Глава двадцать первая
Гвинн Феррис вступила в кабинет, словно бы не подозревая или не беспокоясь о сержанте полиции, который буквально дышал ей в затылок. Постояла на пороге, озираясь в большом помещении, потом приблизилась к столу.
– Привет, Бен, – тепло и мелодично пропела она. – Подумать только, тебя-то как сюда занесло? – Не дожидаясь ответа, ее взгляд метнулся к Кремеру, а затем и ко мне. – О! Значит, вы все-таки полицейский!
Надо признать, застичь мисс Феррис врасплох было непросто. Причем это в равной степени относилось как к присутствию духа, так и к внешнему облику. Какой-то коп выдернул Гвинн из постели в пятом часу утра, дождался, пока она оденется, и доставил в участок в патрульной машине, а она все так же свежа, чиста и прелестна, как в тот миг, когда, обратив ко мне ясный голубой взор, призналась, что не умеет писать без ошибок.
– Присядьте, мисс Феррис, – разрешил Кремер.
– Благодарю вас, – с сарказмом ответила она и уселась на стул в паре шагов от Френкеля. – Ты ужасно выглядишь, Бен. Удалось хоть немного поспать?
– Да, – с глубины в милю прогудел ответ.
Тогда Гвинн обратилась к нам с Кремером:
– Я почему спрашиваю, мы ведь расстались всего несколько часов назад. Ходили танцевать. Но Бен, наверное, уже все вам рассказал? Хорошо хоть, завтра не надо идти на работу. Значит, вы инспектор полиции, мистер Трут, или как?
– Это неописуемо, просто неописуемо! – с чувством объявил Бен Френкель. – Я не говорил, с кем сегодня танцевал, потому что думал, полиция сразу бросится к тебе, чтобы подтвердить алиби. И они все равно это сделали, безо всяких причин. Они хоть прилично себя вели? Не грубили тебе?
Гарри Энтони переживал из-за Розы, Френкеля заботит благополучие Гвинн. Я сделал мысленную пометку бросить попытки понять женщин и вместо этого попытаться понять мужчин.
– Нет, полисмен был довольно галантен, – великодушно сообщила Гвинн.
Кремер покрутил головой, переводя взгляд с одного на другую, и бросился в атаку:
– Итак, вы провели вдвоем весь вечер. Это так, Френкель?
– Да. Мисс Феррис сама вам и сказала.
– Давайте отвлечемся от ее слов. Так или нет?
– Да.
– А потом мистер Френкель проводил вас домой, мисс Феррис?
– Ну конечно проводил!
– И когда вы вернулись домой?
– Сколько же было, Бен? Примерно…
– Я вас спросил.
– Ну, в свою комнату я поднялась в четверть первого ночи. Разумеется, поднималась я одна. С Беном мы немного поболтали внизу.
Кремер меня удивил. Он редко говорит пошлости, оставляя это подручным, но сейчас прямодушно гаркнул:
– Однако, когда Уолдо Мур провожал вас домой, поднимались вы не одна, правда?
Бен Френкель пружиной взлетел со стула, сжав кулаки и подобрав локти. Прохлаждавшийся сзади коп придвинулся ближе. Я и сам немного напрягся, не зная, на что способен разгоряченный Френкель. А вот Гвинн, похоже, знала это точно, потому что в один миг оказалась на ногах и обеими руками схватила его за лацканы плаща.
– Ну же, Бен, лапочка! – Нотки мольбы, подпущенные в ее чудесный голос, расплавили бы кусок металла. – Ты ведь знаешь, что это неправда? Я ведь рассказывала? Он специально тебя дразнит, и все. – Взявшись покрепче, Гвинн надавила на Френкеля: – Посиди смирно и не смей даже слушать такие вещи!
Колени Френкеля дрогнули. Она поднажала еще, и Бен снова оказался на стуле.
Усевшись сама, она обратилась к Кремеру:
– Про меня и Уолдо Мура каких только слухов не распускали, но я смогла устоять. Теперь я стала сильнее, и вся эта гнусность больше меня не трогает. Я просто не обращаю на нее внимания.
Стало быть, проведенный Кремером запрещенный прием успеха не принес. Тогда он испробовал иной подход, спросив:
– Отчего вам так не терпелось узнать, что́ написал Гудвин в своем отчете касательно смерти Уолдо Мура?
– Гудвин? Какой еще Гудвин?
– Трут, – объяснил я. – Приятно познакомиться. Моя фамилия Гудвин.
– Вот как! Рада, что вы сказали. Так, значит, вы выдавали себя за…
– Я спрашиваю, – проскрежетал Кремер, – почему вам так хотелось узнать, что́ он выяснил про гибель Мура.
– И вовсе мне не хотелось. Совершенно не хотелось этого знать.
– Тогда зачем вы пробрались в его кабинет и рылись в его бумагах?
– Ничего такого! – Гвинн воззрилась на меня с упреком: – Это вы ему сказали? После того, как я объяснила, что думала, будто вы еще ждете, и решила, что вы могли оставить какое-то рабочее задание…
– Ну конечно, – оборвал ее Кремер. – Все это я уже слышал. Вы упрямо стоите на своем, так?
– А что? Это ведь правда!
В своей стойкости перед лицом несправедливых обвинений Гвинн была великолепна. Настолько, что у меня руки чесались покрошить ее на тонкие ломтики и отправить на сковороду. Так бы и слопал.
Кремер тоже глядел на нее во все глаза.
– Послушайте, мисс Феррис, – уже спокойнее заговорил он. – Все эти игры никому не мешали, пока речь шла о расследовании обстоятельств давней и, по всей видимости, случайной смерти. Гудвин спрашивал, что́ вы забыли в его бумагах, и никто сильно не переживал, когда вы не хотели говорить ему правду. Так вот, теперь хихоньки кончились. Мы знаем, что Мура убили. Поверьте на слово, его убили. Это все меняет, не так ли? Вы не хотите нам помочь? Если сами не замешаны в убийстве – а я в это не верю, – что вам мешает рассказать правду? Спрошу еще раз: зачем вы копались в бумагах Гудвина?
– Что вообще происходит? – забеспокоился Френкель, очевидно уже позабыв о нанесенном оскорблении. – Она заглянула в бумаги? Какие еще бумаги?
Ответа он не получил.
Гвинн воззвала к логическим способностям Кремера:
– Ну почему вы не верите, когда я говорю правду? Зачем мне вас обманывать? Ложь ничем мне не поможет, разве нет?
Кремер сорвался и перешел на крик:
– Кому вы об этом рассказали?!
– О чем – об этом?
– О том, что прочли в отчете! Будто Нейлор говорил, что может назвать имя убийцы Мура! Кому вы рассказали?
– Дайте подумать… – нахмурилась мисс Феррис. За морщинками на ее лбу кипела работа. – Одной из наших девушек. Как же ее зовут? Еще я упомянула про это кому-то из мужчин… Это был… Нет, точно не мистер Хендерсон… – На ее личике появилось сконфуженное выражение. – Кажется, я не смогу вспомнить.
В этот момент в помещение размашистым шагом вошел заместитель комиссара полиции О’Хара. В конце концов, это ведь был его кабинет.
Поднявшись, Кремер угрюмо проговорил:
– Боюсь, мисс Феррис, закончить разговор нам придется в другой комнате. С вами же, мистер Френкель, мы пока закончили. Однако в скором времени вы снова можете понадобиться. Сообщайте нам о своих перемещениях.
О’Хара ждать не стал:
– Вы и есть Арчи Гудвин? Нам нужно поговорить.
Впрочем, про это я уже рассказал.
Глава двадцать вторая
И снова повторю: в субботу я проспал почти до полудня. Мое лицо достаточно поджило, чтобы мальчишки на улице перестали тыкать в меня пальцами, но бритье заняло больше обычного времени, а под душем пришлось двигаться осторожно и плавно. В общем, когда я спустился вниз, Фриц уже собирался подавать обед.
Мне совсем не улыбалось начинать день с почек по-горски, тушенных в наваристом бульоне и красном вине с множеством приправ. К тому же Вульф все равно не позволил бы обсуждать дела во время трапезы. И потом, мне хотелось полистать утренние газеты, чего я не смог бы сделать, сидя за его столом, так что пришлось устроиться на кухне.
Фриц, который хорошо меня понимает, держал овсянку горячей, а сливки – прохладными. Он успел подготовить яйца для сковороды, а тонко нарезанную ветчину – для жаровни, смешать тесто для блинчиков, нагреть вторую сковороду и сварить кофе. Я хотел было расцеловать его, но Фриц отогнал меня, взмахнув длинным острым ножом, поэтому я уселся за стол, разложил "Таймс" и развернул кампанию по борьбе с голодом.
После обеда (или, скорее, завтрака, смотря по тому, в какой из комнат вы предпочли бы перекусить) я направился в кабинет, где ко мне вскоре присоединился Вульф. По выражению его лица я определил, что отношения наши потеплели – до следующего охлаждения. Моя пишущая машинка осталась при мне. Однако, если Вульф воображал, что я пойду на ответные уступки и откажусь заполучить новый автомобиль, он плохо меня знал. В любом случае я предпочел не заговаривать о покупке сразу после трапезы.
Удобно устроившись за столом в своем изготовленном на заказ кресле, Вульф поинтересовался:
– Что же в итоге решили насчет мистера Нейлора? Несчастный случай?
– Нет, сэр. Полицейские думают, кто-то хотел сделать ему больно. Похоже, котелок у Кремера все-таки варит. На Тридцать девятой улице и в ее окрестностях он не нашел ничего, что объяснило бы, как там очутился Нейлор. Далее, он решительно отказывается верить, что Нейлор послушно прилег на мостовую и ждал, пока водитель машины аккуратно переедет его – в точности так, как это произошло с Муром. Кремер заключил, что Нейлора убили где-то в другом месте. Скорее всего, проломили ему голову одним или несколькими ударами. Затем отвезли труп на Тридцать девятую улицу, где разложили на проезжей части и переехали с тем расчетом, чтобы шины, раздавив голову, уничтожили всякие следы фатального удара – или ударов. Полицейские эксперты под микроскопом изучают отделку салона машины, пытаясь убедиться, что именно в ней перевозили труп. Кремер не говорит этого вслух, но страшно сожалеет, что не сделал того же в отношении автомобиля, якобы сбившего Мура.
– Кого-нибудь арестовали?
– Когда я уходил в шесть часов утра, еще никого. Заместитель комиссара полиции О’Хара намеревался арестовать меня, но Кремер ему не позволил. Я здорово помог следствию.
– Мистер Кремер по-прежнему считает, что ты лгал в своем отчете мистеру Пайну?
– Уже нет, но О’Хара в этом убежден. Должен признать, я солгал ему лично. Рассказал, что вы лишь фасад агентства, а на самом деле всем здесь заправляет престарелая тощая астматичка, которую мы держим запертой в подвале. Именно она раскрывает все преступления.
Вульф со вздохом откинулся на спинку кресла.
– Думаю, будет не лишним выслушать всю историю.
Я подчинился. Предположив, что он действительно хочет выслушать все без купюр, я не только выложил факты, но и поделился кое-какими соображениями насчет интерпретации событий и личностного анализа.
Было очевидно, объяснил я, что Кремер верит моим словам как букве Священного Писания: он сосредоточил свое внимание на тех сотрудниках компании "Нейлор – Керр", которых я ему перечислил. Впрочем, он также заглядывал и в полицейскую папку с материалами по делу о смерти Уолдо Мура, где перечислялись те же имена.
Гвинн Феррис оказалась крепким орешком. Я рассудил, что широковещательный пересказ новостей, извлеченных из моего шкафа, мог быть хитроумным прикрытием для ее собственных, еще не ясных, намерений и планов – или же простой болтовней завзятой сплетницы. Я отказался выбирать один из двух указанных вариантов, пока не изучу характер мисс Феррис досконально, признав, что это отнимет лет пять как минимум.
Так или иначе, результат оставался прежним: если принять за данность, что Нейлора пришлепнули из-за признания, будто ему известно, кто убил Мура, убийцей мог оказаться кто угодно.
В шесть часов утра, когда я отправился домой спать, никто даже не начинал отсеивать подозреваемых, хотя Кремер привел в действие всю свою армию для отработки полицейской рутины: проверки алиби; отслеживания маршрута фигурантов, включая самого Нейлора; поиска возможных свидетелей на Тридцать девятой, Девяносто пятой, Сорок восьмой улицах и в других критических точках. Копы не нашли никого, кто видел бы Керра Нейлора с тех пор, как тот покинул здание на Уильям-стрит в пятницу вечером, или рассказал бы о его планах.
Последнее обстоятельство казалось интересным, поскольку делало нас с Гвинн Феррис последними, кто видел мистера Нейлора живым. Примерно в половине шестого он напугал нас, когда заскочил в мой кабинет, чтобы выставить меня лжецом. Все остальные уже закончили работу и покинули офисы "Нейлор – Керр". Причем никто из лифтеров не смог вспомнить, чтобы мистер Нейлор спускался вниз. Заместитель комиссара полиции О’Хара сильно заблуждался, пребывая в полной уверенности, что мы с Нейлором вместе вышли из здания. Тут уж я только плечами мог пожать: переубеждать ирландца – пустая трата времени.
Когда мои запасы фактов и интерпретаций окончательно истощились, я заметил:
– Следует подумать еще кое о чем. Как вам известно, нас нанимали для того, чтобы прояснить причину смерти Мура. Помните свое письмо Пайну? Так вот, расследование привело к непреложному выводу. В глазах копов, по крайней мере. Надо определиться с клиентом. Если мы и дальше станем напрягать ваши мускулы и мои мозги, будут ли вознаграждены наши усилия?
Вульф кивнул:
– Естественно, это приходило мне в голову. Утром я звонил мистеру Пайну. Он, по-видимому, пребывает в некоторой растерянности. Говорит, на понедельник назначено заседание совета директоров, и он сообщит нам о результатах. Кстати сказать, его супруга заезжала повидаться со мной.
– Невероятно! Сесили? Сна ни в одном глазу и на ногах еще до полудня! Что же ей было нужно?
– Не представляю. Возможно, это известно ей, но не мне. Подозреваю, она охвачена истерикой, но как-то умудряется это скрывать. Предлогом для визита миссис Пайн послужило желание узнать, что́ ее брат наговорил тебе за последние три дня. Она хотела услышать точные слова и была готова заплатить за них. Какого дьявола у этой женщины еще водятся деньги, когда она так спешит от них избавиться, для меня загадка. Еще она просила передать, что билеты на бейсбол тебе вручат в четверг или в пятницу. Спрашивала, хорошо ли ты заботишься о своем лице. – Вульф уставил в меня свой толстый палец. – Арчи, эта женщина одержима распутством. На твоем месте я бы тысячу раз подумал, прежде чем принять из ее рук бейсбольные…
В дверь позвонили.
– Она вернулась! – переполошился Вульф. – Только не впускай ее!
Не стоило беспокоиться. Я вышел в прихожую к парадной двери, открыл ее и узрел одно из немногих лиц, созерцать которые всегда приятно. К нам явился Сол Пензер.
– Какого черта? – осведомился я, когда Сол вошел и водрузил свою кепку на вешалку. – Неужто ты споткнулся на фальшивомонетчиках Бэскома и явился за советом?
Сол неизменно деловит. Мне никогда не приходилось видеть его в игривом настроении, но теперь он был, скорее, мрачен и даже не улыбнулся в ответ.
– Мистер Вульф? – спросил он.
– В кабинете. Какая муха тебя укусила?
Он молча двинулся вперед, и я пошел за ним. Сол никогда не усаживается в красное кожаное кресло – не из ложной скромности (дескать, он не заслуживает такой чести), а оттого лишь, что ему не нравится сидеть лицом к окну. Обладая парой самых зорких глаз, из всех что я знаю (не исключая даже Вульфовых), он не любит лишать себя преимуществ полного обзора. В итоге Сол устроился на излюбленном насесте, желтом стуле с прямой спинкой поблизости от моего, и угрюмо заговорил с Вульфом:
– Пожалуй, это самый крупный промах из всех, что я допускал, работая на вас. Может, самый крупный в моей практике.
– Ты имеешь право утверждать это, – вежливо заметил Вульф, – даже если безупречно исполнил мое поручение. По телефону ты сказал, что потерял след. Он сообразил, что за ним наблюдали? Что произошло?
– Все не настолько плохо, – вздрогнул Сол. – Когда я иду за кем-то, люди не часто это замечают. Уверен, что объект не подозревал о слежке. Конечно, мог и подозревать. Теперь-то уж не спросишь. В любом случае он шагал на запад по Пятьдесят третьей улице, по дальней от городского центра стороне, и между Первой и Второй авеню…
– Прошу прощения, – учтиво вставил я. – Мне уйти наверх и вздремнуть или вы соизволите ввести меня в курс событий?
– Он шел за мистером Нейлором, – пояснил мне Вульф.
Уже не впервые босс предпринимал некоторые шаги – сам или с помощью одного-двух внештатных агентов, – не отягчая мой разум знанием об этом. В качестве оправдания он обычно приводил сомнительный довод: я лучше работаю, когда считаю, что все зависит только от меня. На самом же деле Вульф обожал миг триумфа, когда занавес взлетает вверх, открывая взору изумленной публики его в паре с живым тюленем, балансирующим у него на носу. Я давным-давно отказался от мысли выражать по этому поводу недовольство и только переспросил:
– Когда?
– Вчера. Прошлым вечером. Продолжай, Сол.
Сол возобновил свой рассказ:
– Я двигался шагах в тридцати позади, по другой стороне улицы. Два часа объект бродил по городу туда-сюда, делая короткие остановки и ничем не выдавая, что цель путешествия уже близка. Ничего не предвещало такого исхода. Нельзя сказать, что он поглядывал назад, высматривая свободное такси. Эта идея будто внезапно его осенила. Такси миновало меня, а когда поравнялось с ним, он замахал руками. Водитель ударил по тормозам. Объект подбежал к дверце, юркнул внутрь, и такси покатило дальше. Для меня это стало полнейшей неожиданностью. Я бежал за такси до перекрестка со Второй авеню, но на светофоре горел зеленый, и машина не задержалась. Ни одного такси поблизости. Я бежал со всех ног, но либо объект попросил шофера поспешить, либо тот просто любит кататься с ветерком. – Сол скорбно помотал головой. – Признаю, все говорит о том, что он меня заметил, но не могу в это поверить. Мне кажется, он принял решение по наитию. Я не привык особо переживать, когда меня стряхивают с хвоста, всем нам порой приходится терять след, но за три часа до убийства! Вот что меня выворачивает. Даже если признать это невезением, если удача попросту отвернулась от меня, все равно пора уходить на покой. В то время я не подозревал, конечно, что еще до полуночи объект будет убит, и поэтому не сильно расстроился. У меня имелось несколько зацепок. Я наведался в его шахматный клуб и в пару других местечек, но все без толку. Я решил продолжить с утра, отправился домой и улегся спать. А утром, едва увидев заголовки в утренней газете, позвонил вам, и когда вы сказали…
– Выбрось из головы все, что я говорил, – решительно встрял Вульф. Не иначе, готовит очередной сюрприз. Поразмыслив, он спросил у Сола: – Сколько было времени?
– Я прекратил бежать, окончательно упустив такси из виду, в двадцать часов тридцать четыре минуты. Значит, в машину он сел в полдевятого, плюс-минус минута.
– Звони мистеру Кремеру, Арчи.
Я честно пытался исполнить приказ, но Кремера нигде не отыскал. Скорее всего, он отсыпался дома после тяжелой ночи, хотя ни у кого в полиции не хватило бестактности прямо сообщить мне об этом. Мне предложили связаться с капитаном или выбрать кого-то из лейтенантов, но я отверг их всех и согласился на разговор с сержантом Пэрли Стеббинсом. Вульф взял трубку: