Чтобы как-то протянуть оставшееся до начала операции время, Александр Борисович отвез девушку в тот же кафе-бар, где они уже были днем. И там не торопясь и с большим аппетитом они поужинали. Турецкий при этом морочил ей голову, а иначе говоря, пудрил ей мозги "страшными историями преступлений", которые ему приходилось в жизни расследовать. И за этими красочными кошмарами девушка, кажется, забыла о той награде, которую уже себе нафантазировала, начиная с обеда. Александр Борисович, в свою очередь, всем видом демонстрировал, что "ее от нее" никуда не уйдет. Это, мол, вчера условий не было, а сегодня! Впрочем, если без ханжества, то он подумывал о том, как бы сделать так, чтобы "условия" сорвались и сегодня, - девушка оказалась прилипчивой, а такие вещи всегда грозят ненужными осложнениями.
В девять они покинули кафе и отправились на Арбат.
Когда подъехали, было еще достаточно светло, все-таки май, не пройдет недели, и уже июнь - короткие светлые ночи.
Из машины, стоявшей напротив, вышел Щербак и пересел в салон к Турецкому. Александр познакомил его с девушкой. Щербак отнесся к ее несколько вызывающим прелестям равнодушно, чем, кажется, немного задел ее самолюбие. А может, и не задел, кто знает. Турецкий ее успокоил, шепнув, что Коля- парень скромный, но талантов у него просто немерено. И Оксана стала как бы присматриваться к Николаю, чем невольно вызвала даже легкую ревность у Турецкого.
Стемнело только к половине одиннадцатого. Густые тени от деревьев протянулись к нужному подъезду, и там стало совсем ничего не видно. Николай вышел, захватив свою сумку, и, посмотрев на часы, сказал, что через пятнадцать минут они должны уже стоять справа от открытой двери и, когда консьержка выскочит на улицу, незаметно проскользнуть в дверь. А чтоб Оксана не сверкала своими белыми ногами, велел ей натянуть легкие тренировочные брюки, а на голову - черную косынку-бандану, под которую убрать волосы. И не возражать, поскольку иначе сорвется важнейшая операция.
Сам Турецкий был в темном костюме, и ему никакой камуфляж не требовался.
Прохожих на улице почти не было, так, изредка - один, двое, да и те проходили быстро. Никакой сияющей неоном рекламы тут, в переулке, не было, а фонари на столбах - словно по заказу - светили жидким, сиротским светом, едва пробивая листву деревьев. Лампы включили недавно, и они, видно, еще не набрали полную силу.
- Пора, - сказал Турецкий, выходя из машины и запирая ее. Он взял Оксану под руку и повел за собой по тротуару, почти касаясь плечом стены дома.
Внезапно что-то вспыхнуло в урне, стоявшей в непосредственной близости от входной двери. Турецкий прижал девушку к стене. В дверь, уже заботливо открытую и придерживаемую кирпичиком или еще чем-то, пробежал Николай. Потом из подъезда выскочил он же, а за ним консьержка с графином воды. В урне что-то громко хлопнуло, зашипело, и оттуда повалил густой дым, заволакивающий видимое пространство.
- Бегом! - тихо скомандовал Турецкий, и они с девушкой кинулись в подъезд.
Оксана схватилась было за ручку лифта, но Турецкий сказал:
- Только по лестнице, никаких лифтов. Не торопись, спокойно, за нами никто не гонится.
- А он? - спросила Оксана, сбрасывая с головы косынку и встряхивая своей шикарной прической "а-ля Пугачева".
- А он будет там, где ему нужно быть.
Они поднялись уже на пятый этаж, когда их, также по лестнице, догнал Щербак. Он приложил палец к губам, чтобы предупредить вопросы, и протянул ладонь к Турецкому. Александр молча выложил ключи.
Николай посмотрел, повертел их перед глазами, затем осветил фонариком замочные скважины, осмотрелся, понюхал что-то, пощупал и, наконец, произнес приговор:
- Они. Как его фамилия? - Он подкинул ключи на ладони.
- Хакель-Силич, - сказал Турецкий. - Зовут Эдгар Амвросиевич. Пароль ты помнишь.
- Стойте, я еще посмотрю. - И Щербак снова стал освещать дверь фонариком, словно опасаясь каких-нибудь подвохов со стороны тех, кто сюда приходит. - Ага, вот и мы, - довольным тоном заметил Щербак, снимая с почти незаметного крючка, на дверном косяке петельку нитки, прикрепленную к двери. - Ишь, мудрецы! Начитались детективов, "секретку" себе придумали, паршивцы!.. Ну, а теперь можно. Значит, пока я не закончу разговор, вы молчите.
Николай отпер дверь замысловатым ключом, а затем сунул второй ключ в английский замок и тихо потянул дверь на себя. Она неслышно открылась.
Ночные гости шагнули в прихожую. Оксана открыла уже рот, но Николай, осветив ее фонариком, погрозил ей пальцем. Закрыл за собой дверь и включил свет. Оглянулся в поисках телефонного аппарата и обнаружил его на низеньком столике, в простенке между двумя другими дверьми.
Поднял трубку, нагнулся зачем-то и, усмехнувшись, поманил Турецкого пальцем, и когда тот подошел и тоже наклонился, показал ему на стеклянную крышку столика. Под стеклом был прикреплен листок бумаги, и на нем написан телефонный, номер, вероятно, отделения милиции, и одно слово: "Кочерыжка".
- Дежурная отдела охраны слушает! - донесся четкий женский голос.
- Кочерыжка, это я дома, - ответил Щербак.
- Принято, - коротко ответила дежурная, ничем более не поинтересовавшись.
- Ну вот и все, - засмеялся Щербак. - Сан Борисович, приступай. Свет сейчас везде зажжем, и будь как дома…
- Так, теперь слушайте меня, - сказал Турецкий, увидев, что девушка отправилась в другую комнату. Это тебя касается, Оксана. Руками ничего не трогать, ни к чему не прикасаться, и, вообще, вести себя как в музее, где можно только смотреть. Еще лучше будет, если ты посидишь у телевизора, пока мы с Николаем будем заниматься делами. Коля, включи ей.
Просто сидеть на диване и смотреть на экран, кажется, совсем не входило в планы девушки. Она была недовольна тем, что ею распоряжаются. Острота приключений уступала место "скукоте", а это было не в ее вкусе. Но пришлось подчиниться, потому что она увидела, как Турецкий и Щербак натянули на руки светлые нитяные перчатки, и Николай, взяв пульт от телевизора, включил его.
Шла передача "Фабрика звезд", и он счел, что это самое то, что может хоть на какое-то время заинтересовать и отвлечь девицу.
Недолгий, но качественный обыск ничего не дал. Пишущую машинку, за которой охотились, они так нигде и не обнаружили. Перерыли в буквальном смысле даже старые вещи в кладовке и на антресолях. Подняли тучу пыли, но - пусто. Не в том смысле, что вообще не обнаружили ничего любопытного, а в том, что необходимого не нашли. Странным им показалось и то, что в квартире писателя, каковым несомненно считался Лев Липский, не нашли ни рукописей, ни блокнотов с заметками, которых обычно бывает много у творческих людей - чтобы записать неожиданно пришедшую удачную мысль для памяти, на будущее. Ничего такого. Не было у него и компьютера - ни какого-нибудь громоздкого, купленного в Москве лет пять - семь назад, ни новейшего ноутбука. Впрочем, ноутбук обычно носят с собой, как атташе-кейс.
На чем же, интересно, работают дружки и приятели Льва Зиновьевича, которые появляются здесь иногда по вечерам? С собой, что ли, приносят и уносят? Или их тут совершенно иные проблемы волнуют?
Турецкий и не заметил, что последнюю мысль высказал вслух. Щербак с иронией посмотрел на него и усмехнулся:
- Ты еще ничего не понял, Сан Борисыч? Странно, а ведь на вид вполне разумный человек!
- Чего ты хочешь этим сказать? - вовсе и не обиделся Турецкий.
- Ну, если еще сам не сообразил, девицу свою спроси, чем они должны тут, по крайней мере, заниматься. Намек-то ведь уже был, а ты просто не обратил внимания, потому что думаешь о другом.
- И о чем же я думаю? Оксана, загляни сюда, пожалуйста! - крикнул он. И когда девушка вошла в кабинет, спросил: - Слушай, чем они все тут, вообще-то, занимаются? Вот мы внимательно все вокруг осмотрели, и никаких следов писательской деятельности не нашли.
- А вы чего ищете-то? - почти с издевкой спросила, в свою очередь, она. - Какие следы? И от чего? Или от кого?
"А что, - подумал Турецкий, - ей не откажешь ни в наблюдательности, ни в остроумии!"
- Ну, пишущей машинки… ноутбука… Ты, когда здесь была, не видела у Левы компьютера или чего-то в том же роде? Ведь он не отдыхать сюда приезжает, да? А работать. Так на чем же? Или он от руки пишет, по старинке?
- Машинка, вообще-то, у него вот здесь стояла. На этом столе, в футляре. Старенькая такая, я на них сто лет назад печатала. Только не наша, не советского производства, и не "Ятрань" какая-нибудь, а такая вот, - показала Оксана руками размер, поменьше компьютерной клавиатуры. - Электрическая. Из Штатов. Я, помню, тогда удивилась: как это у большого писателя и вдруг - машинка? А он все смеялся и говорил, что современную электронику просто на дух не переносит, потому что боится ее.
- А чего конкретно он боится, не говорил? - поощрительно улыбнулся девушке Щербак.
- Он-то - нет, а мы у себя на, факультете как-то эту проблему обсуждали. Сейчас же "мировая паутина" опутала весь мир, тайны сохранить очень трудно. И если ты не "запаролил" свой комп, в него может влезть любой, кто хоть чуточку сечет в этом деле. Да и взломать самый сложный пароль кое для кого тоже сегодня не проблема. Поэтому журналисты так озабочены не столько тем, как написать, сколько тем, как сохранить свою информацию и источники в тайне. Обычное дело.
- А он что, машинку эту всегда с собой возит? - поинтересовался Турецкий, который уже понял, в чем дело.
Он и сам настолько привык по молодости к пишущей машинке фирмы "Москва", все детали которой были железными и надежными - не пластмасса какая-нибудь, не бьется, не ломается, что, когда вошли в моду, да и в огромное делопроизводство, первые компьютеры, долго не мог переучиться, хотя, в общем, и клавиатура та же, и работать много легче, но вот внутреннее какое-то предубеждение побороть в себе длительное время никак не мог. Кажется, нажмешь не ту клавишу и - все у тебя слетело, исчезло к чертовой матери. И важная работа - коту под хвост. Но - втянулся, да и как иначе! А этот, значит, так и не сумел перебороть себя…
- И привозит, и увозит, - убежденно ответила Оксана. - Правда, как сейчас, я не знаю, но вот года два назад, когда я здесь бывала на- вечеринках, видела машинку.
- Точно, электрическую? - переспросил Турецкий, вспомнив объяснения Моисеева.
- Ну что ж я, отличить, что ли, не могу простую от этой? - обиделась девушка.
- Нам важно подтверждение каждой детали, - заметил Турецкий. - И происхождение у нее американское, не ошибаешься?
- Ну, я же сказала! "Ай-Би-Эм", вот!
- Молодец, Семен Семенович!
- А это кто? - с любопытством спросила Оксана.
- Прокурор-криминалист от бога, вот кто, дорогая. Нам бы его глаза! Скажи, а Лева ни у кого из своих дружков не может ее оставлять здесь, когда уезжает?
- Да я тебе могу их всех перечислить, если хочешь.
- Конечно, хочу. Он большой, этот твой список?
- Меньше десятка фамилий. Ну, наш Эдя, Конкин, завотделом, ты его видел, мы его Хомяком зовем. Потом Эдин зам, Ребров Игорь Моисеевич. Илья Осипович Скатов - этот из театра Станиславского и Немировича, балерун. Резников, который в Израиле проживает, а сюда только наезжает, наш член редколлегии. Яша Стеценко, которого ты тоже видел, он наш спонсор. Ну, Игорь Ольшевский, правда, они не очень…
- Что, не очень?
- Ну, дружат. Встречаются, я его тоже здесь видела. Еще несколько человек. Я тебе могу завтра полный список дать, со всеми телефонами. А, вот еще, вспомнила, Купченко Роман Романович, но он у нас в редакции ни разу не появлялся, да и не друзья они, а, скорее, враги. Так сам Левка говорил. И Эдя - тоже, он его вроде бы лично знает.
- Тогда чего ты называешь его фамилию? - удивился Турецкий. - В какой связи?
- А этот Купченко когда-то дружил с Левой, они даже соавторами были, но это давно, наверное, в конце восьмидесятых еще годов. В общем, в прошлом веке!
- Ничего себе! - хмыкнул внимательно слушавший ее Щербак. - Нашей замечательной молодежи все, что было вчера, уже представляется прошлым веком! Ну и жизнь!
- А что, скажешь не так? - задиристо воскликнула Оксана. - Или вы уже все такие старые, что вам кажется, будто…
- Нам, милая моя, ничего не кажется, - засмеялся Турецкий. - Ты вон только взгляни на Колю, ну, какой же он старый? Он же любому молодому сто очков даст.
- Это мы еще посмотрим! - упрямо возразила Оксана.
Турецкий переглянулся со Щербаком и, неожиданно для себя, поощрительно подмигнул ему: мол, не теряйся. Но Щербак только пожал плечами, что можно было понять как угодно.
- Ну, хорошо, вернемся к списку, - сказал Александр Борисович. - Завтра действительно можешь дать? И про этого, про Романа Романовича, тоже сообщи, что тебе известно. А я подъеду. Позвоню, и мы встретимся, ну, как сегодня днем, устраивает?
- Вполне, - ответила девушка, но думала она теперь явно о другом. - Кстати, Купченко живет постоянно в Нью-Йорке, а его телефона у нас нет.
- Жаль, но ничего не поделаешь. Тогда заканчиваем. Кое-что мы смогли уточнить, правда, для этого вовсе не нужно было вламываться в чужое жилище. Но в принципе отсутствие информации - тоже информация. Сворачиваемся. Вторжение закончено. Коля, что там у тебя, какие действия? - Турецкий кивнул в сторону выходной двери.
- Как, а разве мы здесь не останемся? - с удивлением, смешанным с обидой, протянула девушка.
- А зачем? У тебя возникли персональные планы? - Турецкий этаким наивным глазом уставился на нее. - Только ты учти, что здесь мы находимся совершенно незаконно, и если нас кто-то засечет, крупных неприятностей не миновать. Нарушение неприкосновенности жилища - это статья сто тридцать девятая Уголовного кодекса - карается по закону. А о нас с ним, - он кивнул на Щербака, слушавшего его монолог с ухмылкой, - я уж и не говорю. Наши действия предусмотрены уголовной статьей о злоупотреблении служебным положением. А вот твои? Это уж как суд решит. Правда, ты всегда можешь заявить, что мы тебя силой заставили, но вряд ли кто этому поверит. Вот потому, Оксана, я уверен, что в данный момент нам лучше всего потихоньку смыться отсюда, оставив все так, как здесь было до нас. Поэтому я и просил тебя ничего руками не трогать и следов от своих пальцев нигде не оставлять, понятно?.. Погоди, не торопись, - быстро добавил он, увидев, что девушка собирается возразить. - Сейчас мы все вместе, как нам скажет Николай, покинем помещение, а потом мы решим, как компенсировать потерянное тобой ради нашего дела время, идет?
- Ну, ладно, - недовольно ответила она, поджав губы.
- Но девушке придется снова повязать косынку на голову, - улыбаясь, сказал Щербак. - И мои тренировочные штаны на себе оставить. Пока мы не выйдем и не сядем в машины. А выходить будем через окно на лестничной площадке второго этажа, там невысоко, метров пять, не больше. Пойдем в таком порядке: первым - я, за мной - Оксана, ты замыкаешь, Сан Борисыч. Прыгать не придется, у меня есть небольшая лесенка, метра на четыре.
Глаза у Оксаны снова вспыхнули - приключения продолжались.
- И откуда он все знает? - спросила она шепотом, прижавшись к Турецкому.
Но у Николая слух был острый, и он услышал вопрос. И ответил - не конкретно девушке, а как бы вообще:
- А тут еще днем ходил один сантехник, из ЖЭКа, батареи на лестницах проверял, вот он мне и сказал.
Турецкий ухмыльнулся - мол, знай наших!
Теперь все необходимые действия были произведены в обратном порядке - вплоть до сигнальной ниточки, "секретки", надетой снова на едва заметный крючок в дверном косяке.
Тихо спустились они по слабо освещенной лестнице на площадку между первым и вторым этажом. Окно здесь выходило во двор, и, следовательно, видеть, что там будет происходить, консьержка не могла. В данный момент она что-то читала, поглядывая в сторону входной двери, - Щербак сам проверил.
Было уже около одиннадцати вечера, в подъезде стояла глухая тишина.
Конечно, проще всего было бы спуститься всей компанией на лифте, придать себе чуть хмельной вид и независимо пройти мимо тетки на выход, но она наверняка проявит любопытство: откуда да чего, не отвечать - значит вызвать подозрение, а "светиться" вместе с девушкой, которая жила в одном из соседних домов и по этой причине могла быть неожиданно опознана консьержкой, совсем не хотелось. Вот Щербак и выбрал пусть немного авантюрный, зато, с его точки зрения, более безопасный путь отхода.
Чтобы не привлечь к себе ненужного внимания консьержки шумом открываемого окна, Щербак вызвал лифт и отправил его наверх, и пока тот поднимался, под гул мотора аккуратно и быстро вытащил из гнезд шпингалеты и открыл оконную створку. Веревочная лестница, добытая все из той же его сумки, полетела вниз, а конец толстого шнура, прикрепленного к ней, был захлестнут за батарею отопления и тоже переброшен через подоконник.
Между тем лифтовая кабина прибыла наверх. Щербак вызвал теперь ее вниз и показал Турецкому, что он пошел.
- А ты меня поймаешь? - спросила Оксана у Николая.
- Я-а?! - Щербак засмеялся. - Тебя?!
"Ну вот, они уже и на "ты", - успокоенно подумал Турецкий.
Встав коленями на разостланную на подоконнике газету, Николай развернулся спиной наружу и по шнуру, а затем и по лестнице скользнул вниз.
На земле он огляделся и, не заметив ничего подозрительного, дернул за конец шнура. И вскоре таким же манером прямо к нему в руки соскользнула сверху Оксана. Ловко у нее это получилось. Прямо как в каком-нибудь фильме про пионерлагерь! И точно так же, как в забавном кино, Щербак поймал девушку, подержал ее немного в руках и аккуратно поставил на землю.
Последним, слегка притворив за собой створку окна и забрав газету, спустился Турецкий. Когда он оказался на земле, Щербак дернул за шнур, вытащил его и быстро смотал на локте.
- Спокойно уходим, - почти шепотом произнес он и пошел первым.
Турецкий, поддерживая Оксану под локоток, чтобы нечаянно не оступилась в темноте, последовал за ним.
Они вышли из-под арки на улицу, Николай "вякнул" брелоком сигнализации, и его "девятка" на миг вспыхнула подфарниками. Операцию можно было считать законченной. Если бы не одно обстоятельство.
Девушка Оксана после пережитого волнения, стоя возле машины Щербака, стаскивала с себя его тренировочные штаны и дышала с такой нервной дрожью, что Александр только диву давался, как ей удалось выдержать это испытание. Но, может быть, главное свое испытание она наметила немного позже и уже не сомневалась, что на этот раз Турецкий не ускользнет из ее цепких рук. Глаза ее горели в полутьме, как у голодной волчицы, которая видит перед собой лакомую пищу, но никак не решается схватить - не приманка ли это в капкане? Нет, ну конечно, какой еще капкан! Это невольное, образное сравнение, не больше.
А у Александра Борисовича были определенно другие планы.
- Так я свободен, Сан Борисыч? - сказал с усмешкой Щербак, который упаковал свои вещи в сумку и кинул ее на заднее сиденье "девятки". - Если что, я завтра на месте. Сейчас больше не нужен?