочем, невольно подумал он, не одна она такая. В той же прокуратуре есть похлеще экземпляры.
- Хорошо, - подытожил он, - теперь попробуем двинуться дальше. Он сразу прошел в палату, где лежал Фокин?
- Нет, не сразу. Сначала подошел ко мне, спросил, в какой палате этот мужчина лежит. Ну, я посмотрела в журнале, и он потребовал, чтобы я…
- Стоп, стоп! Этот мужчина, про которого спросил следователь, - это, насколько я понимаю, Фокин?
- Ну! - кивком подтвердила Фаина, посмотрев на Турецкого с некоторым удивлением: из прокуратуры, а такой бестолковый.
- Хорошо. Вот теперь продолжайте. Что было потом?
- Я и говорю: сказал, чтобы я отвела его в палату и показала ему этого мужчину.
- Фокина? - уточнил Турецкий.