2
Вячеслав Иванович решил внести свою лепту.
Незадолго до окончания рабочего дня Он позвонил в приемную холдинга "Сибургнефть" и, представившись начальником Управления по раскрытию особо опасных преступлений МВД, попросил соединить его с начальником Управления безопасности господином Кулагиным.
- Главного управления, - корректно поправил его строгий женский голос.
- Простите, не понял?
- Федор Федорович Кулагин, - сухо объяснил тот же голос, - исполняет должность начальника Главного управления.
- Ах, вот в чем дело, извините, - поспешил оправдаться Грязнов, хмыкая про себя. Вспомнилось одно наблюдение еще советских времен, касающееся дипломатических приемов: чем меньше и незначительнее государство, тем шикарней и торжественней наряд его посла. - Ну, конечно, Главное управление, как же это я мог оговориться! Так соедините?
- Не раньше чем вы объясните причину, по которой звоните.
- А, простите, с кем имею честь? Я в том смысле, имеете ли вы допуск к информации определенного рода?
- Я - первый помощник секретаря президента и…
- Благодарю, мне этого вполне достаточно. Отчего же, разумеется, первой помощнице секретарши не быть в курсе, что двое сотрудников охраны вашего предприятия обвиняются в нападении на должностное лицо Министерства внутренних дел Российской Федерации. Или вам еще не успели доложить младшие по званию? Вторые помощники, третьи, а? Чего молчите? Так что мы будем делать? Дискутировать дальше или вы меня наконец соедините с Кулагиным?
В ответ послышалась музыка, и бодрый голос доложил:
- Кулагин слушает, это кто?
- Грязнов это, Федор Федорович. Вячеслав Иванович, если успел позабыть. В бытность мою в МУРе, бывало, пересекались.
- Ах, ну да, привет! Какие проблемы? Чем помочь? Оказать любую поддержку, если есть нужда, всегда рад! Особенно старым знакомым.
"Врет, - беззлобно подумал Грязнов, - мы с ним никогда близко знакомы не были, да и не могли быть. Фамилию слышал, виделись, а так? Вряд ли…"
- Это не у меня проблемы. Вот и та дура, извини за выражение, что пыталась выяснить, зачем я тебе звоню, Федор Федорович, настойчиво интересовалась моими проблемами. Будто я с ней собираюсь их обсуждать. Ну и я, чтоб отвязаться, сказал ей: это, мол, у вас проблемы. Это ваши охранники нападают на сотрудников Министерства внутренних дел и осуществляют несанкционированную слежку за Генеральной прокуратурой.
- Ну зачем ты так, ей-богу, Вячеслав Иванович? - огорчился Кулагин. - Ну какое она-то имеет отношение?
- А я это сделал исключительно с той целью, чтобы ты, перед тем как срочно выехать ко мне сюда, на Житную, пропуск тебе уже заказан, зашел к ней и громко, как это ты умел когда-то делать, очертил ей круг ее прямых обязанностей. А то у вас, гляжу, куда ни плюнь - главное управление, а люди черт знает чем занимаются. Ты меня понял, Федор Федорович? Так вот заезжай, мне долго ждать нет никакого смысла, сам понимаешь…
Кулагин примчался, только что не запыхавшись. Он держал в руках черный кейс, будто привез важные документы для обсуждения.
Грязнов поднялся навстречу, пожал ему руку, пригласил садиться. Потом занял свое место за столом, выдвинул ящик и небрежно кинул перед Кулагиным на стол два удостоверения и аккуратно выложил пистолет Макарова. И все это проделал молча. Только после этого поставил локти на стол, сложил пальцы в замок и уперся в них подбородком.
А Кулагин также молча раскрыл поочередно удостоверения, захлопнул, потом взял пистолет, осмотрел его, хмыкнул и вопросительно поглядел на Грязнова.
- Обычные дела, - ответил Вячеслав Иванович, - проверили, как положено. Отпечатки пальцев наверняка родные: Идентифицировать не стали. Отстреляли, посмотрели по пулегильзотеке - ствол чистый. Да ты и сам не разрешил бы им держать "замазанные" стволы. Тут вопросов нет. Кроме одного. Чего им надо? Или, может, все-таки не им, а тебе? Или твоему начальству? Так за это мы можем запросто, вот прямо не сходя с места, вдвоем с тобой подходящую статью отыскать. Или не будем?
- Давай лучше не будем, Вячеслав Иванович. Ты, вообще, по этой части как, не брезгаешь? - Кулагин щелкнул себя по кадыку.
- А почему я должен брезговать? - удивился Грязнов. - Рабочий день кончился. Ты на это, что ль, намекаешь?
- Ну, если не против?.. - Кулагин открыл кейс, сгреб в него пистолет с обоими удостоверениями, а оттуда достал красочную квадратную упаковку с бутылкой французского "Наполеона". - Не будешь возражать, если мы по маленькой за окончание дела, а?
- Ты погоди с окончанием. Ты мне на вопрос не ответил. Ну, хорошо, понимаешь, что мой парень горячие точки прошел, а если б он послабее оказался? Они его что, уделали бы? А чего они "хвостом" болтаются, как, извини, говно в проруби? Ты их послал? Назови причину - разберемся, потом думать будем, окончено дело или нет. Ишь, шустрые вы какие!
- Так ведь всю жизнь учили! - захохотал Кулагин. - Ты чего, Вячеслав Иванович, сам не понимаешь? Оперативная нужда! Я ж тоже своего рода крайний. Шеф вызывает, говорит: "Чего там следователь копает под нашего парня?" - ну, из газеты. Посмотри, мол. Мне приказано, я приказываю. А дальше - это уже собственная их инициатива. За что и хорошо наказаны. И я еще добавлю. Вот и все! Ты ж сам всю жизнь - оперативник, не мне объяснять тебе наши азы… Не нравится тебе или там кому-то еще "хвост" - сниму, а перед руководством уж как-нибудь потом оправдаюсь. А может, и ты мне подскажешь решение. Чего надо-то от того сморчка из "Секретной почты"? Просто по-товарищески спрашиваю, если уголовщина какая - ну и хрен с ним, а если политика, мать ее, то тем более. Мне бы только узнать-.
- А ты бы сразу спросил, я от тебя, Федор Федорович, и скрывать ничего не стал бы, - изобразил полнейшее дружелюбие Грязнов. - Какой-то анонимщик обгадил крупного судебного деятеля, из Высшего арбитража…
- А тебе-то что за дело? - насмешливо перебил Кулагин.
- Так тот с жалобой к генеральному прокурору, ну и покатилось- то, другое. Сам знаешь, как бывает, когда наверху хотят очистить чей-то мундир. А тут еще эти… твои… Да не просто - сел на "хвост" и сиди себе, пока не сгонят, а они наглые! Вот и нарвались. Боишься, что ли, шума-то?
- Да не боюсь, не нужен он, - поморщился Кулагин. - Это ж не им оплеуха, а мне как их начальнику.
- По этому поводу могу только одно сказать, Федор Федорович, не держи дураков. Помнится, в добрые старые времена, это было законом.
- Ну, давай хоть за старину дернем? - оживился Кулагин. - За те времена, когда мы были молодыми! За нашу молодость, а?
- А за что другое я б с тобой вообще пить не стал, - заметил Грязнов.
- Вот за что тебя всегда уважал, Вячеслав Иванович! - воскликнул Кулагин. - За правду! Много мы, поди, друг другу крови-то в свое время попортили, а ради чего? И вспоминать теперь смешно!
Грязнов отчетливо видел, что Кулагин просто очень рад тому обстоятельству, что неприятная история так легко, по его мнению, заканчивалась. Интересно, а на что он рассчитывал? Что факт стычки представителей двух охранных частных структур вызовет громкий государственный резонанс? Как бы не так! Или что та же Генеральная прокуратура каким-то образом отреагирует на факт слежки за своим сотрудником, занимающимся расследованием клеветнического выступления газеты? Тоже весьма сомнительно.
В другом обозначился интерес Кулагина. В дальнейшем разговоре проскользнула у него этакая робкая, что ли, мыслишка: а нельзя ли, мол, закрыть это дело вообще, к едреной фене? Ну, пройдет время, ну, дадут в газете опровержение, что факты не подтвердились и на сотрудника, допустившего публикацию, наложено взыскание. И все кругом успокоятся.
- Можно-то оно, наверное, можно, да вот с опровержением как-то в газете не спешат.
- А если их поторопить?
- Ну… если так? - тянул с окончательным своим решением Вячеслав Иванович, будто исключительно от него в данный момент и зависело решение вопроса.
Ему показалось, что интересы холдинга, о чем он уже знал от Турецкого, каким-то образом вошли в противоречие с интересами самого Кулагина, призванного защищать этот холдинг. Бывают такие ситуации? А почему нет? У Федора ведь "закваска" старая, и вполне может быть, что именно его личные интересы лежат несколько в иной плоскости, нежели те, которые демонстрировал тот же холдинг, желая просто отомстить Степанцову за свой проигрыш в имущественном споре с другим таким же нефтегазовым монстром. А Кулагин с его-то прошлым может служить не одному хозяину. Вот и появляются невидимые миру противоречия…
- А давай мы оба, каждый со своей стороны… попробуем? - горячо предложил Кулагин.
- Разве что если попробовать? - с уже более определенной интонацией как бы подвел итог Грязнов.
И они выпили еще по рюмочке, словно обязывающей их теперь активно помогать друг другу "закрыть к едреной фене" это нехорошее дело.
Теперь уже, слушая рассказ Грязнова по. телефону, хохотал Турецкий.
- Славка, - отсмеявшись, сказал он, - ну то, что ты решил историю с мордобоем мирным путем, честь тебе и хвала. Но каким образом я-то могу прекратить расследование?
- А кто тебя заставляет это делать? - удивился Грязнов. - Моя болтовня с Федором? Так это я с ним разговаривал, а не ты. Зато мешать они больше не будут. Либо станут делать это гораздо тоньше. Но ты уже предупрежден. А кто предупрежден, тот вооружен. Какие у тебя-то проблемы? Ты хочешь дальше раскручивать эту компанию "голубых"? Валяй, никто тебе не мешает. Я усек в разговоре с Федором совсем другую мысль. Вот послушай. Ему с высокого потолка плевать на твоего редактора. У Федора, я почувствовал, просматривается свой, более глубокий интерес. Формально он просит отвязаться от их газеты, а лично заинтересован лишь в том, чтобы прекратились разговоры о герое публикации - то есть о Степанцове. И тут у него имеется как бы собственный внутренний конфликт - с одной стороны, с другой стороны… понимаешь? Будто он чего-то мог наобещать уже этому Степанцеву, а теперь не знает, как выпутаться из ситуации, поскольку и его собственное начальство заинтересовано в устранении этого судебного чиновника. Может, у них есть другая кандидатура на пост председателя. Они помогут утвердиться своему человеку, а тот отдаст им то, что они еще не успели награбить у государства. Как говорил наш с тобой учитель, которого теперь все, кому ни лень, пинают ногами? Ищите, кому выгодно!
- Положим, не он придумал, а еще в Древнем Риме. "Кви продэст?" - так они говорили, Славка, ты все забыл. Слушай, а не переусложняешь ли ты? - усомнился Турецкий.
- Я говорю только о своих впечатлениях, а уж об интуиции - тут я тебе не товарищ. Мне голые факты нужны.
- Очень голые?
- Саня, не морочь мне голову, это вопросы моей собственной компетенции.
- А я - что? А я ничего, валяй.
- А ты куда вчера, между прочим, смылся? И даже футбол красивый не досмотрел!
- А вот уж это, Вячеслав Иванович, вопрос моей компетенции. Ты просто все уже забыл. Привет!
- Что, так-таки и не поделишься впечатлениями?
- Так и не поделюсь!
3
Александр Борисович ни за что не сознался бы своему другу Славке в том, что он весь оставшийся день думал только об одном: как проникнуть незаметно в квартиру Липского и пошарить в ней в поисках пишущей машинки. Это был бы последний штрих, после которого дело можно было бы считать полностью расследованным. И даже присутствие самого Липского не понадобилось бы. Сейчас. Потом- это уже другое дело, пусть кто хочет, тот и разбирается, что подвигло Льва Зиновьевича написать клеветническую статью про Степанцова. И особенно, кому это было нужно, кому выгодно? Ибо без выгоды в наш век уже, наверное, ничего не делается.
С этой целью он сделал несколько телефонных звонков, провел три мимолетные, или почти мимолетные, встречи, во время которых постарался использовать всю силу, Своего убеждения. И преуспел.
Первое, что он сделал (вернее, в последовательности действий эта встреча была второй по счету), - это условился с Оксаной о короткой встрече во время обеденного перерыва наедине. Нет, не в чьей-то пустой квартире, а в кафе, причем в стороне от редакции, где их не могли бы засечь сотрудники "Секретной почты".
Оксана, сегодня менее сногсшибательная, чем вчера, впорхнула к нему в машину, Турецкий нажал на газ, и через пять минут они входили в небольшое кафе на Рождественском бульваре, где царила приятная полутьма после ослепительного солнца на улице.
Перед Александром стояла нелегкая задача - сделать девушку не любовницей, а доверенной соучастницей мелкого преступления. По ее же представлениям, видимо, одно ничуть не мешало другому. Во всяком случае, после того, что ей рассказал Турецкий и объяснил, в чем он видит ее помощь, она загорелась. А может, у нее вдруг возникла мысль, что именно таким вот образом она отомстит им всем за то унижение, которое, по ее словам, испытала однажды в их обществе. Что за унижение? Ах, ну да, "скукота, короче, блин". Турецкий не мог утверждать, что слова расставлены именно в том порядке, как у Оксаны, но не суть важно. Достаточно того, что она оказалась девушкой памятливой и мстительной и будет, как в известном старом анекдоте, мстить и мстить, без отдыха и остановки.
Что от нее требовалось? Всего ничего, украсть у главного редактора ключи от квартиры Липского. Турецкий недаром внимательно слушал рассказы обеих консьержек, запоминал, кто приходит, когда, как часты эти визиты, много ли народу и так далее. Выяснил, что у каждого свои ключи, после чего дверь открывается и снимается с сигнализации. Как это делается, тоже его учить было не надо. Обычно это осуществляется с помощью телефона. Человек вскрывает дверь, запирает, звонит в отдел охраны и называет себя или пароль. Так у нормальных людей. То же самое происходит перед уходом. И вряд ли у Липского как-то иначе.
Но, чтобы не проколоться на мелочи, Турецкий заехал снова в ОВД и, вытащив наружу Ваню Мурашова, честно объяснил, зачем ему нужно проникнуть в квартиру, находящуюся на охране. И Ваня не мог, конечно, отказать в просьбе другу самого Грязнова. Он сходил в отдел вневедомственной охраны и у девушек, дежуривших на пульте, ссылаясь на собственную служебную необходимость, выяснил, какая система охраны оборудована у названного им клиента. Ну, кто из них откажет такому симпатичному Ване? Оказалось, что в доме, который его интересовал, у всех, кто ставил когда-то свои квартиры на охрану, до сих пор применяется довольно старая телефонная система с индивидуальными паролями. А у того, кем интересовался Ванечка, был смешной пароль - "Кочерыжка". Вот такое слово. Что имел в виду Лев Зиновьевич, взявший его себе, оставалось только догадываться.
Итак, дело оставалось лишь за ключами, потому что вскрывать дверь, а потом и закрывать с помощью отмычек не хотелось. Следов не надо было оставлять. Ключи же Эдя вряд ли таскал на общей связке. Они должны быть отдельно, иметь какое-то наводящее обозначение и лежать либо в рабочем столе, либо в сейфе.
Если предположение Турецкого имело под собой почву, то своим тайным пристрастиям главный редактор мог дать выход лишь у Липского, ибо, по словам Оксаны, имел семью. Точнее, жил с родителями. Что также говорило в пользу соображений Александра Борисовича.
Далее, если друзья Липского не стеснялись включать свет во всей квартире, значит, у них была между собой определенная договоренность, кто и когда может посетить жилплощадь. Вчера кто-то там был. То есть не кто-то, а главный редактор, которого узнали тетки по описанию Турецкого. Значит, сегодня он отдыхает и ключей не хватится, если они на вечерок у него исчезнут. Что и требовалось. И еще оставалось надеяться на сообразительность Оксаны.
Наконец, последний, с кем, встретился Турецкий, был один из сыщиков Дениса Грязнова - Коля Щербак. У них там между собой был установлен своеобразный профессиональный подход к делу. На Демидова с Головановым ложились силовые операции. Автомобилями чаще других занимался Филипп Агеев, а со всякой хитрой техникой предпочитал возиться Щербак. Хотя каждый из них вполне мог заменить друг друга. Но Демидыча тетки уже знали, а Щербак был для них человеком новым.
Словом, ближе к концу дня, когда Турецкий, не желая впутывать Грязнова в свою операцию, не имеющую оснований быть вписанной в реестр под названием "Чистые руки", покинул здание Генеральной прокуратуры и уселся в свой автомобиль, раздался первый звонок.
Обрадованная доверием, Оксана доложила о выполнении своей части задания. Ключи были у нее. И девушка торопилась поведать, как это все происходило.
Но Турецкий сказал, что сам заедет за ней и тогда она подробно расскажет, но ни минутой раньше.
Затем он позвонил Щербаку и сказал, что будет на условленном месте примерно в половине десятого вечера. Пусть немного стемнеет. Что придется там делать, Николай уже знал и приготовил все необходимое для приведения в действие ряда спецэффектов.
И дальнейшие события разворачивались следующим образом.
Оксана впрыгнула в машину радостно возбужденная. Сказала, что Эдя только что покинул редакцию, и куда направился - неизвестно. Но ключами, которые лежали в уголке верхнего ящика его стола, заваленные бумагами, не интересовался. А обнаружила эти ключи у него в столе Оксана, когда тот выходил в туалет. Он - туда, а туалет у них в конце длинного коридора, а она - в кабинет и - в стол. Трижды выбегал Эдя в туалет, видно, у него что-то с желудком, подолгу там находился, и Оксана обнаружила ключи только на третий раз. Хотела уже вскрывать сейф редактора - у нее в тайнике хранится запасной ключ, который Эдя ей сам в свое время вручил. Может, боялся собственный потерять, с ним такое уже случалось. Сейф дважды приходилось взламывать, специалистов вызывать и потом новые замки ставить.
А почему она считает, что это квартирные ключи и именно от квартиры Липского? А очень просто, они - один обычный английский, а другой - от секретного замка, висят на брелоке в виде американского орла на полосатом фоне и со звездочками. От чего же еще?
Выпалив всю информацию, Оксана попыталась прижаться к Турецкому, но тот мужественно отстранил ее, с чувством благодарности погладив при этом ее колени одной рукой.