Дурочка (Ожидание гусеницы) - Нина Васина 2 стр.


Когда усаживались в черный "мерседес", адъютант не заметил, как прищемил дверцей подол длинного платья Аглаи. Сел за руль и только тогда в зеркале увидел искаженное страхом лицо девушки. Пока адъютант выходил из машины, пока шел к задней дверце, Аглая, подвывая, дергала ткань изо всей силы и била ногой в спинку переднего сиденья. Полковник Ладова повернулась к ней успокоить словами, но сама онемела от маски смерти на бледном лице девушки. Ладова была человек военный и много повидавший, а тут оцепенела в растерянности. Невозможно было видеть предсмертный ужас на этом детском лице, не тронутом ни единой морщинкой реальности.

Адъютант открыл дверцу, схватил обе руки Аглаи и сильно сжал их, бормоча:

- Все хорошо, меня зовут Антон Раков… Я - Антон Раков, я вам помогу, все будет хорошо.

Судорожно вздохнув, девушка обессилено обмякла, лицо ее приняло всегдашнее отрешенное выражение без намека на эмоции. Ладова вышла из машины, вытерла пот с лица платком, посмотрела на небо и зашла за автомобиль, поманив к себе адъютанта. Убедившись, что Аглая сидит неподвижно, уложив голову на сиденье, полковник залепила Антону Ракову сильнейшую оплеуху. Адъютант устоял, потряс головой, дернувшейся при ударе, и посмотрел на Ладову удивленными темными глазами с длинными загнутыми ресницами. Наша Таша от такого взгляда сникла, прикусила губу и отошла.

Лукреция вышла на крыльцо, заметив заминку. Она видела пощечину и двинулась к машине, зная о внезапных припадки бешенства у Ладовой, которые обычно случались от ревности или от непослушания подчиненных - полковник не остановится после первого удара, пока не оттащишь. Но Наша Таша помахала ей рукой - все в порядке, и села в машину. И дочь проявилась бледным лицом за стеклом и тоже помахала. Размытого пятна прощальной ладони в черной машине среди сосновых стволов было достаточно, чтобы Лукреция от такой картинки из своего детства выпила как следует, когда вернулась в дом.

В Москве Наша Таша сказала, что сначала - дела, и потребовала остановиться "у сберкассы". Шоферу-адьютанту приказано было остаться в машине.

Аглая долго изучала бланки оплаты. Наша Таша ничего не говорила, только показала ей на заполненные ранее и проставила, где нужно, знаки вычитания и умножения. Аглая, наконец, освоила платежку за свет, произведя сначала вычитание цифр в столбик, потом умножение.

- Почему за газ столько платят? - спросила она, не найдя в платежке за газ, что можно вычесть и перемножить.

- Так постановило государство. Платишь за количество газовых приборов и метраж отапливаемой площади. Это понятно?

- Понятно… а как деньги дойдут до газодобытчиков?

- Все платят государству через сберкассу, а оно потом рассылает деньги кому надо.

- А сразу газодобытчикам и электрикам можно отправить по почте?

- Нельзя. - Наша Таша посмотрела на часы. - Как-нибудь я расскажу тебе о круговороте денег в государстве. А пока сосредоточься. Когда тебе исполнилось пятнадцать, мы с Лакрицей завели сберкнижку на твое имя. Подойди к окошку, где написано "вклады", проверь, сколько там денег. Они твои. Можешь снять, сколько захочешь - ты уже взрослый человек. Я подожду в машине.

И вышла, прежде чем Аглая успела испугаться.

На почте Аглая должна была купить конверт, написать письмо и отправить его.

- Кому я могу написать письмо? - удивилась Аглая.

- А кому бы ты хотела?

Подумав, Аглая сказала, что хотела бы написать отцу, но не знает, где он живет, и жив ли вообще человек по имени Добрыня Никитович. Наша Таша заметалась глазами по тусклому помещению с тошнотворным запахом нагретого клея, которым полная женщина в рабочем комбинезоне сноровисто смазывала коричневую бумагу бандеролей.

- Ты пиши, а я тебе адрес скажу. Пиши, я не буду читать, не волнуйся.

"Здравствуй, Добрыня, - написала Аглая. - У тебя есть дочь, ей уже восемнадцать раз дарили по маленькому прозрачному камушку. Она хранит их в яйце. Яйцо стоит на подставке, оно открывается и очень красивое - зеленое с крошечной золотой птичкой наверху. Какого цвета твои глаза и волосы?"

Рассмотрев конверт, в строчке "кому", Аглая написала "моему отцу Добрыне". Наша Таша сказала, что нужно обязательно добавить отчество и фамилию - Никитовичу Васнецову. Еле поместилось. С обратным адресом тоже все оказалось просто - оказывается, его можно посмотреть в паспорте, где прописка. Остались незаполненные три строчки "куда". Аглая застыла над ними, ничего не спрашивая и не глядя на женщину рядом. Наша Таша подумала-подумала, подвинула конверт к себе и заполнила их быстрым неряшливым почерком. Название переулка, номер дома и какой-то "отдел русской живописи".

Аглая не поверила, что полоску на треугольнике конверта нужно облизать для заклейки. Думала, что Таша шутит.

Магазины выбирала полковник Ладова. Дорогой бутик женского белья, "Москву" на Ленинском с одеждой и Елисеевский на Горького с едой. После Ленинского полностью переодетая в новое Аглая, устав от обилия впечатлений, отключилась в машине. Уснула на заднем сидении с полуоткрытым ртом и смело расставленными коленками из задравшейся короткой юбки. На Горького у входа в магазин юркий мужичок исхитрился несколько раз клацнуть фотоаппаратом и всучить потом вялой после короткого сна Аглае свою визитку. Флигель бросился из машины, но мужичка уже след простыл. Аглая повертела картонку и вопросительно посмотрела на полковника Наташу. Наша Таша прочла, что там написано, и улыбнулась.

- Тебе пригласили в модельное агентство.

- Зачем? - спросила Аглая.

- Чтобы фотографировать раздетой и предлагать для разврата богатым мужикам.

Аглая задумалась.

- Это такая работа для женщин?

- Не для всех, - опять улыбнулась полковник Наташа и игриво толкнула плечом застывшего возле них Флигеля.

Он стоял с непроницаемым лицом и красной левой щекой, застыв глазами где-то поверх голов прохожих. После магазина женского белья, в котором полковник заставила его оценивать примеряемые Аглаей вещи, молодой офицер боялся смотреть на девушку, чтобы не навредить себе еще больше.

- Ладно, стойкий оловянный солдатик, вези нас обратно на дачу. - Устало махнула рукой полковник. - Жратвы и там навалом, а в магазине очереди - не протолкнуться.

Вечером пили кофе с коньяком в кухне-столовой. Адъютанту коньяка не дали, он набрал в тарелку еды и ушел в комнату для гостей смотреть фильмы по видику. Полковник Наташа сказала, что в конце проведенного урока ученице позволено задавать вопросы, чтобы закрепить материал. Аглая недолго думала:

- Почему вы ударили вашего адъютанта? Я видела тогда… в зеркале. Ведь он меня спас.

Наша Таша посмотрела перед собой тяжелым взглядом.

- Потому что разгильдяй!.. Прищемил твое платье дверцей.

- Платье? - удивилась Лукреция. - А я подумала, что ты…

- А не надо думать! - повысила голос Ладова. - Тебе, майор в отставке Смирновская, по чину не положено думать в присутствии полковника!

Аглая и бровью не повела. Отхлебнула из чашки и спрашивает:

- Вы кричите, потому что ваш адъютант видел меня голой?

Тут уж Лукреция вскочила, а полковник Ладова стукнула по столу кулаком и крикнула "Сидеть!"

Лукреция села.

- Где - голой?.. Почему голой? - спросила она, стиснув под столом руки.

- Ну почти голой, - уточнила Аглая. - Я лифчик и комбинацию в магазине примеряла, а Наташа пригласила посмотреть своего адъютанта. Сказала, что в этом деле мужской взгляд нужен.

Лукреция кивнула все еще в ступоре, потом посмотрела на Ладову в озарении. Полковник в ответ на ее взгляд многозначительно подняла брови.

- Вот именно! Кто еще о моей крестнице так позаботится? Или собираешься всю жизнь ее возле себя сиделкой гнобить?

- Сколько ему лет? - спросила Лукреция.

- Двадцать шесть. Закончил приборостроительный техникум с красным дипломом и пошел в военное училище. По окончании болтался полгода в информационном центре Минобороны, оттуда я его и выдернула, пока не заплесневел. Завербовала, так сказать, на счет "три". Сейчас учит языки и юриспруденцию на заочном в университете. В Службе числится в десятке лучших оперативников. И это при абсолютно беспогонных родителях.

- Откуда он?

- Смоленский. Думала, я тебе выкидыша мегаполисного предложу? С этим мальчиком никогда не будет проблем. И рост - метр девяносто два, что немаловажно для нашей дылды.

Лукреция кивнула, теребя скатерть.

- И ты… с ним?..

- Конечно, было!.. - хохотнула Ладова. - Я не подсуну Лайке неопробованный материал - за свои подарки отвечаю. Считай, что знак качества высшей пробы поставлен.

Лукреция посмотрела на дочь. Аглая ответила ей взглядом сильно объевшегося ребенка, которому скучно за столом со взрослыми.

- Она же еще ничего не понимает! - с досадой вздохнула Лукреция.

- А куда торопиться? Когда-нибудь и у нее тяга к размножению проявится. Вон тело какое наливается. Если намекнуть мальчику на такие перспективы, он до сорока лет девку ждать будет. - Полковник откинулась на спинку стула, осмотрела стол, поковырялась ногтем в зубах и подмигнула Аглае.

- Ну? Еще вопросы будут? Поняла, почему я ему залепила?

- Поняла, - Аглая потупилась.

Лукреция и Ладова переглянулись.

- Ну и чего ты поняла? - спросила Ладова снисходительно.

- Вы решили вашего адъютанта отдать нам с мамой, но вам самой его хочется, вот вы и сердитесь

Обществоведение

Ладова застыла, внимательно вглядываясь в лицо девушки. Лукреция открыла было рот, но решила ограничиться улыбкой. Аглая смотрела спокойно и кротко, глаза Ладовой потеплели. Она встала, переместилась на диван. Развалившись без стеснения, постучала себя по ноге. Аглая подошла и селя рядом с диваном на пол.

- Любишь тетю Ташу?

- Люблю, - серьезно, без эмоций ответила Аглая.

- Тогда целуй сюда.

Девушка потянулась и прикоснулась губами к напудренной щеке.

- У меня есть еще полчаса. - Ладова затащила косу Аглаи на диван и щекотала ее кончиком себе подбородок. - Если не засну, конечно. Тогда уж не кантуйте, оставьте здесь. Хорошо день провела?

- Хорошо. Только… странно все. Почему я не живу на улицах и в магазинах, как эти люди?

- Потому что ты умственно отсталая на радость матери. Всем бы таких дочерей.

- А где вы с мамой берете деньги, чтобы бывать во всех этих местах?

- Ах да!.. Деньги. - Ладова села. - Я помню, обещала урок. Вот мы с твоей матерью, к примеру, делаем важную работу для государства, оно нам платит зарплату, а потом и пенсию… Черт, выпила много, а завтра важное заседание. Откуда государство берет деньги? Конкретно наше - продает свои полезные ископаемые. А людям выдает за работу бумажки, рассчитанные для прожиточного минимума. Так было не всегда. Древние, к примеру, богатством считали не условные бумажки, а драгоценные металлы, в основном - золото. А когда появились царства-государства, появилась надобность в казне. При царе до революции деньги России хранились в царской казне. После революции большевики рассовали их для надежности в зарубежные банки Европы. Когда у нас была революция?

- В 1917 году, у меня это записано в первой тетрадке по истории.

- А-а-атлично… - Ладова сдержала зевок.

- А что, в России тогда банок не было?

- Виновата, - хихикнула полковник. - Уточняю для ясности. После этой революции Ленин с Троцким, Зиновьевым и дедушкой нашим Дзержинским для спокойствия власти раскидали казну в сберкассы других стран на сохранение. Вроде как это их собственность стала, как твоя сберкнижка, понимаешь? Почему? Они боялись, что пролетят как фанера над Парижем. Да… В Советском Союзе деньгами государства заведовал ЦК, он-то предпочитал металл и в больших слитках. А жителям великой страны государство платило прожиточный минимум, чтобы они могли пойти в магазины и этот самый минимум продуктов и вещей там купить. А потом колумбийцы Яшка и Кул развалили всю эту социалистическую систему, и народ наш русский дремучий попер в капитализм.

- Колумбийцы из страны Колумбии? - спросила Аглая.

- Наши. Родные. Контора завербовала их студентами и отправила на стажировку в Америку в Колумбийский университет. Вернулись они, считай, агентами ЦРУ. Тогда всех, кто хотел свободы и гласности, считали американскими шпионами. Но устроить реальные перемены удалось, только когда Яшка стал близким другом секретаря ЦК партии по сельскому хозяйству, и этот самый специалист по колхозам… стал президентом и в знак полнейшего братания с заграницей развалил Берлинскую стену, представляешь? - Ладова посмотрела на девушку и тяжело вздохнула. - Согласна, это трудно представить, да и не важно уже для твоего поколения.

- Наташа сильно преувеличивает, - заметила Лукреция. - Конечно, Яков имел большое влияние на будущего президента СССР. Но и прежняя социалистическая система управления была обречена после резкого падения цен на нефть в 1986-ом году.

- А вот не надо заморачивать девочке голову экономическими основами существования нашей многострадальной Родины. Как будто сейчас она не зависит от этих цен. К тому же - кофе остынет. Тащи. - Ладова посмотрела на Аглаю, нахмурилась и уточнила: - О чем это мы?..

- ЦК хранил металл в больших слитках, а народ наш русский дремучий попер в капитализм, - оттараторила Аглая.

- Правильно!.. - удивилась Ладова. - Хорошая у тебя память. Главное, все непонятное отсеивает.

- А народ не хотел пойти в казну и разобрать себе металл?

- А стража на что? - Ладова потрепала девушку по голове и встала. - Спецслужба стратегической разведки! Беречь и охранять! Так, стражник Смирновская? - крикнула она вошедшей Лукреции.

Та чуть не уронила поднос с кофейными чашками.

- Так точно, стражник Ладова, - уныло пробормотала она, унося поднос обратно в кухню, чтобы слить из него кофе.

Полковник Наташа взяла свою сумочку, подошла к зеркалу и занялась косметикой, заметив между делом:

- Честно говоря, после девяносто первого охранять стало нечего. Как я уже сказала, Яшка с генералом Кулом все перестроили, и - как в семнадцатом - пришлось распихивать деньги в разные места, и они, естественно, непостижимым образом исчезли.

Наша Таша слепила губы, потом выпятила их, изобразив себе в зеркале поцелуйчик.

- И золото? - спросила Аглая.

- Нет. Золото никуда не исчезает. Это металл, его из земли достают, в землю закапывают, и оно всегда где-то есть, и из-за него всегда гибнут люди. Такова, как говорится… что?

- Са-ля-м и ! - отрапортовала Аглая.

- А-а-бажаю твои детские перлы! - Ладова послала поцелуйчик и ей.

Прощание профессора (кое-что об уроках русского языка)

Осенью, в середине сентября зашел профессор Ционовский. Сказал, что попрощаться. Лукреция накрыла стол, но Ционовский попросил только чаю из нарезанных веток черной смородины. Аглая, зная об этом пристрастии учителя, пошла за дом к ягодным кустам, и сама на старом пне покрошила ветки топориком.

Профессор, худой и весь какой-то изломанный телом в самых неожиданных местах, устроился в большом кресле, которое не убрали с террасы после Крэзи-боя. Из кресла в результате торчал набор выступающих остро костей, массивная косматая голова и странно расположившиеся конечности - Лукреция так и не поняла, сколько раз он переплел ноги в войлочных ботах, и где какая коленка у него после этого оказалась под тяжестью огромных высохших ладоней.

- Я, собственно, к вам, Лукреция, - кивнул Ционовский.

- Простите, профессор, может быть, ложечку черной икры, а?

Ционовский надолго задумался, глядя в пол и чуть шевеля кустистыми белыми бровями, потом кивнул:

- Пожалуй.

Лукреция ушла в дом и быстренько загрузила на поднос салфетку, На салфетку - серебряную ложечку, рядом - початую баночку икры и пару кусочков булки. Профессор, пристально рассмотрев все это, поднял длиннющий указательный палец с неухоженным ногтем и многозначительно произнес:

- Одну!

И открыл рот в ожидании.

Нескольких секунд растерянности. Лукреция набрала ложку и заложила ее в открытый рот Ционовского. Он долго разбирался с икрой, шевеля челюстями и причмокивая, потом сказал "благодарствую".

Аглая принесла чайник с ветками смородины в кипятке. Села за стол и продолжила делать записи в тетрадке "Обществоведение". Записи делались уже второй день после отъезда Ладовой, с утра до вечера, потому что писать приходилось по памяти, а такое в практике учебных занятий Аглаи случалось редко.

- Я пришел поговорить именно с вами. Так сказать, попрощаться, - обратился Ционовский к Лукреции. - И мне есть что сказать. Когда я увидел девочку в первый раз, она была животным. Не буду извиняться. Она не была растением, как вы мне тогда сказали, она была зверьком с минимальным набором инстинктов. Аутизм сам по себе имеет разные формы, но после нескольких занятий я понял, что Аглая обучаема, и выстроил впоследствии восемь лет прекрасных отношений с вашей дочерью. Она научила меня распознавать состояние души по жестам и выражению глаз. С нею я осознал никчемность бесконечных разговоров, которыми так грешат образованные люди.

Лукреция покосилась на дочь. Девушка сосредоточенно склонилась над тетрадкой.

- Если у Аглаи и был аутизм, - продолжил Ционовский, - то я горд, что оказался доверительным лицом при контакте этой девочки с миром вне ее тела. Иногда она меня сильно озадачивала. В восемьдесят девятом я даже провел урок со студентами на тему нераспознавания языковых понятий. Удивлены? А как я был удивлен ее реакцией на стихотворение! Смотрите сами. Мы читали Есенина. "Ты меня не любишь, не жалеешь, неужели я немного не красив?.." - профессор манерно изобразил перед своим лицом вензель, потом задумался и вытер той же рукой каплю под носом. - Читал, конечно, я, поскольку именно в 12 лет мы обучались знакам препинания и правильности их выделения речью. Ваша дочь первый раз задала мне тогда вопрос. Ведь до этого - ни разу, ни о чем! Она спросила: - "Он думает, что некрасивый? Поэтому его не любят?" Понимаете разницу?

Лукреция ничего не поняла, поэтому поспешно встала, налила из чайника с веточками горячую желтую жидкость и подвинула чашку к профессору.

- Я говорю, нет же, он знает, что красив, он кокетничает! - возбудился Ционовский, - И тут понимаю, что девочка права! Эта фраза на слух, без визуального восприятия звучит двояко, и ребенок сразу нашел другой вариант! "Неужели я в чем-то некрасив?" А? Или так: "Я знаю, что хоть немного, но красив".

- Поняла! - с облегчением улыбнулась хозяйка. - Я тоже в такое влипала с Лайкой. Если ее спрашивали: "Не хочешь яблочка?", она говорила "да", в смысле, что совсем не хочет, а ей уже… яблоко давали, - сбилась Лукреция.

После таких объяснений Ционовский сник, и некоторое время - только его тяжелое дыхание и тихий шепот Аглаи, и шум ветра в высоких соснах. Потом профессор пошевелился, отхлебнул чай и, совсем обессилев после своего возбужденного объяснения, тихо заговорил:

- Я пришел поделиться своими соображениями на прощание. Я много читал об аутизме. Как вы уже сами поняли, ваша дочь - дурочка.

Назад Дальше